Я просыпаюсь в холодном поту Я просыпаюсь в кошмарном бреду Как будто дом наш залило водой И что в живых остались только мы с тобой. И что над нами — километры воды И что над нами бьют хвостами киты И кислорода не хватит на двоих Я лежу в темноте. - Nautilus Pompilius - "Дыхание".
***
«Смотрю на вас и не перестаю удивляться… Как же вы выросли». Теплый голос прошелестел в ушах, сливаясь с шумом ветра. Под ногами багряная пыль. Земля выжжена до золы. Безжизненная пустыня с черными ломаными линиями обугленных деревьев. С каждым вдохом в легких словно раздувался жар, как в жерле печи. Дышать было нечем, но глотнуть свежего воздуха хотелось неимоверно. На коже липко оседала ржавая пыль и лепестки пепла. Закрыть сухие глаза, открыть – все тот же безжизненный пейзаж некогда яркого цветочного поля. Ветер снова шептал свое безучастное: «Уже больше не дети… Ваши глаза – вот, что выдает с головой». Слова ложились на кожу, прожигали насквозь и впечатывались в сознание. Порыв ветра не принес долгожданной прохлады – только донес тяжелый запах крови, поднимающий тошноту из глубины желудка. За спиной раздался знакомый чавкающий звук. Земля пожирала своих детей. Сапоги по щиколотки утонули в вязкой красно-бурой жидкости. «Вы пережили то, что под силу немногим взрослым». Она, наконец, отвела глаза от поднимающейся все выше булькающей жижи под ногами. Перед взором раскинулось бескрайнее пространство в красных и серых оттенках, до самого горизонта устланное фрагментами тел и костей. Над полем брани реяли оглушительно кричащие вороны. Поднимался пар от испустивших дух тел. В воздухе стоял смрад разложения, гнили, крови и жара. Руки по локоть в горячем. Ноздри обожгло очередным медленным вдохом. «Вы проделали такой большой путь. Я так горжусь вами. Хоть мне и хотелось бы, чтобы в вашей жизни появилось что-то большее и светлое, чем постоянные войны». Она медленно обернулась на протяжный тугой скрип и едва слышный стук за спиной. Позвоночник прошило крупными мурашками. Гати-гати. Над кучей распластанных по земле обезображенных тел колоссальной фигурой возвышался огромный скелет. Пустые глазницы сверлили бездонной чернотой. Белые кости, покрытые обрывками мяса и пятнами запекшейся крови, яркими линиями выделялись на фоне багрово-серой пустоши. «Я бы хотел, чтобы у вас был шанс на другую жизнь». До ее слуха, словно сквозь толщу воды, донеслись последние слова Ханнеса, зажатого в костлявой руке скелета. Печальная улыбка на секунду преобразила острые черты, чтобы в следующее мгновение угаснуть. Мощные челюсти смокнулись на мужской шее и рывком отделили голову от тела. Мощный поток крови хлестнул из обезображенного тела, покрывая белые кости всполохами красного. Она почувствовала теплую вязкую жидкость на своих руках, лице и в волосах. Скелет пил кровь, вгрызаясь мощными челюстями в бездыханное тело, мягкое, словно тряпичная кукла. Она видела, как алые реки стекают по пустым полостями тела ёкая. «О Докуро*», - прошептала едва слышно, будто старому другу, с безжизненной улыбкой. Руки с зажатыми клинками опустились вниз. Острия лезвий утонули в кровавом болоте почти наполовину. На мышцы навалилась небывалая усталость. На губах застыла печальная улыбка. Его не победить. Ни порезать, ни взорвать, ни разрушить. Он вечен и безмерно зол. Наконец, ее сражение закончилось. Наконец, можно дать отдых усталым рукам и закрыть глаза. Высушенное бескровное тело Ханнеса упало бесформенной массой почти к самым ее ногам, окатив брызгами крови сапоги. Неподалеку она заметила изломанное тело безликой черноволосой красавицы в некогда белоснежном кимоно. Кимоно пропиталось багровыми пятнами. Так пугала её, а сама теперь лежит искусанная и обескровленная. Ее губы снова тронула усмешка. И до ее ночного кошмара добрался. Он не остановится никогда. Он будет пожирать все, что ей дорого. Его не остановить и не победить. Она запрокинула голову. Она хотела видеть его черные глазницы, пока он пожирает ее… Тяжелые веки медленно приоткрылись. Микаса пару раз моргнула, возвращая четкость зрения. Перед взором – деревянный покатый потолок темной комнаты. Из уголка глаза мокро скатилась слеза и неприятно юркнула в ухо. Она только слегка дернулась от щекотки, все еще не в силах двигаться. Не могла вспомнить, когда в последний раз просыпалась от кошмара, рывком вскакивая с криком как в детстве. Кошмары во сне стали частью каждодневной рутины, наполненной кошмарами наяву, зачастую еще более безжалостными и бессмысленными. Она облизнула пересохшие губы, едва слышно дыша через приоткрытый рот. Глаза постепенно снова заволокло горячей влагой. Она снова моргнула. Справа, у противоположный стены, сонно простонала Саша, переворачиваясь на другой бок. Микаса слегка повернула голову вправо, вглядываясь в девчачью фигуру под тонким одеялом. На полу застыла серебристая дорога от заглянувшего в окно полумесяца, задрожала рябью тень от кроны ветвистого дерева. Какой-то горячечный бред. Безмятежность лунной ночи резко контрастировала с ее кошмаром во сне и кошмаром, случившимся наяву несколько дней назад. После битвы с Райнером и Бертольдом и обнаружения заговора против разведкорпуса капитан Леви в срочном порядке перевез отобранных в свой отряд солдат 104-го подразделения в отдаленную лесную хижину. Микасе все произошедшее казалось каким-то невнятным сном. Она словно наблюдала за всеми событиями последних дней со стороны, ощущая, будто тогда погибла на поле в пасти улыбающегося титана и теперь путешествует со всеми в виде безучастного призрака. Может, поэтому никто ни с кем особо не разговаривал. Какой смысл общаться с призраками? Или ей только казалось, что все вокруг замерло и перестало быть реальным. Только боль в рёбрах после захвата титана, периодически прошивавшая все туловище, напоминала, что она все еще жива. Микаса снова сморгнула горячую слезу на щеку. А если бы тогда и вправду умерла? А ведь это казалось идеальным моментом. Битва была почти проиграна, большая часть солдат полегла обезображенными телами на цветочных равнинах, словно по жестокой иронии. Она ранена, ни единого пути к отступлению, на глазах раздирают тело единственного близкого взрослого, вокруг титаны, которые словно множатся с каждым убийством. Буйство красок и крови. Она успела сказать самое главное. Успела отблагодарить, успела поделиться сокровенным, глядя в его зеленые глаза. Это был идеальный момент, чтобы погибнуть. Не испытать еще большей боли и лишений, завершить свой бой как раз вовремя. Но Эрен всегда вел сюжет по своим правилам, и их игра не закончилась. Вынул неожиданный для самого себя козырь из рукава. Игра продолжалась. Как в детстве. Микаса тяжело сглотнула вязкую слюну. В детстве. Пожалуй, их детство навсегда кончилось в тот момент, когда тело Ханнеса разорвали напополам. Последняя нить, связывавшая с относительно беззаботным временем, оборвалась, окропив цветочный луг горячей кровью. Чудовищная ирония. Как в детстве, когда она придумывала перед сном множество разнообразных сюжетов с юрэй и ёкай, представляя себя бесчувственным чудовищем, а теперь эти чудовища обрели плоть и кровь. Они сломали стену, сожрали тетю Карлу, убили множество их товарищей, преследовали и пытались убить и их. Монстры вырвались из темного колодца ее фантазий и начали преследовать в реальности, а ей приходилось взаправду разрезать их горячую плоть и раз за разом обливаться их тошнотворной кровью. Несколько дней назад она поймала себя на мысли, что не может больше найти покоя в ужасных фантазиях. Теперь перед сном она безотчетно, с каким-то лихорадочным непониманием, кого просит, падала на колени и начинала срывающимся шепотом молиться. Глядела на луну, жмурилась, пытаясь успокоить биение сорвавшегося сердца, и горячо шептала в сложенные руки. Лишь бы выжить, лишь бы выжил он, лишь бы больше не потерять никого. Понимала весь абсурд ситуации и несбыточность своего желания. Помнила, что еще несколько дней назад готова была умереть посреди цветочного поля. Однако все равно продолжала срывающимся шепотом умолять кого-то защитить и сохранить их всех. Раз Эрен не дал ей умереть там в тот идеальный момент, значит, их сюжет принимает более серьёзный оборот. Значит, она должна быть готова к тому, чтобы выжить самой и спасти его и всех остальных любой ценой. Значит, она должна стать еще сильнее, еще безжалостнее и увереннее. Она должна помнить свою цель и не проявлять лишних эмоций. Должна забыть о страхе и желании умереть. Цена любой маленькой ошибки слишком высока. У нее уже забрали родных мать с отцом, приемных родителей, Ханнеса. Любая слабость, малейшая ошибка и следующим может стать кто угодно: Саша, Жан, Конни... Армин, Эрен. От последней мысли тело пробила мелкая дрожь. Микаса рывком села, тут же слегка согнувшись от пронзившей ребра боли. Все равно решительно поднялась с кровати и, захватив кофту, осторожно вышла из комнаты, направляясь к выходу из хижины. Ночная прохлада легла на кожу влажной свежестью. Микаса с блаженством сомкнула веки, подставляя лицо легкому ветру и свету луны, стоя у прикрытой двери хижины. В комнате было ощущение, словно она никак не может вдохнуть полной грудью. Словно всю грудную клетку сковали стальными обручами. Теперь стало немного легче. Помотала головой, сгоняя наваждение, и, окинув беглым взглядом местность с пригорка хижины, обогнула ее, направляясь на задний двор. Снова огляделась. Глаза медленно просканировали заросли кустов и деревьев, окружавших тихую хижину. Где-то вспорхнула потревоженная ночная птица, скрипнул ствол дерева от слабого порыва ветра, зашелестели листья. Микаса кинула на землю кофту, оставаясь в одном ночном топе. Легла на спину сверху нее, чувствуя, как кожа мгновенно покрывается мурашками от холода и сырости травы. Пару раз выдохнула и крепко сжала зубы, напрягая пресс, чтобы поднять верхнюю часть тела. Ребра прошило болью. С коротким глухим стоном упала обратно на землю. Попыталась снова, но боль в очередной раз прошила в районе пояса. Ладони раскинутых в стороны рук крепко сжали пучки травы вместе с землей, задрожали. Микаса крепко стиснула зубы, чувствуя, как грудь начинает распирать от начинающихся бессильных рыданий. Грудная клетка начала часто подниматься, дыхание стало быстрым и поверхностным. Она ощутила приближение паники, в глазах снова стало горячо и мокро. Где-то на периферии темная высокая фигура превратилась в гремящего костями О Докуро, обливающегося горячей кровью на фоне звездного неба. Микаса зажмурила глаза до цветных пятен, стиснула зубы. Земля забилась под ногти. Она мысленно представила, как колоссальный скелет откусывает голову Эрена, и его родные зеленые глаза закрываются навсегда. Из крепко сжатых зубов донеслось животное рычание. Она снова напрягла пресс и рывком поднялась, игнорируя жгучую боль в ребрах и упрямо продолжая поднимать и опускать туловище, воображая перед мысленным взором жуткую картину смерти. Когда мышцы живота начали знакомо гореть от упражнений, наконец, поднялась на ноги и вынула нож из-за голенища сапога. Заученными точными движениями принялась наносить удары по стволу ближайшего дерева, ловко перекидывая оружие из руки в руку и меняя позиции. Она почти перестала замечать отголоски боли в ребрах, слыша только назойливый стук собственной крови в ушах. - Какого черта ты делаешь? – нож чуть не выскочил из дрогнувшей ладони. Она резко обернулась, машинально выставив руку с зажатым лезвием перед собой. Сонный Эрен даже не посмотрел на лезвие у своей шеи и отодвинул ее руку сторону. Микаса неловко выпрямилась, отступив на шаг. Так увлеклась, что даже не слышала, как он вышел из дома. Лишь бы глаза не были красными от слез. Она несмело посмотрела на него исподлобья. Он все еще стоял метрах в двух от нее, глядя изучающим взглядом из-под сдвинутых бровей. Ветер слегка трепал отросшую челку. Радужки потемнели из-за недостатка света, а черты заострились. Микаса вдруг поймала себя на мысли, что впервые видит, как он вырос. Стал выше, шире в плечах, но главное – взгляд. «Уже больше не дети… Ваши глаза – вот, что выдает с головой». Микаса вздрогнула. - Что ты делаешь? – медленно повторил Эрен, терпеливо прикрывая глаза. - Я… мне не спалось, - без старания соврала, поворачивая к нему боком, чтобы не смотреть в глаза. Эрен так же шагнул в сторону, снова оказываясь перед ней. - Ты совсем сдурела? У тебя три дня назад было серьезное ранение. И способности к быстрой регенерации у тебя нет. В могилу себя загнать решила? – Микаса слегка вздрогнула. Они не разговаривали, казалось, с того самого дня, как потеряли Ханнеса. Не обсуждали. Теперь косвенное упоминание смерти неприятно резануло по нутру. Мелькнула мысль, что у него и голос словно повзрослел за эти несколько суток. - Я не могла уснуть, - снова повторила Микаса. – Решила использовать это время с пользой. От постоянного лежания мое тело не восстановится быстрее. Эрен молча посмотрел на нее немигающим взглядом. Прикрыл глаза и тяжело выдохнул, отворачиваясь. Она посмотрела ему вслед, глядя в удаляющуюся спину. Вдруг он обернулся. - Хватит себя так вести. - Как? - Прикидываться, что тебе все равно. Словно никто не понимает, что ты чувствуешь. Не ты одна потеряла близкого человека, - острым взглядом малахитовых глаз резанул напоследок и все-таки растворился в темноте. Микаса так и замерла, прижимая к груди нож. Не могла отвести взгляда от темноты, в которой исчезла его фигура, слушая стук собственного сердца в ушах. Ветер слегка усилился. Зашевелил ветви почерневших кустов и деревьев. Гати-гати. Вдруг все звуки исчезли, уши плотно заложило. Микаса широко раскрыла глаза, сжимая рукоять лезвия. Из темноты ночного леса на нее неотрывно смотрели приближающиеся глазницы О Докуро...***
Громкий короткий стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Микаса рывком подняла голову, сонно озираясь. Их с Сашей комната была залита солнечным светом, под которым кружились пылинки. Прошедшая ночь показалась сном. Пошарив под подушкой, Микаса нащупала нож, который она сжимала во сне. Какой-то бесконечный горячечный сон. Свободное падение в кошмар. - Ты… ты меня… Ай! – Саша широко зевнула, сонно натягивая юбку. – Ты меня слышишь вообще? - Нет, - Микаса потерла слипающиеся глаза и села. - Я говорю: капитан коротышка всех поднимает заниматься хозяйством. Говорит, если мы свиньи, то можем идти на ближайшую ферму, а если люди, то, мол, будьте добры убраться. Микаса повела плечами, испытывая неприятные ощущения, как после тренировки. Не приснилось все-таки. Поднялась с кровати, выглядывая в окно. - Я-то думала, это нам отпуск за недавнюю битву. Отдыхать там, сил набираться. А он со своей уборкой. Нам вообще разве не полагается отпуск по закону? – Саша встала рядом с Микасой, так же глядя в окно на залитый светом квадрат двора. - Вряд ли, - ровным голосом ответила Микаса. Саша тяжело вздохнула, отходя к двери. - Жаль. Давай спускайся, там вроде что-то поесть сделали. Спускаясь по лестнице, она сразу услышала оживленные разговоры с кухни и замерла, вслушиваясь. Был слышен негромкий смех, очевидная молодость отражалась во все еще слегка по-детски звонких голосах. Тема обсуждения – самая бытовая: стряпня, которую Армин и Эрен помогали готовить Хистории. Так буднично и спокойно, словно это солнечное радостное утро – одно из многих, еще предстоящих им. «Хватит вести себя так, словно тебе все равно. Словно никто не понимает, что ты чувствуешь». Микаса сжала перилла ладонью. Так почему она чувствует, словно отделена от этого солнечного утра прозрачным экраном? Почему не может смеяться и обсуждать глупости со всеми? Почему даже сейчас, стоя по утру на лестнице в затерянной хижине, она чувствует пристальный взгляд черных глазниц на своей спине? Может, потому что на самом деле воли к жизни в ней все-таки нет, и она сама себя в этом обманывает, пытаясь бороться? Она помотала головой, ощутив легкий приступ боли в виске, и спустилась. Жан учтиво спросил, хорошо ли она спала, заметив тени под ее глазами. В гомоне обсуждений Эрен и Армин расставляли тарелки с едой, которую накладывала Хистория. Микаса перехватила непонятный взгляд зеленых глаз, когда Эрен ставил перед ней тарелку. Он так ничего и не сказал, снова отходя. За завтраком ком в горло все так же не лез. Она, опершись на руку, гоняла вилкой кусочки жаркого по дну тарелки, выдавливая слабую реакцию на обсуждения товарищей. Эрен сидел напротив и очень вовремя отводил взгляд, когда она поднимала на него свой. Он так же пытался участвовать в разговорах, улыбаться и смеяться с шуток, но Микаса видела все тот же неизменный взгляд в его глазах. Все та же непонятная смесь серьезности, отчаяния и неожиданной взрослости. Микаса с трудом смогла доесть свою порцию, поблагодарила Хисторию за старания, получив слабую улыбку в ответ. Сделала пару глотков достаточно неплохого чая с какими-то травами, подняла взгляд и замерла. Эрен, сцепив руки под носом немигающим взглядом смотрел ей в глаза. Раньше, в детстве, она чувствовала, что его взгляд обычно передает неумолимый поток энергии, выказывает азарт и обнажает озорную свободолюбивую натуру. Сейчас она чувствовала, будто бесконечно долго падает в темную зеленую бездну. Будто что-то незнакомое и таинственное глядело на нее из глубины его глаз, затягивая все глубже в омут. - Леви вернется через пару часов. Надо наколоть дров, убраться хотя бы на первом этаже и сделать обед до его возвращения. Мы с Армином и Сашей сходим на рынок, - послышался словно толщу воды голос Жана. Конни глухо выругался, сетуя на педантичность капитана. Микаса не разобрала его слов, утопая в омуте своих мыслей и глазах напротив, как тогда во сне, когда смотрела в черные глазницы О Докуро. Она резко встала, сморгнув наваждение. - Я займусь дровами. Зеленые омуты заморгали. Конни удивленно уставился на нее. Микаса поняла, что в комнате уже почти никого не осталось. - Отлично! Я помогу! А потом займусь обедом, – Хистория неожиданно подбежала, с надеждой в глазах и улыбкой глядя на нее. На заднем дворе Микаса первым делом окинула взглядом дерево, изрезанное ею ночью. Не сон. Совместными с Хисторией усилиями нарубили крупных веток деревьев, пробродив по лесу около получаса. Затем притащили к заднему двору найденную неподалеку колоду и колун. Микаса, скинув кофту, обхватила рукоять покрепче, развела руки и принялась колоть набранные чурбаки, периодически косясь на сидящую рядом на бревне Хисторию. Та думала о чем-то своем, невидящим взглядом смотря перед собой. Солнечный свет запутался в золотистых волосах и оживил ярко-голубые глаза. - Тебе тоже кажется это странным? Микаса подняла на нее взгляд, утирая ладонью лоб. Спустя двадцать минут молчания Хистория решила заговорить. - Что именно? - Ну, - девушка обернулась, - еще каких-то четыре дня назад мы сражались за свои жизни, а сейчас убираемся в хижине. Это странно. - Может быть, - Микаса сдула прядь волос с лица, снова берясь за работу. - Я тогда убила своего первого титана, - тихо заметила Хистория, разглаживая складки на юбке. – Я никогда этим не бредила. Но пришлось, иначе… - Убили бы тебя, - Микаса снова обрушила топор на обрубок дерева, раскалывая надвое. - Да. И не только меня, - уже тише добавила она. – Я… я все еще не знаю, что сейчас с Имир. И это самое странное. Микаса ничего не ответила, покосившись на нее. Упоминание Имир не вызвало никаких эмоций. Вся злость на предательство некогда боевых товарищей ушла в землю вместе с кровью титанов. - Я не успела с ней по-человечески попрощаться, - сдавленным голосом продолжала Хистория. – Я вообще не думала, что придется прощаться. Она всегда была рядом, а теперь ее нет, и я все прокручиваю в голове наше с ней прошлое и… Все теперь совсем по-другому. Но мне бы хотелось увидеть ее когда-нибудь снова. - Мне жаль, - получилось совсем сухо и без эмоций. Микаса снова ударила топором по дереву, на этот раз чуть сильнее. Она понимала, что надо поддержать, но не могла выдавить из себя ни эмоций, ни слов. Хистория долгим внимательным взглядом посмотрела на нее. - Мальчишкам не хотела об этом говорить, они наверняка еще злятся на Имир. А ты… Что ты чувствуешь, Микаса? Микаса поймала взгляд голубых глаз. Распрямилась и выдохнула. Что она чувствует? Чувствует, как в груди зияет пустое пространство, в котором когда-то будто что-то было. Очень давно. - Ничего. - Так не бывает, - девушка слегка улыбнулась. – Человек всегда что-то чувствует. Если он не мертв, конечно. Микаса сглотнула, прикрывая глаза. Может, она и умерла на той поляне. По крайней мере, частично. - Я знаю, что Ханнес был вам с Эреном не чужим человеком, - мягко продолжала Хистория. – Мне жаль, что так получилось. Правда. Она легонько коснулась ее ладони на рукояти колуна своей. Микаса сжала зубами щеку изнутри, не глядя на девушку, и только кивнула.***
Вернувшийся к обеду капитан Леви не полностью удовлетворился работой подчиненных, но решил дать им отдохнуть какое-то время до вечера. Сам же занялся на пару с Ханджи исследованием возможностей тела Эрена в форме титана, уйдя поглубже в лес. Вечером же, после нехитрого ужина и введения в курс дела, под общий тихий стон торжественно выдал метлы и тряпки для уборки второго этажа и моющие средства для посуды. Микаса убирала спальни второго этажа вместе с Эреном, Конни и Сашей, пока остальные занимались первым этажом и посудой после ужина. Монотонный шорох метлы по деревянному полу спальни постепенно ввел ее в своего рода транс, в котором снова отошли на второй план все голоса и звуки наполненного людьми дома. Она почти немигающим взглядом глядела в пол, бездумно метя невидимый сор. В какой-то момент рыже-коричневый цвет дерева стал размываться и багроветь, становиться вязким и скользким. Сапоги запачкало брызгами от метлы, разметавшей багровые капли своими движениями. Густой пар и зловоние гниющих тел начали наполнять комнату, вытесняя ее очертания и заменяя на бескрайние поля, раскинувшиеся до самого горизонта. Где-то там, вдалеке за черту кровавого марева разодранных тел садилось округлым, раскаленным добела шаром солнце, удлиняя тени обожженных голых деревьев. Раздался звук чавканья. Тела начали медленно и безучастно плавать в пузырящейся жиже. Продолжая монотонно мести кровавую кашу из грязи, костей и плоти, она подняла взгляд, вглядываясь в развороченные тела. Обезображенное лицо Жана с порванным ртом. Лицо Ханджи с выдавленным глазом. Бритая голова Конни, проломленная насквозь. Разодранное пополам тело Саши. Лица Армина, Леви и Хистории, гниющие в кровавой жиже. Микаса с трудом отвела взгляд от темно-каштановой макушки. Гати-гати. С линии горизонта, переваливаясь с характерным стуком, приближался О Докуро, оттеняемый закатным солнцем. Все вокруг стало красным. Его колоссальная фигура крепла все сильнее, обрастала кровавыми мышцами, ошметками кожи, фрагментами глаз и конечностей; с каждым шагом он становился все больше с новым поглощенным телом непогребенного солдата. Ноздри обожгло раскаленным воздухом на вдохе, когда он оказался напротив нее и медленно опустил череп с зияющими черными глазницами и кровавыми зубами. Микаса продолжала мести по инерции, с ужасом понимая, какой глупостью она занимается. Он смотрел на нее, он лишил ее всего и собирался оборвать ее жизнь. Она пыталась прибрать своей метлой кровавую жижу, притворяясь, что жизнь продолжает идти, нужно только убрать кровь и тела. Бессмысленно. Микаса замерла, снова запрокидывая голову. Черные глазницы неумолимо приближались, пока все вокруг не поглотила тьма… Она пошатнулась, едва устояв на ногах. Темнота в глазах начала рассеиваться. На ее ладонь сверху легла чужая, крупнее и гораздо теплее ее собственной. Микаса дернулась, отнимая руку от бока кровати, и поднимая непонимающий взгляд на Эрена. Тот распрямился и непонимающе уставился на нее. - Что? – она огляделась по сторонам. Они остались одни, солнце за окном успело сесть. - Я подниму, - объяснил он, кивая на кровать. - Надо же везде подмести, а то Леви нам мозги вышибет. Микаса, наконец, вернулась в реальность, тяжело вздохнув и заморгав. О Докуро почти сцапал ее. - Не надо, Эрен, она тяжелая, - Микаса привычно отмахнулась и наклонилась к кровати, чтобы поднять, выцветшим взглядом глядя перед собой. - Блять, да сколько можно? – она удивленно замерла, переводя на него взгляд. Он знакомо смотрел тяжелым взглядом незнакомых взрослых глаз. - Прекрати уже. Мне давно не пять лет, - он шумно выдохнул и добавил чуть тише, отводя взгляд. - Рыцарь должен быть опорой в трудную минуту, а не «давай сама». По нутру неслабо полоснуло. Микаса распрямилась, прокашлявшись и слегка ныряя в шарф от странного ощущения соприкосновения с чем-то далеким и забытым. Словно другая жизнь. Эрен, не дождавшись дальнейших возражений, молча схватился за низ кровати, приподнял ее повыше, чтобы девушка смогла достать метлой, и замер. Микаса чуть склонилась, осторожно выметая сор. Глаза то и дело цеплялись за напрягшиеся мышцы его согнутой руки и переплетения вздувшихся вен. Где-то внутри слабым отголоском ощутила жар. Наклонилась ниже, загоняя метлу поглубже. Глаза, снова невольно дернувшиеся вбок, ухватили полоску обнаженной кожи под задравшейся рубашкой, линию пресса и дорожку волос. Микаса прикусила щеку изнутри и ударилась головой о низ кровати, слишком стремительно попытавшись вылезти из-под нее. - Ты нормально? – Эрен приподнял брови. Она кивнула, пытаясь спрятать смущение. Такого раньше не бывало. Вот ведь еще не хватало. - Готово, - сдавленно сказала. Эрен кивнул в ответ, огляделся и пошел собирать принадлежности для уборки. Микаса молча наблюдала за ним, вцепившись в метлу. Комната, залитая рыже-красным светом свечных ламп, снова начала приобретать зловещие очертания. Черный квадрат окна вдруг показался глазницей О Докуро, замершего прямо напротив дома. Он нашел ее и здесь. Сердце бешено застучалось, в глазах сделалось горячо. - Идешь? – проходя мимо, бросил Эрен. Микаса не ответила, вглядываясь в черный квадрат. Едва ли не инстинктивно обернулась и успела схватить ладонь уходящего Эрена. Он удивленно замер, оборачиваясь. - Постой. Мне надо что-то сказать, - не поднимая глаз, ощущая похолодевшей спиной взгляд черных глазниц на своей спине, пробормотала она. Голос дрожал. Эрен развернулся к ней полностью. Микаса глубоко вдохнула, понимая, что от мелкой дрожи по всему телу с ресниц на щеку все-таки упала слеза. Запоздало подумала, что он вряд ли вообще видел ее плачущей, но остановиться уже не могла. Рука до побеления костяшек сдавила край рубашки. - Я… я… - частое прерывистое дыхание мешало говорить и без того дрожащим голосом, она зло стерла с щеки слезу. – Мне больше не помогают кайданы. Я каждую ночь вижу смерти, кровь и чудовищ во сне, а теперь еще и наяву. Вокруг один сплошной ад. И мы в нем. И я ничего не могу сделать. Мне очень страшно. Я даже сейчас вижу его. О-он О Докуро. Эт-то ёкай, он питается болью и злостью… он т-там, где умирает много людей, там, где много крови. Я-я вижу его везде. Я чувствую, как он смотрит на меня. Даже сейчас. Я б-боюсь потерять еще больше. Я так… так хотела, чтобы тогда все кончилось. А когда Ханнес… - ком в горле стал ощутимее, и она с ощущением позорной слабости глухо простонала, так и не поднимая взгляда. Не смогла сдержать всхлип. – Мне снилось, как он жрет его. Я… бля-ять, - зажмурилась, позволяя слезам все же вытечь, - я скучаю по не… Она не успела договорить, ощутив, как руки Эрена с силой притянули за плечи и накрепко впечатали в его тело. Она умолкла, широко раскрытыми глазами видя только часть его шеи и ощущая горячие ладони на затылке и чуть выше поясницы. Ее все еще ощутимо трясло, из-за чего Эрен стиснул объятья посильнее, осторожно поглаживая ее по голове. Микаса зажмурилась, тихо всхлипывая в его плечо. - Прости, я знаю, что тебе тяжелее, чем любому из нас, а я тут… - она глухо начала оправдываться. - Прекрати, - по коже спины мигом пронеслись мурашки от ощущения теплого воздуха, касающегося с его словами ее шеи сбоку. – Мы оба потеряли достаточно. Не надо извинений, оправданий и прочего дерьма. Надо, чтобы ты говорила мне, если что-то происходит. Мы ж, блять, не чужие люди. Микаса тяжело сглотнула, чувствуя, как тепло болезненно опаляет края ее зарубцевавшейся пустоты в грудной клетке. Невыносимо больно, едва сдержишь еще большие рыдания. Она осторожно высвободила свои, зажатые между их телами руки, и несмело обвила талию Эрена, крепко прижимая ладони к его спине. Он слегка выдохнул в ее шею, снова посылая мурашки по коже. Микаса, разморенная бессонными ночами и измученная кошмарами, слегка расслабилась в крепком кольце теплых рук, все еще слегка дрожа. Она со слабым удивлением подумала, что, казалось, это первый раз, когда он обнимает ее настолько крепко и сам инициирует контакт. Мальчишка, которого нельзя трогать. Она ощутила, как он начал слегка покачивать их, уткнувшись носом в ее плечо. Быть в его объятьях оказалось неожиданно приятно, даже слишком. До того приятно, что мысли перестал занимать глядящий в окно О Докуро, а низ живота начало незнакомо сводить ощущением жара. В его руках стало слишком тепло и приятно, словно все так, как должно быть. Она могла бы провести так вечность. Микаса приоткрыла глаза, снова косясь на черный квадрат окна. Пусть сейчас он отступил, пусть сейчас она обеими руками держится за спину Эрена, но все это лишь иллюзия нормальности и той самой жизни, которой им желал Ханнес. Жизни, где есть объятья, первые робкие чувства, горячий жар внизу живота, смех по утрам в залитой солнцем кухне и обсуждение глупостей с друзьями. Мир без титанов. Она вдруг с пронзительной четкостью осознала, как, должно быть, странно им сейчас пытаться играть в рыцаря и принцессу, обнимать друг друга, стоя посреди залитого кровью и трупами поля. Как было иронично, что она безотчетно тянулась поцеловать его, пока улыбающийся титан пил кровь Ханнеса. Как и сказала Карла, они смогли найти компромисс. Жизнь подарила им игру, в которую могут играть и ее чудовища, и его рыцари, сражаясь бок о бок, переплетя кошмарный кайдан и волшебная сказку. Она устало прикрыла глаза, ощущая его пальцы, аккуратно зарывающиеся в волосы на ее затылке. Позволила себе насладиться еще парой минут этого обманчивого счастья. Непозволительная роскошь для солдата – испытывать подобные чувства. Она знала, что О Докуро продолжал смотреть своими черными глазницами и только ждал момента, когда она потеряет контроль. Она уткнулась носом в шею Эрена и глубоко вдохнула запах его кожи, позволяя себе сохранить это воспоминания на всегда и с болью снова отпустить робкое тепло из своей пустоты.У нее было правило: Не доверять тем, кто собой заслоняет свет. Я снял с нее платье, А под платьем - бронежилет. Когда кончится музыка, Возьми пистолет и жди крика совы. Я приду умереть от любви, Чтобы утром проснуться живым. - Сплин - "Черный цвет солнца".