house of memories

— И куда мы едем? — Га Он вертел головой, пытаясь разглядеть, сориентироваться в мелькающих улицах, но если Ё Хан уже хорошо ориентировался в новой стране, то младший путался даже в походе до ближайшего магазина. — Ты скоро узнаешь, сиди смирно и постарайся не удушиться на ремне безопасности, — мужчина спокойно выворачивает руль, сворачивая на нужном повороте, хотя чувствует подозрительный взгляд на себе. Улыбка не сходит с лица, потому что Ким так и продолжает ёрзать на месте, хоть и молчит, а старший засекает время мысленно до нового потока вопросов. Га Он не отличался терпением, вечно пытался быть быстрее планеты всей, а Ё Хан был полной противоположностью, взращивая и доводя терпение и спокойствие до полного абсолюта. — А долго ещё ехать? — парень выдерживает не более десятка секунду и Ё Хан не выдерживает, тихо смеясь, кидая короткий прищуренный взгляд на пассажира. — Мне казалось, что ты любишь сюрпризы. Ответа так и не следует, а Ким просто складывает руки на груди и отворачивается к стеклу, упираясь в него нахмуренным взглядом, под смешки старшего. Кан готов признать, что не силён в устраивание сюрпризов, если это не касалось чётко продуманного плана по свержению кого-либо из власти. С Элии всё было просто, в конце концов, они были родственниками и племянница во многом набралась от него привычек и манер поведения, поэтому мужчина просто получал список необходимых подарков, почти заверенный и подписанный у нотариуса, они пожимали с младшей руки за хорошо проделанную сделку и каждый расходился по своим делам. Ё Хан проделывал такое и с Га Оном: просто кидал в руки часы, как подачку, постфактум покупал машину, записывая её на Кима, пока тот хлопал глазами и даже присаживался на ступеньки их нового дома, когда перед ним стояла новенькая модель дорогого авто. Всех, кажется, всё устраивало, и даже сам Га Он смирился с ценниками на покупках, хотя изначально готов был в обмороки падать от баснословных сумм. Младший понимал и делал своему мужчине скидку, ведь тот просто не умел по-другому и со временем пришло смирение, но Ё Хан хоть и был прожжённым до мозга костей, выстроив линию поведения за долгие годы, но всё равно любил учиться новому. Мужчина видел, когда они, по просьбе младшего, сидели в небольшом парке с приторным мороженным, чтобы Ким привыкал к местности, как глаза младшего сверкали, а губы, перемазанные в пломбире, растягивались в улыбке, видя проходящие мимо парочки: как парень мог попросить девушку подождать, чтобы убежать и вернуться с небольшим букетом кустовых ромашек, сорванных, кажется, с клумбы. Ё Хан честно старался понять счастье, отразившееся на лице девчушки, но мог только хмурить брови и чесать кончик носа в непонимании. Можно было заказать огромный букет в ближайшем салоне, который будет в твоих руках в нужное время и дату, но ради эксперимента он однажды просто сорвал небольшой полевой росток, засунув его Га Ону за ухо и тот светился так, что старший боялся до конца жизни видеть солнечных зайчиков под веками. Обычные и банальные вещи: помощь в посадке кучи кустов и растений в их саду, сваренный Ё Ханом рамён, когда младший заболевал и хотел почувствовать частичку Кореи хотя бы через еду — всё это было для парня ценнее, чем новый автомобиль или купленная и сделанная на заказ дорогая одежда. Ё Хан долго не понимал, но учился постепенно, привыкая к новым обстоятельствам. Суровые реалии остались далеко за пределами Швейцарии и не было смысла продолжать идти по выверенной годами тропе. Кан впервые снова захотел почувствовать призрачное счастье, тёплое и мурчащее, даже если когда-то считал подобные эмоции глуповатыми и бесполезными. В конце концов, Элия и Га Он заслуживали жить бок о бок с эмоционально стабильным человеком, а не ледяной глыбой, что отрицала даже возможность обычных семейных посиделок за коробкой мороженного под глупый романтичный фильм. — Мы приехали, можешь наконец выдохнуть. — отстегнув ремень, Ё Хан выбирается из машины, краем взгляда наблюдая за заинтересованным младшим. Ким вертел головой, вчитывался в вывески и кутался в мягкое бежевое пальто, вздрагивая от перемены температур, до сих пор не привыкнув к прохладе Швейцарии. Скользя взглядом по прямой спине, Ё Хан открыто улыбался, наконец перестав скрывать это. После переезда Га Он будто стал ещё более плюшевым: даже дома выбирал светлые оттенки в одежде, кутался в мягкие свитера и льняные белые брюки, а от статического электричества его волосы превращались в небольшое облако, которое парень усиленно приглаживал, хоть и знал, что чужие тёплые пальцы снова зароются в волосы на макушке, чтобы их растрепать. У Кана щемило сердце, заходясь почти в истерии, ведь менялся не только он. Ким тоже делал шаг за шагом, открываясь и переставая прятаться за выстроенные годами маски. В годовщины смерти родителей и Су Хён тот впадал в лёгкую меланхолию, часто надевал наушники и допоздна сидел на веранде, наблюдая за покачивающейся листвой их яблонь, в итоге ночью приходя в родные объятия, чтобы выплакаться. Он тоже учился быть открытым, привыкая к мысли, что больше не нужно притворяться, а Ё Хан отвечал тем же — мог часами, шепотом, в тёмной спальне, прижимать тёплое тело ближе к своей груди, рассказывать о своём старшем брате и слёзы больше не застревали в горле невыплаканной солью, а стекали позволительно по острым скулам. Им нужно было научиться проживать горе, когда-то пережитое по одиночке, вместе. Небольшое помещение, окрашенное в чёрно-белых тонах, с кучей эскизов и постеров, заставляет младшего замереть прямо в дверном проёме, так и не переступив порог, — Тату-салон? Серьёзно? — парень стягивает пальто с плеч, накидывая его на вешалку у стены, но взгляд с Ё Хана не сводит, — Мне казалось, что ты против татуировок. — Разве? Тебя натолкнуло на эту мысль то, что я лишь однажды спросил тебя про "ошибку молодости"? — мужчина не скрывает ухмылки, пока щёки Га Она предательски краснеют и он закатывает демонстративно глаза. Парень помнит, как впервые показал кому-то чернильные мазки на своём плече, сделанные в порыве подросткового бунтарства. Ё Хан тогда выглядел незаинтересованным, но сейчас, каждый раз, прижимая младшего грудью к стене, столу или кровати, тот любовно проходился сухими горячими губами по тонким линиям рисунка, прикусывая слегка чувствительную кожу зубами. Га Он считал, что ему казалось, пока Кан не стал вырисовывать линии крыльев небольшой птицы кончиками пальцев, когда они лежали на большой кровати в их спальне, обсуждая прошедшие дни или горькое прошлое, и мужчина успокаивал сам себя, монотонно оглаживая небольшой рисунок. Возможно, Ё Хану нравилось его тату, но чтобы сделать что-то подобное на себе — такое в голове Га Она не укладывалось, сколько мысль не верти под разными углами. Осматривая помещение, парень слышал удалённый разговор старшего с мастером, что был тут и за администратора, пока более громкий родной голос не окликнул его, вырывая из раздумий. Ё Хан уже восседал на кушетке, обмотанной плёнкой, и расстёгивал верхние пуговицы на своей рубашке, оголяя шею и ключицы, вынуждая младшего даже немного залипнуть. Они вместе уже так долго, выучили друг друга вдоль и поперёк, но Ким до сих пор замирал оленем перед фарами, когда видел своего мужчину. Кан обладал какой-то внутренней харизмой, подкрепляемой крепким телом и красивым лицом с выразительными губами и острыми скулами, и Га Он до сих пор сыпался, чувствуя, как подкашиваются его колени. Периоды беспробудной страсти прошли, оставляя после себя шлейф всепоглощающей нежности и трепета, но он всё равно ощущал себя подростком в пубертате рядом с мужчиной. — Кусай. Мысли пролетают в голове со скорость протона в магнитном поле и юноша правда стал ощущать себя зверьком, замершим перед несущимся на него автомобилем, — Чего...? Даже мастер тихо усмехается в кулак, уходя за кофе, и, похоже, единственный, кто ничего не понимает — это Ким Га Он. Ё Хан любил парня, но не мог не подтрунивать и не подстёгивать его, зная, как тот бурно реагирует, вспыхивая за долю секунды. Краснеет, упирая руки в бока, хмуря брови, а мужчина веселится, склоняя голову набок, из под чёлки наблюдая за пыхтящим юношей. Тыкая пальцем в собственную шею, мужчина смеётся, видя округлившиеся глаза Га Она, грозящие выкатиться из орбит. — А что непонятного? Я ведь сказал — кусай. Киму кажется, что они в каком-то юмористическом шоу и старший издевается над ним, но всё равно подходит, положив прохладную ладонь на лоб ухмыляющегося мужчины, ведь тот либо поехал головой, либо серьёзно заболел, не иначе. Ё Хан хмыкает, притягивая мальчишку ближе, устраивая между своих разведённых бёдер, как в капкан, обвивая талию руками покрепче. Это так привычно, что Га Он тут же хватается за крепкие плечи, обнимает за шею, но выглядит всё равно максимально ничего непонимающим. Ё Хан и сам не понимает, что делает. Элия восторженно делилась с ним видеороликами мастеров, где главным трендом было запечатление укусов на коже посредством тату машинки, как клеймо. В первый раз мужчина только пожимал плечами, отмахиваясь, но вскоре мысли, похожие на пчелиный рой, не давали спать спокойно и даже по кончикам пальцев проходились микро разряд от одного представления следов зубов мальчика на собственной коже. Кан Ё Хан был собственником, жадным и требовательным, но и Ким Га Он никогда от него не отставал. Прижимаясь ближе к горячему телу, выгибаясь под ним до хруста в позвоночнике, младший, не жалея, оставлял на ключицах и бьющейся жилке на шее мужчины яркие отметины с примесью боли и наслаждения, пока его бледные бёдра покрывались следами от пальцев. Га Он был нежным и ласковым большую часть времени, но иногда превращался в обезумевшую фурию, в последствии краснея, ведь Ё Хану стыд был не знаком явно с рождения и он даже не пытался скрыть яркие следы их ночей, пока Элия смотрела на них с хитрым прищуром, смущая младшего хёна, что не мог нормально сидеть от оставшихся следов ладоней старшего, покрывающих кожу бёдер и ягодиц. Отношения Ё Хана и Га Она были наполнены трепетом и тактильностью, схожей с приторностью сахарной ваты, но это не мешало им остервенело срывать с друг друга одежду, оставляя на коже собственные метки. — Какого, собственно, хрена происходит? Вполне серьёзный вопрос, но Ё Хан смеётся хрипло, жмурясь, каждый раз веселясь от несдержанности младшего, что морщит нос и выглядит обиженным на весь белый свет. Боже, он так любит этого мальчишку. — Сюрприз? — просто пожимает плечами, будто это само собой разумеющееся — привезти младшего с утра пораньше, выдернутого из вороха тёплого одеяла, в тату салон и попросить укусить себя. Более обыденного утра в жизни Кан Ё Хана точно быть не могло. — Если ты мне сейчас же ничего не объяснишь, то я расскажу Элии, что это ты стащил её пирожные. — убрав руки с шеи, сложив их на груди, но не пытаясь вырваться из объятий, Га Он выглядит серьёзным, если бы не пляшущие демонята в его больших глазах. Ё Хан театрально хватается за сердце, в притворном удивлении открывая рот, — Шантаж, Ким Га Он? — Учусь у лучших. Щёлкнув мальчика по кончику носа, от чего тот морщится и фыркает недовольно, Ё Хан укладывает тёплую ладонь на щёку, к которой младший сразу льнёт, прикрывая довольно глаза. Мужчина часто называл Га Она оленёнком из-за огромных доверчивых глаз, но в такие моменты тот больше походил на ласкающегося кота, тянущегося к теплу хозяина. — Послушай, Га Он-а, я ведь не романтик и в целом мало понимаю что-то в этом, но что я знаю точно — наши отношения вряд ли можно подогнать под нормы и человеческие стандарты. Мужчины, пережившие ад каждый в своей степени, сталкивающиеся лбами благодаря манипуляциям других людей, что пару раз чуть не умерли, и в довесок воспитывающие девочку-инвалида с характером, как у диктатора. — губы старшего охватывает мягкая улыбка, пока большой палец скользит по тонкой коже под правым глазом мальчишки, — Я мог бы купить обручальные кольца, встать на колено или даже отвести тебя в Париж, но, боже, это ведь так скучно для нас. Но, ладно, если что, то кольца я тоже купил. Расслабившийся до этого Га Он резко распахивает глаза, а его губы приоткрываются в немом вопросе от услышанного. Ему кажется, что у него слуховые галлюцинации, что мужчина так злобно над ним подшучивает, но Ё Хан выглядит спокойным, а глаза —правдивыми. Он не ёрничает, не играет или подстёгивает, а весь его вид говорит о давно принятом и обдуманном решении, будто предложение руки и сердца — это что-то стандартное, что должно было случиться так или иначе. — Ты шутишь? Ты предлагаешь... Выйти за тебя? — голос опускается до шёпота, будто произнеси это громче и иллюзия рассыплется в прах в ту же секунду. Га Он верил в их отношения, как молящийся — Богу, его устраивало всё, что давал ему мужчина и он готов был следовать за ним, пока сердце продолжает гонять кровь по организму, но возможность официально скрепить их узами брака вызывала трепетание в груди и лёгкие покалывая в пальцах. Это было так волнующе, что парень боялся рухнуть на пол, не удержавшись на ногах. — Да, вполне очевидно, — спокойно и ровно, как всегда. Ё Хан пожимает плечами, поправляя невидимые складки на чужой кофте, — Послушай, я давно не мальчик, если ты не заметил и я всё давно решил по отношению к тебе, Га Он-а. С печатью или без ты — мой, ничто это не изменит, даже если твой ответ будет отрицательным, но я хочу небольшое напоминание о нас на своём теле. На мой коже есть шрамы, бесспорно, и один из них напоминает мне о тебе, но этого недостаточно. И Га Он чувствует один из них прямо своей щекой, оставленный на коже ладони. Бледный, достаточно тонкий и почти незаметный, что часто становился причиной ночных кошмаров Кима, сейчас ставший лишь призрачным воспоминанием о прошлом, таком далёком, будто было всё это даже не с ними. Мужчина выглядит уверенным, но чуть хмурит брови, упоминая о возможном отказе, будто Га Он и правда мог отказаться хоть от чего либо, предлагаемого Ё Ханом. Лишь на секунду страх проскальзывает в почти чёрных глазах и парень шипит сквозь зубы, поддаваясь вперед. Утыкается носом в плечо, зарываясь в волосы на затылке пальцами, чтобы оттянуть, запрокидывая чужую голову назад. Он ведёт кончиком носа по шее, чувствует нотки любимого терпкого парфюма, повторяя движения уже широким мазком языка прямо по бьющейся жилке. Будто зализывает, как животное, место укуса, успокаивающе прикасаясь пухлыми губами в коротких поцелуях. Зубы впиваются в кожу сильно, смыкаются на шее резко и Ё Хан удерживает парня за затылок, не давая отстраниться. Наоборот, притягивая ближе. Боль, граничащая с удовольствием, как и всё, что связано с Га Оном, доводит до судорожного выдоха и волны жара, проходящего по позвоночнику, клубком сворачиваясь внизу живота. Они долго вместе, но каждое прикосновение до сих пор ощущается ударом по оголённым нервам. Оторвавшись от кожи, слегка подув на вмятинки от зубов, Ким довольно улыбается, видя поплывший взгляд своего мужчины, запыхавшегося, с играющими желваками. — Я согласен на всё, что ты можешь мне предложить, Ё Хан. Всегда. Поэтому, мой ответ, как всегда — "да". Позже, наблюдая за сеансом и видя, как кожа окрашивается чернилами, оставляя след Га Она на теле, парень задумчиво водил кончиками пальцев по своей шее, покусывая нижнюю губу. В его голове уже представала картина, как и на его бледной коже останется чужой след, даже если на пальце будет золотой тонкий ободок. Это — сумасшествие и люди могли бы покрутить пальцем у виска, видя двух взрослых, самодостаточных мужчин с почти одинаковыми татуировками на теле, но Га Он не врал, говоря, что согласен на всё, что может дать и предложить ему его будущий муж.