***
Нога невыносимо болела ещё несколько дней. Конечно, причуда Мидории позволяла ему регенерировать в разы быстрее обычных людей, но это не означало, что насквозь пробитая пулей нога болеть и кровить не будет. Как можно быть таким рукожопом, чтобы выстрелить себе в ногу?.. Вздыхая, думал Изуку. Лига злодеев переместилась на новое место обитания. Старое полностью разгромили герои. От лабораторных трудов Деку, дай бог, осталась только треть. Теперь они жили в ещё большем гадюшнике, нежели раньше. В магазин тоже ходить без маски и капюшона, натянутого прямо на глаза, было проблематично. Мидория в глубине души знал, что Качан не расскажет никому. Но почему-то пытался себя убедить в обратном. — Пиздеееец, — протянул зеленоглазый. — Заткнись, — рявкнул на того Томура. — Надо было тебя отдать, сливал бы инфу… — Ага, так бы они и дали ему что-то узнать, а даже если и так, за ним следили бы хлеще, чем за президентом, — промурчал Твайс. — Хорош ругаться. Мелкий, поднимай задницу, пошли гулять, — хлопнув парня по больной ноге и поднимаясь с дивана, сказал Даби. — Сука, нахуй ты это делаешь, больно же. И я тебе что, псина, чтобы ты меня так гулять звал? — огрызнулся Мидория. — Ещё какая псина, — злобно глядя на подростка, тем самым заставляя его встать, рявкнул черноволосый. Мидория, прихрамывая, направился к выходу под тяжёлым взглядом голубоглазого. Выйдя и пройдя по переулку где-то триста метров, Изуку резко впечатали в стену. — Сучонок, признавайся, ты отпустил того подрывуна? Он ведь видел тебя? Какого хуя ты творишь такую херь? — шипя, сквозь стиснутые зубы ругался Даби. — Мне больно. Нет, он меня не видел, и я его не отпускал, нахуй мне это делать, сам посуди, — оправдывался Мидория. Он всегда до ужаса боялся, когда черноволосый злился. Хоть в его сторону эта злость направлена только второй раз за все время. Но страшно было до безумия. — Ясно. — Голубые глаза угрожающе сверкнули. Даби грубо впился в губы подростка, кусая их до крови. Деку пытался что-то промычать, но чужой язык, вдавливающийся в рот, не давал такой возможности.***
Лето было невыносимо жарким и противным. Чёрная и зелёная одежда очень сильно притягивала солнце. Мидории впервые за последние годы было реально жарко. Качан всегда любил лето, но летом он словно бомба замедленного действия, ибо весь потный и чуть что — все взлетит на воздух. Деку улыбнули эти мысли. Он сидел на той же лавке, что и тогда, когда встретил незнакомца. Он приходил сюда каждую неделю в тот же самый день и в одно и тоже время, он надеялся снова встретить его. Ведь с ним его мысли пришли в полный порядок. Ни с кем другим такого не происходит. С Даби, наоборот, все становится только хуже. С Тогой голова пустая, и в ней скачет обезьянка с тарелками из мема. А с Шигараки появляются ужаснейшие приступы тревожности и мигрень. — Здравствуй, юный Мидория, — протягивая шоколадку и присаживаясь, поприветствовал его все тот же незнакомец. Деку выронил сигарету, услышав знакомый и долгожданный голос. Изуку не задавал вопросов, откуда тот знает его имя или возраст. Он взял шоколадку, на которую был криво наклеен стикер с кривой надписью «С семнадцатилетием!». — Ну что, ты разобрался в том, что правильно? Нашел свое счастье? — спокойным, словно гипнотизирующим голосом спросил человек в белой висящей почти до колен футболке. — Неа, я только больше запутался. — Парень задумался. — А насчет счастья… Я, возможно, и понял, где его искать, а может, и ошибаюсь. Ошибаюсь, как и всякий раз, когда думаю, что поступаю правильно. Незнакомец снисходительно выдохнул и улыбнулся парню. — Помни, что если тебе это кажется правильным — значит, это правильно. Даже если со временем начинает казаться, словно это не так, это не означает, что раньше это было неверно. Он похлопал Изуку по плечу и, поднимаясь, кинул: — До встречи, юный Мидория. И пошел в ту же сторону, что и в прошлый раз. Деку снова оставили наедине с невероятно мудрыми или же, напротив, глупыми наставлениями. Парень сам ещё не понял, какими их стоит считать. — Чё за мужик? — спросил появившийся за спиной Мидории Даби, держащий в руках такояки. — А, да не знаю, странный какой-то, — не соврав, ответил Изуку и взял из рук черноволосого еду. — Тебе вроде в аптеку надо было? Опять наркотики варишь? — спросил Даби, пристально глядя на Мидорию, пытаясь уличить его во лжи. — А у нас денег теперь так много, что мне не надо возвращаться к этому? — саркастично ответил зеленоглазый.***
В лаборатории время будто бы шло по-другому, нарушая все общепринятые законы. Оно либо бежало так быстро, что Деку не успевал за ним следить, то тянулось так медленно, словно не секунда, а целая вечность прошла. Сейчас время шло медленно, ведь варить наркотики Мидории сильного удовольствия не доставляло. В лаборатории стояла жуткая вонь. Наконец сняв колбу с прозрачной и немного вязкой жидкостью с огня, Мидория принялся разливать её по маленьким колбочкам. Это занятие заняло около пары часов, но Изуку казалось, будто прошла вечность. Он устало откинулся на кресло. Когда всё пошло не так, как я хотел? Правильно ли я поступил, вверив ему свою жизнь тогда? Нет, всё правильно. Здесь мой дом и моя семья. А всё, что там, — оно не для меня. Оно отвергло меня, словно что-то инородное и неправильное. Голова болела, не прекращая, уже несколько дней. В ушах извечный гул и писк. Мидория устал от этого. Он не мог спать, не мог думать. Ему казалось, что он давно умер. Просто его тело живо, а сознанием управляет кто-то другой. Не он, а кто-то. Все его решения и выборы на самом деле не его вовсе. Открыв глаза, он заметил упакованную ампулу. Рука сама потянулась к ней. Изуку достал из ящика шприц и ремень для сдачи крови из вен. Вены у зеленоглазого всегда было хорошо видно через тонкую белую, будто бы почти прозрачную кожу. Взяв проткнутую иглой ампулу в рот, он набрал содержимое в шприц. — Остановись, придурок! — послышался голос Кацуки то ли где-то рядом, то ли далеко, а может, и вовсе в его собственной голове. Мидории уже было все равно. Игла аккуратно вошла в вену, и содержимое медленно вылилось внутрь. Зеленоглазый будто ощущал, как препарат растекается вместе с теплом по вене, а затем и по всему телу. Все звуки резко затихли. Шум в ушах прекратился. Мысли распутались из огромного скользкого кома и шли поочередно каждый своей тропинкой, больше не спутываясь. — Деку, придурок, пожалуйста, перестань! Зачем?.. — Снова знакомый и такой тёплый родной голос прозвучал где-то. — Только не вздумай сейчас плакать. Эта злоба и волнение в голосе, присущие только Кацуки. Они теплом разливались по всему телу, заставляя его обмякнуть. А может, это был психотроп. Кто бы знал? Мидория сам не мог залезть в свою же голову. А что уже говорить о том, что можем узнать мы? Мы можем лишь довольствоваться обрывками его мыслей и чувств. Хотя они все могут быть ненастоящими, наигранными. Мидория сам себя не знал, он не знал, что чувствует на самом деле. А в общем сейчас было всё равно. Сейчас настала долгожданная тишина, а вместе с ней и искусственное умиротворение.