Войдя в тёмную комнату, Бакуго увидел, что Мидория стоит на балконе, иногда поёживаясь.
— Ты чего тут стоишь? Простынешь. — Бакуго вышел на балкон с пледом в руках.
Он накинул его на Изуку и уселся с ним на пол, облокотившись спиной о стену, а Мидорию прижимая спиной к своей груди. Подростки сидели в тишине, пока солнце совсем не ушло.
— Знаешь, Качан, а я ведь всегда думал, что все может сложиться иначе. Я знал, что ты придешь меня спасти, как раньше, как в детстве. Только вот сейчас я уже не нуждаюсь в спасении.
— Как я мог оставить тебя? — спокойно сказал блондин, зарываясь носом в зелёные кудри. В голове проносились миллионы мыслей. Но Кацуки было плевать: он просто хотел, чтобы этот момент никогда не заканчивался. Он хотел, чтобы эти посиделки отпечатались в памяти так крепко, как только возможно.
— Но ты оставил. Знаешь, что произошло в тот треклятый день?
— Да, злодеи устроили теракт в торговом центре.
Кацуки не хотелось вспоминать, что именно тогда произошло. Не хотелось вспоминать, как он смотрел через ограждение на полыхающее здание. Не хотелось вспоминать до боли режущие уши крики.
— Нет, злодеи к этому не причастны. Это инспекция пожарной безопасности нихуя не уследила. Там было много нарушений, поэтому один из магазинов вспыхнул, а рядом с ним был магазин пиротехники. Правительство все замяло, чтобы не показаться некомпетентными, и свалило свою вину на тех, кого общество и так презирает.
Мидория знал, что это, возможно, ложь, но продолжал рьяно верить в это. Ведь те, по чьей вине, как говорилось в СМИ, это случилось, потом
спасли его. А значит, им нет смысла ему врать, иначе зачем его тогда
спасли?..
— Деку, это неправда. Всё это устроили злодеи, причем как-то связанные с ВЗО.
Внутри Кацуки всё переворачивалось, ему хотелось показать Мидории свет, чтобы тьма, в которую его загоняли на протяжении всех этих лет, рассеялась. Но подсознательный страх, что уже слишком поздно, переставал быть подсознательным и вырывался в сознание все сильнее с каждым словом зеленоглазого.
— Ты так думаешь, потому что тебе это вбили, но это не так, — спокойно и устало выдохнул Мидория.
Он посмотрел своим уставшим и безжизненным взглядом в небо. Достал пачку и закурил. Кацуки ничего не сказал на это.
— Мама могла спастись. Она могла поднять эту чёртову бетонную плиту с помощью своей причуды. Но герои вопили, что, если её поднять, люди над ней могут погибнуть. Я умолял её спастись. Но она потратила последние силы на то, чтобы оттолкнуть меня. Она никогда не поднимала своим телекинезом объекты больше, чем тарелка. А тут она отбросила девятилетнего меня. А ведь она могла поднять завал и выбраться, но она пожертвовала собой ради кучки неблагодарных мразей.
В голове красочными, но обрывочными картинами вспыхивал образ плачущей, но продолжающей улыбаться и успокаивать ребёнка матери. Чувство, как его подняла неосязаемая сила и отпихнула в сторону от бетонной плиты, что ещё больше проседала, придавливая тело женщины. Самой дорогой женщины для Мидории Изуку.
— Деку. Герои, они…
Кацуки прижал друга ближе к себе. Осознание произошедшего тогда воспаляло мозг, ему не хотелось верить. Не хотелось принимать то, что сломало такого важного для него человека. Но ничего уже исправить нельзя. Мидория в их первую встречу сказал правду.
Он умер в тот день. А тот, кого сейчас прижимает к себе блондин, совершенно точно
не Изуку Мидория, которого он когда-то знал и которым он восхищался.
— Они тоже могли спасти её, но решили оставить её там, потому что нужно было лезть туда и применять больше усилий. А им этого было не нужно.
— Поэтому ты стал таким?..
— Каким «таким»? Я всегда был, есть и буду добродушной тряпкой. Просто я презираю общество, лижущее героям задницы. Общество, которое вылизывает вас, потому что, о мой бог, вы — студенты UA! На таких, как я, Шигараки, Даби, Тога… всем плевать. Мы для каждого из них сродни грязи под ногтями.
Деку до боли сжал челюсть. Тело заполнило неожиданное, холодное чувство принятия.
Я начинаю понимать, что будет правильно.
— Изуку… Почему ты не воскресил свою маму? Твоя причуда же позволяет это сделать, разве нет? — Бакуго прижал Мидорию крепче к себе.
Он сам не ожидал от себя такого резкого и неуместного вопроса. Но слова назад в глотку запихнуть уже не получится.
На зелёных глазах появились слезы. Они покатились по щекам. Мидория вспомнил, как трясся над выкопанными останками матери и пытался собрать их воедино. Он стер руки в кровь, но ничего не вышло. Причуда не работала.
Тяжело представить, как, будучи десятилетним мальчиком, ты трясешься над останками тела когда-то самого родного и близкого человека. Ты знаешь, что теперь у тебя есть сила и что теперь ты можешь до неё дотянуться и
спасти. Но эта сила подводит тебя и не дает ни малейшей надежды. Ты стираешь пальцы в кровь, раз за разом пытаясь использовать её, но все попытки тщетны.
— Качан, понимаешь, нельзя воскрешать мёртвых. Как бы грустно нам не было… — грустно улыбнувшись, ответил Мидория.
Зрение замыливалось из-за слёз в глазах.
— Ты всё такой же плакса… — Кацуки уткнулся в кудрявую макушку. — Почему ты пытаешься сбежать от меня раз за разом?
— О чем ты? — Деку прекрасно понимал, о чём говорит Качан, но строил из себя дурочка.
— Я не спал всякий раз, когда ты пытался свалить. Не уходи, пожалуйста. Я не хочу больше терять тебя. Я больше не отпущу тебя.
Изуку передернуло. Все вокруг резко стало вызывать отвращение. И недавно появившееся чувство тепла и надёжности рядом с Кацуки сменилось болью и неприязнью.
Бабочек в животе заменил приступ тошноты.
— Ты уже отпустил меня тогда, — холодно ответил Мидория, вставая и выходя с балкона, оставляя Кацуки наедине со своими мыслями.
Кацуки нес груз вины все эти 8 лет. Он винил себя в том, что его не было тогда рядом с ним. А после того, как они впервые встретились в том чёртовом подвале, чувство вины стало лишь сильнее. Он жалел и убивался из-за того, что понимал: опоздал. Протянуть Изуку руку в тот момент должен был он…
Я опоздал… Я потерял его…
Мидория вылетел из комнаты и почти бегом понесся вниз.
— Изуку-кун, ты…
Хотела что-то спросить взволнованная Очако, но Мидории было плевать на нее и вообще на всех.
***
После бега дыхание сбилось, Изуку пытался привести его в норму, но это было тяжело. Сейчас он стоял под тем самым деревом, которое оживил пару дней назад. Оно снова засохло. Возможно, это из-за того, что причуда Мидории была не так отлично отточена, или слишком могущественна, или ещё чёрт знает что. Но всё, что он оживлял, рано или поздно снова умирало, если это не поддерживать на постоянной основе. Сейчас там было так же сухо и мертво, как и до него.
— Видел, ты тут красоту навел пару дней назад, — сказал Шинсо, приближаясь откуда-то сзади. Мидория вздрогнул.
Блять, почему я просто не могу побыть один? Как меня это заебало!..
— И что с того? Как видишь, сейчас всё по-старому.
Шинсо на это лишь пожал плечами, а после кинул Мидории рюкзак.
— Это что? — поймав вещь, в недоумении поинтересовался Деку.
— Твои вещи и немного моих, но теперь они твои, — все так же спокойно ответил сиреневолосый. — Я даю тебе возможность свалить, так что вперед. Если пойдешь напрямую через лес, то выйдешь с территории академии через 40 минут, — указывая себе за спину, сказал студент.
Изуку лишь кивнул и пошел в направлении, указанном Шинсо. Хитоши долго смотрел ему вслед. Он не знал, почему помог ему, не знал, что за странные чувства у него рядом с этим парнем. Не знал, почему так жаждет спасти его. Знал, что
влюбился.
***
Мидория ушел.
Для Бакуго эти слова были сродни мощному удару по голове.
Из-за этих чувств я снова потерял его…
