Омут

Перед Шпинелем стояло аккуратное и красивое блюдце, перламутровое и в форме морской ракушки, а на нем лежал кусочек десерта, что-то творожное, на коржике с корицей, с дольками карамелизированной груши. Золотой фигурной ложечкой мужчина ковырял кушанье, неспешно отправляя себе в рот маленький кусочки, как вдруг, перевел взгляд со своих друзей на Луи, встал с кресла, отложив ложечку, и расставил руки в стороны, заключив молодого человека в дружеские объятия. — О мой милый друг! Ты не заплутал? Я уж думал ты не придешь… — брови мужчины дернулись, а губы дрогнули, скривившись в искренней улыбке. Одет был Шпинель в парадный костюм: жилет черного цвета, на котором отлично сидели его ордена и медали, светло-голубая блузка с треугольным воротом, а также с длинными и широкими рукавами, что сужались лишь у плеча и у ладони. На ногах были стройные, даже обтягивающие брюки, высоко посаженные и крепко сжатые тонким черным ремнем, с бляшкой в виде темно-пурпурной бабочки, штанины брюк, с рисунками светло-фиолетовых ветвей плюща, тянулись к черным остроносым туфлям на среднем каблуке. Только вот на поясе, зачем-то, вновь находилась его дорогая и красивая шпага. От ювелира пахло духами, которые ему подобрал Луи-Паскуале, немного потом, дорогой тканью, а также слега сладковатым шампанским и грушей из десерта. — Рад тебя видеть, да, мне помогли не заблудиться… Господин Тьерри сопроводил меня,— Луи смущенно указал ладонью в сторону Тьерри, после чего заметил, что на ретрансляторе дворецкого тоже было украшение в виде маленький темно-пурпурной бабочки. — Да что вы-с, прошу-с! Это моя работа! — жук захлопал в ладоши, удовлетворенно жмуря лобные глазки. Ему явно льстило внимание к своей персоне, но присоединиться он не мог, так что, спешно поклонившись, ушел дальше в зал. Легкая рука в дорогих ювелирных украшениях легла на плечо молодого человека, чуть потянула к себе, мягко усадив за стол рядом с неким гостем. — Хм, дак это вы есть автор прекрасного парфюма моего драгоценного друга? — человек сидящий рядом с Луи говорил медленно, немного хрипло, выбирая странные и немного устаревшие языковые выражения. По голосу, дать ему можно было лет сорок пять, а вот по его, хоть и уставшему, испещрённому морщинами лицу не больше тридцати. На мужчине был очень простой, не выделяющийся костюм. Коричневые штаны, белая рубашка на черных пуговицах, темно-коричневый шарф, очки с темными линзами, тугой ремень с бляшкой в форме все той же темно-пурпурной бабочки, а также высокие бежевые сапоги обтягивающие икры с боковыми пуговицами из серебра. От хриплого пахло очень необычно: странный одеколон, уголь, сажа, масляные краски и, что необычно, запах машинного масла… Это, должно быть, Моллер. — А вы, господин, часом не художник по имени Моллер? — Тц, «художник» … — мужчина дернул уголком рта, закатил глаза и звонко, пренебрежительно щелкнув, — Знаете ли, я не просто «художник», я человек нового времени, так что преуспеваю везде… А вы собираетесь мне ответить? — тон был раздраженный, противный, чувствовалась явная неприязнь, которая никак Луи не задевала, но немного пугала. — Ах, да! Простите, да, это я. Луи-Паскуале Ширанелли, парфюмер господина Шпинеля, владелец магазина и… — Магазина, мол магазин принадлежит вам? — перебил голос откуда-то спереди. Парень перевел взгляд с седого и раздраженного мужчины на говорившего. Это был человек в очень дорогом одеянии Агиссуна, которое представляло собой нечто вроде длинного бишта темно-синего цвета, с длиннющими широкими рукавами. По краям рукавов, а также по краям ткани на месте, где бишт запахивался, была позолота и очень дорогая вышивка с элементами из блестящих шелковых лент красного цвета, у шеи бишт был немного распахнут, можно было разглядеть светло-белый халат с сотнями пестрых рисунков, которые изображали диковинные растения и животных. Человек ростом был явно ниже Моллера, а также имел на голове странный головной убор, состоящий из объемного тюрбана набок из золотого полотнища, украшенного вышивкой, а слева тюрбан оканчивался тремя сплетенными лентами, что на конце имели ярко оранжевые кисточки. Лицо человека было замотано тряпками так, что виден был лишь левый глаз, светло желтого цвета, и левая светло-коричневая бровь. Речь звучала тихо и немного хитро, имела сильный Агиссунский акцент, от чего звук «л» звучал диковинно гипнотически, от мужчины пахло деньгами, легкой туалетной водой, а также большим количеством разных девичьих духов, в том числе и простой косметикой. — Да к что же в итоге, магазин ваш? — не унимался Агиссунец. Перед ним на столе стоял кувшин и бокал с вином. — Ах, извините… Да, магазин мой. — Луи спешно заговорил. Если от Моллера исходила неприязнь, от этого человека исходило некое другое странное чувство. — Интересно. Мне понравился тот аромат, который вы подобрали моему дорогому товарищу… Я мог бы сделать заказ, так сказать, без очереди, можно выразиться, по знакомству? — хитрый прищур немного оттолкнул молодого человека, его не оставляло странное гипнотическое чувство, как будто сидящий напротив оплетал с ног до головы, медленно, размеренно, как питон. На длинных пальцах говорившего с акцентом было множество дорогих украшений: тяжелые перстни, печатки, большие и громоздкие кольца со здоровенными камнями… В глаза бросился серебряный толстый перстень, с темно-пурпурной бабочкой… — Даиф, прекрати, скряга! Напугаешь дорогого наше гостя! — на этот раз заговорил необычный человек, перед которым на столе было больше всего кушаний, десертов и напитков. Мужчина сидел рядом с Моллером, от чего с легкостью смог поменяться местами, сдвинув «художника» ближе к девушке, коя неустанно смеялась и была тут единственной представительницей прекрасного пола. От человека пахло табаком, горькими дешевыми духами, сильно разило дорогим бренди, а также исходил некий другой запах, похожий на тот, что исходил от Моллера. — Представится изволь, милый пафумэр. — мужчина обаятельно и нагло улыбнулся, фамильярно приобняв за плечо Луи, — Умоляю, дург, отложи свою уже милую шляпку милую, — мужчина взял котелок молодого человека, после чего надел его себе на голову, не переставая скалиться. Голос у него махровый, отдавал немалым количеством увеселительных напитков и «прекрасно» дополнялся сильным акцентом и плохим знанием языка. Слова в речи путались, дублировались, видоизменялись. Мужчина был высокий, с широкими плечами, парой родинок на красивом и харизматичном лице, что было украшено тонкими блондинистыми бровями и смеющимися светло-карими глазами с пышными ресницами. Нос длинный, прямой, острый, черты лица в целом сочетали аристократизм и мужественность. Губы были непримечательные: средние, не тонкие и не пухлые, только вот игриво дополненные черной мушкой у левого уголка. Мушек на загорелом лице было несколько, такие обычно рисовали дворянки, а тут природа сама наградила мужчину дворянина(?) этими игривыми знаками. Помимо левого уголка губ, таковые сидели у левого уголка левого глаза, а также на правой щеке. — «Интриган… Как там учила Моррель? Дамы ставят такие мушки если кокетливы, страстны и игривы» — тихо и смущенно вещал голос в голове. Знакомый Моллера слишком развязничал и фамильярничал, одет был помпезно и вызывающе: в яркую малиновую блузку, украшенную белым шитьем, изображающим пышные и влюбленные нарциссы. Взгляд Луи блуждал вдоль образа его обаятельного собеседника, задержавшись на распахнутых верхних золотых пуговицах блузки, позволявших раскрыться, чуть покрытой легким светлым волосом и шрамами, груди и отлично просматриваться, заставляя молодого человека покраснеть немного, — Меня зовут Луи-Паскуале, а вас, часом, не Аваро? Блузка была заправлена в модные темно-фиолетовые брюки клеш с высокой посадкой, а также яркими и пестрыми золотыми лампасами. Брюки сидели на трех ремнях сразу, с разными пестрыми бляшками и украшениями, надетые поверх друг друга внахлест. Заканчивался, и без того перегруженный, образ кожаными наполированными туфлями на высоком каблуке с золотыми бляхами в форме нарциссов спереди. — Ох, поршу тебя, милый Луи! Прошу «ты» на! — Аваро захохотал, поправляя своей изящной рукой, со сбитыми костяшками и множеством колец и перстней, прядь волос под шляпой. Волосы у мужчины были светлые, длинные, вьющиеся, очень приятно пахли, спускались по плечам и вдоль спины, а стоило убрать одну из прядей под шляпу, как показалось ухо с серьгой. Луи сконцентрировался, абстрагировался от десятков ярких запахов вокруг, пытаясь по полной включить свой зрительный аппарат. Оба уха были украшены сережками, большими и дорогими, а вот в правом была та серьга, что и привлекла так внимание и даже немного напугала: темно-пурпурная бабочка. Что-то было не так. Почему его не предупредили о дресс-коде? Он вообще есть? А может это опознавательные знаки именно компании господина Шпинеля? Если совпадение пряжек ремней у Шпинеля и Моллера можно было списать на то, что сделал их единый мастер, то тут это объяснение не подошло. — Чего молчишь, догорой? — продолжал смеяться Аваро. — Я? А, да ничего! Да, конечно, ээээ…. Да! Можем на «ты», если так удобнее… — Конено удобно, млый госдь! — язык заплетался, подводил с каждым словом все явнее. Заметив неважное состояние друга, в разговор включилась девушка, стоило предполагать, Даяна. — Аваро, пьянчуга, а ну-ка ступай в туалетную комнату и приведи себя в порядок! — девушка продолжала улыбаться и смеяться. Мимика была уникальной и неприятной. Она звонко смеялась, широко улыбалась, щурила счастливо глаза, только вот взгляд ее был холодный, призирающий, серьезный. Даяна будто считала себе под нос, а может, запоминала каждый жест и слово? Трудно было сказать наверняка, но данный настрой Луи пугал, ведь он чувствовал, как его раздевают, снимают плоть с костей, намериваются залезть в самую душу и что-то там найти. Данная компания начала утомлять, голова болела от сотни запахов вокруг, посему Луи-Паскуале не нашел ничего умнее, чем просто встать и заявить о том, что хочет прогуляться и изучить убранство дворца. Это было вполне правдиво, несмотря на то что не мешало и просто подышать, крайне интересной опцией являлось параллельно узнать, что же может еще преподнести это восхитительное место. Даяна усмехнулась, услышав заявление молодого человека. Одета она была необычно: яркая фиолетовая блузка с объемными рукавами и пурпурными полосами, которая была аккуратно заправлена в узкую черную и длинную юбку до пола, из-под которой виднелись лишь аккуратные сапожки цвета хорошего кофе и к тому же на высоком каблуке. Как и все остальные, на украшениях дама не поскупилась, посему и звонко брякала ее ладонь, всякий раз опускаясь нежно на ножку хрустального фужера с шампанским. Только вот образ ее был серьезен из-за пары небольших деталей – двух дорогих пистолей, заткнутых за пояс юбки, на одном из которых сидела тревожная темно-пурпурная бабочка, а так же множество орденов и медалей на груди, прямо как у Шпинеля. Хотя даже не бабочка пугала Луи, а лицо, абсолютно неприметное и будто расплывающиеся в некой праздничной дымке, прорезаемой лишь пугающе серьезными глазами хищницы. Аваро не упустил возможности в очередной раз с фамильярничать, грузно поднялся с кресла и откровенно взял парня под локоть, улыбнувшись и пьяно хихикнув на ухо и без того смущенному молодому человеку. — Сопродишь мень в туалетную кмнуту? — бубнеж этого наглого человека становился все менее понятным. Впрочем, главное было услышать лишь слово «туалетную», а значит все, как и должно быть. — Да… Да, конечно, сочту за честь… Так, вместе они и направились вдоль зала, минуя сцену, затем по лестнице, а после и ступили вдоль длинного коридора, что был покрыт на полу дорогой плиткой с рисунками листьев папоротника, а на стенах были яркие обои в стиле «джунглей». Пространство светлое и, как понял Луи, представляло собой тонкую вену, по которой циркулировали гости, коим нужно было попасть в туалет или иное место, дозволенное для посещения. Пьяная поступь Аваро была уверенной, хоть и периодически давала промахи, от чего обаятельный мужчина спотыкался, всякий раз смеясь и чертыхаясь себе под нос, а иной раз и молча хватался за не очень-то сильного телом парня, который вздрагивал и молился всем известным богами, надеясь, что не завалится вместе с этим странным господином на пол. Молитвы были услышаны. Перед ними появилась долгожданная высокая и тонкая дверь из белого дерева, украшенная темно-желтым металлом и ярко-зеленым и голубым стеклом. — Так…. Я… Прогулся… — хихикнув, Аваро не с первого раза попал по красивой изогнутой ручки, а затем, наконец продемонстрировав чудо эквилибристики и контроля над ватными руками и ногами, завалился в туалетную комнату, оставив Луи-Паскуале одного. — «Ну и ну… Чтож это за люди такие…» — молодой человек грустно вздохнул, сильно огорченный тем, как его приняли. Кажется, будто никто не воспринимал его всерьез, глядели свысока и хихикали, подшучивали и презирали, — «Чтож, так уж и быть, прогуляюсь…» — пожав плечами, парень направился вперед по коридору с интересом осматривая убранства и прислушиваясь к запахам вокруг. Запахи обычные, приятные, не бьющие по голове: мыло, масла, соли для ванн, косметика, чистое белье и стиранная ткань. Так, шаг за шагом, Луи уходил все дальше и не заметил, как загляделся на большие золотые часы, что висели на стене. — «Должно быть дорогие… Интересно…» Пара мгновений и парень больно столкнулся с неким человеком. Но только стоило ему открыть рот, для того чтобы извиниться, как начал вещать страшный хриплый и очень низкий голос, почти кашляющий. Речь было сложно понять, так как складывалось ощущение, что говорит человек, который вовсе не двигает нижней челюстью и губами, а цедит и чеканит слова от зубов. — Ты совсем на дорогу не смотришь? Гадкая накрахмаленная крыса, да я тебе кадык вырву собственными клешнями! Перед Луи-Паскуале стоял человек с широченной и неправильной грудью и плечами, что были спрятаны под дорогим красным плащом. На молодого человека смотрели косые и злобные серые глаза с пышными седыми ресницами и густыми черными бровями. Лицо говорившего было изрезано старыми шрамами, чудовищными рубцами, но самым дурным было полное отсутствие нижней челюсти, вместо нее был блестящий стальной протез, украшенный завитками. Стальная губа мертвенно стояла на месте, пока верхняя «живая» губа ходила ходуном, скалясь, злобно кривясь, обнажая ряд металлических зубов снизу и сверху. Его сальные и спутанные светло-коричневые волосы небрежно спадали на лицо из-под широкополой минималистичной шляпы. Нос у него был странный, сломанный, немного кривой. — ОТВЕЧАЙ МНЕ. Червяк, чей ты? С кем ты, сучонок, прибыл? Говори, червяк! — мужчина с каждым словом становился все злее, яростно щелкал своими стальными зубами, из его искусственной пасти летела слюна и, кажется, Луи смог разглядеть, на удивление, натуральный, не протезированный, лиловый язык. Из-под плаща резко вынырнула тяжелая и страшная ненастоящая рука, легла на плечо и сильно сжала. Да, без сомнений, этот больной мог вырвать кадык. На те доли секунды, пока плащ был распахнут, удалось запомнить огромную грудную клетку человека из металлических листов и ребер, что двигались ритмично и пугающе, демонстрируя что же находилось внутри: что-то вроде бронированного стеклянного корпуса с человеческими органами. По бокам от грудной клетки свисало несколько пар металлических рук, сделанных с пугающей искусностью и анатомической точностью, с мерзкими темно-оранжевыми искусственными мышцами меж резных пластин и длинный штырей, имитирующих кости. Оцепенение начало отступать, а первым чувством вернулось обоняние. От человека разило формалином, фосфором, гнилой плотью, железом и медью, машинным маслом и очень ядреным табаком. Но, будто чудо, откуда-то из глубины коридора перед молодым человеком и мучителем раздался спасительный, но незнакомый голос — Хосель, урод, а ну пусти его, пока я не позвала жандармов. На слова стальной-мужчина отреагировал, сильно искривившись злобой, шумно выдохнув через нос пар, после чего резко и грубо толкнул Луи в стену, выпустив наконец из своего волчьего хвата и шумно зашагал, гремя металлическими частями тела, в сторону, откуда привел молодой человек Аваро. Грохот и лязганье скрылось в глубинах коридора, наконец страх отступил. Спешно вытерев потный лоб ладонью, парень вышел из состояние загнанного зверя, с болью и досадой потер сжатое Хоселем плечо и повернул голову в сторону своей спасительницы(?). — Мадам! То есть… Эээ… Девушка! Спасибо! Прошу, подождите, я хотел бы… — Иди вперед и не сворачивай, там слева найдешь большие ворота на террасу. — голос звучал дальше, звякнуло стекло и металл. Не выжидая, Луи быстрым шагом направился вперед. Очень хотелось видеть свою спасительницу, быть может, за весь вечер она станет единственной, с кем удастся поговорить… Шаг за шагом, парень прошагал тридцать, по ощущениям, метров, оказавшись у большой стеклянной двери с тонким металлическим корпусом. Нерешительно положив руки на изящные и тонкие ручки, он чуть приоткрыл обе двери, представив своему взору прекрасное зрелище. Огромная терраса выходила видом на ночной сад, такой пустой и безмятежный. Двери лениво щелкнули, закрывшись и создав некую интимную тишину. Под ногами тихо шуршал ковер, слева от Луи, прямо на террасе, стояло в большом, выделенном камнем, пространстве с землей сливовое дерево, вокруг которого стояли кресла и столики, такие же кресла и столики стояли у перилл, на которые опиралась таинственная фигура. Фигура обернулась, поменяв положение и теперь упираясь локтями о перилла, стояла лицом к Луи, расслабленно скрестив ноги и чуть просев в плечах и лопатках. — Здравствуй, — голос девушки звучал таинственно необычно… Такой низкий, скрипучий, очень глубокий и вкрадчивый, он будто сочетал в себе противоречивую нежность и грубость, — Что ж, ты у меня в долгу… Хосель Гонзалес один из самых вздорных и опасных людей во всем Сапур-Фуэр. Он бы не вырвал тебе кадык, но покалечить вполне бы смог… Девушка покачала головой, от чего пара прядей ее длинных и черных, как смоль, вьющихся волос упали на грудь. Одета дева была крайне необычно и утонченно. На ней была узкая темно-серая водолазка с высоким горлом, поверх которой было надето очень темное, зеленовато-черное болеро, украшенное слева направо длинной цепочкой из мертвых цветов: серые розы, черные георгины, белые цветы герани, а меж всех этих цветов то и дело встречались пушистые и острые, длинные угольные пучки пампасной травы. Весь этот «венок» скользил с левого плеча, спускался вдоль груди сверху вниз, заканчиваясь справа у самого края болеро, которое доходило лишь до самого верха ребер. Само болеро имело текстуру вельвета или подобной ткани. Водолазка была заправлена в брюки, что сидели на девушке выше пупка, были сильно сжаты изящным очень темным голубым ремнем, бляшка которого изображала две прибитые друг к другу гвоздем ладони. Штанины брюк раздувались к коленям, а у колен были заправлены в высокие и дорогие сапоги из кожи, все того же могильно-черного цвета, со стоячими голенищами, перламутровыми набойками на высоком каблуке и остром носу, а также изящными пуговками в виде блестящих жуков на икрах. Кожа у девушки была невероятно бледная, похожая на лик луны. Ладони очень сухие, руки выглядели болезненно в купе с этой неестественной бледностью и, будто специально, дополнялась эта болезненность чуть удлиненными ногтями на каждом пальце, что были цвета панциря мокрицы - черные, с темно-фиолетовым и темно-зеленым отливом. Девушка не отказывала в украшениях. Как и у других аристократов, на ней их было много, но вот все они были очень тусклые, строгие, темные, будто увядшие и выдержанные в одном стиле. Большинство драгоценных камней были матовые, холодных цветов, в оправе из темных драгоценных металлов. Вновь в глаза бросился перстень с темно-пурпурной бабочкой, который было сложно разглядеть из-за того, как же он хорошо вписывался в образ незнакомки. — Ну? Чего ты молчишь? — девушка улыбнулась губами. Лицо ее было вытянутым, немного строгим, с широкой челюстью и лбом, длинным носом с небольшой горбинкой. Брови тонкие, но очень темные, ресницы короткие, но тоже угольные, губы светло-голубые, в тон кожи, а вот глаза очень глубокие, кажется, будто в них можно было утонуть. Они были цвета болотного омута, темно-зеленые, почти черные, лишь с легким блеском чего-то очень высокого и непостижимого для ума обычного парфюмера. От нее почти не пахло… Лишь мел, воск, что-то такое… Умирающее, будто бы ветхая книга или же истлевшая вещь. Паль, дерево, папирус и чернила… — Я… Простите… Спасибо, что помогли. Девушка низко усмехнулась, ее грудь дрогнула и Луи понял, что грудь у девы абсолютно плоская, а плечи широкие. — Брось, не стоит благодарности. Тьерри не рассказал обо мне ничего? — Ах? — парень поднял брови, — Нет, а должен был? — Не должен был. Я попросила выдержать некую интригу… Глаза цвета омута смотрели не моргая, губы смыкались намертво, стоило всякий раз ей закончить говорить. Прически как таковой у нее не было, лишь пробор по середь вьющихся волос. — Интригу? Вы ведь подруга Шпинеля, судя по перстню с бабочкой? — А ты, Луи-Паскуале, очень наблюдателен… Да, можно выразиться и так, — дева усмехнулась, повернув голову в сторону сада, — Мое имя – Шериль Дувизаж. Я желала познакомиться с вами лично, уделите мне пару минут?