Сломанные запястья

«Неважно, какой импульс будет сильнее, они все могут быть неверными». Подобное Кевин впервые услышал на групповой психотерапии. Иногда он злился, что нечто назвали механизмами преодоления, а потом случились какие-то жуткие вещи, как развитие психологии и эволюция, чтобы все эти способы оказались неподходящими для взаимодействия с социумом. Это казалось ему величайшей глупостью. Ладно, бежать явно не его любимый способ реагировать, изменения изматывают его, но считать всё новое опасным — не его стратегия. Переезд в другой штат и глобальное изменение образа жизни доказали ему, что он не скрывался от чего-то, а искал правильное. В это он верит практически каждый день. Он должен верить. Да, и не от чего было бежать, незачем было сражаться, были силы не замереть в страхе, но пока ему очень сильно хотелось сдаться. Поддаться глупому импульсу, открыть эту дурацкую дверь и получить… Что-то. Отсутствие конкретной цели по жизни — стало конкретной проблемой. Не было устойчивых шагов, стратегий для собственных игр, которые он интегрировал во всю свою жизнь, порой не было почти ничего. Он должен быть лучше, иначе нельзя было, но когда он вообще делал что-то для себя? Аарон может быть только его, если бы… Если бы, он не ныл Жану, конечно. Нужно просто придти, а не думать. Думать — вот самый нездоровый механизм и плевать на остальное. Кевин не рассчитывал время прихода, он же не помешанный. Просто смотрел на часы, пока они не показали половину пятого. Достаточно, чтобы встать и медленно подойти к нужной двери. Сделать вдох, может парочку и легко постучать в дверь под номером пять. Но нет такого количества кислорода, который спас бы его от задержки дыхания при виде горящего триумфа в глазах напротив. Медленно, но им удается перестать смотреть друг на друга. Простые шаги. Закрыть дверь, пройти в просторную комнату, пройтись взглядом по деталям. Неправдоподобно небрежно лежат фотографии на прикроватной тумбочке, кровать вычурно хорошо заправлена, пол заставлен простыми и невзрачными коробками с картонными крышками, на каждой мелким почерком выведены надписи: краски, одежда, какая-то из коробок отмечена более рваными буквами, язык ему незнаком. Всё стоит как-то симметрично, всё подписано, чрезмерно чисто даже для подобного места. Педантично. Так бы Дэй это описал. К полутораспальной кровати прислонен начатый холст. Ничего конкретного, много зелёного и красного, но не собранного в единое целое, будто лист использовался как палитра для подбора нужного оттенка. Абстракции никогда ему не нравились, вызывая лишь легкое головокружение. Если ты не понимаешь, что именно изображено, то остается лишь додумывать, а это — яд для мозга. На стенах тоже висят несколько картин. Кевин достаточно бегло всматривался в то, что рисует Аарон, скорее интересуясь тем, как он это делает, но он может проследить его стиль. Что-то в сочетании цветов узнаваемо и плотно ассоциируется с человеком, что стоит, прислонившись в той же стене, где и его творения. Дэй беззастенчиво изучает обстановку, давая себе время сосредоточиться, к счастью, его не тревожат и не мешают исследованию. Привычка трогать и познавать мир тактильно заставляет его руки потянуться к фотографиям на тумбе. Фотография двух очень пушистых кошек, какая-то комната с бассейном, девушка с мягкой и очень теплой улыбкой. С идеально прямыми волосами оттенка, что как Кайла учила его, можно назвать — клубничный блонд. Три фото явно не были сделаны одним человеком. Фото котов очевидно домашнее, без ракурса, а лишь с желанием показать двух маленьких созданий. Немного смято по краям будто вытащено из конверта. — Мой брат считает, что мне интересно, что в моё отсутствие они завели котов. Джостен, конечно, сказал бы, что это «вместо меня», — Аарон подает голос, а Кевин с трудом улавливает эмоции, что вихрем пронеслись, также быстро исчезая. У него с братом и его парнем, очевидно, всё довольно сложно. Они живут вместе, не очень ладят, но, возможно, Аарон привязан к ним больше, чем готов признать. — Опять же, мой кузен ещё лучше, когда хвастается своим домом в Германии, они явно глумятся над фактом, что у меня нет постоянного доступа в интернет. Будто я бы ответил им, даже если бы спал с телефоном в руке. Речь Аарона нейтральна, а Кевин вглядывается в яркое и очень качественное изображение, пока игнорируя, что они стоят друг к другу чрезмерно близко, смотря на одно и тоже. Что-то непонятное стоит за этими фото «незначительных» моментов. В голосе Миньярда холод и пренебрежение, но то, что он всё сохранил и держит прямо перед собой говорит гораздо больше, чем он сам. Семья — интимное и опасное поле для разговора, поэтому стоит перевести тему, что удачно, ведь есть неизвестная девушка на последней фотографии. Снимок выглядит старым со следами пальцев, показывая, как часто его держали в руках. Кевин краем глаза отмечает, как Аарон садится на кровать. — А это кто? — Дэй старается звучать нейтрально, избегая показаться слишком любопытным. И это плохо. Дэй не очень хорош в считывании реакций, но это слишком явно. Как судорога скользит по всему телу, пальцы впиваются в матрас, а с лица сходит краска. Рука Аарона с силой отрывается от простыни, почесывая кожу под ключицей. На секунду оголенный участок кожу выдает маленькую татуировку. Просто буква «К». Кевин находит это забавным. Но что-то явно не так, на это указывает ответ, полученный сквозь зубы, на грани болезненности: — Старая подруга. Кевин не удерживает себя от явного недоверия ответу, приподнимая бровь, но на него не смотрят в ответ, так что он не тратит на это время, вздыхая. Кто вообще сказал ему, что будет легко? Человек перед ним — загадка, причем с явными скелетами в шкафу, но если быть с собой честным, в свою квартиру он сам едва ли кого пускал. Сдался ли бы он так же на доске с фотографиями? Безусловно. Может проблема в том, что в квартиру никого и не пустили бы. — Твои картины на стенах. Довольно самовлюбленно, — Кевин вновь переводит тему, всё ещё нерешительно стоя над Аароном. В ответ на него смотрят с усмешкой, что знакомо и почему-то довольно приятно. Аарон сползает с края кровати, перемещаясь к центру, его тело расслаблено, когда спина опирается на подушку, а рука хлопает по месту рядом с собой. Нет никакой субординации и мысли о ней, когда Кевин соглашается сесть рядом. — Хочешь сказать, что ты не хранишь всякие свои медали, кубки или что там выдают за выдающиеся успехи в экси? — Я не осуждаю, просто удивлен, что тебе позволили. — Кто платит, тот и прав. — А ты платишь? — Ой, отвали. Кевин посмеивается, пока видит Аарона нетипично надувшимся. Он на самом деле мало смыслит в искусстве. Есть красивые вещи, есть не очень, на этом его глубокие размышления обычно и заканчиваются. Но первая картина не красива. Это что-то ещё. Не совсем готовое для описания словами. Немного жуткое из-за обилия черного и тускло серого. Это вид на разрушенный дом, что явно не пережил бедствий. С разрушенной крышей и хлипким фасадом, грубо разбитыми окнами и пустотой за ними. Тоскливо и необъяснимо завораживающе. Ему не нравится. Он не может перестать смотреть. Внезапно, почти гипнотическое разглядывание картины прерывается, когда Кевин чувствует уверенное скольжение пальцев по его руке. В глазах Аарона серьезное увлечение, будто очерчивать оголенные мышцы — самое важное действие на сегодня. Рука слегка задевает ткань футболки, забираясь под неё, обжигающе оглаживая плечо. Легкая материя легко оттягивается, когда прикосновение достигает ключицы. Их взгляды сталкиваются, а Кевину немного хочется умереть. — Твои руки — это преступление. Ты — настоящее преступление, — Аарон сильно хватает его бицепс, выдыхая слова прямо в его лицо. — Я тебя не понимаю, — всё, что может Кевин сейчас, лишь сдавленный шепот и желание найти ответ в глазах, пожирающих его почти физически, сдирая все страхи и попытки выбраться. — Если бы я мог адекватно мыслить в твоем присутствии, я бы объяснил тебе. Но так бывает, знаешь? Простая химия. Просто притяжение. Что-то сильное и неподдающееся логике. — Чего ты хочешь? Аарон чертит линии по заметным венам на его предплечье. Он задумывается на секунду, мягко прикусывая губу, его резцы выглядывают наружу, пока Кевин просто неотрывно смотрит за каждым мимолетным действием. — Я хочу кого-то с кем можно не думать, с кем можно просто сгореть. Кевин хмурится, пытаясь осмыслить сказанное, когда рука Аарона повелительно обхватывает его челюсть, сближая их лица слишком близко. В зелёных глазах неприкрытая паника, которую не гасит даже сдержанная улыбка только для него. Их губы снова почти одно целое, когда соблазнительный шепот Миньярда плавит его, делая неподвижным: — Тебе есть что терять? Вопрос ударяет по Кевину, внутри него раздается мерзкий звон, словно его крепко приложили чем-то металлическим. Он был так близко к тому, чтобы просто нырнуть в это. Заклеймить себя этим совершенно неправильным, но значимым поцелуем, но… Но всегда есть и будет. Потому что ответ «да». Ему есть, что терять. Поэтому, его шея совершает неприятный поворот в сторону от тепла, от желанных полуприкрытых губ и глаз-убийц, которые хоронят его выдержку. Его тело почти подрывается, в попытке встать, но Аарон ловит его за запястье. — Останься. Просто останься, я понял тебя. Если это слишком, мы можем просто побыть здесь, немного? Пожалуйста? — в речи Миньярда неизменно много тонов и неразборчивых эмоций, но даже к этому у Кевина уже есть слабость. Эта слабость заставляет его остаться и откинуться на подушку головой, пытаясь надавить на прикрытые глаза руками, чтобы вернуть себе хоть каплю самообладания. Это странно. Быть с ним в одной комнате, на его гребаной кровати, знать, насколько теплым ощущается его выдох на его лице, но не находить в себе силы просто пройти через это. Слишком. Это подходящее слово. Ему нужно убраться отсюда, но Аарон просил его остаться. Очевидная просьба в его глазах, его тихое «пожалуйста». У Кевина уже есть один человек, который изводит его так легко и просто. Но ради непредсказуемого блондина он точно не готов на всё, что угодно. Это место давно занято. Дэй позволяет себе наигранно расслабиться, слушая мягкую речь про картину с пожелтевшими листьями и ядовитыми ягодами. Он не смотрит на разваленный домик, потому что он весь черный и создает болезненную ассоциацию. Его глаза чуть прикрываются, когда он слушает об идеально зеленом, который никак не поддается воспроизведению, сквозь легкую дремоту незаметно, что это признание что-то должно значить. Цвет просто цвет, а он так устал. Когда его легко трясут за плечо, Кевин недовольно жмурится. Легкий смех над его ухом снова слишком горячий для его кожи. — У тебя звонил телефон, красавчик. И как бы ни было прекрасно видеть тебя в своей постели, тебе, наверное, пора, — голос Аарона уважительно тихий, но не скрывает легкой насмешки. Разлепить глаза, обнаружить, что провел здесь час. Кевин явно не планировал ничего из этого. Зачем он вообще пришел? Чтоб напомнить себе, почему он всем и каждому отказывает? Смотреть на Аарона лишний раз совсем не хочется, но всё же ловкие пальцы снова обвиваются на его запястье, как гремучие змеи. Эти точки соприкосновения хуже игл, потому что ему необъяснимо больно, но крови не появится. Никаких следов, что это тоже пытка. — Я всё ещё могу написать тебе? — в глазах Миньярда надежда, которая душит его, оставляя следы, как и теплая крепкая рука на коже. Скажи нет. Просто откажись. Просто… — Да, если разберешься, как это. До понедельника. И мне нравится этот полумертвый сад. А дом вызывает у меня тошноту. Он слабак и лжец, ничего нового. — Так и задумано, — Аарон посмеивается, напоследок поглаживая точку пульса, прежде чем отпустить руку Дэя. — Рвота — твой замысел? — Кевин пытается поддержать разговор, но смотрит на телефон и понимает, что головой он уже далеко. — Ты такой гремучий, спортсмен. — Удачно заснуть в мире эстетики, Аарон. — Увидимся, Кевин. Он не будет оборачиваться, не будет воспроизводить в своей голове событие снова и снова. Потому что нечего вспоминать. Ничего не было. И это правильно. Куда легче дойти до дома, приземлиться в любимое кресло и нажать «перезвонить». И вот, что просто. Это звонкий голос на другой линии, который приносит покой каждый раз. Мягкий трепет, сжимающий его сердце так сладко и правильно. Не так важно, что ему скажут, о походе в бассейн или о слишком большом количестве сахара на ужин, это так верно и необходимо, что Кевин, наконец, дышит полной грудью. Нет больше ничего и никого, что могло быть важным. Ни уведомление о новом сообщении, ни отсутствие плана на единственный выходной. Возможно, он отвлекся на свои эмоции, за что ему заслуженно прилетает «ты не слушаешь», на что он смеется и улыбаясь, вкладывает всё, что у него есть в простой ответ: — Я скучаю по тебе. Он слышит тихий и нежный смех в ответ, который навсегда будет самым драгоценным. — Я тоже соскучилась, папа.