Смотрим в глаза преступности и не моргаем

      Следующее утро встречает Коннора новым заданием, и впервые он приступает к выполнению не на месте преступления, а прямо с рабочего места — вид на то, как несколько человек окружают вниманием одно единственное голосовое сообщение, отправленное с неизвестного номера, вызывает противоречные и граничащие с нервозностью мысли. Вмиг телефон гражданина Джоуи Брамса становится основной уликой, напрямую ведущей к орудию и месту убийства своего предполагаемого соседа, поэтому его попадание в участок оказывается неизбежным.       Они раз за разом переслушивают аудиозапись, длящуюся не более двадцати четырех секунд, и с долей скептизма отмечают появляющиеся по мере прослушивания новые детали. Первые несколько секунд слышатся отчетливые постукивания, некий рокот, вероятно, представляющий из себя топот ног, а после, совершенно внезапно, раздается громкий колокольный звон — и дает начало настоящей вакханалии, состоящей из едва различимого тяжелого дыхания, шуршания тканевого мешка, завывания церковного хора и композиции звонкого гудения, различающегося несколькими частотными высотами.       Коннор слушает тоже: не только запись, но и предположения других полицейских, норовящих вставить свое слово в продвижение дела. Каждый знает, что необходимо поспешить, поскольку похищение людей всегда подразумевает собой незамедлительное возбуждение уголовного дела, но никто не выглядит излишне встревоженным или подверженным панике, все стараются сосредоточиться на единственной предоставленной улике.       Так и продолжается до тех пор, пока лейтенант Андерсон не предлагает ему отправиться в приемную, чтобы принять участие в допросе Джоуи Брамса и выбраться наконец из порочного круга бесконечного прослушивания. Он с удовольствием хватается за эту возможность и отправляется на улицу, где, на удивление, не обнаруживает никого, кроме пожилого мужчины в сером пальто, закуривающего сигарету.       Коннор сканирует его лицо и опознает пятидесятидевятилетнего Брамса, не имеющего никаких судимостей. Он реагирует на его появление спокойно, даже когда замечает сверкающий в тени диод, поэтому в голову приходит однозначный вывод — персонаж неагрессивный.       — Здравствуйте. Джоуи Брамс, полагаю? — ровно начинает он, подходя ближе и становясь на расстоянии около полутора метра.       — Добрый день. Верно, — доброжелательно кивает мужчина и кратко прокашливается, выдавая тяжелой хрипотцой не первый год курения.       — Вам не следует использовать табачные средства на территории полицейского участка.       — Вы правы, — согласно мычит он и торопливо тушит тлеющий бычок, прежде чем резким движением бросить его в сторону мусорки, попадая в середину с первого раза, — мне, в целом, следует перестать курить. Но, знаете, в связи с последними событиями… Не каждый день становишься свидетелем преступления.       — Могу понять, — вежливо соглашается Коннор, — я знаком с вашим досье, поэтому позвольте узнать подробности о самом деле.       — Конечно, спрашивайте.       — Известно ли вам имя жертвы? — спрашивает он и механически облизывает губы, соскабливая процессорами холод с языка, невольно вызванный использованием последнего слова.       — Да. Нельсон Кл… Клум или, возможно, Клейм. Извините, не помню точно, — мужчина с досадой почесывает затылок.       — Все верно, Нельсон Клум. Что вы знаете о семейном положении этого человека?       — Он был одинок, — пожал плечами Брамс, — женщины не было, а дети к нему никогда не ходили, поэтому могу предположить, что их и нет вовсе.       — Что насчет места работы?       — Мне есть, что сказать, — усердно закивал мужчина, — Нельсон был заядлым верующим, каждый день посещал утренние молитвы в качестве священника. Однажды даже случился конфликт на почве религии — не подумайте, я не верующий, но ни в коем случае не осуждаю это, — просто в какой-то момент церковные воспевания, исходящие из его дома, стали крайне негативно сказываться на здоровье моей беременной жены.       — Спасибо, — Коннор загрузил больше данных для анализа, — какие у вас были отношения?       — Мы были плохо знакомы. Иногда общались или обсуждали бытовые проблемы, но так — ни о каком приятельстве и речи быть не может.       — Есть ли у вас какие-то сведения о том, куда мог отправиться Нельсон Клум перед исчезновением? — спрашивает он.       — К сожалению, не могу ничего об этом сказать.       — Этого достаточно, благодарим за внесенный вклад. Вам не стоит беспокоиться, мы прилагаем все усилия для скорейшего завершения дела, — ободряюще произносит Коннор и, дождавшись ответной благодарности, отправляется обратно в сторону участка. У самого входа его встречают несколько офицеров и жестом указывают на собирающийся выезжать полицейский фургон, из которого выглядывает голова офицера Криса. Он спешит присоединиться.       Поделиться результатами протокола допроса свидетеля оказывается хорошеей идеей, потому что из общего числа информации получается вычленить некоторые данные и согласно этим показаниям узнать, куда именно следует отправляться в первую очередь. Коннор с трудом убеждает остальных сотрудников поверить в достоверность своих исследований, в основном, благодаря влиянию лейтенанта Андерсона, поэтому посредством переговоров общим решением становится отправиться прямиком в скромную церковь на окраине города, а изучение улик оставить на попечение детектива Бена Коллинза.       Весь путь от полицейского участка вплоть до прибытия на предполагаемое место убийства Коннор безостановочно занимается тщательным анализом предоставленных ему улик и сопоставлением действительных данные с информацией, полученной в ходе передачи показаний. Положение дел не сулит ничем хорошим, потому что после внутреннего воспроизведения аудиозаписи Коннор здраво предполагает, что человек находится в среде с опасно низким содержанием кислорода, также непригодной для дыхания, и, учитывая, сколько времени прошло с момента отправки сообщения, вероятность выжить снижается с геометрической прогрессией.       Он старается оградить себя от выстраивания сценариев и предполагаемой реконструкции, чтобы не забивать активно перерабатывающий информацию процессор предубеждениями до момента, пока не наступит возможность воочию увидеть пункт назначения, но выходит из-рук вон плохо, и Коннор в десятый раз анализирует вероятность смертной опасности, грозящей Нельсону Клуму.       В действительности, все оказывается в десятки раз хуже.       По прибытию он обхватывает широким прямоугольным аппаратом зрения публику, собравшуюся возле входа в церковь для обозрения сложившейся ситуации журналистами, полицейскую машину, прибывшую сюда мгновениями ранее, судя по нерастворившимся еще выхлопным газам, валящим из коллекторной трубы, а у самого входа — детектива Рида, стоящего в одиночестве среди окружающей его толпы. Коннор мимолетно ощущает, как внутри — промеж гофрированного насоса для отвода тириума и центрального обрабатывающего устройства, являющегося эквивалентом человеческого сердца — что-то грохочет и размеренно урчит подобно нагревающемуся микрочипу, но не связывает это ни с одним из действующих ныне процессов, поэтому трогает и перебирает чувствительные сенсоры на кончиках пальцев, чтобы убедиться, что не совершает ошибку остановкой диагностики. Индикаторы на руках работают исправно, и даже гудящий звук в ухе перестает отвлекать, — Коннор склонен полагать, что все нормально.       Он ни на секунду не перестает выполнять функцию сканера окружающей среды, поэтому спустя несколько секунд определяет изменения, появившиеся на лице детектива после обнаружения их присутствия в радиусе действия своих полномочий: по пролегающей тяжелой угрюмости на переносице становится понятно, что встреча их не закончится ничем хорошим. Комплекс странных действий, выполненных им, Коннор с трудом определяет как попытку избежать разборок: он нервно подергивает пальцами, не давая покоя уже наполовину раскрутившемуся лейкопластырю, бегло осматривает обстановку и решается смешаться с толпой, пока Коннор замирает, не решаясь сделать ни шага.       Лейтенант Андерсон берет на себя инициативу. При столкновении их взглядов пробегает тлеющая искра, готовая вот-вот вновь вспыхнуть пламенем, и у обоих появляется примерно одинаковое выражение лица, у Хэнка — необоснованно, словно пришли по его душу, а не наоборот.       Коннор подходит ближе и становится неподалеку от лейтенанта, считывая по губам краткий диалог, состоящий, в основном, из обмена грубыми любезностями, но после отвлекается на изучение местности, представляющего для него куда больший интерес. Он не уделяет внимания заострившему на нем взгляд детективу Риду и заходит ему за спину, чтобы вслушаться в негромкий хор, исходящий из огромных расписных дверей церкви. Воспроизводит запись снова и снова, снова и снова, до тех пор, пока в прослушивающих механических устройствах, заложенных внутри, не начинает эхом прослеживаться связь между звукозаписью в голосовом и пением из здания.       Он создает схематическую реконструкцию, состоящую из ракурсов камеры и воспроизведения мелодии — без каких-либо образов, сопровождающих процесс обычно — и просчитывает, насколько совпадает качество звука. Оно, очевидно, не совпадает. Гам раздается приглушенно, немного снижает громкость по мере прослушивания, но, в целом, звучит довольно четко, поэтому основной задачей в данный момент становится проверить некоторые точки вокруг здания.       Папку с документами по понятным причинам приходится оставить другим людям, вовлеченным в это дело, и перед тем, как отправиться на задний двор, Коннор изучает детектива Рида, покидающего территорию. Он не выглядит озлобленным или напряженным, даже наоборот — по беззаботной походке можно предположить, что он рад такому положению дел — оставляет полицейскую машину нетронутой, а сам отправляется в сторону дешевой забегаловки, но не заходит внутрь, а заворачивает за угол, выходя из поля зрения.       Коннор напрягается и заново прокручивает в голове хронологию событий, начинающуюся с их прибытия в это место, но не может восполнить пробел с моментом, когда появляется эта машина. Он медленным шагом подходит ближе, держа огнестрельное оружие наготове, но вскоре замечает, что салон пустует. Обходит машину по кругу, заглядывает в окна — на которых с удивлением обнаруживает тонированное стекло со сторон водительского и пассажирских сидений — сканирует номера спереди и сзади, но не может быть уверенным в том, существует ли такая машина в базе данных. Также он не может утверждать, что со стопроцентной вероятностью сохранил в памяти номера абсолютно всех полицейских машин, задействованных в этом расследовании.       Только он собирается вернуться обратно, чтобы сообщить об этом руководству, как внезапно чья-то рука хватается за его плечо и с силой оттягивает назад. Коннор реагирует незамедлительно, но прежде чем успевает схватиться за пистолет, раздается краткий хохот, явно исходящий от детектива Бена Коллинза.       Коннор опускает оружие.       — Чего ты такой нервный, приятель? — по-доброму интересуется он, похлопывая по плечу крупной широкой ладонью, — мне передали отдать тебе приказ занести Риду папку с его личными исследованиями, которые он забыл на лестнице.       Бен выуживает зажатый предплечьем файлик, едва не рвущийся от количества забитых в него бумаг, и протягивает вперед, бесцеремонно прижимая к чужой груди. Исключительно благодаря механическим рефлексам, Коннор с легкостью его ловит и, бегло оглядев взглядом, задает здравый вопрос.       — Что?       — Занести Риду его бумажки, — терпеливо и с легкой безмятежностью отвечает детектив.       — Но он уже покинул это место.       — Вызови свой автомобиль, — он неопределенно машет ладонью в сторону, — и поезжай к нему домой. Мы не можем оставить место без присмотра.       — Я могу внести свой вклад в расследование, — доходчиво поясняет Коннор, отстраняясь на шаг назад.       — Это приказ.       Он собирается сказать что-то еще, предоставить более вразумительный аргумент, но детектив больше не слушает — он с увлечением отвечает на звонок и отходит в сторону остальных офицеров, занятых бездумным рассматриванием комплекса церковных сооружений. Наполненный беспомощностью взгляд, направленный на лейтенанта Андерсона, не помогает тоже: он только хмурится и пожимает плечами, словно ничего не может с этим поделать.       Коннор молча — не издавая никаких утомительных вздохов или недовольных возгласов — перехватывает папку удобнее и направляется в сторону единственной опустевшей остановки, предназначенной специально для андроидов. Он без особого интереса осматривает обстановку и вглядывается более внимательно в перечень беспросветных туч, являющихся предвестником надвигающегося ливня. Размышляет о том, что спустя час, земля, являющаяся фундаментом заднего двора перестанет быть пригодной для изучения, а то и вовсе потеряет всякую ценность, что трудно будет найти конкретное место нахождения Нельсона Клума, затерявшегося среди церковных принадлежностей, но не заставляет себя думать о том, как пройдет предстоящая встреча.       Он становится в автобус и ловит взглядом десятки лиц, безлично пялящихся вперед, словно заинтересованных исключительно в выполнении своей задачи, не в чем-либо другом. Коннор анализирует: размышляют ли эти андроиды о том, благоприятные сегодня погодные условия или нет, ждут ли наступления четверга, чтобы посмотреть еженедельную прокрутку американской мелодрамы без названия, думают ли о том, чем они могут заняться после выполнения миссии. Маловероятно, что да, потому что все они — результат одноименной человеческой деятельности, называемой массовым производством.       Слышится слабый треск мелованной бумаги, и Коннор разжимает неконтролируемые пальцы, сжимающие файл с прикладываемой силой — а после искренне сокрушается, что при нем нет монеты, способной стабилизировать его состояние в считанные секунды. Он приподнимает папку и систематизированно изучает обложку, состоящую из титульного листа и этим невольно подтверждающую, что в этих документах находится информация исследований личного характера. При всем желании, он обладает полномочиями заглянуть внутрь, чтобы воспользоваться данными для продвижения расследования, поэтому бездумно переворачивает и вертит ей туда-сюда, разглядывая глянцевую обложку.       Недолго думая, Коннор откладывает документы в сторону.       Вскоре наступает время необходимой ему остановки, и на смену безразличию приходит так называемое ощущение неудовлетворенности, вызванное скупым отсутствием предполагаемой социализации. В обществе андроидов Коннору становится не по себе, потому что это противоречит вложенному в него рефлексу быть учтивым и вежливым, что подходит только для взаимодействия с людьми, поэтому он ощущает некоторое облегчение, когда покидает автобус.       Он изучает открывшуюся местность, и места эти удивительно схожи с детективом Ридом — то ли атмосферой, то ли условиями жизни, но веет от них необыкновенным букетом запахов асфальтной пыли и подсохших гербариев. Улицы пустынны и бесшумны, перекати-поле двигаются по умерщвленным палисадникам медленно, собирая на себе все текстильные отходы, некогда выброшенные людьми, и продвигаться вперед трудно, потому что легко затеряться в перечне одинаковых домов с не сменяющимися даже номерными табличками.       Коннор не спешит приближаться к указанному в рапорте адресу — в планах у него еще связаться с лейтенантом Андерсоном.       Здравствуйте, лейтенант.       Уже здоровались       Возможно, вам следует приглядеться к полицейской машине, стоящей перпендикулярно крайнему забору.       Чего       Регистрационный номер: k785ya.       Коннор       Убийцы и архитекторы всегда возвращаются на место преступления.       Здесь нет такой машины       Коннор?       У обсаженного растительностью дома, отличающегося от остальных своей обжитостью, Коннор останавливается через несколько минут, отвлеченный на разного рода вещи — то черная кошка дорогу перебежит, то шум послышится из соседнего дома, то тучи достигнут своего пика, но дождь никак не хлынет. Изначально, разумеется, были некоторые мысли о том, что жилье детектива Рида обязательно назло должно быть абстрагировано от общества андроидов максимально, поэтому дойти до него от специализированной остановки не представится возможным, но, в действительности, ему оказывается, скорее, все равно — а помимо этого, Коннор не строил и не планировал строить какие-либо теории заговора, и дом этот вызывает отчужденные ощущения, не связанные ни с одним из центров регулировки.       Он рассматривает светлое крыльцо, не огражденное забором или какой-либо калиткой, анализирует цветущие на лужайке цветы, распознающиеся как пышные метельчатые гортензии и трогает кончиками пальцев трепетные лепестки, покорно прогибающиеся под гладкими сенсорами. Они зацвели совсем недавно — это видно по голым супротивным листьям, имеющим мягкие края подобно ребенку с вот-вот прорезающимися зубами, но ухаживают за ними тщательно, словно переживают за судьбу каждого распустившегося лепестка.       Перед дверью, расположенной после зубчатых деревянных ступеней, располагается потрепанный желто-серый ковер, который Коннор анализирует тоже — на нем отпечатки обуви сорок первого размера, следы кошачьих лап, принадлежащие длинношерстному лаперму, выпуклая округлость, традиционно принимающая форму ключа, а также витиеватая надпись на русском языке, переводящаяся как «вытирайте лапы». Он не до конца понимает, зачем оставлять послание коту, — на минуточку — кошке, но предпочитает не задаваться лишними вопросами.       На звук дверного звонка детектив Рид отвечает не сразу, и Коннор невольно задается вопросом, у всех ли людей присутствует привычка игнорировать зов, и если не у всех, то почему ему достаются встречи с теми, кто поступает именно так. Он звонит вновь, после настойчиво стучит в дверь, затем звонит снова — и только тогда она наконец-то распахивается, едва не влепившись ему в лицо, и в проходе появляется фигура.       Коннор анализирует, анализирует и анализирует: на лице детектива застывает несколько напряженное и озадаченное выражение лица, самый край губ едва заметно запачкан в свежей томатной пасте, а с рук капает влага, словно ему прямо перед выходом пришлось усердно намывать руки. Видеть его в домашней одежде, с зачесанными назад волосами и неопрятно выделяющимися мешками под глазами приходится впервые, и Коннор, кажется, только сейчас осознает, что никогда не видел на нем какую-либо другую одежду, кроме располосованной атласной футболки, кожаной куртки и пары модных джинс, а еще, что, в отличие от него, люди нуждаются в постоянной смене одежды.       Он не выглядит дружелюбным или гостеприимным, но, в принципе, он не выглядит таким никогда, и то, что его не прогнали с порога в первую секунду, является хорошим знаком. Из дальней комнаты раздается громкий всплеск и шипение — детектив реагирует на это незамедлительно и, сломя голову, несется вглубь дома, позабыв про открытую дверь и незванного гостя, а, возможно, поставив это на более низкую ступень приоритетов.       Коннор с неуверенностью принимает это как приглашение.       Он проходит внутрь и осторожно прикрывает за собой дверь, рассматривая обстановку. В коридоре равномерно разливается приглушенный свет, а все двери предусмотрительно закрыты, только яркое свечение с самой крайней по счету комнате, из которой как раз-таки доносится шум, отвлекает сильнее прочего. После беглого осмотра нескольких зимних пальто, висящих на крючке справа от входа, ряда длинных прозрачных полок и рамок с вложенными терпеливо фотографиями, среди которых Коннор заприметил абонемент на посещение спортзала и несколько сертификатов повышения квалификации, он подходит к двери кухни и заглядывает внутрь.       Детектив выглядит крайне сосредоточенным, поэтому он не спешит отвлекать его от предполагаемого приготовления пищи, которым он занимается, замерев перед плитой. На самой маленькой конфорке стоит крупная кастрюля, переливающаяся на свету золотистым цветом, в ней размеренно болтыхаются крупные макароны-ракушки, норовя выкатиться из кипятка, а в сковородке теплится только что приготовленная зажарка из мелко натертой моркови и колец нарезанного репчатого лука. Неподалеку активно работает мультиварка, постепенно нагреваясь, но внимание привлекает, в первую очередь, обстановка, царящая на этой кухне.       Безусловно, она отличается от той, которую Коннор привык видеть в доме лейтенанта Андерсона: здесь не лежит никаких пустых бутылок из-под алкоголя, не проецируется в воздухе сигаретный дым, полки начисто протерты спиртными салфетками, влажные разводы после которых анализирует он, но при этом присутствует легкий беспорядок, происходящий обычно всегда при готовке. На обеденном столе, прямо посередине, цветут живописные остеоспермумы в вазе, принадлежность которых выходит определить не с первого раза, а сбоку, удобно расположившись спиной к кухонной плитке, спит крупная кучерявая кошка, поджав под себя длинный волнистый хвост.       Коннор не стесняется поднести руку и осторожным гладящим движением провести по мягкой практически воздушной шерсти животного, не встрепенувшегося даже после прикосновения. Она спит крепко, издавая громкие мурлычащие звуки и шевеля королевскими серебристыми усами, чтобы показать, что она все еще в сознании, но также не реагирует ни на звуки, ни на касания.       — Здравствуйте, детектив Рид. Прошу прощения за внезапный визит, — запоздало здоровается он.       — Ты ворвался в мой дом.       — Я посчитал, что раз вы оставили дверь открытой, вы будете не против, если я пройду внутрь. Дверь я закрыл. На ключ, — прагматично объясняет Коннор.       — О боже, ты меня еще и изолировал вместе с собой, — хмыкает детектив и демонстративно разводит руки в стороны.       Коннор только собирается подать голос вновь, как вдруг осознает, что с вероятностью восемьдесят два процента детектив Рид сказал это несерьезно. Пошутил.       — У вас необычайно красивые цветы перед домом, — он ободряюще растягивает на губах улыбку, решив, что лучшим решением станет смена темы для разговора, — гортензии. Редкий выбор.       Взгляд детектива немного смягчается после упоминания цветов, и он замолкает, неловко перебирая пальцами край футболки, но не выглядит сконфуженным или излишне смущенным — разве что немного напряженным.       — Спасибо, — наконец, спустя длительное молчание, произносит он.       Судя по всему, ему становится немного легче, когда есть, чем занять блуждающие руки, поэтому несколько минут он бездумно занимается сервировкой стола и даже по привычке накрывает на двоих, но не спешит это исправлять.       Коннору снова немного не по себе, но он послушно присаживается напротив, мимолетно отодвигая от себя пустующую тарелку и кратко рассказывает о цели визита и происходящем на месте преступления, не обращая внимания на бесцеремонно хлюпающего макаронами детектива Рида.       — То есть, они просто положили хуй на расследование и послали тебя ко мне? — едва не подавившись рисом, хохотнул он, судя по всему, находя рассказ Коннора по-настоящему забавным.       — Не уверен, что это верная формулировка.       — Помолчи, скоба, — продолжает он глумиться, — просто они тебя ни во что не ставят, это очевидно.       — А вы? — зачем-то интересуется Коннор.       — Че?       — Вы меня во что-то ставите? — поясняет он терпеливо.       — А. Ну… Для меня ты даже кофеварка сомнительная. Ты ж мне никогда кофе не делал.       — Вы приказывали делать кофе не из самых хороших побуждений.       Детектив Рид в ответ пожимает плечами, выглядя при этом отстраненным, но, как бы то ни было, не пытается ничего отрицать.       — Вы умеете готовить.       — Тебе-то какое дело? — недоверчиво косится он, — ты даже пищу не употребляешь.       — Просто интересное наблюдение.       — А чего ты ожидал от человека, который живет в тридцать шесть один?       — Лейтенант Андерсон не умеет готовить, — бессознательно произносит Коннор, — он имеет огромное количество вредных привычек: пристрастие к высококалорийной пище и табаку, алкогольную зависимость.       — А ты теперь нянькой его подрабатываешь? — безразлично хмыкает детектив Рид.       — В мои программы не вложены инструкции по воспитанию и прочим образовательным процессам, — механически поясняет он, — я предпочитаю делать то, что сделал бы каждый человек по отношению к своему… приятелю.       Диод нервно мигает желтым, но скоропостижно стабилизируется, снова заливаясь голубым цветом, а детектив почему-то издает громкий смешок, не сигнализирующий абсолютно ни о чем, но не произносит больше ни слова.       Через некоторое время со столешницы спрыгивает кошка, сопровождая каждый свой шаг кратким мяукающим звуком, и беззвучно передвигается в сторону детектива, а затем присаживается на соседний стул и, свернувшись в клубок, засыпает снова — в этот раз тихо, не издавая громкого мурчания.       Он не обращает на это никакого внимания, но кошка этого не требует: по внешнему виду, ей достаточно одного присутствия хозяина, чтобы спокойно отдыхать.       — Почему вы заинтересованы в расследовании, детектив? — спрашивает наконец Коннор, настойчиво опираясь локтями на обеденный стол.       — С чего ты взял? — без лишнего напряжения спрашивает Рид.       Играть у него получается, безусловно, мастерски, как и подобает настоящему полицейскому-профессионалу, но андроида, предназначенного специально для раскрытия сложных дел, так просто не провести: он давно уже провел свое собственное исследование.       — Вы прибыли на место преступления раньше основного состава. Вы смогли опознать звуки с аудиозаписи, значит, не понаслышке знали об этом месте. Также у вас отдельная папка с информацией, которая собиралась явно не один день, — твердо перечислил Коннор, наблюдая за реакцией детектива по мере произнесения каждого аргумента. Оно оставалось невозмутимым.       — Ты что, копался в моих документах?       — Нет, — выдержав длинную паузу, сказал он, — я не трогал ваши документы.       — Тогда я понять не могу, какого хуя ты ко мне пристал?       — Это напрямую относится к расследованию, — терпеливо объяснил Коннор.       — Я отстранен от дела! — взвыл детектив Рид, сердито хлопнув по столу ладонями так, что едва не перевернул свой ужин.       Коннор перевел взгляд со скривившегося в гневе лица на его колени, и с удивлением заприметил умиротворенно посапывающую кошку, не встрепенувшуюся даже после громогласного возгласа. Она явно привыкла к подобному, и вместо того, чтобы сбежать в страхе, позволяет поглаживать себя трясущимися нервно пальцами, со знанием, что никто ее в этом доме не обидит.       — Проваливай, — бормочет детектив Рид.       — Извините.       — Я дважды не повторяюсь.       Коннор встает из-за стола, задвигает осторожно стул и, пребывая в небытии, ощущает избыточное давление в области основных процессоров, влияющих на часть головы напрямую. Это давление ощущается невербально, но давит настолько ощутимо, что он из раза в раз проводит диагностику и не получает никакой ошибки.       Диод отказывается мигать тоже, и Коннор с трудом сумел бы объяснить, что с ним происходит, если бы кто-то решил задаться этим вопросом. Он вспоминает сад, цветущий на подкорке сознания, решительную Аманду, отдающую предпочтения исключительно прямому выполнению задания, и тириум начинает течь по разветвленным системам с новой силой, состояние стабилизируется до нормального, а он думает о том, какова была бы реакция детектива Рида, найди он труп андроида, лежащий на пороге его дома. Стал ли бы он обращаться в полицию, выступил бы в качестве свидетеля смерти, отправил бы его тело на груду металлолома, коим и является изначальная и конечная форма андроидов, или нет?       Коннор покидает дом и захлопывает за собой дверь.