Он переворачивается на спину, натягивая пуховое одеяло по самый подбородок, и лениво смотрит на трескающийся вертляво потолок с обдирающейся и сыплющейся обсохшей штукатуркой. Места эти старые и пористые напоминают россыпь звезд, расположившуюся прямо над его головой, и приятно думать о том, что на самом деле, свидетелем его несчастливой жизни становятся самосветящиеся небесные тела. Не Бог.

Коннор мимолетно ощущает, как внутри — промеж гофрированного насоса для отвода тириума и центрального обрабатывающего устройства, являющегося эквивалентом человеческого сердца — что-то грохочет и размеренно урчит подобно нагревающемуся микрочипу, но не связывает это ни с одним из действующих ныне процессов. Индикаторы на руках работают исправно, и даже гудящий звук в ухе перестает отвлекать, — Коннор склонен полагать, что все нормально.

Кави, по случайности ставший объектом анализа, получил такие психологические характеристики, как идентификацию с по-настоящему несчастным человеком, варьирующуюся от предначертанной жизни в тревогах и вероятности спиться к сорока годам до желаемого существования в относительном спокойствии, с не очень искренним интересом к людям, крайней необходимостью близкого круга общения для выражения льющейся через край эмпатии, а также откровенным проявлениям, так называемой, симпатии.

Такой Сугуру, безмятежный и рассудительный, — загадка. Остается невозмутимым в любой ситуации, способный только недоверчиво приподнимать брови, когда его в очередной раз пытаются вывести из себя. Сатору тоже: в этом не стыдно признаться. Просто на чужом лице хочется видеть эмоции, живые и настоящие, которые он вызывает у остальных одним своим присутствием, но у него — нет. Только желание протереть горлышки бутылки, отодвинуться или нахмуриться.