Marvel/DC Король Пауков

Я проснулся в час ночи. Проснулся резко без переходной стадии от сна к бодрствованию, когда человек еще неотличим от вяло моргающего овощеподобного образования. За окном сгустилась тьма, кое-как разжижаемая далеким светом еще целых уличных фонарей. Тишина давила на плечи, вжимала в кровать, свинцовой короной опоясывала черепную коробку мешая связно думать, телевизор выключен - дядя обычно засыпает под его бубнеж, значит он снова куда-то свалил по важным и совершенно точно не связанным с криминалом делам. В мозгу лопнувшим сосудиком бились ровно две вещи. Первая - Шелоб станет мамочкой. Счастливые родители в количестве пяти штук после бурной брачной ночи нашли в себе силы сплести под кроватью в дальнем углу схематичный каркас под паутину, в которой вскоре будут отложены яйца. Пауки улучшат ее, но позже. Вторая - я хотел есть. Очень сильно хотел есть. Горечь желчи и крови смешивалась со слюной, забиваясь во вкусовые сосочки языка. Горло пересохло. Внутренности скрутило тугим узлом, повисшим в брюшной полости. Голод. Голод. Паутина жаждала пищи. От идеи высыпать в пасть содержимое вскрытого пакетика со сверчками меня остановило только то, что остальным членам Паутины так же требовалась еда. Я вскочил с кровати. Она предательски заскрипела, пробудив Первый Узел. Но сейчас пауки, как бы сильно не хотели, мне не помогут. Я молнией метнулся к санузлу. Нашарил во мраке выключатель. Щелчок. Две секунды промедления. Свет болезненно резанул по зрачкам, простреливая мозг обмотанным колючей проволокой импульсом, пробежавшимся по глазным нервам. Больно. Я боялся света, я не хотел находиться рядом с его источником. Я хотел обратно в прохладную заботу темноты, обратно в Паутину. Но жажда и голод сильнее боли. Вода холодная, тупая боль от нее вгрызается в зубную эмаль и по нервам впивается в десна. Но мне плевать, я жадно пью, шумно глотаю, давлюсь водой. Пить. Я хотел выпить всю воду мира, дабы увлажнить пустыню в которую превратились мои слизистые оболочки. Я зашелся в удушливом приступе кашля, вцепившись в раковину. Что-то забилось в глотку. Барабанить себя по спине. Кислород смешивается с водой. И едва это "что-то" покинуло мою ротовую полость пришло четко понимание, что я подавился не водой и вообще все сейчас происходящее полный пиздец. В темных, почти черных сгустках крови в чаше раковины перекатывался зуб. Мой коренной зуб. Залезть пальцами в рот. Непривычно пустой участок десны. Он кровоточит и в такт моему сердцебиению пульсирует болью. Я выплюнул свой зуб. Ебать. Я в ступоре. Ощупал верхнюю и нижнюю челюсти. Зубы шатаются. Опасно шатаются, так что щелбаном выбить можно. Треск. Я никогда не думал, что у человека могут так сильно трястись руки. Левая рука, указательный и средний пальцы. Ногтевые пластины просто выползли из ореолов плоти, повиснув на перекрученных лоскутах кожи. Одинокие капли крови. Нездрово-черной, вязкой. Она походила на нефть, измазывающую мои фаланги и ладони. Блять, у меня красные глаза. Белка почти не видно под лопнувшими капиллярами - мутные алые пятна, частично затрагивают радужку. В голове пустота - я даже матерных слов подобрать не могу. Абсолютный ноль эмоций. Тотальный ахуй оккупировал все и вся. Руку под воду. Тугая струя окончательно отрывает ногти. Благо на остальных пальцах они еще кое-как держатся. Кровь, ногти и зуб. Вытереться, пачкая полотенце кровью. Аптечка в зеркале, оторвать неровный кусок лейкопластыря, наматывая его вокруг пальцев. Голод. Вода утолила жажду и немного приглушила голод. Но он вернулся с новой силой, кнутом ударив меня по мозжечку. Насрать на то, что я разваливаюсь по кускам - жрать. Хочу жрать!.. Отрезок времени за который я оказался на кухне просто исчез из моего восприятия. Зеркало, раковина, кровь на губах и мысль поесть. Мгновение и я у холодильника. То что я тощий и недоедаю, как бы парадоксально это не звучало, еще не означало, что у нас нет пищи или меня морят голодом. Половина пиццы, консервы, горки из бутербродов в судочках и что-то трудноопределяемое, но скорее всего мексиканское. Дяде Бену нравилось то, что можно есть сразу и на ходу, не заморачиваясь с готовкой. Почти не жуя заталкивать в себя куски холодной пиццы и бутерброды. Вкуса нет, будто мокрый картон жру. И параллельно я чувствовал, как Паутина дрожит, колеблется. Но не от того, что в нее попала Жертва, нет. Она дрожала от пополнения. От вызревающих в Шелоб детенышей, от всех пауков нашего района, до которых я не мог дотянуться, принять их в семью, но ощущал их присутствие, их существование где-то на периферии разума, периферии Паутины. Хранитель и Владыка всего паучьего рода. Тошнота подкатила внезапно. Меня согнуло пополам и вывернуло наизнанку в опустевшую коробку из-под пиццы. Темнота. Я открыл глаза за минуту до того, как прозвучала мерзко-радостная трель будильника. Хмурое утро. Я уснул лицом в луже собственной блевоты. Поправка, блевоты с вкраплением крови и крошкой зубной эмали. Это глюк? Ухватиться руками за челюсти вышло со второй попытки. Нет, это не глюк и не затянувшийся ночной кошмар. На пальцах пластырь, десна почти девственно чисты, не считая уродливых рытвин и редких огрызков зубов. Блять... похоже я умираю. Разлагаюсь заживо. Недолго властвовал Король Пауков. Пятница, предбанник всяческих бесчинств и непотребств. Бенджамин Паркер имел привычку испаряться в неизвестном направлении на всю пятницу, субботу и большую часть воскресенья. Наверное, будь я посмелее, точно бы попытался притащить в это свободное окно какую-нибудь девчонку. Ну, пока я еще не умер, с трудом нашел телефон. Мутило и подташнивало. Опять этот сраный туман в голове. Укус паука уже давно зажил, но теперь зудит с новой силой. Пальцы плохо слушаются. Кое-как написал мисс Глории Смит о том, что меня сегодня не будет и в понедельник, возможно тоже, гриппом заразился. Подстраховался на тот случай если прямо сейчас мое сердечко не остановится. СМС-ка улетает, а во мне вновь вскидывается голод. Жрать. Снова темнота.