Голос разума

      «The older master sowed helmet       Krouford James just squealed «dammit!»…»       Первым, что почувствовал Билли, немного разомкнув свои веки, был дикий холод, неумолимо коловший его худую спину то в лопатки, то в проступающий позвоночник. Создавалось ощущение, что горная стихия налетала рывками, точно крупная хищная птица, стремящаяся выбить последний вдох и унести загнанную душу под родную вершину. Приходящему в себя шахтёру хотелось скрыться от неё, погрозить кулаком, как живой, доказать, что у него ещё остались силы бороться за жизнь, но вместо этого, пребывая лишь частью сознания в настоящем мире, мужчина перебросил рукав какой-то вещи, частично укрывавшей его, и беспомощно поморщился от режущей боли в теле.       Сколько по времени он был в отключке? Бэйтс не мог этого знать точно, как и другие шахтёры, но если бы кто-то весьма разумный и бесформенный умел не только просачиваться сквозь стены, но и упорно следил за тем, как над горным Блэквудским горизонтом поднимается и опускается ледяное солнце, то он бы ответил, что с рокового момента уже прошло около двенадцати дней и со стороны внешнего мира было всё так же тихо, хотя настоящая рабочая смена горных вредителей могла достигать лишь двенадцати часов. Самого же пробудившегося, помимо времени, также волновала угловатая тень, что в тот момент сидела перед ним. На Джеймса она не была похожа нисколько: хоть та и создавала видимую иллюзию своим видом, на самом же деле у неё была другая — более широкая форма плеча, довольно внушительный рост и более плотное телосложение, чем у того, кто, ранее, разделял одинокую участь по другую сторону западни. Вскоре это нечто встрепенулось и наконец-то подало свой голос.       До ушей Билли донеслись весьма различимые — нужные слова, означающие то, что рядом с ним находился человек, а не какая-нибудь неведомая злобная тварь:       «Верно не поверил, что ты оказался уже там… Среди нас всех у тебя самое крепкое сердце.»       За хрипотой, немного изменившей голос, мужчина узнал знакомые грубоватые ноты, и черты тени понемногу проявились, становясь более чёткими, ясными и живыми — оказалось, что рядом находился шахтёр в короткой шляпе с узким краем, сжимавший кулак на своей тяжело вздымающейся груди. Другой, сильно изрезанной каменными осколками, он опирался на землю и теперь смотрел, как ни в чём не бывало на очнувшегося товарища, стараясь не наводить лишнего шума.       Бэйтс был несказанно рад видеть оптимистичную улыбку на его лице, походящую больше на привычную знакомую ухмылку, и постарался сам ответить так же:       — Ты бы забрал свою куртку, Пирс, а то больно смотреть на тебя и твою изодранную в клочья рубаху… хлеще моей, серьёзно…       — Окочурюсь когда совсем, отдашь, а пока грейся… — горько отшутился в ответ приятель, а затем сменил свой обычный тон на заботу. — Ты хотя бы привстать сможешь после нездорового долгого сна?       — Должен по крайней мере… раз какой-то дух сберёг меня и для чего-то вернул сюда.       «Какой-то дух? Что? … Да уж, сильно эти долбанные шахты приложили. Скоро совсем, как Джеймс стану…»       Билли тяжело оттолкнулся от накренённых валунов, служивших своего рода подушкой под левой щекой, и его тут же зашатало… Тело казалось не своим, а ситуация выглядела, как близкая к критической. Однако, когда Пирс, превозмогая собственную боль, попытался подставить руку под чужую грудь, его товарищ в подтяжках нервно отмахнулся от него и постарался самостоятельно овладеть своим корпусом, дабы ненароком не удариться со всего размаху и не расшибить голову. В какой-то момент Бэйтс лихорадочно вцепился пальцами в соседствующую каменную стену и с несколькими тяжёлыми вдохами сумел наконец-то прийти в себя. Слабость, появившаяся вследствие проклятого голода, жестоко давала знать о себе и охотно давила по нарастающей.       — Всё… в порядке… — слукавил Билл, удерживая чужой рукав на плече. — правда… Ты лучше расскажи, что сейчас происходит среди наших, — он посмотрел в сторону заваленного выхода, где уже почти вразнобой находились другие выжившие горняки. — и сам как держишься…       Пирс поднял голову на товарища, нависающего над ним высокой тонкой тенью, и выдал откровенно притворную, смиренную усмешку:       — Думаю, другим сейчас намного тяжелее, чем мне… — а затем истошно закашлял в пустующую сторону. — … Кто-то еле держится, кто-то, погрузившись в тяжёлые мысли, тратит силы на бессмыслицу — крутит меж пальцев щепки, или перебирает камни, а есть и те, что гневно точат зубы о собственные пальцы и с укором перешёптываются, ища виноватого. Ужасно неприятно! … Тем не менее большинство смиренно молчит, и эти — самые тихие будут в конечном итоге кричать громче всех, когда придёт время… поверь мне…       Бэйтс обречённо помотал головой, вылавливая взглядом каждого, кто подходил под рассказ Пирса в определённый момент и даже поймал на себе несколько измученных хмурых глаз — последних, хоть те и продолжали держаться в стороне, мужчина не воспринимал, как озлобленных, ведь он прекрасно осознавал, что все они находятся в одинаковых чудовищных условиях — месте, где дальнейший ход зависит больше от судьбы, чем от их естественных желаний и общего стремления к свободе. Шахтёр с сожалением опустил глаза на пережатые закостенелыми пальцами предплечья и рёбра и убедился в том, что этих людей уже не первое время терзали осложнения от полученных травм.       В этот момент Пирс громко вобрал своим носом загрязнённый воздух и продолжил выкладывать то, что накопилось у него на душе. Слова стали вырываться сами собой, пробивая стену крепкого человеческого духа.       — Не понимаю, где шатается мистер Брэгг с-со св-воими людьми из Северо — Западной компании. У н-них произошло ЧП и до сих пор ни слуху, ни д-духу… Аж недобрые мысли голову лезут…       Тут на глаза Бэйтса попался Джеймс, в одиночку старавшийся вытянуть кусок опоры из-под груды заваливших вход в туннель валунов. В какой долбанный момент этот человек окончательно перестал владеть собой? … Одежда Кроуфорда была сплошь покрыта грязными пятнами, как и лицо, а ноги заметно подкашивались и трусились от холода, но он, точно в бреду, продолжал тратить свои драгоценные нервы и силы, злился на пустоту и не слушал даже тогда, когда другие старались приземлить его сдержанно произнесённым словом. В очередной раз, когда шахтёр безнадёжно сорвался и сильно отшатнулся назад, ближайший человек схватил его за порванную штанину в попытке вразумить, сказав своим действием: «перестань сходить с ума!» … и именно тогда Билли увидел совсем другого человека, как будто прятавшегося в шкуре друга — в его мимике и взгляде чувствовалось что-то отталкивающее, не поддающееся пониманию, похожее на вызов и отстранённость уже давно скрывавшиеся внутри, а с ними мешался какой-то иной — непонятный, но видный страх, усугубляющийся последствиями происшествия. Но что это было взаправду?..       — Ладно… Ладно… — в пол голоса просипел Кроуфорд, окинув ответным взглядом уже остальных. Он наконец-то утихомирился, смиренно поднял над головой ладони и приземлился на землю, зарывшись лицом в бесконтрольно дрожавшее предплечье и повторяя своё первое положение после обвала.       В эту минуту Бэйтс задумался и снова обратился к Пирсу, неосознанно стёсывая сползающую ладонь о камни.       — Ты раньше не замечал странностей за Кроуфордом?       Он не хотел задавать подобный вопрос, но поведение Джеймса вызывало в нём подозрения и напряжение, подкрепляя то, что было услышано и увидено им «на той самой стороне».       — За этим перебежчиком? — Пирс бросил такой же усмешливый, но всё же наполненный боли взгляд в сторону отчаявшегося дурака. — Извини, Билл, я уважаю тебя и понимаю, что этот человек твой друг из внешнего мира, но он как был бесполезным лентяем и трусом, так похоже и останется им до самого своего конца…       — Почему это он вдруг стал «перебежчиком» и «бесполезным лентяем»? Мы все равны в шахтных условиях, не забыл? — в голосе Бэйтса прозвучало недовольство, и оно было готово вот-вот перерасти в взрывную бурю в том случае, если любезный товарищ не найдёт хорошего объяснения. Однако тот ответил незамедлительно.       — Нет не забыл, но знаешь, это не отменяет того факта, что Кроуфорд мечется туда — сюда. Ты мог бы понять это уже тогда, когда меня увидел рядом, или гораздо раньше…       И тут Пирс замолк — что-то внутри накрыло его тело новой волной острой боли. Мужчина резко стиснул зубы и собрал в кулак тонкую ткань рубахи… Ох, если бы он мог только вырвать это ощущение из груди и подняться на ноги, но нет — его речь становилась вялой, как неудачно потушенный дикий костёр, а окружение начинало необратимо расплываться перед глазами окончательно забирая надежду на выход в свет…       Найдя в себе остаток силы и терпения, шахтёр всё-таки продолжил свою мысль:       — Что уж там говорить о том, что он не смог нормально передать сообщение от старшего человека нашему Линкеру по поводу критической ситуации в шахтах, граничащей с неимоверной угрозой для жизни…       — Он дезинформировал Сэма? … — Билли с удивлением вскинул брови, стараясь осознать сказанное, и мотнул головой в сторону других. — … А Линкер не сказал отряду о том, что никаких реальных гарантий на безопасность нет? …       Пирс поморщился от эмоционального голоса, ужасно громко заплясавшего в его голове, и рвано закивал. Он понимал, что совсем скоро та самая беспощадная птица, безвозвратно заберёт его душу под острую верхушку холодной и молчаливой «Блэквудской» горы, но решил, что успеет сделать хотя бы что-то для тех, кто, как и он, оказался в чёртовой западне не столь по вине обстоятельств, сколь по вине допущенной серьёзной ошибки, заключавшейся в доверии.       — Я отчитал Кроуфорда… когда мы были одной ногой уже при входе в шахты… он метнулся куда-то… и во время спуска перетёр со стариком… я видел… но тогда не предал тому особого значения… а теперь мы здесь… — это было последнее, что сказал шахтёр. Его глаза закатились, мозолистые пальцы наконец-то расцепились на измученной ткани, похожее, страшное и неизбежно ломающее чувство, накладывающее отпечаток такой силы, что его больше никогда не забудешь.       Билли беспокойно потянулся к товарищу, роняя путающиеся слова поддержки:       «Эй-эй-эй! Не смей уходить! Т-ты же крепкий мужик!»       Второй шахтёр не отозвался…       Тогда Бэйтс сильно потрепал Пирса за плечо, даже выпустил из ладони рукав его вещи, буквально срываясь на хриплый крик:       «Чёрт! Давай же, Пирс, подними свою голову! Ты ведь помог мне!»       Но тот так и не очнулся…       Когда осознание полностью сжало в тески, напуганный Билли задался существенным вопросом: «Для чего «нечто», обитающее в этих проклятых местах, даёт шанс на жизнь одним и забирает другие?» Но так и не смог понять этого…

***

             Билли больше не мог находится в стороне от других шахтёров и даже смотреть на окружавшие стены — это становилось крайне невыносимым, а он впервые почувствовал себя беспомощным. Шахтёр был вынужден забрать куртку полностью угасшего товарища и послушать других, сбившись с кем-нибудь бок о бок у места, с которого всё началось. Вцепившись ногтями в свои скрытые за брезентовой тканью плечи, Бэйтс качался то вперёд, то назад, прижав колени к груди, и теперь прятался от реальности за закрытыми веками. С неспокойной головой, он вспоминал всё то, что касалось Джеймса Кроуфорда, повторяя, как молитву данное обещание маленькой ненастоящей Луизе — это было то, что всё-ещё помогало ему держаться в живых и сохранять какой-то рассудок.       А между тем, шёл пятнадцатый день их заточения в Северо-Западных шахтах. Билли чувствовал всеми косточками, как среди других нарастало волнение и страх. Те, кому ещё позволяло физическое состояние, с злобой и горем отшвыривали перебитые камнями каски, дно которых уже давненько не наполнялось водой, пускай даже и на немного; фонарь на каске Линкера — единственный тусклый проблеск света для всех шахтёров и вовсе перестал гореть с уходом Пирса, заставляя старшего так же отшвырнуть негодную вещь. От совершенного старшим действия раздался неприятный резонный звук — так звучало нелепое попадание в повреждённую конструкцию анкерной системы туннеля, на счастье, не ответившей своим полным обрушением. Хотя… там и рушиться фактически было нечему.       — Проклятие… — выругался в пустоту старый шахтёр, с трудом поворачивая голову за плечо. — … Очередная издёвка здешних не видных обитателей… — поймал себя на словах, показавшимися нелепыми. — …да каких там?..       Линкер мог поклясться, что ужасней вещей, чем этот спуск в забой с ним ещё не случалось и что такое большое количество недовольных глаз на него ещё не смотрело. Мужчина был раздосадован мыслями и обстоятельствами на столько сильно, что даже негромкий голос Бэйтса, больше похожий на невнятный шёпот под ухом, казался ему очередной издёвкой — она доводила до безумных крайностей. Старику хотелось думать, что ситуацию всё ещё можно взять под контроль и выйти наружу, но уже хотя бы с теми, у кого оставалось больше шансов. Возможно, за раздражением Линкер даже искал какую-то гарантированную поддержку, ведь каждый раз, когда на его плечи ложился небывалый груз ответственности за других, он всегда старался делать всё, как было надо: во-первых, следовать указаниям, своему опыту и технике безопасности; а во-вторых, работать по взаимовыгодному принципу — доверять другим, и тогда они будут доверять тебе… Однако сейчас ничего хорошего в его голову не приходило, кроме осознания того, что все они уже достаточно долго находятся под землёй.       В один момент Линкер настойчиво похлопал Билли по спине и кинул ему что-то на подобии: «на пару слов», затем с трудом поднялся на ноги и отошёл куда-то в сторону. Одной рукой он дал отмашку шестнадцати горнякам, а другой хватался то за живот, то за сердце, боясь оказаться следующим, кто уйдёт за Пирсом.       Кроуфорд, тихо сидевший среди других и откровенно наматывающий сопли на кулак, молча проследил за поднявшимся Бэйтсом, становясь непосредственным свидетелем предстоящего разговора.       Если бы Билли знал, как сложится этот самый разговор со старшим, он бы даже не встал, но всё же это произошло:       — Пока ты высыпался мертвецким сном, — c неожиданным укором начал Линкер. — другие вспоминали тебя и твоё рвение в первый день обвала.       — И чем ты не доволен, Сэм? — Бэйтс с искренним недоумением пожал плечами. В его вялом и измотанном голосе послышались привычные нотки гонора. — По-моему, остальные послушали тебя и до сих пор ожидают помощи от нашей «уважаемой» компании, которую я, зная бы наперёд ситуацию, сейчас бы послал куда по дальше.       Старик тяжело вздохнул, на его щетинистом лице промелькнула сдерживаемая улыбка недовольства.       — Я недоволен тем, что ты дал людям ложную надежду, а теперь они с укором смотрят на меня.       «На меня смотрели так же, едва ли я продрал глаза» — подумал Билли, но тут же обратил свой взор на других. Шахтёр сменил свой тон, как только поймал недобрый взгляд Джеймса на себе.       — Давай не будем об этом? Я уже осознал, что то, на чём настаивал тогда — в первый день, не сработа…       — Пустое, — настойчиво осадил Сэм. — сейчас у нас есть серьёзная проблема: если люди сверху не явятся в ближайшее время, то в нашем кругу придётся обсуждать не самый приятный вариант, если, конечно, это не начнётся раньше.       — О чём ты говоришь? …       — Ты сам прекрасно видишь, что происходит… — Линкер тяжело вздохнул. Слова вдруг встали поперёк его горла и на долю секунды, он сам забоялся себя. — Рано или поздно нам придётся прибегнуть к резкому сокращению людей ради того, чтобы хоть кто-то дождался помощи и добрался до верха.       — Ты совсем рассудок потерял?! — резко вспылил Билли. — Мы — люди, а не звери и уж точно не враги друг-другу, чтобы добить и глотки перегрызть!       — Ты прав. Наш враг куда страшнее — голодное угасание. Другим может не повести, как тебе. Одному уже не повезло…       — Чушь собачья! — Бэйтс яростно пихнул старшего. Внутри него всё вспыхнуло нещадным вулканом. — Мы всё ещё дышим, и никто больше не отойдёт на тот свет! — пылко указал рукой в сторону Кроуфорда — Не решай больше ничего, Линкер! За тебя, как и за нас уже давно всё решили и выбрали!       Тут старик резко взмахнул руками и нервно вцепился в выступающий ворот чужой рубахи.       — Тогда и ты не смей командовать мной, твою мать…       Билли вгляделся в глаза старшего и понял, что тот относится к нему крайне враждебно. Линкер был зол настолько, что снова упускал самое главное… Однако за враждебностью Бэйтс разглядел довольно сильный ужас и смятение перед озвученным решением. Он знал, что несмотря на то, что Линкер был чрезмерно гордым и правильным по своей природе извергом тот не являлся. Ещё Билли понимал, что, искренне любя своё дело, этот человек не меньше любил и свою большую семью и ценил последнюю больше него самого. Вообще, по правде говоря, старик относился и к их отряду, как к родным: являясь на порядок выше и старше, как по возрасту, так и по званию, он был готов отвесить хороший поучительный подзатыльник за очередную песню, шутку, или безделье; иногда он отвлекался от своей работы и помогал другим… Но в особенно критической ситуации ему так и не удалось удержать всё в своих руках.       Сэм Линкер всё время старался не показывать себя слабым, сентиментальным и растерянным, точно истинный руководитель, но как бывает в простых человечных моментах, или же в день трагической ситуации, скрытое выходит наружу и считывается, как никогда хорошо.