🐍 Не время любить 🐍

1968 г. Фамильное поместье Блэков.       Стараясь не создавать лишнего шума и игнорируя сухие ветки, попадающиеся на его пути, Родольфус внимательно всматривался в уходящие вглубь сада заросли кустов. Да, после объявления о его помолвки с девчонкой Блэков и её побега с приёма, выставивших семью Блэков в откровенно дурном свете, Нарцисса подсказала в какой части огромной территории поместья стоит поискать беглянку. Но Лестрейндж не был идиотом. Эта информация не обнадёживала парня. Зная крутой нрав и протестную натуру своей будущей супруги, из-за которых его факультет постоянно терял с трудом заработанные баллы, он был уверен, что девушка может оказаться где угодно, назло игнорируя излюбленное место у пруда.       Но в этот раз ошибся. Стоило пройти несколько метров сквозь аккуратно выстриженные фигурные кусты, свернув с широкой, выложенной причудливыми красными минералами, дорожки и за тенью, отделяющих его то пруда, деревьев парень смог разглядеть синее платье, а затем и его хозяйку.       Беллатриса, поджав под себя ноги, бесцельно бросала один за одним камушки, нарушая идеальность прозрачной глади воды. По размазанным на щеках остаткам макияжа и постоянно содрогающимся плечам, подмеченных Родольфусом, стало понятно, что Блэк рыдает.       Жаль. Очень жаль.       Ему нравились та уверенность и дерзость, с которой она держала себя на публике. Острая на язык, решительная, казалось, бесстрашная, сейчас выглядела разбитой и беззащитной. Хрупкой. Слишком хрупкой для Беллатрисы Блэк. Этот контраст был настолько разительным, что мало кто в сжавшемся под копной тёмных кудрей беззвучно рыдающем комочке узнал бы лучшего боевого мага курса.       Это задевало Родольфуса. Слизеринский повеса привык к тому, что девушки сами вешались на него, а самые достойные из них мечтали стать будущей миссис Лестрейндж. Но только не Белла. Губы парня растянулись в ухмылке, когда перед глазами яркой вспышкой пронёсся момент того, как чудовищное по своей силе «Депульсо», которым ведьма вломила по нему в гостиной, когда он прилюдно пошутил, что нужно быть повежливее со своим будущим мужем. И её: «Надеюсь достаточно вежливо?» — брошенное перед уходом.       Наверное, именно после этого момента взгляд Лестрейнджа безошибочно стал находить копну кудряшек среди толпы учеников и учениц в Большом зале, на трибунах стадиона для квиддича, в коридорах, на лестницах. Вскоре для себя Родольфус стал подмечать, что всё чаще рассматривает бледное лицо девушки, а затем и в целом пялится на девчонку Блэков, вызывая раздражение то в одной, то в другой своей пассии. А затем и вовсе всё чаще происходящие случайные для Беллы встречи, инициированные одним из наследников рода Лестрейнджей, раз за разом убеждали в абсолютной незаинтересованности девушки в его внимании и во всё более жгучем желании это изменить.       Оттого, когда Лестрейндж - старший собрал сыновей в своём кабинете для того, чтобы сообщить о согласованных помолвках с другими семьями магической аристократии, Родольфус, в отличии от равнодушного к этому вопросу Рабастана, еле сдерживал своё волнение, как и радость после того, как отец сообщил, что новость о его помолвке с Беллатрисой Блэк будет официально представлена обществу на ближайшем приёме. Фраза, от наслышанного о школьных похождениях сына, Лестренджа-старшего: «Это не обсуждается, так как он вместе с Сигнусом Блэком третьим и его супругой Друэллой Блэк заключили взаимовыгодную сделку.» — была уже лишней, Родольфус и так ликовал, хоть и не выдавал своей радости присутствующим.       Потому плачущая Беллатриса омрачала сокровенные надежды на счастливое супружество, такое как намечалось у его приятеля Люциуса, обжимающегося в каждом углу подземелий Хогвартс, с сестрой Беллы, рискуя зачать наследника до официального вступления в брак со своей ненаглядной Нарциссой.       Осторожно ступая на зелёный ковёр аккуратно постриженного газона, он, покинув укрытие, подобрался к не замечающей ничего вокруг невесте, всё так же отправляющей один за одним мелкие камни на дно небольшого прудика. Помявшись несколько мгновений и в очередной раз осмотрев будущую мадам Лестрейндж, парень, приняв одну из самых самоуверенных поз и погрузив руки глубоко в карманы, дабы усилить небрежность своего вида, слегка наклонившись и приблизившись к уху ничего не подозревающей смутьянки тихо спросил:       — Так сильно не нравлюсь?       Улыбнувшись эффекту, произведённому своим внезапным высказыванием и появлением в целом, он снова выпрямился, внимательно наблюдая за девушкой.       Вздрогнув от неожиданности, ведьма поправила платье, расправила плечи и, гордо вздёрнув подбородок, с высокомерием, которое только могла позволить ситуация, произнесла тоном полным стали:       — Дело не в этом!       — А в чём же? — сразу же весьма игривым тоном пытаясь сменить градус беседы на более непринуждённую, спросил парень. Слегка наклонив голову набок и стараясь не смотреть в кокетливо-глубокий вырез платья, он чувствовал, как терпит поражение. Жалкие попытки игнорировать достоинства девичьей фигуры не укрылись от Беллатрисы.       — Какой же ты дурак, Лестрейндж! — поджав надменно губы и окатив его пренебрежительным взглядом, бросила она, тут же отворачиваясь от собеседника и делая вид, что пруд занимает её гораздо сильнее, чем присутствие будущего мужа.       Сердце Родольфуса застучало быстрее, когда съехавшая бретель платья оголила изящный изгиб плеча, еле сдерживая себя от того, чтобы не провести по фарфоровой коже рукой, он взглядом наткнулся на уродливую тёмную гематому. Опустившись рядом с девушкой на колени, нежным, на столько, на сколько был вообще способен, движением огладил след от удара и, не дожидаясь сопротивление со стороны Беллатрисы, прикоснулся к ушибу губами. К собственной радости волшебник отметил, как от места его прикосновений в разные стороны разошлись мурашки. Не встретив протеста со стороны растерявшейся от его непозволительного поведения девушки, он такими же осторожными касаниями, не забывая бесшумно, но как можно более пылко прикасаться не только пальцами, но и жаром дыхания, контрастирующим с вечерней прохладой, продолжил свои исследования. На личном опыте он знал, как это дурманит не только студенток Слизеринского факультета, но и бунтарок Гриффиндора с хохотушками Халппафа, и даже умниц с Равенкло. Оттого, сжавшие ткань платья кулачки Блэк не были для него сюрпризом, скорее сигналом продолжать.       Оставив лёгкий поцелуй и распустив пару петель на спине её платья, Родольфус застыл от неожиданности. У изящно выпирающих лопаток так кощунственно красовались ещё более тёмные синяки, чем на плече, по соседству с которыми виднелись несколько вырезанных чем-то острым букв. Излишне резким движением дёрнув шнуровку и оголив добрую половину спины, Лестрейндж в необъяснимом для себя, неожиданно вспыхнувшем, приступе гнева прочитал вслух:       — Ничтожество…       От этой фразы Беллатриса инстинктивно сжалась, словно ожидая удара, которого не последовало. Помолчав ещё несколько мгновений, ведьма сбросила оцепенение, окутавшее её из-за обольстительных, а затем странных действий явно более опытного в таких вещах жениха. Глядя виноватым взглядом в его рассерженное лицо и не ожидая такой реакции от слизеринского ловеласа, будто извинялась за собственную изувеченность. В её мимике прослеживались испуг и растерянность — ещё одна незнакомая грань невесты, открывшаяся Лестрейнджу.       — Это был Сигнус? — излишне резко, сверля выглядящую затравленно волшебницу внимательным взглядом, сквозь сжатые зубы, спросил он.       Беллатриса почувствовала себя загнанной в тупик. Обескураженная переменами, вызванными в нём этой находкой, она покачала головой и, неожиданно для себя самой, дрожа от подступающих слёз, безжизненным голосом ответила:       — Мать. Друэлла Блэк узнала, что я уступила в дуэли Сириусу… с-с-слабость не до-допустима. А с-слабость перед предавшим семью… — её голос дрожал.       Схватив девушку за плечи и развернув к себе лицом, он, немного не рассчитав силы, затряс ведьму, пылко выкрикивая ей в лицо:       — Сыграем свадьбу завтра же! Я заберу тебя! Слышишь? Никто больше не посмеет и пальцем тронуть… — печальный смех, взявшей себя в руки мисс Блэк, прервал Родольфуса.       — Я не хочу выходить за тебя замуж! — опустив взгляд в землю и начав теребить нервно пальцы, сказала она, прервав разгорячённого жениха и обескуражив этим ответом.       Повисла тяжёлая, с налётом неловкости, тишина.       Набравшись смелости и подняв лицо к растерянному от её заявления парню, Беллатриса посмотрела на него открытым полным решимости взглядом и, ни на секунду не прерывая зрительного контакта, тоном, не терпящим возражений, уверенно заговорила:              — Любовь приносит боль! А сейчас мы на пороге магической войны! — помедлив, словно набираясь сил, она добавила: — Сейчас… Сейчас просто не время любить!       Волшебница замолчала. Она ждала, что скажет, всё так же сжимающий её плечи, жених.       А Родольфус… Он с каждой секундой всё сильнее утопал в тёмной смоле её огромных глаз. Сердце всё громче и быстрее гнало кровь по телу и, как ему казалось, стучало так громко, что его удары слышали и на самых дальних задворках поместья Блэков. Титанических усилий парню стоило, любуясь правильными чертами этого красивого лица, отороченного пышными выбивающимися из хитрой причёски тёмными завитками кудрей, не впиться в аккуратные пухлые губы, алеющие на контрасте бледной кожи. Как же она была красива.       — Ты уже влюблён. И не отпирайся, я видела, как постоянно пялишься на меня в Хогвартсе. А я … я тоже могу влюбиться… ты не урод да и… — нарушив прелесть момента, с колкой усмешкой, сбиваясь и краснея, проговорила Беллатриса, всё сильнее смущаясь.       — Не урод? — приходя в себя, передразнил он.       — Признай, что я главный красавчик Слизерина, мисс Блэк! — отпустив плечи девушки и перехватив нежно подбородок, чтоб не дать отвести взгляд, в шутливой манере потребовал он.       Беллатриса звонко засмеялась. Это стало последней каплей для Родольфуса. Слишком красива. Слишком непосредственна. Слишком прекрасна.       И, не оставив ей времени на отступление, он решительно накрыл губы девушки своими, увлекая её в нежный и такой желанный поцелуй.       Помня тот самый «Депульсо», парень ожидал, что Беллатриса оттолкнёт его, залепит хлёсткую пощёчину, шарахнет по нему одним из заклятий из своего обширного арсенала. В общем, знал на что шёл. Но вот на то, что девушка так охотно ответит на подобную несдержанность, он даже не смел надеяться.       И когда нежные губы открылись, позволяя проникнуть его языку и пуститься в пляс, огибая в нежном танце своего собрата, исследовать влажные и обдающие жаром глубины, оглаживать нёба и всё сильнее углублять этот перерастающий из невинного в страстный поцелуй, Родольфус почувствовал, как теряет контроль над собой, как его грудная клетка вздымаясь становится всё тяжелее, а сердце, ударяясь об нее, грозится выскочить в руки юной ведьмы, сводящей его с ума. Потому, когда ладошки Беллатрисы упёрлись в мужскую грудь и с силой оттолкнули от себя парня, он не смог сдержать откровенно-разочарованного стона.       Но испуганный взгляд Беллатрисы и то, с каким рвением она попыталась вскочить, чтобы скорей всего сбежать от него и от тех чувств, что пробудил в ней их первый поцелуй, заставили Лейстренджа взять себя в руки. Вопреки всплеску романтизма, он всё-таки успел схватить очаровательно смущённую ведьму за руку и, потянув на себя, вынудил сесть обратно. От внимания не скрылся тот факт, что взволнованная и пока ещё остающаяся Блэк, напряглась, когда парень потянулся к голенищу своего ботинка.       Не спуская взгляда с румянца, выступившего на бледном лице, и обворожительно длинных ресниц, обрамляющих бездонные карие глаза, он вытянул небольшой кинжал с фамильной гравировкой на лезвии и под внимательным взглядом тяжело дышащей Беллатрисы вложил его в ладонь. Осторожным движением, чтобы не поранить девушку, взяв её вторую ладонь, накрыл клинок, отпуская дрожащие руки.       — Отец говорит, что если делать больно другим, самому не так больно! — медленно проговорив это, Лестрейндж удивился переменам в настроении юной волшебницы: её глаза заблестели каким-то пугающим азартом, а на лице, оголяя белоснежные зубы, распустилась хитрая улыбка.       — Я готов принять любое количество боли за право быть рядом! — уверенно продолжил он, приближаясь для нового поцелуя.       — Врёшь! — жёстко отрезала Беллатриса, когда до манящих губ оставалось совсем ничтожное расстояние. Горло обожгло холодом стали, так сильно контрастирующей с жаром распалённого тела юноши.       — Проверь, — заговорщицки проговорил, игнорируя поднесённый к горлу, дрожащий в девичьей руке, клинок.       Её губы, распаляющие в Родольфусе ещё более страстное желание, были важнее опасности быть прирезанным в саду Блэков. Оттого они вновь поддались ласкам парня и оцарапавшее кожу на шее острие лезвия было всего лишь жалкой недостойной внимания помехой. Вторя движениям ласк языка, одна из принадлежащих ему рук прокладывала путь сквозь прохладу синей шёлковой ткани, пробираясь всё выше по женскому бедру, не упуская шанса оглаживать всё более и более чувствительные участки. С каждым таким движением маняще округлая грудь мисс Блэк начинала вздыматься всё чаще. Не прерывая поцелуя, почувствовавший на своём плече лёгкую, почти не весомую женскую ручку, он пальцами второй руки прошёлся по выходящей за пределы выреза платья груди и, не сдержавшись, сжал её сильнее, чем планировал.       Издав стон и резко отпрянув, Беллатриса замахнулась клинком, намереваясь ответить болью на боль. В глазах ведьмы промелькнул ужас, когда уверенная хватка Лестрейнджа сомкнулась на лезвии, тут же обогряя кровью зелень травы. Всё решительнее сжимая лезвие, он внимательным полным страсти взглядом испепелял девушку, вынуждая краснеть от такого напора и демонстрируя подтверждение своих слов на деле.       Внимательно осмотрев царапину на шее, кровавые разводы с которой добрались уже до белизны рубашки, оставляя на ней узор алых пятен, Беллатриса уже почти готова была сдаться, но упрямство взяло верх. Усилием воли она заставила себя потянуть рукоять вверх, рассекая и так глубокую рану и зная, что приносит сидящему перед ней парню сильную боль.       «Сам виноват. Не нужно было хорохориться. Пусть теперь знает», — успокаивала она себя мыслями, что придавали хоть немного разумности своим собственным действиям.       Следующим движением ведьма оцарапала линию выглянувшей из-за ткани расстёгнутой рубашки ключицы. Но Лестрейндж даже не пошевелился. Это очаровывало и восхищало. Юная Блэк чувствовала, как недоверие сменяет трепет, учащающий сердцебиение. Взгляд, упавший на рассечение его ладони, вызвал ужас и чувство вины. Дрогнувшая рука выронила окровавленный клинок.       То с какой выдержкой он смотрел на неё, как стойко переносил наносимые увечья, как продолжал вглядываться в глаза, доставая до самой глубины души, околдовывало похлеще искусно сваренной амортензии. Беллатриса сдалась. Поверила.       Схватившись за палочку, опытным отработанным движением направила её конец на ладонь парня, отчётливо произнося:       — Вулнера санентур! — переводя поочередно кончик палочки на горло и оцарапанную ключицу, она наблюдала, как под светлым магическим свечением, один за одним, затягиваются порезы.       Этот жест был красноречивее любых слов.       За считанные мгновения, отбросив в сторону пиджак и стянув с себя, не тратя ни единого мгновения на расстёгивание, окровавленную рубашку, Лестрейндж отправил её вслед за предшествующей деталью своего одеяния.       Опрокинув девушку на траву, с жадностью изголодавшегося, он припал к её губам. Пока пальцы ловко расправлялись с остатками шнуровки, влажными поцелуями парень спускался по подбородку к линии шеи, то оглаживая языком одни участки, то слегка смыкая зубы на других.       Беллатриса сходила с ума. Ей никогда не доводилось испытывать ничего подобного. Когда прохладный ветерок коснулся освобождённой от платья, усилиями жениха, груди́, она задрожала. Во рту пересохло, когда горячий язык Родольфуса, очертив линию ключицы, спустился к округлости груди, а губы поймали отвердевший от прохлады сосок. Ведьма старалась, очень старалась, изо всех сил, но не сдержать тихого стона удовольствия не удалось.       Получив этот знак и восприняв его, как сигнал к более решительным действиям, жених двинулся влажными поцелуями ниже, попутно стягивая явно мешающее его действиям надоедливое платье. Горячий язык юноши очертил чувствительную линию живота, в ответ на это его невеста с силой вцепилась в ловко пойманные пучки травы. Выгибаясь и втягивая плоский живот, она задыхалась от того, что делал с ней Родольфус. Тяжёлое дыхание всё чаще сменялось постанываниями, мило смущая невинную Блэк. Тогда как для Лейстренджа каждый новый — был маленькой победой, подгоняющей продвигаться всё ниже и ниже.       Живот потянуло сладостной напряжённостью, отвлекая девушку от важного факта утери платья, открывшего вид на бесстыдно обнажённое тело.       Подняв глаза, Родольфус, с наслаждением, отметил, как Беллатриса, словно настоящая змея, извивалась от его ласк, выгибаясь и постанывая, она чертовски сильно распаляла его. Как красиво блестели дорожки оставленной им слюны на колышащейся полной груди, спускаясь с неё к плоскому животу, останавливаясь у линии кружевного белья — последней преграды на пути захлёстывающей его с головой похоти.       Всё это возбуждало. Отдавало болью в окаменевшее от желания мужское естество. Но он сдерживал себя. И дело не в клинке и его обещании принять боль в ответ на любую принесённую им боль. Нет. Он желал её страстно, без каких либо «но», и желание это, казалось, могло разорвать молодое тело на части. Такова была его сила. Но при этом, не менее сильно Родольфус желал и того, чтобы первый раз его невесты, в том что это был именно первый опыт не было сомнений, был настолько волшебным, что превратили наполненные смущением редкие стоны в томные выкрики его имени, в сладострастные мольбы, которые ей бы захотелось повторять вновь и вновь. И только ему, о нём, для него одного.       И это было сильнее сжигающей тело страсти. Масштабнее, чем волнение быть обнаруженными и опороченными. Это казалось стало единственным, что осталось в нём.       Отбросив размышления и с силой сжав оглаживаемую часть бедра еле ощутимым движением пальцев, затаив дыхание, Лестрейндж сдвинул влажное бельё, избавляя прекрасное тело от последней преграды между ней и его страстью. Разгорячённая Беллатриса застыла, стараясь не выдать томительности ожидания.       Красота, открывшейся перед ним обнажённой плоти, заставила сердце пропустить удар. Потянувшись было руками к влажному цветку её женственного естества, он остановился. Слишком прекрасна, слишком непорочна была эта невинная красота, чтобы нарушать её покой грубой шершавостью своих рук.       И под наблюдением полуприкрытых, затуманенных возбуждением, глаз его невинной, но безумно обольстительной невесты, он склонился. Словно страждущий и изнывающий в пустыне путник, так же, как и он, преклоняясь пред спасительными водами оазиса, преклонился перед открывшейся девственной женственностью. В это мгновение она действительно стала для него тем самым спасительным оазисом. Желанным. Чистым. Жизненно важным.       — Ах! — выгнувшись, подаваясь бёдрами на встречу и вырывая, с характерным звуком, пучки травы, ответила она на прикосновение языка.       Это пьянило сильнее, чем украденный из подвала отца коллекционный огневиски, распитый с Рабастаном и Люциусом на прошлых выходных, и потому осторожное нерешительное касание языком разгорячённой женской плоти сменилось на более решительную, но не менее осторожную ласку. Двигаясь по внешней линии бутона её женственности, аккуратно раздвигая влажные от следов её возбуждения складочки, он то касался узкого отверстия потревоженного лона, то возвращался к чувствительной бусинке клитора. Старательно охватывая каждое место и опаляя своим сбившимся дыханием податливую плоть невесты.       Трудно. Чудовищно трудно было сдерживать какую-то звериную суть, что скреблась в недрах его души, требуя отбросить все эти прелюдии, отдающиеся болезненными ощущениями внизу живота, и просто взять её. Сделать своей. Грубо. Страстно. Прямо сейчас.       Вместо этого Родольфус, вновь обведя круг по всё более влажной промежности девушки, протолкнул язык в плотно сжатое колечко лона.       — Лесс-ахх… — уставшие портить родительский газон ручки впились в волосы парня, то оттягивая, то наоборот впечатывая в девичий пах.       Ускоряясь, извиваясь языком внутри, цепляя носом сверх чувствительный бугорок и не встречая возражений, он к ласке языка плавно добавил палец, неглубокие стимуляции лишь усилили поддатливость будущей супруги, а нарастающие по громкости стоны и всё сильнее сбивающееся дыхание — подавали очередной сигнал — продолжать.       Вслед за первым пальцем в разгорячённое лоно вошёл второй. Девушка дёрнулась и сжала и без того тугую плоть, попытавшись отстраниться. Крепкая хватка, переметнувшейся с бедра на ягодицу руки, оставила её на месте, останавливая бегство мисс Блэк.       — Тише… Тише… — хрипя и не узнавая собственного голоса, произнёс он и сглаживая неприятное ощущение новым нежным поцелуем, стимулирующим возбуждённый клитор, остановил движение руки.       Как же она была прекрасна: растрепавшаяся причёска, разлетевшаяся по яркой зелени с выбившимися и влажными, прилипшими к раскрасневшимся щекам, прядями тёмных волос; с выступившей на теле испариной, сбегающей по часто вздымающейся белоснежной груди с маленькими и аккуратными нежно-розовыми сосками, заострившимися и похожими на две жемчужины, с закусанной в попытке скрыть наслаждение губой. Она выглядело сексуально. Чересчур сексуально.       Но Родольфус не дал себе потерять голову и полностью сосредоточился на удовольствии Беллы. Продолжая медленные поступательные движения пальцев, не позволяя им погружаться дальше второй фаланги, он, прислушиваясь к стонам и движениям Беллатрисы, устроил умопомрачительную пляску языка в растревоженной им девичьей плоти. Несмотря на стоны удовольствия, её горячая и такая манящая глубина оставалась тесной и всё так же не готовой принять его. Родольфус не торопился, зная, что все его труды будут вознаграждены.       Слава Мерлину! Он был далеко не профан в вопросах обольщения студенток Хогвартса и для будущей миссис Лестрейндж не жалел полученного опыта.       Когда бёдра девушки стали всё активнее двигаться навстречу его ласкам, а руки блуждать по плечам, периодически хватая его за влажные пряди волос, Родольфус понял, что момент настал.       Под тихий вздох недовольства он отстранился, сосредоточившись на теле девушки он будто бы только сейчас почувствовал всю силу своего собственного вожделения, дрожащими руками освобождая себя от остатков одежды, и только теперь, стягивая ненужное больше Беллатрисе бельё. Точным броском отправил кружево составить компанию такому же ненужному платью.       Освобождённая от мучительного тканного плена, собственная плоть подрагивала в каменном возбуждении. Приблизившись и нависнув над девушкой, Лейстрейндж, вглядевшись в карий омут глаз, увидел, как поволоку желания во взгляде разъедают всё нарастающие тревога и вспыхнувшее с новой силой смущение.       Вклинившись бёдрами меж разведённых ног и продолжив нависать над подрагивающим, словно выполненным из английского фарфора, телом, он не спешил. Проведя кончиками пальцев от скулы по щеке, к шее и остановившись у ямки ключицы, заметил, как напряжённо за его движениями наблюдает, сжавшаяся в тревожном ожидании, ведьма.       — Тебе понравится, обещаю… Доверься мне, Белла… — и не дав ей испортить момент своей коронкой: «не называй меня Беллой!», а он был уверен, что даже в такой ситуации это была бы именно она, увлёк девушку в чувственный поцелуй. Он чуть не задохнулся, когда член, из-за поддавшихся вперёд по инерции бёдер, случайно скользнул по горячей влажной глади, а напряженные мышцы груди оцарапали затвердевшие женские соски. Перенеся вес тела на одну руку, а второй аккуратно сжав манящую грудь, он поймал стон в новый поцелуй, вновь разжигая огонёк страсти в Беллатрисе. Умело играя с зажатым меж пальцем соском и проводя в такт членом меж скользких половых губ, наслаждался видом трепещущей под ним девушки.       Тянущее напряжение мышц в руке вынудило парня сместить тяжесть своего тела на локоть, в который тут же впились смятые ладонью пучки травы, и привело к тому, что Родольфус придавил Беллу тяжестью своей широкой груди, усилив жар в и так пылающем теле. Жадно исследуя сантиметр за сантиметром невесту, его тело напрягалось, сообщая о всё усиливающейся жажде более серьёзной близости. Периодически забывая, как дышать, он осознал, что медлить больше нельзя, иначе захлёстывающая его похоть лишит дающегося с большим трудом контроля над ситуацией.       Найдя её губы и подмяв их в боле страстном, непохожем на все предыдущие, поцелуе, точным движением руки, слегка отстранив свои бёдра, парень направил их к узкому входу.       Толчок.       Вскрик. И Белла почувствовала, как от резкой неожиданной боли собравшиеся у краешков глаз слёзы побежали вниз по щекам. Застывший без движения Родольфус поморщился, продолжая тяжело дышать. Внутри всё горело. Несмотря на расширившееся от испуга глаза, Беллатриса не отталкивала юношу и не спешила обвинить его в чём-то.       Замерев и стараясь скрыть свои собственные неприятные ощущения, вызванные болезненной теснотой, он приблизился к её уху и, прежде чем двинуться глубже, зашептал:       — Это пройдёт. Осталось совсем не долго. Верь мне.       Новый вскрик и острые коготки, впившиеся в предплечья, как очередная подсказка — нужно продолжать. Плавно двигаясь и стараясь сгладить доставляемую им боль нежными поцелуями и поглаживаниями особо чувствительных участков разгорячённого юного тела, Родольфус ни на секунду не позволял себе отпустить контроль над происходящим, как бы не было сильно желание сорваться, изменить темп на быстрый, рваный, углубляя проникновения, начать яростно вдалбливать всё более податливое тело невесты в изрядно смятую траву. Как бы ему не хотелось оставлять страстные укусы вместо чувственных поцелуев на молочной коже, он не допускал и этого. С трудом, напрягаясь каждой клеточкой тела и частичкой распалённого сознания, парень с каждым разом лишь чуть глубже проникал в горячие влажные недра, встречающие его теснотой и сдавливающие своей непорочной тугостью.       Глядя на напряжённое лицо жениха, Беллатриса только сейчас обратила внимание на тот пожар, что пылает в его хищном взгляде, отдающийся жаром там внизу. То, с каким жадным интересом Родольфус разглядывал каждый миллиметр её тела, как наслаждался постыдными стонами, всё чаще приходящими на смену болезненным вскрикам, которые она не могла сдержать, как не пыталась, то как её тело отвечало на каждое касание, слегка шершавых рук — туманило, заставляя подаваться вперёд, несмотря на отголоски болезненных ощущений.       Разглядывая, каким красивым узором вздымаются вены от напряжения на крепкой шее парня, перекидывая свою сеть на не менее напряжённую руку, как живописно скатываются капельки пота по поджарому жилистому телу, Беллатриса не сразу поняла, что заключила жениха в кольцо, сомкнувшихся на его пояснице ног, побуждая к более глубоким и решительным толчкам. Её руки оставляющие кровавые борозды на спине парня, будто по собственной прихоти, стали совершенно бесстыдно сжимать мышцы мужских ягодиц.       Жар их близости начал разливаться по всему телу. Все мысли вытеснились одним навязчивым желанием — быть как можно ближе, чувствовать как можно ярче.       Перемены и решительные действия юной Блэк чуть не заставили Родольфуса бросить вожжи своего контроля. Навалившись на уже откровенно стонущую Беллатрису и наслаждаясь тем, как её руки блуждают по распалённому и ставшему чувствительным телу парня, Лестрейндж стал наращивать темп. К его хриплому дыханию добавились пошлые звуки влажных проникновений, шлепки от столкновений мошонки с становящимся всё более гостеприимным лоном, с сладкими стонами и прерывистым громким дыханием. Мелодия страсти была неполной. Время получить желанное соло.       — Тебе нравится, Белла? — хрипя и срываясь на стон, прошептал он, подкрепляя вопрос касанием языка к мочке уха.       — Даа… дааа, — сладко простонала она ему в ответ, не одёргивая за неподобающее отношение и выгибаясь навстречу новому толчку.       — Ты должна помнить, что ты моя. Поняла? — не сдержав усмешки на такую сверх сексуальную сговорчивость, разбивающую его теории о том, что покорив и объездив эту породистую кобылку, он потеряет к ней интерес. Неет! Какой же он идиот! Боггарт дери его, если это не самое сексуальное, что довелось наблюдать: покладистая, послушная, так сладко извивающаяся под ним — строптивая и дерзкая для других — мисс Блэк.       Проведя большим пальцем по её нижней губе и толкнувшись до предела глубоко, он с ликованием нашёл подтверждение своим мыслям, когда выбив стон из будущей мадам Лестрейндж увидел, как её пухлые губы сомкнулись на пальце, вбирая его всё сильнее и лаская языком в так заданному Родольфусом темпу.       — Я не слышу, Белла! — сделав размашистый толчок и резко замедлившись, прохрипел с тяжёлой одышкой он.       Вспыхнувший явным недовольством прояснившийся от похоти взгляд, направленный на жениха, понравился Родольфусу. Она не хочет, чтобы он прекращал.       Беллатриса понимала, чего хочет от неё будущий супруг, собрав последние силы, она, выпустив изо рта палец, улыбнулась и ,проведя лёгким касанием по щеке парня, снисходительно похлопала по щеке.       — Я тебе не вещь, Лестрейндж! — излишне пафосно для её нынешнего положения.       Но в этом была вся она. И пусть каждая секунда его промедления была пыткой, ей нужно держать своё лицо перед этим, и так переступившим все черты дозволенного, самодовольным парнем.       Сердце застучало быстро-быстро, подавляя испуг того, что из-за её непокорности всё оборвётся прямо сейчас и он оставит изнывать здесь одну, захлёбываться неутолённым желанием или отстранится и начнёт одеваться, вынуждая сгорать от стыда и жалеть о случившемся, а возможно и вовсе заставит отца расторгнуть помолвку, обвинив в распущенности — пронеслось в голове, когда мужское тело перестало опалять своим жаром, а на смену ему пришёл прохладный вечерний ветерок, заставивший моментально почувствовать контраст.       Но вместо всех промелькнувших в мыслях страхов ведьмы Родольфус внимательно всмотрелся в её глаза, нависая сверху. На лице расползалась хищная не то ухмылка, не то улыбка.       Ему идет, — только и успела подумать Беллатриса, когда уверенным тоном Лестрейндж произнёс, глядя в глаза:       — Упрямишься? Хорошо, Белла!       Вспышка безумия или страсти, девушка не знала ответа на этот вопрос. Да и он ей был не особо важен и нужен. Но то, что это была вспышка — она уверена.       Рука парня, перехватив её за волосы и игнорируя возможность причинить боль, притянула к себе, чтобы зубы по-дикому безжалостно сомкнулись на плече, в опасной близости от оставленного матерью синяка. Навалившись вновь всем телом, второй рукой он совершенно бесцеремонно сжал её ягодицу, заставляя вскрикнуть, и задвигался, так яростно и быстро, что Беллатрисе стало трудно дышать.       Дерзкий выпад невесты стал последней каплей. Похотливый зверь внутри него сорвался с цепи, наказывая непокорность рваными размашистыми толчками, уходящими в самые недра влажной тугой плоти. Некогда ласковые губы уступили дорогу смыкающимся на коже зубам, оставляющим отметины. Вколачиваясь в задыхающуюся под напором его страсти невесту по самые яйца, он рычал, сжимая её грудь, хрипел ей в ухо, слыша, как звон шлепков разносится всё громче и дальше по саду, на что обоим стало просто плевать. Чувствовал, как потерявшаяся в его действиях девушка, впиваясь зубами в плечо, всё сильнее сжимает внутри себя член, то врезающийся в неё по самое основание, то почти покидая, ощущал, как ведьма напрягается всем телом и лишь ускорялся в ответ на это, рискуя спалить их обоих в огне своей дикой похоти.       — Ро-до-льфус! — выкрикнула она. Это было такой сладкой победой, что, не успев предпринять ничего, Лестрейндж, задрожав всем телом, начал изливаться прямо в неё, отбросив все риски зачать наследника до официального брака, вызвать гнев обоих домов… Всё это чушь…       Сейчас было важно лишь то, что задыхаясь под ним, она так сладко выстанывала его имя, не звучавшее так восхитительно ни разу с самого рождения парня, делала это, принимая жаркие изливания в самую глубь себя, отдаваясь беззаветно этому безумию.       Не останавливая толчков, ещё не успевшего обмякнуть, члена и продолжая содрогаться от всё новых и новых подступающих волн оргазма, он направил руку вниз, пальцами нащупав заветный бугорок. Двух движений хватило, чтобы Беллатриса, впившись в его спину мёртвой хваткой, задрожала, напрягаясь и сжимая его мужское естество во всё новых и новых спазмах.       Открыв глаза, ведьма встретилась с внимательным взглядом жениха. Расцветающий на небе закат, окрашивая всё вокруг в оранжево-красные оттенки, делал этот волнительный момент более живописным. Продолжая тяжело дышать, она собралась, было, что-то сказать, но новое невиданное чувство блаженства будто стёрло все мысли, оставив одну лишь безмятежность взамен.       Прежде, чем удалось что-то сказать, внимательно следящий за её лицом Родольфус, накрыл губы пальцем, призывая этим жестом помолчать, и проговорил серьёзно, уверенным тоном:       — Пусть сейчас не время любить, — помедлив, добавил: — Для тебя… — и будто бы решаясь на что-то серьёзное, громко заявил:       — Я уже тебя люблю, Беллатриса! И всегда буду любить!