ГЛАВА 1, ЧАСТЬ 1
в которой безвинно страдает один лучший в Москве чизкейк
День стоял удивительно пригожий: в небе, хрустальном и пронзительно голубом, повисло солнце — сочное и круглое, и похоже оно больше всего было на тарт с нежным лимонном курдом под обожжёнными пиками белоснежной меренги. Почувствовав на языке сливочно-кисловатый вкус от одной только мысли о выпечке, Алиса с благостным удовольствием вдохнула охлаждённый кондиционером воздух. В небольшом помещении кафе было даже зябко, но раскинувшаяся за витриной летняя террасска с плетёными креслами хоть и пряталась под тенью тента, но всё равно пустовала: в полдень на улице представлялось решительно невозможным даже дышать — с тем же успехом можно было зарыться лицом в раскалённые пески Сахары, чтобы раздобыть порцию спасительного кислорода. Май, на излёте весны дотягивавший последние свои денёчки, уступал бразды правления лету — а уж оно клятвенно обещалось затопить Москву в этом году по-настоящему южным зноем. Асфальт шоссе и улиц, нагретый прямыми лучами, сиял, и плавился, и вот-вот грозился обратиться в вулканическую лаву. — Рвёт и мечет, — напротив неё плюхнулась Кара и ехидно вскинула идеально очерченные чёрные брови: их хищный излом заострился. — Ну и устроила ты всем нервотрёпку, дорогуша. Алиса с горьким вздохом потупила взгляд, оторвавшись от созерцания безлюдной в разгар рабочего дня улицы. Солнце, жарко и беззастенчиво лившееся сквозь стекло, жгло щёку — не спасал даже кондиционер. Она, заслонив лицо ладонью, напряжённо прищурилась: — А где Ваня? — Отважно принимает удар на себя. Я даже не ожидала от него. Грудью лёг, чтобы тебя отмазать перед генеральным. Рыцарь. Ни дать ни взять, — пробежавшись глазами по меню, безучастно протянула Кара и захлопнула книжицу в дермантиновом переплёте. — Правда, не думаю, что вас это спасёт. У-во-лят. Как пить дать — уволят. Алиса, тихо охнув, поймала губами пластиковую соломинку и, помешав ледяную крошку в стакане, с хлюпаньем втянула разбавленного талой водой “Мохито”, который не без тревоги потягивала последние пятнадцать минут, сидя в ожидании новостей из офиса. Спряталась, как настоящая трусиха... А Ваня там оправдывается за её косяк, хотя он, между прочим, рискует куда больше Алисы: у него шансы на увольнение не в пример выше, чем у неё. И неприятности потенциальная потеря работы тоже сулит ему посерьёзней, чем головомойка от отца. А головомойки Алисе не избежать, если Карины предсказания воплотятся в жизнь. С этим Алиса успела даже смириться. — Думаешь? — с беспокойством взглянула она на Кару. — Правда уволит? — Дорогуша, ты по-крупному накосячила с первым же своим более-менее серьёзным заданием, — округлила Кара глаза с таким видом, будто не понимать подобные вещи — признак серьёзных задержек в умственном развитии. — Шемелин увольняет за пропущенную запятую в заявлении на отпуск, а тут… — Серьёзно? — Серьёзней только смертный приговор, — равнодушно пожала плечом Кара. — Была там история с одним бухгалтером... Смешно ещё получилось: генеральный его — бухгалтера, значит — в кабинет к себе вызывает, а тот идёт довольный такой — аж светится. Меня спрашивает: “Были ли вы, Кариночка, на Мальдивах? Не были? А я вот полечу! И вы, Кариночка, когда-нибудь обязательно слетайте…”. Я-то тогда в компанию только пришла, бумажки разносила. И вот стоит он, хвастается, а я-то знаю, что его ждёт. Головой только киваю и ничего не говорю: так жалко было человека расстраивать… — Кара кинула на Алису хитрый взгляд, и сочувствия в нём было столько же, сколько насыщенности вкуса в талой воде из-подо льда в Алисином стакане: одно только слабое напоминание. — И что? — Что-что, — постучала Кара острыми акриловыми коготками по меню и склонилась над столом. — Уволил. Говорит: какой из вас бухгалтер, если вы запятую не заметили? Вот так циферку пропустите, а нас всех не на Мальдивы отправят, а в места не столь отдалённые. — Разве можно так? — озабоченно нахмурилась Алиса, не веря то ли Кариному рассказу, то ли степени самодурства гендира. — Ошибки у всех бывают. Кара издала булькающий гогот. — Ты только попробуй такое при Шемелине сказать — тут же вылетишь как пробка. Хотя… — она откинулась на спинку стула и задрала вверх руку, чтобы щёлкнуть пальцами, по-барски подзывая официантку. Уголок Кариных бордовых губ плавно приподнялся, пока она обводила стушевавшуюся Алису приценивающимся взглядом. — Тебя-то, наверное, не попрут… — возразила она себе же самой. — Но боюсь, дорогуша, даже статус дочки крупного акционера компании тебя сегодня не спасёт от праведного гнева начальства, — подвела она, наконец, итог. — Шемелин ещё до твоего косяка всю неделю злой ходил, как чёрт. То есть он всегда злой… Но сейчас прям как тысяча чертей: с женой у них опять разлад. А тут ещё ты добавила… Сомневаюсь, что ему одного Ванюши хватит, чтоб наесться. Тебя тоже проглотит — так, на десерт. Десерт… От хорошего десерта Алиса бы и сама не отказалась. Настроение бы точно поднял тарт с мягким и рассыпчатым песочным тестом; или, например, сабле бретон с воздушным сливочным кремом под свежими сезонными ягодами… Она скептично покосилась на блюдце с почти нетронутым эклером перед собой. Постаравшись сохранить на лице прежнее равнодушное выражение, Алиса хмыкнула и вытащила из стакана соломинку, принявшись мять податливый пластик в пальцах. — Ты-то откуда про жену знаешь? — А я всё про всех знаю, — с деловым видом ответила Кара и небрежно бросила навострившей карандаш официантке: — Цезарь. С креветками. Без соуса. Креветки жарить без масла. Из раза в раз, что они обедали здесь в те дни, когда Алиса приходила в офис компании для введения в курс дел бизнеса, заказ Карин состоял из одного и того же: постный салат без грамма жира и вода без газа. Алиса без энтузиазма ковырнула чайной ложкой собственный десерт и обратилась к черкающей что-то в блокнотике официантке: — И передайте кондитеру, что ванилин в крем добавляют только в кондитерских отделах гастрономов, — она демонстративно отодвинула от себя надкусанное пирожное, к которому, раз попробовав, так больше и не притронулась. Официантка даже обомлела, на секунду замерев, а затем крепче сжала в тонких пальцах сточенный карандашик: — Простите? — вежливо уточнила она, чуть вскинув брови. — Крем просто отвратительный, — пояснила Алиса, брезгливо поджав губы. — Вы заказали классический эклер, в его составе указан заварной ванильный крем. Это отражено в меню, — встала на защиту блюда официантка с учтивой непреклонностью в голосе. — Наш шеф лично готовит… — Вот ему и передайте мои слова, — прервала её Алиса. — Это никуда не годится. Ваниль должна быть настоящей, в стручках. А эту синтетику я за километр чувствую. Тесто вполне удачное, не спорю, но крем… Странно, что ваш шеф не знает таких мелочей. Официантка осуждающе дёрнула губами: Алисина справедливая критика её задела. Но блюдце с пирожным всё-таки послушно забрала и поспешила ретироваться. — Я вообще не понимаю, как ты это ешь, — скривилась Кара, глядя в спину невысокой девушке с убранными в тонкий хвост волосами. — Хотя в твои годы ещё можно баловаться сладким. Но имей в виду: потом каждая лишняя калория будет аукаться… Один миг на языке и годы работы в спорт-зале. Послушай мудрую женщину. Она поучительно возвела палец к потолку, а Алиса только тихо прыснула в ответ. — Не знаю, чего ты смеёшься, — оскорбилась Кара Алисиной легкомысленности. — На твоём месте я бы уже звонила папуле и умоляла потушить пожар. Твой дружочек уже наверняка подписывает заявление по собственному. Алиса шумно выдохнула, прижав подушечки пальцев к вискам. — Нет, папе обо всём этом нельзя знать, — проговорила она с достойным театральных подмостков драматизмом. — Почему это? — удивилась Кара. — Ему и задвинешь эту свою житейскую мудрость про “все ошибаются”. — Нет, — категорично припечатала Алиса. — Нельзя. Алиса Коваль не делает таких глупых ошибок. И Ваню это точно не спасёт. Тем более… — она удручённо посмотрела на Кару. — Папа спросит, почему это произошло. — И почему же? — вкрадчиво поинтересовалась Кара, и ноздри её тонкого кукольного носика едва заметно дрогнули: она почуяла запах интриги. — Тесто… — тихо выдала Алиса, скосив в сторону виноватый взгляд. — Чего? — идеальная бровь стремительно взлетела вверх. — Боялась упустить тесто. Оставила его подниматься. А ждать нужно ровно двенадцать часов, иначе всё коту под хвост. Понимаешь, так в рецепте сказано. Только я об этом напрочь забыла, а когда вспомнила — бросила все дела и помчалась домой. — Господи, — закатила Кара глаза. — Я же говорю: углеводы до добра не доведут. — Как думаешь… — пропустив её ремарку мимо ушей, спросила Алиса, — Шемелин может меня уволить? — Ну.... Стажёры у нас и так на птичьих правах: не дай бог чихнут в присутствии гендира — и пиши пропало. Хотя вы с Ванюшей, надо признать, птицы высокого полёта, — Кара замолкла на пару секунд, чуть призадумавшись и бродя по Алисе сосредоточенным взглядом. — Ладно, тебя оставят. А у Ивана вариант только один. — Его выгонят? — замерев от страха, одними губами прошептала Алиса. — Если ещё не, — равнодушно согласилась Кара. — Ч-чёрт… — Алиса обхватила пальцами виски и болезненно зажмурилась. Ну и дёрнуло же её опробовать этот злосчастный новый рецепт именно накануне, не могла дождаться выходных! Алиса уронила лоб на прохладную столешницу. — А ты чего распереживалась? — пронаблюдав за этой пантомимой, осторожно полюбопытствовала Кара. — На крайний случай попросишь папулю ещё куда-нибудь его пристроить — Игорю Евгеньичу никто не откажет. Вон, даже Шемелин не смог. Алиса обескураженно поглядела на неё исподлобья. — Вряд ли… — отрицательно помотала она подбородком, от тревожных раздумий прикусив ноготь на большом пальце. — А если во всём этом буду виновата только я… Есть шанс, что меня уволят? Кара хмыкнула с неподдельным интересом. — Слушай, дорогая моя… а не специально ли ты устроила свой демарш? — пристально вгляделась она в Алисино лицо. — Признайся честно: совсем не хочется горбатиться за корку хлеба с маслом на такого начальника, как Шемелин? Он ведь спуску не даст даже несмотря на то, что ты — дочка Коваля… — Да нет. То есть… Совсем не в этом дело. Не в Шемелине, — снова безнадёжно вздохнула Алиса и съехала по спинке стула в полулежачее положение. — Он здесь не причём. Если Алиса и лукавила, то только отчасти: будь их взаимоотношения с генеральным директором чуть лучше, то, может быть, у Алисы и имелась бы хоть тень желания погружаться в дебри реального бизнеса под его руководством. По крайней мере, сама эта идея не вызывала бы такого лютого отторжения. Так, всего лишь лёгкое недовольство. Может, ещё немного разочарования. Или безнадёги… Но партнёр отца, с которым у Алисы до устройства в компанию по протекции Коваля отношения складывались вполне себе дружелюбные (по крайней мере, так она считала, встречаясь с Шемелиным на частых сборищах и торжествах, которые приходилось посещать дочке уважаемого бизнесмена), теперь и не думал прятать своей откровенной неприязни, когда видел её в стенах офиса. И не то чтобы он хорошо её знал, чтобы таить на Алису какую-нибудь старую обиду — не было для ненависти явных причин. Она, конечно, догадывалась, что причиной совсем не тёплых чувств к ней именно Алисин отец и являлся, только вот вряд ли Шемелин мог открыто выразить своё неудовольствие прямо по адресу — а потому и отыгрывался на Алисе, то и дело попадавшейся под руку. Пока под руку она попадалась нечасто, что само по себе облегчало её участь: приближалось окончание последнего учебного семестра со всеми вытекающими, и появляться в офисе нужно было от силы пару раз в неделю. Однако совсем скоро, уже этим летом, Алисе предстояло стать не просто стажёром, а полноценным сотрудником, и значит, перспектива с девяти утра каждого божьего понедельника до шести вечера каждой божьей пятницы обретаться в офисе и с завидным постоянством лицезреть недовольного Шемелина (она уже и забыла, что раньше он всегда бывал весел и вполне себе с ней мил) маячила перед ней со всей своей ясностью и неотвратимостью. Ровно как это солнце, безжалостно прожигавшее кожу горячими лучами. Шемелинские косые взгляды, хоть и были куда холодней, а ровно так и ощущались: точно докрасна раскалённое железо с шипением вдавливали в разные участки тела — то точно в лоб, то между лопаток. Или обнажённые колени, или ключицы, выглядывающие из не соответствующего строгому дресс-коду декольте… Алиса подавила едва не сорвавшийся с губ стон, полный горького разочарования. Лето… Последнее лето, когда можно было самозабвенно отдаваться своей ускользающей юности. Столько у неё было планов на это лето — как хороша в июне Ницца; как сладок можжевеловый воздух на Тенерифе; как, в конце концов, беззаботна и легка Москва! Но отец перечеркнул все мечты одним своим волевым решением: вместо морских бризов Канар Алисе предстояло прохлаждаться под ветрами офисных кондиционеров. — Так всё-таки специально? — вернула её Кара из пространных фантазий о дальних берегах. — Нет, — безапелляционно отвергла её предположение Алиса, вернувшись в унылую действительность. — Случайно. Честно. Но… если кого и должны уволить, то пусть это буду я. Она хотела было уже резко встать, намереваясь решительно отправиться в офис и признаться в собственной оплошности, но Кара успела схватить её за руку и заставить усесться обратно. — Ну-ка погоди, — с успокаивающей интонацией велела она. — Ты чего добиться хочешь? — Чтоб он отстал от Вани. Пусть злится на меня. Пусть увольняет, я не знаю, что угодно… — От твоего Ванюши он всё равно не отстанет, успокойся, — скептично прокомментировала Кара. — А тебя — не уволит. Начерта ему лишний раз с Ковалем закусываться? Зато злиться точно будет. Оно тебе не надо, уж поверь. Сама потом взвоешь. Уж что-что, а выдумывать изощрённые пытки Шемелин умеет. Алиса шумно выдохнула. — Просто вот здесь это всё уже, — взорвалась она, чиркнув себя ребром ладони по горлу. — Цифры, договора, законы, метрики… Господи, хоть вешайся с тоски, какая нудятина. До смерти надоело эту лямку тянуть. Но раз папа так решил… — За меня бы так кто решал, — снисходительно бросила Кара. — Тебе здоровенную зарплату выдали раньше диплома — вот уж, конечно, наказание! — Да что мне эта зарплата, — хмыкнула Алиса, поймав косой взгляд снова подскочившей к ним официантки. Та, спешно отведя глаза, ловко сняла с подноса крохотную бутылочку негазированной воды Evian и до краёв наполнила высокий стакан. — Не сомневаюсь, — Кара тут же аккуратно приложилась губами к стеклянному ободку, оставив на сверкающей чистотой поверхности след помады, и прибавила: — Жаль рушить твои песчаные замки, но я тебе как дочка простого российского мента говорю: лучше так, чем самой карабкаться. Алиса прикусила уже и так сжёванный край соломинки, почувствовав стыд за неосторожно оброненные слова о деньгах: вообще-то ей не свойственно было такое легкомысленное отношение к материальным средствам. — Просто меня никто не спрашивал. А мне... Мне даже вот здесь с подносом бегать было бы больше по душе, — проводила она взглядом скрывшуюся за дверью кухни официантку. — Может, кстати, они бы тогда прислушались к моим замечаниям насчёт десертного меню… — Ну, ужас, конечно, но, знаешь ли, не ужас-ужас, — ухмыльнулась Кара. — Ты вот на своего папулю ворчишь, а я на своего за детство насмотрелась: он дома ночевал, по-моему, только по выходным. То есть примерно раз в год. И меня тоже хотел в ментовку после школы определить. А я посмотрела-подумала и говорю: ну уж нет. Папа мой, конечно, хорошим делом занят — справедливость восстанавливает, а не придумывает, как бы половчее налоги оптимизировать… Но по мне уж лучше с девяти до шести и за приличные деньги. Хотя приличными они, конечно, стали совсем не сразу… — Вот видишь, — с горечью произнесла Алиса, положив подбородок на скрещенные ладони. — В этом-то я тебе и завидую. Сказала, что своим путём пойдёшь — и пошла. И всего добилась. Кара вонзила блестящую вилку в свежий салатный лист и, с хрустом впившись в него зубами, снисходительно усмехнулась. — Что б ты понимала, дорогуша… — проглотив зелень, скривилась она. — Вот уж верно говорят: у кого жемчуг мелкий, а у кого суп — жидкий… — Просто сложно так жить, — вскинула брови Алиса. — Как будто я себе совсем не принадлежу. Кара издала искренний смешок, запивая салат водой. — Ну, мне, между прочим, моя свобода тоже не так уж легко далась. Мы тогда с отцом вдрызг разругались, не разговаривали пару месяцев. А потом я ему, знаешь, что сказала? — свободно откинулась она на спинку стула, устремив мечтательный взгляд к нависающей над столиком люстрой в круглом абажуре. — Что если он заставит меня поступать на юрфак, то я непременно стану судьёй. Или адвокатом. И буду отпускать всех, кого он арестует, на свободу. Так и помирились. Папа-то мой знает, что я слов на ветер не бросаю. Алиса тихо рассмеялась, отчего уголки Кариных губ тоже легонько дёрнулись вверх от удовольствия. — Жаль, я так не могу, — протянула Алиса опечаленно. — Почему это? — Потому что… — Алиса осеклась, тревожно нахмурившись. Потому что трусиха. Потому что всегда прятала голову в песок, стоило только тучам начать сгущаться — вот как сегодня; потому что возражать открыто её напрочь отучили давным-давно. — Знаешь, это совсем другое. Твой отец тебе родной, — нашлась вдруг она с ответом, который хоть и не был исчерпывающе правдивым, но и ложью тоже не являлся. — А значит, любит. И примет тебя такой, какая ты есть. У нас с Ковалем другие отношения. — Да уж, — скептично цокнула языком Кара. — Любишь ты такую плаксивую ерунду… А я думаю, дорогая, что раз ты трусишь пойти на крайние меры — значит, не так уж тебе оно и нужно. Вот такая простая правда жизни. Алиса натянуто улыбнулась, пряча в потупленном взоре уязвлённость. Эту свою трусость, которую Кара безошибочно распознала в неумелой Алисиной попытке скрыть правду, ей всегда больше нравилось называть “благодарностью”. Благодарностью за всё то, чем щедро одарила её судьба в лице приёмного отца: за собственную квартиру в пешей доступности от университета, ключи от которой Алиса получила на восемнадцатилетие, за блестящее образование в одном из лучших университетов страны, за регулярные отпуска за границей, за то, что знала, чем пахнет воздух Тенерифе, и за возможность ни в чём и никогда себе не отказывать. Но даже не все эти материальные блага были главной причиной её признательности Ковалю: когда-то давно он спас её из того ужасного места, в котором Алиса оказалась, лишившись родной матери, и за эту неоценимую услугу вот уже десяток лет Алиса не могла с ним расплатиться этой трусливой благодарностью. Алиса обязана была испытывать благодарность — и уж никому не было никакого дела, что она даже не просила её спасать. Или возить на Тенерифе. — И всё равно, — вынужденно решила она уклониться от неудобной темы, — Ваня ведь не виноват. Я налажала. Мне и разгребать. За него никто не вступится, а я… — А тебе мало в жизни страданий, хочется ещё, — вмешалась Кара. — Я же говорю: увольнять тебя Шемелин не станет. Зато кровь подпортит — будь здорова. — А разве лучше, если на моём месте будет Ваня? — с нажимом возразила Алиса. — Слушай-ка, — сложила пальцы домиком Кара. — Ты ведь лукавишь. Я помню, что задача была на нём, а не на тебе. Формально он и ответственен за косяк. Так что твои попытки его выгородить, конечно, безумно благородны, но отнюдь не уместны. Алиса, поверженная Кариной правотой, поджала губы. Она и впрямь взялась помочь Ване, только помощь эта ему же и вышла боком. — Не руби с плеча, — добавила Кара миролюбиво. — Подожди, чем дело кончится. Может, Шемелин побоится увольнять протеже Коваля. А если решится прогнать — тогда и голову ломать будешь, как своего рыцаря спасти. В конце концов, есть у меня пара связей: пристроим его куда-нибудь. Он парнишка башковитый. Алиса с надеждой взглянула на её смягчившееся лицо. — Ты правда можешь помочь? — Подумаем, что получится сделать, — просто пожала она плечом. — Будешь мне по гроб жизни благодарна. Алиса едва заметно дёрнула ртом: никуда не денешься от этой благодарности… Раздался мелодичный звон колокольчиков над дверью кафе в нескольких метрах от их столика, и Алиса бросила взгляд за плечо Кары. Ваня появился на пороге заведения мрачнее тучи — даже показалось, что на мгновение померк яркий солнечный свет. Алиса его таким никогда раньше не видела: брови так низко опустились на веки, что едва ли не сошлись на переносице, а губы и вовсе почти пропали — так сильно он их сжимал. Ваня небрежно махнул одинокой официантке (в этот час в кафе было безлюдно) и коротко бросил: — Эспрессо. На то, чтобы найти Алису глазами, ему понадобилось меньше секунды: они с Карой всегда занимали один и тот же столик. Ваня решительно зашагал к ним. — Ну? — поинтересовалась Кара, когда он, резко придвинув третий стул, сел и вытянул перед собой руки. Послышался его шумный выдох, от которого Алису больно кольнуло в сердце чувство стыда за проявленное малодушие. Кажется, Ване и правда сильно досталось, пока сама виновница катастрофы трусливо потягивала освежающий мохито, ожидая вестей с поля разворачивающейся битвы. — Да-а… — сквозь сжатые зубы процедил Ваня, двинув круглой и гладко выбритой челюстью вперёд. Продолжения не последовало: он замолчал, сдерживая рвущиеся наружу явно нелестные эпитеты. Только после продолжительной паузы добавил: — Приказал сегодня все квартальные отчёты перелопатить. До ночи будем сидеть. — Не уволил? — с облегчением переспросила Алиса. — Грозился, — кивнул Ваня. — Может, просто не успел. Ему позвонили, он меня тут же выгнал. Из кабинета, — заметив испуганно взметнувшиеся вверх Алисины брови, поспешил прибавить он. — Пока только из кабинета. Ваня покосился на Кару, которая, в свою очередь, бросила на Алису красноречивый взгляд, в котором безошибочно читалось самодовольство: она оказалась права — пока что худшего исхода удалось избежать. Алиса резко выдохнула, набираясь смелости, и объявила: — Я скажу ему, что это я, — она положила руку Ване на локоть. — Он не будет так на тебя злиться. — Теперь-то какая разница. Всё равно придётся с вами до ночи на работе торчать, — безрадостно острастила её Кара и в задумчивости пошевелила губами. На несколько безмолвных секунд она провалилась в собственные размышления, а затем сказала: — Вот что… Я предлагаю тогда уж не протирать штаны в офисе, а поехать ко мне. Обещаю не приставать, — вскинула она руки перед собой. — Бонусы: нормальный кофе, а не эта наша офисная бурда, и диван в наличии — не придётся спать лицом в стол. Так что как только Шемелин свалит — поедем предаваться экзекуции в домашних условиях. — Это если он сегодня свалит, — кисло улыбнулся Ваня в благодарность официантке за споро поданный эспрессо. Алисе в ноздри ударил яркий кофейный аромат, к которому примешался приторный запах запечёного творожного крема. — Шеф передал вам свои извинения, — без особого сожаления произнесла девушка в форменном зелёном фартуке с золотом вышитой эмблемой кафе на груди, а затем водрузила перед Алисой тарелочку с треугольным кусочком чизкейка. — Просил передать, что в Москве сложно найти стручковую ваниль, но он впечатлён вашими вкусовыми рецепторами. Вот, комплимент от заведения за разочаровавший десерт. Без ванилина, — поджав губы, добавила она. — Хороший творожный сыр в Москве найти ещё сложнее, чем ваниль, — с натянутой улыбкой ответила Алиса вместо благодарности, но отталкивать блюдо не стала. — У нас не Париж, простите, — буркнула себе под нос официантка, зажав подмышкой поднос. — О, по обслуживанию это заметно, — не осталась в долгу Алиса, которую задела ясно считываемая неприязнь официантки. — Шеф готовит сыр сам, — гордо выпрямилась та, вздёрнув подбородок. — А чизкейк — его коронное блюдо. Гости всегда хвалят. Даже в “Афише” писали, что у нас лучший чизкейк в Москве. — Ну, может, в “Афише” не отличают чизкейки от творожных запеканок, — снова поддела её Алиса, но тут же поймала себя на мысли, что стоило бы прекратить эту идиотскую перепалку. Ни острая на язык официантка, ни незнакомый шеф, о котором та говорила с таким пиететом, вовсе не были виноваты в её гадком настроении. Но именно в таком расположении духа она всегда обращалась к никогда не подводящему лекарству: после кусочка-другого нежного сливочного-кремового эклера или воздушного бисквита мир всегда становился лучше. Но не сегодня. Сегодня всё шло наперекосяк. — Свалит-свалит, — осклабилась Кара, вернувшись к теме беседы, едва официантка их оставила. — Когда у Шемелина неладно в семье — он всегда в загул уходит. Так что пока мы будем вечером гробить зрение и гнуть спину над отчётами, он подцепит какую-нибудь девицу и неплохо проведёт вечер, — Кара вскользь мазнула глазами по Алисе, отвернувшейся на этих словах к окну. Карины слова стали для неё очередным напоминанием: Шемелин иногда правда бывал вполне мил и даже (от этой мысли к щекам прилила краска) приятен — по крайней мере, видимо, в отношении тех самых туманных девиц. Раньше он и с Алисой обходился любезно, даже обезоруживающе галантно, но те времена, казалось, безвозвратно канули в лету. Ваня, одним глотком осушив маленькую кофейную чашечку наполовину, звякнул чайной ложкой о блюдце и смерил Кару проницательным взглядом. — С вами опасно иметь дело, Карина Валерьевна, — снова прильнув губами к фарфору, подытожил он, не спуская глаз с непосредственной их с Алисой начальницы. — Ничего от вас не утаишь. Кара, без сомнения польщённая этим комментарием, выдала походящую на угрожающий оскал улыбку. — Что вы, Иван Анатольевич, — передразнила она его бархатистый тон. — Я просто уже очень давно работаю в этой богоспасаемой конторе. А позор тому подчинённому, который за столько лет не выучит повадок начальства. — Ч-чёрт, — отвлёкся от перекидывания остротами Ваня, бросив взгляд на наручные часы. — Ни пообедать, ни нормального кофе выпить из-за этого самодура. Кстати, по поводу работы… У меня к вам, Карина Валерьевна, серьёзный вопрос насчёт документального сопровождения поставок за последний квартал, там не хватает… Кара подозрительно прищурилась, дёрнув аккуратным кончиком носа, а Алиса тем временем придвинула к Ване тарелку с чизкейком: — Вот, держи, — тихо шепнула она, чтобы его не перебивать. — Хотя бы это съешь. Но Ваня, полностью сосредоточившись на работе, Алисиного благородного жеста не заметил и тут же нечаянно задел блюдце локтем. Торт, источающий сладкий аромат, стремительно упал вниз, и творожная масса расползлась некраивыми комками по полу. — Беги, Алиса. Теперь она тебя точно покусает, — ухмыльнулась Кара, бросив красноречивый взгляд на кинувшуюся к ним с тряпкой официантку, для которой, должно быть, такое обращение со знаменитым чизкейком, удостоенным похвалы аж в самой “Афише”, было сродни личному оскорблению. Кара, безразлично поглядев на девицу, собирающую с пола остатки того, что было некогда личным комплиментом Алисе от шефа, вернулась к поглощению салата. — Не переживай, Ванюша. Все твои лишения скоро окупятся, — она подмигнула Алисе. — Держись Алисы Игоревны — и скоро сам станешь Шемелина отчитывать. Только фамилию не забудь сменить. Станешь Ковалем, и тогда все двери в этом городе для тебя с петель снимут. — Карина Валерьевна, я и вам тогда все шуточки припомню, не сомневайтесь, — склонил голову вбок Ваня, ехидно отразив выпад Кары, нахально намекнувшей на его неприглядный статус Алисиного друга. — А про документы надо будет обсудить: там серьёзное упущение… — О, дорогой, — вновь проигнорировав его слова о работе, взметнула Кара брови вверх. — После Шемелина мне никакое начальство уже не страшно, ты уж поверь. — Успел убедиться на собственной шкуре, — буркнул Ваня себе под нос. — С голодным обмороком ты неплохо придумала. От тебя он сразу отвязался. — Опыт, — цокнула языком Кара. — Если Шемелин чего и боится, то смерти на рабочем месте. Не собственной, а чужой. — Почему? — полюбопытствовала Алиса. — А потому что работать нельзя будет, пока труп не вывезут. Ваня, не сдержавшись, хохотнул, и остатки кофе едва не брызнули у него изо рта. Но Алиса тревожно нахмурилась: мрачная шутка совершенно её не развеселила. — Он точно не станет тебя увольнять? — в который раз уточнила она, не скрывая беспокойства. — Посмотрим, — бережно накрыл Ваня её пальцы своей ладонью. — Может, к вечеру он вообще обо всём забудет. Алиса взяла его руку в свою, слегка сжав, и невесело улыбнулась. — Нам идти пора, — поднялся со стула он, взяв Алису за руку. — Не хватало, чтоб он ещё из-за опозданий взбесился. — Скажите Шемелину, что я до сих пор в отключке! — крикнула им в спину Кара, и её громкое сопрано смешалось с мелодичным перезвоном колокольчика над дверью кафе.