ГЛАВА 2 || ЧАСТЬ 2
в которой босоножки от "Джимми Чу" живут своей жизнью
...Контроль. Она — сосредоточения контроля. Она пришла сюда, чтобы вести игру по своим правилам. Она репетировала, что будет говорить, она представляла себе его мрачное лицо и льдистый голубой взгляд, который ни на йоту не сможет в этот раз её смутить. Нет, не сможет. Алиса глубоко вдохнула запах дорогой кожи, дерева и… Веки распахнулись. Алиса настороженно принюхалась, отрывисто потягивая воздух носом. Нет, не ошиблась: пахло терпко и сладковато-едко. Алкоголем. Она опустила глаза: в открытом ящике под столом стояла початая бутылка “Чиваса”. Сомнений, кому бы она могла принадлежать, не было никаких: Шемелин, сколько она его помнила, всегда жаловал именно эту марку виски. Рядом стоял и невысокий стакан, в котором оставалось ещё на палец янтарной жидкости. Алиса насмешливо хмыкнула. Даже допить не успел. Шемелин, выходит, тоже боролся здесь со стрессом — таким вот маргинальным способом. Уехал он из офиса чуть позже полудня, а значит, не гнушался накатить прямо в разгар рабочего дня. Так себе привычка. Спиртного, по крайней мере настолько крепкого, Алиса предпочитала избегать: оно бесцеремонно отнимало у неё въевшуюся в кожу привычку вести себя подобающим образом. Под градусом насмарку сводились все годы кропотливой самодрессировки, которой она посвятила свою жизнь, оказавшись в семье Коваля. Но, может, именно это ей сейчас и нужно? Стать не той Алисой Коваль, что задумывается о каждом сделанном шаге, а той Алисой, что осталась далеко в прошлом? Не раздумывая, она схватила бутылку за горлышко и со звоном поставила на стол перед собой, махом опрокинув остатки алкоголя в стакане. Если выпить совсем немного, то удастся слегка расслабиться, да и только. Жидкость обожгла горло. Алиса сморщилась, резко выдохнув, но поглядела на бутылку, прицениваясь: заметит ли Шемелин, если отлить в стакан ещё немного, чтобы скрыть следы преступления? Но плеснуть вышло по неосторожности чуть больше нужного, и она снова пригубила едкий напиток, откинув голову на спинку кресла. А ведь и правда: смотреть на панораму города отсюда, потягивая дорогой алкоголь и сидя во главе большого стола, было куда спокойней и приятней, чем с того места, где Алиса в прошлый раз, сиротливо сцепив в замок руки и не решаясь отойти от двери дальше, чем на три шага, стояла и едва выдерживала на себе тяжёлый взгляд Шемелина…***
— Пустишь? — бодро спросил Коваль, бесцеремонно распахивая дверь. Ассистентка Шемелина, сидевшая в приёмной, только беспомощно привстала со стула, и они с Алисой обменялись одинаково растерянными взглядами. Алиса безропотно следовала за отцом по пятам — от самого холла с высоким потолком и холёными рецепшионистками, блаженно разулыбавшимися при виде Коваля, до приёмной Шемелина в самом конце сорокового этажа. Но уже непосредственно возле двери, на которой веско значились фамилия и инициалы генерального директора, она замялась. Блондинка, сидевшая впритык ко входу в кабинет, хоть и была смущена ситуацией не меньше Алисиного, но сказать ничего не решилась: только нажала кнопку на устройстве для внутренней связи и запоздало пискнула, обращаясь к своему начальнику, что “его хочет видеть Игорь Евгеньевич”. Смысла в этом не было никакого: Шемелин уже сам имел возможность лицезреть нечаянного гостя. — Я так понимаю, отрицательный ответ не принимается, — прозвучал его голос в подтверждение Алисиных мыслей. — Проходи. — Давай, Алис, не стой, — махнул Коваль рукой запнувшейся на пороге Алисе. — Павел Константинович занятой человек. Не будем тратить его время зря. Она сделала несколько неуверенных шагов внутрь, и на секунду ей показалось, что земля качнулась и едва не ушла из-под ног, когда перед глазами открылся городской пейзаж с высоты птичьего полёта — это первое, что заметила Алиса. И первое, что её испугало. Затем взгляд упал на самого хозяина пространства, лицо которого если что и выражало, то уж точно не радость от встречи со старым другом и его дочерью. От этого дурное предчувствие только возросло. — Здрасьте, — произнесла она отчего-то осипшим вдруг голосом, не сумев совладать с собой. — Здрасьте-здрасьте, — мягко улыбнулся Шемелин, пробежавшись по её силуэту глазами. Алиса тоже растянула губы в подобии улыбки, но вышло довольно неловко и совершенно неубедительно. Поводов думать о Шемелине в плохом ключе у неё ровным счётом никогда не имелось. Напротив: до сегодняшнего дня впечатления о деловом партнёре отца, с которым она пересекалась время от времени, у неё складывались только самые приятные. Он всегда был обходителен и мил, остроумен — Алису смешили его панибратские колкости в сторону отца, какие мало кто в окружении Коваля мог себе позволить. И даже хорош собой — в целом, Алиса могла бы назвать его привлекательным, будь он хотя бы на десяток лет моложе: порой она ловила себя на том, что, забывшись, невольно тонет во взгляде ясно-голубых глаз. Но повод для сегодняшней встречи вызывал у Алисы мало приятных чувств; и по нарочито хозяйскому поведению отца, которое он демонстрировал, без предупреждений врываясь в чужой кабинет, приходилось догадываться, что Шемелину тоже вряд ли понравится предложение Коваля. — Вот, привёл, — вальяжно развалившись в кресле напротив хозяина кабинета, указал рукой на Алису Коваль. — Вижу, — настороженно произнёс Шемелин и вернулся взглядом к отцу. — Ты у нас теперь штатный экскурсовод? Проводишь обзорные туры по моим владениям? В другой ситуации Алиса бы тихо хихикнула себе под нос, тайком обменявшись с Шемелиным быстрыми взглядами — как это происходило между ними всегда. Но сейчас ей было совершенно не до смеха. Да и Шемелин не сиял, как обычно, широкой хитрой улыбкой: в глазах застыло нехорошее подозрение. В кабинет, мелко перебирая ногами в чёрных строгих лодочках, вплыла его ассистентка с подносом в руках. Поставив перед Ковалем белую фарфоровую чашечку, она с почтительной любезностью сказала: — Как вы любите, Игорь Евгеньевич, двойной эспрессо без сахара, — и, прижав к груди опустевший поднос, попятилась назад в унизительно полусогнутом положении. — Что-нибудь ещё? Выжидательные взгляды всех присутствующих — в том числе посеревшие глаза Шемелина — обратились к Алисе, отчего ей стало вдвойне неуютно от всеобщего внимания. Она коротко помотала головой, опустив подбородок, снова сосредоточившись на лодочках ассистентки. — Нет. Никого пока не пускай, — велел Шемелин, и дверь за ассистенткой прикрылась. Алиса бы с удовольствием ушла вместе с ней, чтобы не оставаться в этой наэлектризовавшейся тишине. Тишина, впрочем, повисла ненадолго. — Мы быстро. Особо отвлекать тебя не будем, — глотнув кофе, заполнившего своим мягким ароматом кабинет, пояснил Коваль. — Как бизнес? Идёт в гору? — Сам прекрасно знаешь, — Шемелин с показным безразличием откинулся на спинку кресла. — Нехватки кадров не наблюдается? — снова полюбопытствовал Коваль как будто бы с дежурным интересом. Но Алиса готова была поклясться, что после этого плечи Шемелина чуть напряглись. — Да не жалуемся, — улыбнулся он одними губами, а взгляд снова настороженно метнулся к Алисе, крепко вцепившейся от волнения в ткань рукава хлопковой блузки. — Это хорошо, — подытожил Коваль и сам глянул на Алису. — А я вот как раз привёл тебе пополнение. Местечко найдётся? Шемелин хмыкнул. И вот тогда глаза его в один момент поменялись: были небесно-ясными, а стали — два прозрачных кусочка льда. Словно стеклянные радужки покрылись изнутри инеем от ударившего посреди весны колючего мороза. Алиса за этой переменой наблюдала воровато, исподлобья, и сама взгляд тут же потупила, точно обожглась этим арктическим холодом. Пауза была короткой, но Коваль долго ждать не стал, чтобы добавить веский аргумент: — Хорошие кадры, они же, как это… — он пощёлкал пальцами в воздухе. — Их надо растить самому, согласен? Помнишь, когда ты ко мне пришёл уговаривать в тебя вложиться, я тебе так и сказал. И отсыпал даже больше, чем ты просил. Верно говорю? Он весело подмигнул Алисе, которой вся эта история не понравилась с самого начала. Узнала она о планах отца пристроить её после выпуска в компанию к Шемелину только накануне вечером. Тогда же и попыталась слабо возразить, открестившись от этой затеи, заранее зная, что если уж Коваль что решил — ничего его не сможет переубедить. По крайней мере, не хилое Алисино сопротивление. Так оно и вышло: Коваль и слушать её не пожелал. Отмахнулся, досадно скривившись, и перевёл тему разговора, а Алиса и продолжать не стала. Смирилась с неизбежным. Всегда мирилась — что ей ещё оставалось? — Не поспоришь, — отзеркалив бойкий задор Коваля, согласился Шемелин и потёр подбородок, как будто бы над чем-то крепко задумался. — Виолетта вот начинала консультантом на одной из точек. — Молодец какая, — одобрительно протянул Коваль, снова глотнув кофе и причмокнув. — Только кофе варить она у тебя так и не научилась. Или ты таких красоток у себя не за этим держишь? — сально подмигнул он Шемелину. — В общем, давай без лирики… Возьми Алиску к себе. Она уже готова погружаться в реальные дела. Тот криво ухмыльнулся и пропустил мимо ушей похабный намёк, придвинувшись к столу. — Ну, раз готова…— он на секунду замолчал и сделал встречное предложение: — Тогда могу ей точку поближе к центру найти. Там как раз на реальные дела насмотрится. — Не, — цокнул языком Коваль. — Это не наш случай. Она ж вот скоро диплом Лондонской Школы Экономики получит, ты в курсе, а? В России одна из первых. И, как говорится, не покидая пределов МКАДа. У нас программу только недавно открыли, я сразу подсуетился, чтобы её взяли… И вот. Оправдала все ожидания. Хоть прям сейчас весь профессорско-преподавательский состав вызванивай: дадут лучшие рекомендации. Если ты моим, конечно, не доверяешь. Шемелин с вежливым интересом приподнял брови. — А ты им за эти рекомендации больше, чем мне, отсыпал? — не теряя спокойствия, спросил он с присущей наглостью, на что Коваль издал булькающий звук, отдалённо напоминавший усмешку, а Шемелин обратился, наконец, к Алисе: — Так что, правда аж Лондонская Школа? Ей захотелось прямо сейчас провалиться под землю — жаль только, до неё было не так-то легко достать: сороковой этаж всё-таки. — Угу, — сдавленно подтвердила она. — Вы ж берёте к себе стажёров. Подающих надежды выпускников, так сказать. Вот и Алиску в эту программу впиши. А ты, Алис, давай посмелей, — подбодрил её приёмный отец и довольно глянул на Шемелина. — Видишь, какая молодец: и умная, и скромная. Золотой специалист. Будет. Если подсобишь. — Охотно верю, — кивнул Шемелин и холодно улыбнулся. — Но мы даже на стажировки берём только лучших из лучших. Сейчас время такое — сам знаешь, нужны превосходные кадры. Так что пусть твоя Алиса присылает резюме, мои ребята оценят и, может, позовут на собеседование, если всё и впрямь так замечательно… Срок подачи заявок, правда, уже прошёл, если мне не изменяет память. Но для тебя сделаем по старой дружбе исключение, так уж и быть… — Шемелин с притворным сожалением развёл руками: — Прости уж, такой порядок, Игорь Евгеньич. Мы потому и лидеры рынка, что всех подряд не нанимаем. Лондонская Школа — это, конечно, здорово. Но не мне тебе рассказывать, сколько болванов в таких местах держат за родительские деньги. Это я не про Алису, конечно… На этих словах Шемелин дружелюбно подмигнул Алисе, но складывалось стойкое ощущение, что именно о ней-то он и говорил. — А это, Паш, очень глупо, — авторитетно заявил Коваль, устремив вверх указательный палец со сверкнувшим золотым перстнем. — Для бизнеса плохо. Молодцы, конечно, что всех подряд не нанимаете, но зря ты вот так сразу в штыки моё предложение. Алиска-то своя, проверенная, не какой-нибудь там, как ты говоришь, болван… Такими людьми нельзя разбрасываться. — Давай с кадровой политикой я сам разберусь, — ощетинился Шемелин. — Конечно-конечно. Я тебя уважаю, сам знаешь, в дела совсем не лезу, — обманчиво покладисто заявил Коваль, делая вид, что уступает. — Но Алиску всё-таки возьми куда-нибудь к финансистам. На черта нам все эти формальности, а, Паш? Сто лет друг друга знаем. Она посмотрит, поучится… Девчонка толковая, это я тебе говорю. Поднатореет, и будет тебе профессионал почище этих твоих… — он хмыкнул, — Виолетт. — Я тут вижу два варианта: пускай либо сейчас присылает резюме и проходит конкурс на общих основаниях, либо сначала где-нибудь поднатореет, на практике докажет, какая она у тебя толковая, а потом приходит. Классного специалиста с руками оторвём, это я тебе лично обещаю, — сухо отбрил Шемелин, смерив Алису суровым взглядом. Раньше он никогда так на неё не смотрел — а теперь всю его иллюзорную безобидность как ушатом ледяной воды смыло. Алиса едва сдержалась, чтобы не вздохнуть слишком громко от разочарования, к которому с самого утра и готовилась. В своих ожиданиях она оказалась полностью права: не только ей было противно от этого махрового кумовства. Шемелин тоже явно не горел желанием пристраивать к себе дочку друга и по совместительству бизнес-партнёра. А уж вся эта ситуация, где её обсуждали в третьем лице так, будто Алиса не стояла сейчас здесь, как на лобном месте, добавляла гадливого осадка на душе. — Не, дорогой, — чуть громче нужного стукнул дном кофейной чашки о блюдце Коваль, чтобы добавить своим словам весомости. — Я как думаю: лучше, чтоб она под чутким руководством человека, которому я могу всецело доверять… Потому к тебе и пришёл. Дело тут деликатное, сам понимаешь: дочка, а не абы кто. Надо с пониманием отнестись. Нет, ты не подумай, я не синекуру какую-нибудь предлагаю придумать, пусть по-настоящему работает, учится, как реально дела делаются. Как настоящий бизнес работает. Тут лучше тебя никто не подойдёт. — Так и устрой куда-нибудь к себе, — пожал Шемелин плечом. — Сам и руководи, как надо. Хоть чутко, хоть… Сам решай, как. Коваль с сомнением цокнул уголком губ, пробежавшись задумчивым взглядом по Алисиной фигуре. — Тоже так себе вариант… Ритуальный бизнес, он, знаешь, не для нежных барышень, — прокомментировал он предложение Шемелина, а Алису едва не передёрнуло от представшей в воображении перспективы торговать гробами и могилами. — Ну пусть к Ларке идёт, двигать вперёд отечественную моду. А то у нас с этим как-то тухло — золотые специалисты точно пригодятся. — Не. Чему там у неё научишься?.. Разве что как деньги со спонсоров тянуть, — Коваль весело подмигнул, потерев подушечки пальцев друг о друга в характерном жесте. — К тому же, мы-то лица заинтересованные, пристрастные. Нужен со стороны человек. Шемелин вдруг рассмеялся, и от этого его смеха у Алисы по затылку пробежала стайка неприятных мурашек. Взгляд снова сам собой метнулся к окну. Она съёжилась, силясь прогнать подтачивающий изнутри липкий страх: так смеются люди, готовые вытолкнуть тебя из этого самого окна прямо вниз. Нехорошо смеются, безжалостно. — Погоди, — наконец, произнёс он. — Правильно я тебя понимаю: ты просто хочешь свою головную боль скинуть на меня? — Ну чего сразу головную боль? Чего ты сразу в штыки-то так воспринимаешь? — всплеснул Коваль руками с глубоко оскорблённым видом. — Я же говорю: девочка — умница. Какая ж тут головная боль? Просто хочу, чтобы могла по-настоящему себя проявить. К себе если возьму, сам знаешь, начнётся вот это: дочка босса и тому подобное… Чему так можно научиться? — А у нас, значит, не начнётся? — оскалился Шемелин недоверчиво и скосил глаза на опустевшую чашку кофе, заваренного, по словам секретарши, “так, как Игорь Евгеньевич любит”. — То-то тут тебя никто знать не знает. — А я же сразу и сказал: пришёл именно к тебе, потому что доверяю в этом вопросе, как себе, — хлопнул по столу с широкой улыбкой на лице Коваль. — Под твоим-то контролем всё уж точно будет как надо. И ты, я знаю, никаких поблажек им делать не станешь. Где надо — отругаешь, где надо — похвалишь. — Им? — вскинув одну бровь, уточнил Шемелин, которого бодрая и льстивая болтовня отца от сути совершенно не отвлекала. Алиса его удивление разделяла: тоже посмотрела на отца, округлив глаза. Коваль кашлянул, сделав вид, что на мгновение смутился. — Да, там… — он глянул на неё и озадаченно нахмурился, — молодой человек твой, Иван… Иван ведь, верно я говорю? — Ваня, — пискнув, подтвердила она. — Вот. Тоже парнишка перспективный, — вернулся он глазами к заметно напрягшемуся Шемелину, у которого заострились углы челюсти. Коваль постучал перстнем по фарфоровому ободку чашки: — Нам такие нужны, Паш. Ребята молодые, зелёные, но через пару лет все вложенные усилия окупятся сторицей. Шемелин медленно выдохнул, не скрывая раздражения на лице. Между его бровей залегла глубокая складка, свидетельствующая, видимо, о едва сдерживаемом негодовании, которого он даже не пытался спрятать. И всё это негодование — она ощущала кожей — сейчас было направлено не против Коваля — у того-то была километровая броня, — а против неё лично. — Послушай, — примирительно добавил Коваль. — Ты же знаешь, я за нашу компанию… — Мою, — сухо поправил Шемелин. Коваль на секунду осёкся. Казалось, напряжение в воздухе за один миг сгустилось так плотно, что Алисе стало сложно дышать. — Я всё-таки не с улицы человек, Паш, — наконец, улыбнулся Коваль обманчиво тепло. — Инвестор. Крупный акционер. — Как и я, — выдохнул Шемелин. — Но с нуля всё поднимал не ты, Гарик. Гариком отца называл очень ограниченный круг лиц — и в очень ограниченном круге ситуаций. Но в этом фамильярном обращении Шемелина к Ковалю скользнула отнюдь не дружеская небрежность, а плохо скрытая угроза. Коваль примирительно вскинул перед собой ладони. — С этим тут вообще никто не спорит. Без тебя этого всего вообще не было бы, — протянул он согласно, желая сгладить острый угол, и обвёл глазами помещение. — Но я забочусь только о том, чтобы бизнес и дальше развивался. Ты ведь знаешь, что это в общих интересах. Сам посуди: пришёл бы я к тебе, не будь я уверен в том, что это правильный шаг. Тебе ведь тоже под рукой нужны люди, которым ты всегда можешь доверять. А кому доверять, как не старым друзьям, Паш? — Я доверяю профессионалам, — отбил мяч Шемелин. — Профессионалы, они, конечно, всем хороши, это да… — с сомнением в голосе протянул Коваль. — Только сегодня они с тобой, а завтра — того гляди, к конкурентам ускачат. — Моих профессионалов конкуренты не могут себе позволить, — невозмутимо улыбнулся Шемелин. — Так это пока, — расслабленно откинулся на спинку кресла Коваль, подушечкой большого пальца проведя по нижней губе. — Пока у компании и у тебя всё хорошо, — он пристально уставился на помрачневшего Шемелина. Вся весёлость из его голоса вмиг испарилась, как не бывало. — Вдруг снова какой-нибудь кризис? Или вопросы у соответствующих органов возникнут. Слыхал, как сейчас у Лебёдова дела? Из судов не вылезает, а ещё вчера королём жизни себя чувствовал. Обстановка-то в стране такая — напряжённая… Не мне тебе, в общем, рассказывать. Так это я к чему: нужно иметь рядом людей, которые в случае чего не побегут с тонущего корабля. Потому и говорю: Алиска — своя. Держать возле себя проверенных людей — это, Паша, для бизнеса умный ход. Понимаешь? Шемелин, потяжелев лицом, и без того до невозможности серьёзным, встал с кресла и, заправив в карманы руки, прошёл к окну. Он постоял какое-то время, глядя вниз, а Алиса даже по виду одной его спины понимала, как он близок к тому, чтобы взашей выгнать их с отцом вон, невзирая на все, без сомнения, неприятные последствия такого опрометчивого шага. Коваль, помолчав секунд десять, тоже поднялся и ободряюще глянул на вросшую в пол Алису, решительно не знавшую, куда себя деть. Провалиться сквозь землю захотелось ещё сильнее — и чёрт с ним, с сороковым этажом. В конце концов, хоть полетает напоследок. — В общем, договорились? Ты это, если вам бюджетов не хватает — скажи: решим вопрос, — вернул себе залихватскую бодрость отец, обращаясь к по-прежнему не оборачивающемуся Шемелину. Тот хранил хмурое молчание. — С Алиской тебя знакомить не надо, а Иван, я полагаю, заедет позже. Он же не откажется от такой возможности? — последняя фраза была обращена к Алисе, но ответа Коваль, конечно, не ждал: в его представлении такое заманчивое предложение никто в здравом уме и не подумал бы отклонить. — Только это… С Иваном я на тебя, Паш, полностью полагаюсь. В Алиске я уверен, а он… Короче, если у тебя нормально продержится — значит, точно не случайный пассажир. Можно ему доверить самое дорогое. И, преградив Алисе путь к выходу одним повелительным жестом ладони, удалился, закрыв за собой дверь. Она перевела встревоженный взгляд на стоявшего теперь к ней лицом Шемелина, услышав, как снаружи отец благодарит за кофе секретаршу — за тот самый кофе, который, по его же собственным словам, та так и не научилась варить. — Самое дорогое, значит… — эхом повторил Шемелин и втянул воздух раздувшимися ноздрями. — Как думаешь, это он про тебя или про свои бабки? — почти выплюнул он, взглядом просверлив дыру меж её глаз. — Впрочем, свои бабки он никогда никому не отдаст. Рукав блузки, в который Алиса впилась пальцами с нечеловеческой силой, казалось, вот-вот грозил напрочь оторваться. Голос пропал, да и ответить ей, по большому счёту, было нечего: кто знал, что на самом деле Коваль имел в виду. А здравый смысл подсказывал: Шемелин был не так уж и не прав. Даже очень близок к истине. Оставалось только догадываться, зачем Коваль устроил это представление именно на глазах у Алисы: специально не дал ведь ей дожидаться итогов разговора с Шемелиным в приёмной, даже когда дискуссия приняла не самый доброжелательный оборот. Но одно она понимала точно: сам Шемелин не простит Алисе того, что она стала свидетелем его слабости перед Ковалем. Нажав на телефоне кнопку внутренней связи, Шемелин с едва сдерживаемым раздражением коротко приказал Виолетте, не умевшей варить кофе: — Пригласи ко мне Карину Валерьевну...***
— …пригласи ко мне Карину Валерьевну. Это прозвучало так чётко и ясно, что Алиса грешным делом успела подумать, будто слышит сказанные Шемелиным слова наяву, а не детально воспроизводит в мыслях впечатавшуюся в память унизительную сцену. Это прозвучало, как гром средь ясного неба. Это прозвучало в реальности. В мутно-невнятной реальности, в которую Алису швырнуло, как в омут затхлой стоячей воды. Причина туманности, окутавшей мир, стала тут же предельно ясна: кажется, когда Алиса только обнаружила бутылку “Чиваса”, содержимого в ней было прилично больше… Алиса предпочитала избегать спиртного. Потому что… Потому что не умела останавливаться. Словно в замедленной съёмке, она обратила взгляд к входной двери и тихо ойкнула, обнаружив в проёме Шемелина — самого всамделишного, явившегося собственной мрачной персоной. Тот стоял, скрестив руки на груди, и молча любовался открывшейся картиной, а на губах его играла однобокая ухмылка, не сулившая абсолютно ничего хорошего. Алисе понадобилось ещё несколько мгновений, чтобы стряхнуть накатившее оцепенение и проанализировать, что же заставило его замереть на пороге с совсем не свойственной Шемелину робостью. Она взглянула на чьи-то — чужие, несомненно — ноги, бесцеремонно закинутые на его стол. Да уж, этакое нахальство кого угодно вгонит в ступор! И снова выдох удивления сорвался с её губ: Алисе вообще было невдомёк, как эти ноги — нет, они решительно не могли быть её ногами! — оказались в таком вот неподобающем положении. Она только по-рыбьи открыла рот, переводя осоловелый взгляд попеременно то на Шемелина, то на декорированный перламутровыми жемчужинками ремешок босоножек “Джимми Чу”, который был очень хорошо ей знаком. Кажется, она сама покупала такие же на Авеню Монтень… Невразумительное эканье, издаваемое её голосовыми связками, делу не помогло и Шемелина точно не задобрило. Спустя десяток-другой секунд этой идиотской пантомимы Алиса всё-таки со всей безнадёжностью убедилась, что ноги вместе с обувью принадлежали именно ей и никому другому, а потому небывалым усилием воли пришлось вернуть над ними контроль (спиртное всегда так действовало: мышцы нижних конечностей будто набивались ватой) и нащупала подошвами босоножек под собой твёрдый пол, по пути задев стакан с остатками виски. Шемелин, ни слова не говоря, прикрыл за собой дверь и упал в кресло, предназначавшееся для посетителей, а не для полноправного хозяина кабинета. — А я с подарками, — сказал он, бросив перед собой небольшую чёрную коробочку, которую держал в руках. — Ну, и что мы будем с тобой делать?