ГЛАВА 3
в которой Алиса оправдывает свою
фамилию, но кое-что разбивается вдребезги
Реальность совершенно не собиралась становиться яснее. В этом заключался главный недостаток Алисиного положения. Их, недостатков, было и так не мало; но расхлябанность мыслей не позволяла оценить обстановку с предельной точностью. Но в неуклюжих попытках сориентироваться Алиса совершенно неожиданно для себя обнаружила неоспоримое достоинство ситуации: отступил страх, не дававший дышать спокойно целый день. Да так отступил, на такие дальние рубежи, что она и вовсе о нём забыла — даже сейчас, в присутствии Шемелина, испепеляющего её глазами, она чувствовала разве что лёгкую неловкость от того, что посмела хозяйничать в его кабинете. Но и это досадное чувство быстро растворилось в общей сумятице разбавленного этанолом сознания. Шемелин, меж тем, ждал от неё какой-то реакции. Он ведь что-то сказал? Или молча предоставил Алисе возможность объясниться? Нет, всё-таки сказал, иначе не смотрел бы так требовательно. Алиса растерянно огляделась по сторонам и выдала единственное, что пришло ей в голову: — Угощайтесь, — подтолкнула она бутылку виски к Шемелину. Смысл сделанного дошёл до неё только после того, как его брови изумлённо прыгнули вверх, смяв глубокими складками лоб. Тем не менее, говорить он ничего так и не стал. Потянулся за подкатившимся “Чивасом”, отработанным движением схватил за горлышко и, припав к его узкому краю, глотнул виски, не сводя с Алисы глаз. Затем он потряс перед глазами содержимым бутылки, измерив уровень оставшейся жидкости, и, недоверчиво прищурившись, покосился на Алису. — Простите… — опустила она взгляд на свои сведённые вместе колени, теперь уже пребывавшие в приличном положении. — Да уж, Алиса Игоревна, — с нажимом подытожил Шемелин. — Годы идут, а ничего не меняется. Снова хлещешь мой виски. — Вам жалко, что ли? — фыркнула Алиса в ответ. — Взяла моду надираться моим бухлом, — отбрил он мрачно, но с иронией: кажется, находил ситуацию отчасти забавной. — Кто тебя этому научил-то? — Вы и научили, — с ехидством прищурилась она и ввернула последний аргумент в своё оправдание: — Сами тогда на своём дне рождения меня угостили. Так что прекратите мне это припоминать. — На правах того, кто спас тебя от праведного родительского гнева и вовремя отправил домой спать, могу себе позволить, — не остался он в долгу. — Боялись, что я им расскажу, кто меня споил. — С этим ты и без моего участия замечательно справляешься, — наградил он красноречивым взглядом бутылку. Шемелин устало помял переносицу, на секунду смежив веки, а затем сделал ещё один глоток виски. Выглядел он даже как-то измождённо: светлые волосы чуть взъерошены, рукава рубашки с расстёгнутым и чуть перекосившимся воротом закатаны до локтя, а пиджак он бросил валяться бесформенной кучей прямо на столе. Под глазами у него залегли сизоватые тени, особенно выделявшиеся в приглушённом освещении. — Ну, — не поднимая век, сухо произнёс он. — И что ты мне расскажешь? — А что вы хотите услышать? — с серьёзным видом уточнила она, будто не понимала, о чём речь. Он смерил Алису подозрительно сощуренным взглядом и вкрадчиво поинтересовался снова: — А ты не стесняйся… — Шемелин подтолкнул пустеющую бутылку к Алисе, с мягкой улыбкой побуждая выпить ещё: понял, кажется, по их короткой перепалке, что спиртное неплохо развязывало ей язык и лишало осторожности в высказываниях. — Всё рассказывай. Как это произошло? Какое ко всему отношение имеет твой Иван… Чёрт, опять забыл, как его там по отчеству… Хотя запоминать уже нет необходимости: с завтрашнего дня он здесь больше не работает. Отца, так уж и быть, сама можешь этой новостью обрадовать. Угроза прозвучала предельно чётко и неотвратимо: Шемелин правда решил Ваню всё-таки уволить, потому что в Алисину причастность к происшествию не верил. Или не хотел верить, ведь отыграться на Ване ему было куда легче, чем на Алисе. Всё это означало одно. Если Алиса будет настаивать на роковой случайности произошедшего, то переубедить Шемелина у неё, скорее всего, не выйдет. — Ваня совсем не причём. Документы отвезти должна была я, а не он, — ответила Алиса, собравшись с мыслями. — А я не отвезла. — Не отвезла? — Не отвезла, — утвердительно повторила она. Шемелин облокотился на стол руками и положил подбородок на тыльные стороны сцепленных вместе ладоней. Его взгляд так и продолжал настороженно бродить по Алисе. — Угу… — многозначительно промычал он и с явным скепсисом добавил: — Говоришь, забыла? Алиса напряжённо сглотнула. Вот он, момент истины… Перейти к сути прямо сейчас? Страшно. Потом уже не повернёшь всё вспять… — Ну… — повела она плечом, собирая воедину всю свою храбрость. Края губ Шемелина вытянулись в стороны, изобразив некое подобие улыбки. — М-м, — протянул он с сомнением в голосе. — Я подозреваю, что ты компостируешь мне мозги и пытаешься выгородить своего… — Глупости. Я сказала: он не имеет отношения к этому… инциденту, — расплывчато возразила Алиса. — Так уж и глупости? — Чушь. Полнейшая, — припечатала она и закусила губу, поняв, что напрямую угрожать оказалось всё-таки труднее, чем безнаказанно дерзить. Алиса никак не могла решиться пойти в атаку. Шемелин вцепился в неё взглядом, и этот взгляд больше всего напоминал сомкнувшуюся на её горле зубастую пасть хищника. — Это он выгораживал меня, — помолчав, Алиса заслонила ладонью лицо. — Я напортачила. Он… — …пришёл на защиту, как средневековый рыцарь? — Мне нужно было сразу во всём признаться. Не то чтобы Алиса откровенно врала — нет, по большому счёту её слова были истинной правдой и только ею; но щёки всё равно отчего-то загорелись огнём от неловкости. Алиса постаралсь завесить их тщательно выпрямленными с утра прядями, чтобы не давать Шемелину лишний повод заподозрить её во лжи, и воровато покосилась на него исподлобья. Взгляд при этом постаралась сделать таким уверенным и невозмутимым, что кого угодно бы проняло — кроме, разумеется, Шемелина. Все труды её тут же пошли прахом, стоило ему хмуро усмехнуться в ответ на её реплику. — Ну и ерунда, ей-богу, — хлопнул он по лбу рукой. — Ты вообще понимаешь, чего я от вас хочу? — Иногда мне кажется, Павел Константинович, что вам просто нужны груши для битья. Но не хочется подозревать вас в таком малодушии. Шемелин громко стукнул кулаком по столу, и стекло стакана звякнуло, на миг оторвавшись от деревянной поверхности. — Я и так устал. И злюсь. Не надо делать ещё хуже. Алиса снова вдохнула побольше воздуха, чтобы запала хватило на всё то, что она собиралась сказать: — Я же сказала: мне нужно было сразу прийти к вам и всё рассказать… Но Шемелин, которого эта фраза разгневала ещё в первый раз, и теперь не стал дослушивать, вклинившись в Алисину заготовленную тираду: — Ты меня совсем за дурака держишь? Он выгораживает тебя, а ты выгораживаешь его, чтобы отец не дал твоему хахалю пинка под зад… Чёрт ногу сломит. Так и знал, что этим всё кончится. Значит так, заруби-ка себе на носу: мне этот бедлам здесь не нужен. Все, кто на меня работает, — он, подняв указательный палец, очертил им в воздухе круг, — ставят перед собой одну-единственную задачу: успех бизнеса. Любые интриги и игры в благородных мушкетёров этому мешают. Вы двое рассказываете мне какие-то сказки, никто из вас не говорит правду, а задержанный груз на таможне, между прочим, могли и изъять из-за того, что вы продолбали все сроки предоставления документов. Ты вообще понимаешь, какие это издержки? И какие неустойки мне пришлось бы выплачивать потом американцам из-за срыва поставки? — Так вы… — пискнула Алиса, на секунду забыв о своих намерениях, почувствовав вину в едва не случившейся катастрофе, — …всё уладили? Шемелин побуравил её тяжёлым взглядом несколько секунд. — Уладил. Пришлось начальника управления дёргать. Представь, каким идиотом я себя чувствовал, когда объяснял генералу, что мой стажёр просто забыл отправить элементарную документацию? — Значит, всё кончилось хорошо? — выразила Алиса несмелую надежду. Шемелин крепко сцепил челюсти. — Нет, Алиса. Ничего хорошего я тут не вижу. Я не могу найти концов, вот что меня раздражает. Если в моей компании что-то происходит, я должен знать об этом всё, что только можно. Я должен знать, кто и когда напортачил, сделал ли он это намеренно или у меня тут развелась толпа идиотов, которые не умеют смотреть в календарь… — Так дайте же мне сказать, если вам так нужна правда! — воскликнула Алиса, опрометчиво повысив голос на пару тонов. — Как раз-таки правды я и не могу от тебя добиться. Это твой Иван не выполнил задачу. Чуть не поставил меня на огромные бабки, — раскатисто перекринул её Шемелин. — Ты решила, что если возьмёшь всё на себя, я его не уволю. Но это чушь собачья. Алиса медленно втянула воздух носом. Пунцовый жар, казалось, покинул щёки и прилил к глазам, застлав взор пеленой гнева. Она припала к бутылочному горлышку, хлебнув ровно так же, как сделал это пять минут назад он: с показной развязностью и не выпуская тяжёлого лица Шемелина из виду. — Если вы не в той весовой категории, чтобы разобраться лично с моим отцом, Павел Константинович, — процедила она сквозь зубы, выплеснув давно тлевшую внутри обиду, — то не стоит здесь орать на меня. Выглядит… — на мгновение она сцепила челюсти в попытке отыскать словцо поострее и ядовито выплюнула: — жалко. Шемелин прервал её собиравшуюся стать пламенной речь тихим смехом. — Жалко? — Жалко, — повторила она с тем же шипением. — Потому что я могу ему рассказать, как вы пытаетесь свести с ним счёты через меня. И тогда уже я удовольствием погляжу, как он вас… Не стоило ей на этом моменте замолкать. Не успела придумать, что такое “он вас…” — потому что, в общем-то, не имела представления, что именно мог сделать Коваль Шемелину. Разорить? Словесно выразить неудовольствие? Вежливо попросить быть с Алисой помягче? Но одно знала точно: по тому, как подчёркнуто снисходительно и властно вёл себя отец в тот день, когда привёл Алису сюда, он точно что-то мог. И Шемелин об этом прекрасно знал. Но сам Шемелин в её секундной заминке уловил не что иное, как слабость. — Продолжай-продолжай… — круговым жестом руки подбодрил он Алису, отдавая себе отчёт, что ей нечего было добавить. — Он меня — что? — Вы меня так и не дослушали, — сказала она и для убедительности встала с его кресла, чуть пошатнувшись от резкой смены положения тела, что вызвало у Шемелина лишь пренебрежительную ухмылку. Он откинулся на спинку своего кресла, словно чувствовал себя хозяином положения. Алиса тем временем, гордо вскинув подбородок, обошла стол на чуть покачивающихся ногах и присела на его краешек, вытянув ноги. Виски бодро заплескался в бутылке, когда Алиса широко и чуть неосмотрительно взмахнула рукой с зажатым “Чивасом”, который зачем-то прихватила с собой со стола. Вот чем всё обернулось: Шемелин твёрдо намеревался уволить Ваню, и выход у Алисы был лишь один — так убедительно сыграть роль злодейки, чтобы вывести того из-под удара. — Ваня не имеет к случившемуся никакого отношения, — наконец, собравшись с разбегающимися мыслями, начала она, — потому что это сделала я. И, как вы верно подметили, не случайно. Просто он об этом совершенно ничего не знал и зря пришёл к вам за меня вступаться. Только спутал мне все планы. Мне нужно было с самого начала прийти и всё вам рассказать, чтобы вы знали, с чем имеете дело. Раздался громкий звон: она стукнула дном бутылки по столу, чтобы слова звучали убедительней. Или опаснее. — Что? — Что слышали, — растянув губы в коварном оскале, снова сказала она. — Можете не сомневаться, Павел Константинович, если вы ко мне сейчас не прислушаетесь, то я снова как-нибудь подпорчу вам жизнь: бумаги какие-нибудь перепутаю, отправлю что-нибудь не туда… Придётся вам опять перед кем-нибудь оправдываться за своих стажёров... — После таких слов тебе никто не доверит ни одной бумаги, кроме туалетной. — Подмешаю в кулер слабительного. Работа встанет надолго, — вспомнив Карину утреннюю шутку про труп и прерывание рабочего процесса, которого так боялся Шемелин, нашлась Алиса с решением. — Я могу быть очень изобретательной, вы уж поверьте. — Вот значит, как, — прокомментировал он, озадаченно помассировав подбородок. Алиса смотрела на него сверху вниз, и это добавляло уверенности. Грань дозволенного она явно уже перешла, а значит, в опаске оглядываться и сдавать назад не было никакого смысла: теперь нужно идти напролом. — Вам же самим это всё не нравится, — скрестила она руки на груди. — Я тут порчу вам рабочий процесс… Так вот, примите к сведению: я к вашим рабочим процессам ещё даже не прикасалась. И сегодняшний день может стать либо началом длинной полосы неприятностей, либо… — она всплеснула рукой, возводя мечтательный взгляд к потолку, — концом всех проблем. — Ты мне сейчас угрожаешь? — уточнил Шемелин, сложив ладони в замок и с любопытством заглядывая ей в лицо. — За то, что я вас с хахалем в отличие от твоего отца в жопу не целую? — Предельно серьёзно, Павел Константинович, — ехидно подтвердила она, с особенным коварством прищурившись. — Я ведь была здесь, когда папа привёл меня к вам. Вы хотели ему отказать, но не могли. Можете считать меня дурой, но я прекрасно понимаю, что это значит. Его лицо скривилось, и один уголок губ дёрнулся вверх точно от нервного тика, но вернуть напускное спокойствие Шемелину удалось быстро. — Ну и что же это значит? Алисина улыбка стала только шире, наполнившись победоносным ликованием. Будто бы не помня себя, она сделала несколько шагов к креслу, на котором сидел Шемелин, а затем (рассудок и впрямь, должно быть, совершенно помутился, раз она на такое осмелилась) оперлась ладонями на деревянные рукоятки, властно нависнув над собственным начальником. Между их лицами было сантиметров десять — и то, по весьма оптимистичной оценке. — Это значит, что вам понадобится очень много времени, чтобы убедить своего партнёра в необходимости меня, то есть его дочь, уволить, — чётко проговаривая слова, Алиса пристально посмотрела в его льдисто-голубые глаза. — И придётся вам долго терпеть все мои… Милые шалости. Если не пойдёте на уступки. Алиса чувствовала его дыхание — мятно-алкогольное с лёгкой примесью запаха табака: Алиса никогда не видела раньше, чтобы Шемелин курил. До странности приятное чувство заполняло всё её тело. Лёгкость, уверенность, вседозволенность — это Алиса во всех смыслах свысока глядела на развалившийся у подножья небоскрёба город, это перед ней он послушно и заискивающе урчал, это ей принадлежал и ей подчинялся. И Шемелин тоже должен был подчиниться. — И когда ты успела стать такой с… — бархатно и приглушённо (Алиса, не будь она так близко, ничего бы не расслышала) сказал Шемелин. — Сообразительной? — бесстыдно осклабилась она, саму себя не узнавая. Шемелин только хмыкнул, и глаза его сверкнули насмешливыми искорками. Он сдаваться не спешил — ещё видел шансы на свою победу. — И это тоже, — согласился он с ней и неплотно сомкнул губы, разглядывая её лицо. Алисе вдруг стало отчего-то важно, как она сейчас выглядела: не смазалась ли тушь; не испортилась ли в конце длинного дня укладка на голове, превратившись в курчавое гнездо; не размазалась ли, в конце концов, помада — всё это вдруг приобрело чертовски большое значение. Почему-то. Шемелин молчал, продолжая с ней эту странную игру в гляделки. Молчала и Алиса, почувствовавшая, что сказать сейчас ещё хоть слово — значит, проиграть. Молчание было куда весомей и куда убедительней, чем любое дополнение к уже озвученным ею условиям. Нужно было только придать ещё чуть больше уверенности взгляду, ещё каплю снисходительности, представить, что Шемелин, такой важный и такой грозный, сейчас был в её полной власти. Отец мог так с ним обращаться. А значит, могла и она. Разве не поэтому она столько лет доказывала, что заслуживает носить его фамилию? Она чуть подняла подбородок, точно любовалась видом окончательно поверженного противника, но уже спустя секунду пожалела о своём преждевременном торжестве. Шемелин поднялся резко — так, что откатившееся назад кресло с грохотом смело все остальные выстроенные в ровный ряд стулья на колёсиках. Но куда больше, чем сохранность офисной мебели, Алису в этот момент взволновала её собственная судьба. Она вдруг внезапно снова ощутила бёдрами до боли упирающийся в кожу острый край стола, к которому Шемелин Алису и прижал, теперь уже нависнув над ней почти так же, как Алиса за секунду до этого — над ним. — Не много себе позволяешь? — пронзительно заглядывая ей в глаза, поинтересовался он с опасно обманчивым дружелюбием. Алиса приложила все оставшиеся усилия воли, чтобы не моргать. Ей оставалось лишь надеяться, что глаза у неё сейчас не выпучились от страха. — Я всего лишь озвучиваю вам деловое предложение, — контролируя голос, чтобы он ненароком не дрогнул, выдав её волнение с потрохами, твёрдо отозвалась она. — Довольно выгодное, между прочим. На нижней поверхности дорогой столешницы наверняка должны были остаться царапины от её ногтей — так сильно она вцепилась в дерево. Шемелин же неторопливо потянулся за оставленной бутылкой виски и, по-прежнему без лишней спешки приложившись к её горлышку, снова посмотрел на Алису, ничего не отвечая. Его взгляд опустился ниже: сначала к губам, которые Алиса прикусила от предательского волнения, к подбородку, который едва не дрожал, а затем и ниже — непозволительно ниже, как ей показалось в этот момент. Шемелин беззастенчиво и масляно разглядывал её вздымающую от тяжёлого дыхания грудь. — Прекратите… — начала она сурово, но договорить не смогла: его пальцы жёстко обхватили подбородок Алисы, заставив челюсти сомкнуться. — Что? — Прекратите пялиться, — процедила она сквозь зубы, но получилось сдавленно и беспомощно, совсем не так веско, как ей того хотелось. — Я думал, у нас с тобой весьма… неформальная беседа, — поддел он её, и нагловатый блеск во взгляде стал только ярче. — Раз уж мы перешли к открытым угрозам, можно и приличных людей тут не изображать. Да, Алиса Игоревна? — А я думала, что вы человек куда более рассудительный, — ввернула ответную колкость Алиса. — Но, кажется, ошибалась. — Не–ет, Алиса Игоревна, — протянул он мягче, прищурив один глаз. — Ты думала, что я — человек, который поддастся на такой идиотский шантаж. Довольно банальный, между прочим. Вынужден разочаровать: если ты будешь портить мне жизнь, то и я в долгу не останусь, уж поверь. И первым делом начну с твоего дражайшего Ивана. Сердце в груди ёкнуло: и правда, допустив излишнюю дерзость, она рисковала навлечь на Ваню гнев Шемелина. Нужно было срочно исправлять положение. — Если вы его уволите, то меня вообще ничего не будет сдерживать, — быстро вставила она. — Меня тоже, — не остался он в долгу. — Меня сейчас вообще ничего не сдерживает. — Это не шантаж, — смягчилась Алиса, поняв, что переборщила с напором. Она нервно облизнула сухие губы: остаткам помады, наверное, пришёл конец. — Я же говорю: деловое предложение. Все получат свою выгоду. Вы снова меня не дослушали. — Пока, Алиса, я слышал от тебя одни угрозы. Предложений не звучало. Она выхватила из его рук бутылку и с заправским видом глотнула ещё виски. Стоило, наверное, в очередной раз воздержаться от выпивки, чтобы не допускать новых промахов в этих странных переговорах, но во рту ужасно пересохло. — В конце концов, Павел Константинович, — зажурчал её голос, ставший тоньше и выше, — зачем нам с вами быть врагами? Ни вы, ни я не хотим исполнять волю моего отца. Хоть я и новичок в мире бизнеса, но даже мне предельно ясно, что в этой ситуации мы с вами — союзники. На смену повелительному тону пришли нотки заискивающие и просящие, но в том невыигрышном положении, в котором она, зажатая между столом и его сильным телом, оказалась, Алисе пришлось понадеяться, что демонстративная доброжелательность задобрит Шемелина хотя бы частично. С этих слов и нужно было начинать, но Алиса опрометчиво поддалась эмоциональному порыву. И всё пошло наперекосяк, эффекта она добилась ровно обратного от того, которого хотела. — Так что ты предлагаешь? — заинтересованно поднял брови он, забирая из её рук “Чивас”. — Не томи. Терпение у меня не резиновое. — Отпустить меня. — Просто отпустить? — Да. — Я и не держу. — Он держал: не позволял ей высвободиться, уперев в стол руки по обе стороны от Алисы и преграждая тем самым путь. — Не могу же я просто не появляться на рабочем месте. — Кто ж тебе мешает? — Папе это не понравится. — Конечно, не понравится. Но это твои проблемы. Попробуй и ему чем-нибудь поугражать. Я с удовольствием на это погляжу. — Я не хочу, чтобы он был в курсе. — Вот как? — Да. Вы не скажете, и я не скажу. Это в наших общих интересах. — Предлагаешь выбирать между твоим мелким пакостничеством и нашей с твоим отцом… — он кашлянул, — крепкой дружбой? Вынужден огорчить: я сделаю выбор не в твою пользу. А помимо этого, Алиса, я просто не люблю, когда мне ставят ультиматумы. Алиса медленно вдохнула пахнущий алкоголем и терпко-древесными нотками парфюма воздух, на миг опустив глаза к его смугловатой шее, и хитро посмотрела из-под полуопущенных ресниц: — Я не ставлю ультиматумы. Я нагло рассчитываю, что вы пойдёте мне навстречу, помня о нашем с вами давнем знакомстве, — ответила она с оттенком коварства в голосе: надеялась разрядить атмосферу неловкой шуткой, напоминавшей об их былых и вполне хороших отношениях. И снова раздался его тихий, рождающийся где-то в горле, смех, заставивший Алису пристыдиться. Она сглотнула, уставившись на подёргивающийся кадык, не в силах поднять взгляд к его лицу. Но Шемелин вдруг сам аккуратно подцепил её подбородок пальцами, заставляя посмотреть вверх. — Сколько тебе было, когда Гарик тебя подобрал? Лет пятнадцать? — Шемелин усмехнулся собственным мыслям. — Двенадцать. Он тут же посерьёзнел: — А я ему говорил, что брать к себе такую взрослую пигалицу — дурная затея. Никогда не знаешь, что вырастет из уличного щенка. На несколько мгновений Алиса задержала дыхание. Умел он всё-таки нажать на самое больное и выбить почву из-под ног — то тот случай с алкоголем припомнил, то вот теперь поднял сам факт Алисиного удочерения Ковалем, да так образно сравнил с подобранной дворняжкой, что Алисе стало от холодных мурашек на затылке стало не по себе. Мурашки были холодными, а вот обида от его слов — жгучей. Алиса прикрыла веки и подумала о Ване. — Так что скажете? — сдержанно осведомилась она, не позволив себе потерять спокойствие. — Мне не придётся здесь торчать, не буду вам лишний раз глаза мозолить. А вы не расскажете об этом отцу. По-моему, все в выигрыше. — Скажу, что это тоже дурная затея, — не выпуская Алисиного лица из крепкого захвата пальцев, просто ответил он. — И когда Коваль обо всём узнает, то спрашивать будет прежде всего с меня. — Он ничего не узнает, — упрямо попыталась мотнуть она головой, но рука Шемелина ограничивала свободу движений: вышло лишь несуразно дёрнуться. — Узнает, — стоял на своём он. — Нет, — почти рыкнула Алиса. — Да. Шемелин сохранял хладнокровие, рассматривая со смесью любопытства и насмешки на лице начавшую распаляться Алису. Она плотно сжала губы, не отводя от него глаз, и вслепую попыталась выхватить из его рук бутылку, но снова вышла смешная сцена: Алиса лишь несколько раз ухватила пальцами воздух, пытаясь дотянуться до его отведённой в сторону руки. Она прикрыла глаза, ощутив в сомкнувшейся темноте шаткость плывущего куда-то мира. — Хватит с тебя, — отрезал Шемелин. — Я сама решу, — упрямо ответила она. — Здесь всё решаю я, — криво ухмыльнулся он, не уступая, и демонстративно хлебнул из бутылки, которую Алиса вновь постаралась поймать. — Не всё, — уязвлённая очередной неудачей, ядовито поправила она. — Я здесь отнюдь не потому, что вы так захотели. — Да? — его лице стало ещё ближе. — Коваль так решил, — дёрнула она верхней губой в стремлении задеть его сильнее. — И я тоже Коваль, а значит… Его указательный и большой палец с силой надавили Алисе на щёки так, что заломило зубы, и от сверкнувших перед глазами искр боли она не смогла закончить фразу. — Ты всего-навсего пригретая сирота, девочка, — выплюнул он, сократив расстояние между ними до считанных миллиметров. — Сама вылетишь, как пробка, если Коваль так захочет. Думаешь, вытянула счастливый билет и можешь теперь вести себя, как сука? Я его знаю получше твоего, так что поверь: он тебя выкинет и не поморщится, если станешь слишком выпендриваться. Думаешь, я не смогу ему доказать, что все выкрутасы — твоих рук дело? Ошибаешься, малышка. Хочешь устроить мне неприятности? Валяй. Знаешь, как ему потом будет интересно слушать о твоих подвигах? Алиса прекрасно знала, что он прав, и за эту правоту его сейчас жгуче ненавидела. Но ещё больше ненавидела себя за то, что не могла ничего возразить и никак оправдаться тоже не могла — по с детства въевшейся в кожу привычке боялась лишнего шагу ступить, лишь бы не расстроить приёмного отца. Иначе путь для неё, бедной-несчастной сироты, открывался только один: обратно туда, откуда Коваль её и вытащил. Шемелин прекрасно понимал, с какой силой и на какие болевые точки давить, хоть и мало, в сущности, об Алисе знал. Но той скудной информации, что у него имелась, видимо, было достаточно, чтобы привести её в состояние панического оцепенения. Глаза обожгло подкатившими от бессильной злобы слезами. Она шикнула от боли, изо всех сил борясь с признаками собственной слабости и не позволяя потокам солёном влаги заструиться по горящим огнём щекам. Зря она в это вписалась, зря повелась на Карино подначивание. Сама ведь понимала, что ничем хорошим это кончиться не должно: Шемелин совсем не тот человек, которому можно выдвигать подобные ультиматумы. С другой стороны — а был ли у неё сейчас выбор? Либо Ваня лишится работы по её милости и вместе с тем Алиса лишится Вани, либо она сделает хоть что-то, дабы выпутаться из сложившегося положения. Наверное, будь на её месте Кара, или будь Алиса хоть немного на Кару похожа, имей даже сотую долю её закалки и хладнокровности, то что-нибудь из этого всего бы и вышло. Но Алиса совсем другая. Алиса — трусиха. И вдобавок к этому обескураживающему факту Алиса не умела бороться с обуревающими эмоциями, если они, как сейчас, перехлёстывали через край. Со стороны послышался громкий стук стекла поставленной Шемелиным на стол бутылки. Она напряжённо сглотнула образовавшийся под горлом тугой ком. В кабинете было жарко и тихо, так оглушительно тихо, что тяжёлое дыхание их обоих казалось сейчас громче любой пронзительно воющей пожарной сирены — а она должна была бы сейчас завыть, потому что сам воздух, казалось, вот-вот готов был воспламениться. Искрило между ними — будь здоров. — Уберите руки, — выплюнула Алиса в попытке вернуть себе если не самообладание, то хотя бы свободу движений. — Иначе пожалуешься папе? — спросил он с издёвкой. — Скажу, что вы меня домогаетесь, — злоба, кипевшая в груди, говорила сейчас Алисиным голосом. — И кто тебе поверит? Она же, эта кипевшая злоба (ничем иным объяснить это было нельзя), управляла и её собственными руками: Алиса резко рванула на себе верх платья, от чего тонкие лямки упали с плеч и на свет показался простой молочно-белый лифчик. — Я закричу, Ваня здесь, он услышит и… — Ну кричи, — уверенно приказал Шемелин. Алиса набрала в лёгкие воздуха, сама себе не веря, что готова сейчас действительно разразиться громким воплем, но опустившиеся на её рот влажно-щиплющие от алкоголя губы помешали ей осуществить задуманное: донёсшийся из горла звук приглушился, став больше похожим на тихий стон. Руки, сопротивляясь натиску, упёрлись в твёрдые плечи Шемелина, но ни на йоту не смогли его сдвинуть — казалось, он только прижимался с каждой секундой всё теснее к Алисе. Поцелуй, больше похожий на яростное сражение, продолжался целую вечность — такую долгую и нескончаемую, что кислород в лёгких стал неминуемо кончаться. Её голова уже безвольно откинулась назад, а тщетный упор рук ослаб, когда по её губам требовательно прошёлся горячий язык, от которого Алиса снова ощутила во рту вкус виски. — Чего не кричишь? — выпустив её на миг, снова с искренним любопытством поинтересовался Шемелин и бесцеремонно спустил тонкую лямку лифчика с её плеча. — Я же домогаюсь. Теперь по-настоящему. Алисе удалось увернуться от новой его попытки прижаться к её губам, с которых сорвалось жалобное: — Не надо… — но обрывок фразы беспомощно затих, когда вместо рта его губы опустились на пульсирующую венку на шее, прочертив мокрую дорожку ниже. Там же вдруг оказалась его ладонь, мягко прошедшаяся от ключиц к челюсти и заставившая Алису снова повернуться лицом к нависающему над ней и тяжело дышащему Шемелину. — Не надо, моя хорошая, так со мной играть, — тихо сказал он, чеканя каждое слово. — Потому что, будь уверена, выиграю я. И на каждую твою пакость я придумаю что-нибудь получше. На короткое мгновение она замерла, рассматривая его ставшие ярко-розовыми от поцелуев губы. — Просто отпустите меня, и всё, — взмолилась она, заглядывая ему в глаза в тщетной надежде. — Отсюда. Из офиса. Я ничего не сделаю. Никому не скажу. — Тебе и нечего говорить, — криво улыбнулся он. — Пожалуйста, — повторила она мольбу сквозь частые сбивчивые вздохи. Он замолчал, самодовольно понаблюдав с пару мгновений за её унижением. — Должен признать, — наконец, выдохнул с торжеством во взгляде, — мне нравится куда больше, когда ты просишь, а не приказываешь. — И снова расстояние между их лицами сократилось до ничтожно малого; Алисе ничего не стоило сейчас самой вновь приникнуть к его губам в ответном поцелуе, и она с удивлением обнаружила в себе именно такое неприятно ошеломляющее и вместе с тем томящее желание. — Может, мне так почаще делать? Её пальцы порывисто смяли ткань его рубашки. Нужно было бы сейчас возразить, сказать твёрдое и неколебимое “нет”, но правда, которую Алиса с отрезвляющим потрясением осознала, состояла в том, что она не хотела и не могла ему отказать сейчас, в этот самый миг, когда его губы дразняще двигались напротив её, почти касаясь, но не задевая влажной разгорячённой кожи. Её хватило только на несмелое потрясывание головы в отрицании — совершенно, впрочем, не убедительном даже для неё самой. — Как знаешь, — ощерился он победоносно. Алиса нервно сглотнула, ощутив, как трепыхнулось, сбившись с ритма, сердце. Она, как загипнотизированная, наблюдала за его действиями. Шемелин какое-то время помолчал, а затем аккуратно убрал упавшую на её лицо прядь, мягко скользнув подушечками пальцев по щеке, наверняка уже ставшей кроваво-алой от смущения. — Раз уж ты называешь эти свои неловкие попытки меня прогнуть деловым предложением, то вот тебе мои встречные условия… — его сосредоточенный взгляд стал темнее. — Услуга за услугу, Алиса Игоревна… Алиса вопросительно вскинула брови, оказавшись в ещё большем смятении, чем за секунду до этого. Какую такую услугу мог он у неё попросить? Что она могла ему дать? Если только… Мысли озарило понимание, и Алиса округлила глаза, оскорблённо сведя к переносице брови. Она попыталась отпихнуть Шемелина, но идея вернуть почтительную дистанцию между собой и потерявшим всякое благоразумие мужчиной снова оказалась абсолютно провальной. — Я не стану с вами… — от возмущения, лишившего Алису возможности выдохнуть, даже не удалось закончить фразу. — Да успокойся, — крепко схватил он её за запястья, чтобы унять неловкую возню. — Я не об этом. — Тогда отпустите. Он нахально вздёрнул уголок губ. — Не хочу, — его дыхание обдало её запахом алкоголя. Чёртов виски… зачем Алиса вообще его достала? Когда сама лишилась из-за спиртного трезвости рассудка — было ещё победы, но, кажется, Шемелину тоже выпитое неплохо ударило в голову — вот где крылась катастрофа. — Павел Константинович… — донеслось до Алисиных ушей чьё-то обращение, прозвучавшее будто сквозь толщу льда. Это был не её голос, не голос Шемелина, даже не голос Виолетты. Алиса ошеломлённо перевела взгляд на дверной проём за плечом Шемелина. — …по поводу корпоративной поездки для… Мужская хватка на секунду ослабла, но этого короткого мгновения Алисе хватило, чтобы оттолкнуть Шемелина от себя и, поправив лямки платья, в несколько широких стремительных шагов перепрыгнуть сразу половину площади кабинета. — С каких пор ты занимаешься корпоративами? — с плохо сдерживаемым в голосе гневом спросил за её спиной Шемелин, пока испуганная Алиса пыталась в растерянности оказаться как можно дальше от него. — С тех самых, как эйчар-директор ушла в декрет, а доверить контроль за организацией поездки для топ-менеджмента и акционеров её подчинённым просто невозможно, иначе нас ждёт утренник в “Макдональдсе”, — спокойно ответила ему Кара. Её не смутила ни сцена, которую она застала, ни очевидное недовольство начальника. Она даже не пыталась скрыть полную елейного коварства улыбку, расцвётшую на ярко накрашенных губах. — Впрочем, я, видимо, зайду позже. — Нет-нет, мы закончили, — пискнула Алиса, почти поравнявшись с Карой, замершей возле порога двери. — Не буду отвлекать. — Алиса! — но Алиса уже не видела Шемелина, чей грозный призыв раздался позади: успела, наконец, выскочить в приёмную, где встретилась глазами с полным тревоги взглядом блондинки в приёмной. — Так мы обсудим корпоратив? — услышала она Карин по-прежнему спокойный мелодичный голос, похожий на перезвон колокольчиков. Но судя по тому, как та резво выскочила из кабинета вслед за Алисой, спешно захлопнув за собой дверь, Шемелин её кипучего энтузиазма на закате рабочего дня явно не разделял. И тут же, едва она стремительно захлопнула дверь, раздался звон: там, где секунду назад стояла Кара, в дерево врезалось и, кажется, разбилось стекло. — Что-то шеф сегодня не в духе, — лучисто улыбнулась Кара подпрыгнувшей от неожиданности Виолетте. — Не ходила бы ты туда, Виолетточка. Целее будешь. И, вцепившись Алие в локоть, Кара настойчиво потянула её за собой. Оказавшись в коридоре, она замерла и вперилась в неё испытывающим взглядом. — Ну, и что это было?