Deep red rose: beyond the stage

      Муть сна обволакивала сознание, постепенно начиная пульсировать светом. До просыпающегося Феликса начала доноситься такая надоедливая в этот момент мелодия. С трудом разлепив глаза, он увидел время на телефоне и издал стон, переходящий в раздраженный взрык при поднятии трубки. Ох, как он ненавидел нового режиссёра! Всего две недели назад сменили верхушку, а она уже в печёнках сидит. Как говаривал отец: «Коней на переправе не меняют». И Феликс был искренне с этим согласен.       Он таки поговорил с режиссёром, после чего собрался за рекордные двадцать минут, заказал такси и выехал на площадку. Встревоженный, Феликс отбивал пальцами по коленам ритм любимой песни, что играла в наушниках. Судя по нервозному лепету режиссёра, у них там случилось что-то из разряда пожара. Уже на подъезде Феликс с сожалением отметил для себя отмену утренней тренировки и купил двойной эспрессо.       На площадке его послали в гримёрку, где сразу взяли в оборот. Немного успокоившись в кресле, Феликс наконец заметил Хвана, который переодевался за низкой ширмой, и отсалютовал стаканчиком:       — Утречка, Хёнджин-и!       Тот, обернувшись на пару секунд, подарил ему слабую улыбку. Феликс допил остывший кофе и скривился, сминая податливый картон в пальцах.       — Как обычно за последний месяц: поднять — подняли, а разбудить забыли. Не знаешь, нам опять торчать тут два часа без дела, пока они расчухаются? — Феликс сказал это с раздражением, не ожидая ответа. Вопрос был риторическим.       Расслабившись, он прикрыл глаза, позволяя гримёрам привести его чуть растрёпанные волосы в порядок. Хоть взгляд и зацепился за папку с новым текстом, Феликс не стал пока его смотреть. Попросту не хотел мешать гримёрам выполнять свою работу.       Хёнджин вышел из-за ширмы, стараясь очень аккуратно переступать ногами. Его походка выглядела какой-то нелепой. Феликс ухмыльнулся и предположил, что стилисты подобрали Хвану не самые комфортные штаны. Впрочем, они обтягивали его крепкие бёдра ну очень сексуально.       Подойдя к Феликсу, Хёнджин опустил ладонь на его плечо и тяжело вздохнул.       — Мог бы и мне глоточек эспрессо оставить… Да, я, конечно, стараюсь следить за белизной зубов, но так сейчас не хватает немного кофе. — Он усмехнулся не то от забавы, не то в отчаянии: — Я прямо здесь усну через минуту-другую…       Сынмин, главный среди гримёров, усадил Хёнджина на стул рядом с Феликсом, принялся расчёсывать и укладывать волосы первого, пока второй, взяв в руки папку, начал изучать сценарий. От прочтения первой же страницы у Феликса распахнулись глаза.       Ему назначили роль омеги-любовника. Того, кто по самому клишированному сюжету будет пытаться увести принца — или же Хёнджина — у его избранника. Разочарование отдалось острой болью в груди. Неужели всё, что замечают в Феликсе, — это его миловидное личико? Неужели так будет продолжаться вечно? Феликс был альфой. Его достоинство в действительности оскорбляло то, как воспринимали его окружающие. Впрочем, мог ли он на это повлиять? Нет. Значит, у Феликса был лишь один выход — пытаться прийти в смирение. Хорошо уже то, что его взяли на роль.       Феликс испустил глубокий вдох. Перед приближающимся гоном гормоны шалили, и контролировать свой гнев было трудно. По помещению поплыл его запах сандала, горечью оседающий в глотке: древесные ноты приняли во внимание все в комнате, кто имел второй пол. Яркий аромат альфы также предупреждал о его настроении в случае конкретного индивида. Феликс всё-таки справился с эмоциями, повернулся к Хёнджину. Тут же ощутил едва слышимое нежное благоухание розы, от которого во рту словно бы сладко стало. Пьянящий аромат… Феликс им восхищался.       — Сегодня можно уйти пораньше, — вполголоса сказал он Хёнджину. — Я купил новый бленд, дома заварю тебе нормальный капучино. — Феликс махнул рукой на папку с листами, добавляя: — Всё равно полночи текст заучивать и отрабатывать.       — Можно. Я совсем не против.       Подоспевший стилист увёл Феликса за ширму и подал одежду.       — Это Ваш образ.       Феликс кротко улыбнулся и самым учтивым — впрочем, деланно благодарным — голосом ответил:       — Спасибо.       Он облачился в сценический образ, после чего Сынмин нанёс ему макияж. По прошествии сорока минут Феликс был готов. Радовало, что не приходилось слишком сильно менять черты лица тоннами косметики, чтобы «слепить» подходящего персонажа. Феликс прекрасно знал о своей красоте, знал, что черты его лица завораживают, но каждый раз, когда как-то ненароком намекали на его приятную внешность, на хорошие природные данные, он всё равно преисполнялся чувства сладкой лести.       Феликс посмотрелся в зеркало. Штаны, хоть и плотно обтягивали бёдра, всё-таки оставляли большой запас в районе пояса, словно напоминая, что его габариты ни черта не как у альфы. Впрочем, более в собственном аутфите привлекал внимание корсет. Утончённый, с кружевом и жемчугом, так удачно подчёркивающий изгибы тонкой талии Феликса.       «Превосходно… — подумал он. — Ладно, плевать на роль омеги. Если каждый раз я буду надевать нечто подобное, я просто влюблюсь в этот фильм. — Тихонько усмехнувшись, добавил: — И в себя».       Феликс вышел из-за ширмы, сел в кресло у журнального столика и начал наблюдать за тем, как красят Хёнджина. Тот поймал его взгляд в зеркале и, заигрывающе улыбнувшись, спросил:       — Что закажем поесть на ужин?       Этот вопрос вызвал у Феликса смешок.       — Ещё утро, а ты уже думаешь об ужине?       — Да. Мне понравился салат и мясо, которые мы вчера заказывали. Тебе ведь тоже, да?       — Ага. Это было очень вкусно. Только мне всё равно пришлось в ночи бежать до продуктового.       — Вечно голодаешь, м?       — Массу набрать пытаюсь.       — А протеин?       — Уф-ф… Не горю желанием на него садиться.       — Ясно.       Через минут десять с макияжем Хвана было покончено. Он сел рядом с Феликсом, открыл папку со сценарием и принялся за чтение. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Вероятно, Хёнджину было совершенно безразлично, что Феликса, альфу, заставляют играть роль омеги. В некоторой степени этот факт огорчил. Тем не менее, Феликс рассуждал: Хёнджин лишь его сосед и коллега по съёмкам, который не обязан испытывать особую эмоциональную привязанность и как-либо её проявлять. Потому, натянув на лицо улыбку, Феликс произнёс с явной забавой:       — Насколько Вы, Ваше Высочество, не против со мной переспать? Прошу, оцените по шкале от одного до десяти.       Хёнджин склонил голову вперёд, заливаясь в игривом смехе.       — Одиннадцать. Если наденешь кружевные чулочки.       — Ох, Вас заводит подобное? — Феликс сощурил глаза в лукавой ухмылке, приблизился к Хвану и прошептал ему на ушко низким соблазнительным голосом: — Хорошо, Ваше Высочество.       Он рассмеялся, а Хёнджин поджал губы, сдерживая улыбку, и отвёл взгляд в сторону. Его выражение лица стало каким-то задумчивым. Феликс хотел было поинтересоваться, однако его прервал шум резкого открытия двери, а затем и голос режиссёра:       — Господа! Господа! Проходите на студию!       Поднявшись с кресла, Феликс по-джентельменски подал Хёнджину согнутую в локте руку.       — Ваше Высочество, позвольте сопроводить Вас? — спросил он с уловимой беззлобной насмешкой.       Хёнджин хмыкнул, одарил Феликса тёплым взором и взялся за его руку, как дама за галантного ухажёра. Гримёры замельтешили, собирая всё, что могло понадобиться на площадке и затем направились вслед за парнями.       Съёмки были изнурительными — к этому не привыкать. Феликса первого отправили на перерыв, отсняв с ним нужные кадры. Спустя минут тридцать в гримёрку зашёл и Хёнджин.       — Боже, я сейчас прямо с окна спрыгну… — простонал он совершенно несчастно и, плюхнувшись в кресло, накрыл лицо руками.       — Что такое?       — Да он всё «принца не видит», — издевательским тоном передразнивал режиссёра Хёнджин, — «мимика не та». Всё ему не нравится! Придурок.       Невзирая на то, что Феликс в целом разделял неприятное отношение к режиссёру, в этом вопросе он не был согласен с Хёнджином и размеренно, словно бы успокаивая, проговорил:       — Он хочет, чтобы картина вышла идеальной. Он не просто так придирается. Понимаешь?       Хёнджин испустил тяжёлый вздох.       — Понимаю.       К парням подошёл гримёр Сынмин и подал по стакану воды со льдом. Оба поблагодарили его. Выпив воду залпом, Хёнджин коснулся ладонью своего лба и протёр.       — Кошмар, как там жарко…       — Макияж поправлять придётся.       — Придётся, — не слишком утешительно согласился Хван. — Домой вместе поедем сегодня. Мне душ принять хочется, но не тут, а дома. Там моя мочалочка… И ещё, пока я буду мыться, закажешь что-нибудь вкусное с моей карты.       Вошедший в гримёрку режиссёр позвал Хёнджина обратно на съёмочную площадку. Дабы не тратить время зря, Феликс стал перечитывать сценарий.       В ленте действительно предусматривалась постельная сцена ближе к концу. Представив сие действо, Феликс фыркнул. Очень интересно, как они будут замазывать следы того, что в постели совсем нет омеги.       «М-да… Ладно, главное, что это не моя проблема».       В гримёрке стало как-то душно. Феликс настежь открыл окно, и внутрь помещения проник прохладный ветерок, пахнущий озоном. Оказалось, на улице шёл дождь. В этот момент Хёнджин вернулся в гримёрку, и Феликс, обернувшись к нему, спросил:       — Ты читал сорок шестую страницу сценария?       — Нет ещё. Не успел.       Тогда Феликс взял папку, пролистнул страницы и ткнул пальцем в конкретный абзац: «Принц смотрит на омегу. Омега смотрит на принца. Они пожирают друг друга глазами, желая страстного соития». Хёнджин прыснул, покачал головой.       — Что за гений писал этот отрывок?       — Я вот тоже гадаю, — согласился Феликс. — Остальной сценарий вроде бы в порядке. Ещё я не совсем понимаю, почему уделяют такое внимание ветке отношений принца и его любовника-омеги. Основной упор фильма на историю, так? Почему любовная линия занимает столько хронометража? Почему они в принципе решили добавить постельную сцену?       — Видимо, сценарист — пубертатный альфа, — хмыкнув, предположил Хёнджин. — Может быть, часть сцен вырежут позже, не знаю.       — Я надеюсь на это. А то как-то слишком нелепо всё смотрится.       Феликс ощутил острое желание закурить. Достал из сумки сигарету с зажигалкой, поджёг и подошёл к окну. Он сделал затяжку и выпустил изо рта клубни сизого дыма. Хёнджин всё это время смотрел на него с заметным осуждением во взгляде и не удержался от едкого комментария:       — Опять куришь? Сигаретами провонять хочешь или что?       — Какая тебе разница? И я не провоняю ими.       Коротко усмехнувшись, обжигая язвительностью, Хёнджин закатил глаза.       — Ну-ну. И зубы у тебя не пожелтеют, конечно.       Феликс решил сменить тему:       — Что хочешь заказать на ужин?       — Выбери сам. Мне не принципиально.       — М-м, может быть, японскую кухню?       — Было бы неплохо.       В гримёрку прошёл Сынмин и оповестил о том, что перерыв окончен. Оба парня направились на съёмочную площадку. Предстояло снимать совместные сцены, и это внушало некоторую тревогу. Феликс вдруг начал чувствовать себя «новеньким» в кадре, потому что не был уверен в том, как играет рядом с Хёнджином — более профессиональным актёром.       Проблемы и правда возникли.       — Ли, подбородок выше! Ещё выше! Снимаем.       Очередной дубль — очередной, по словам режиссёра, промах.       — Ли, чёрт бы тебя побрал! Семь испорченных дублей! Семь! Выключи свой чёртов фирменный взгляд убийцы! Ты не прибить принца хочешь, а тайно в него влюблён!       Феликс покинул площадку и остановился в коридоре. Он выходил из себя, начал мерить шагами пол. Режиссёр, окончательно разозлившись, дал ему десять минут перерыва, которые уже почти подошли к концу. Феликс так и не понял, что делает не так. Он действительно старался, но как ему изобразить эту дурацкую влюблённость омеги, будучи альфой? Взрыкнув, он развернулся, намереваясь пойти на второй заход, но наткнулся взглядом на Хёнджина. Резво подскочил на месте, за считанные секунды приблизился и схватился за плечи Хвана.       — Хёнджин, помоги! Я ни черта не понимаю! Что он от меня хочет? Я смотрю на тебя как обычно! Как по-другому? Я не понимаю!       От отчаяния он был готов рвать на себе волосы, но притупил это желание, чтобы не портить работу стилистов. Феликс вновь начал нарезать круги.       — Как мне изобразить эту чёртову влюблённость!?       Хёнджин молчал. Это лишь больше ухудшало и без того неутешительное положение. Феликс сжимал и разжимал кулаки, растирал выпирающие костяшки, хватался за голову.       «Неужели я настолько плох?» — вопрос, промелькнувший в мыслях, заставил холодок пробежаться по спине.       Феликс остановился и зажмурил глаза.       «Нет, мне просто… Просто нужно немного времени… Немного практики… И, может быть, мне нужно лучше изучить материал».       Его плеча вдруг коснулась чужая рука, и Феликс, открыв глаза, увидел Хёнджина прямо перед собой. Щёки того были покрасневшими, словно бы он их только что пощипал, а взгляд — томный. Прикусив губу, Хёнджин подошёл ближе. Уже достаточно близко, чтобы расстояние между ними сократилось до неприличного. Хван взял руки Феликса в свои и улыбнулся — так ласково и тепло, стараясь передать ту самую влюблённость принца к своему любовнику. Нежность, невероятное количество нежности и восхищения. Удивительно, но даже подтрунивать и смеяться не хотелось. Хёнджин отвёл взгляд и «смущённо», но не столь наиграно, убрал прядь волос с лица Ли, которая действительно не хотела укладываться. Затем потупил глаза в пол на минуту-другую, распуская свои феромоны, после чего вновь одарил Феликса обычным, тем не менее, тёплым взглядом и обнял, чтобы успокоить. Или успокоиться самому.       Теперь Феликс осознал, в чём была проблема. Сравнивая игру Хёнджина и то, что он видел у себя на записи кадров, он понял, что неправильным в его собственной игре являлось всё — взгляд, мимика, игра бровей и губ. Хёнджин действительно весьма натурально изображал настоящую влюблённость. А его запах… Его сладковатый запах розы сбил с толку, потому что теперь даже через подавители чувствовался альфий аромат. Рассеянно обняв Хёнджина в ответ, Феликс не мог противиться, но улыбнулся. Он сделал выводы. Он начнёт работать лучше.

***

      Наконец, съёмочный день закончился, и можно было бы идти домой. Однако из-за ярого желания режиссёра снять как можно больше, пока муза не покинула площадку, актёрский состав отпустили позднее, чем Феликс предполагал. Он переоделся, отмахнулся от визажиста, который настаивал на снятии макияжа. В конце концов, Феликс и дома был в состоянии умыться качественно. Оставалось лишь найти Хёнджина, чтобы отправиться домой вместе, как договорились, и отдохнуть от этого безумного дня. У них накопилось достаточно тем для обсуждения за грядущим ужином.       Хёнджин дал визажисту выполнить пару этапов очищения кожи, после чего они с Феликсом заказали такси и уехали домой.       Оказавшись в квартире, Феликс не стал включать основной верхний свет, только торшеры, отчего помещения окутывала приятная полутьма, и сразу заказал еду. Хёнджин, в свою очередь отправился в душ. И когда он пришёл на кухню, стол уже был накрыт. Соба, суши и мочи — идеальный выбор для наслаждения японской кухней.       Они сели за стол. Нужно было начать разговор. Феликс не мог удержаться и всё-таки произнёс то, о чём действительно думал уже некоторое время:       — Мне нравится, как ты пахнешь даже на подавителях. Можешь здесь, дома, их не использовать. Своего запаха я всё равно не чувствую, а возвращаться в пропитанную химозой квартиру после клининга такое себе удовольствие. — Он сделал глоток воды. — Если, конечно, ты не сбежишь отсюда. На что я в общем-то очень надеюсь.       Хван тихонько усмехнулся. Гора с плеч — не злился.       — Пока в мои планы не входит побег, — сверкая глазами, проговорил Хёнджин с уловимой насмешливостью.       — Пока?       — Хорошо. В принципе не собираюсь убегать.       — Это уже лучше, — произнёс Феликс с улыбкой на губах.       Они продолжили добрую беседу и закончили с ужином. Феликс отправился в ванную, смыл макияж. Он думал принять душ уже после того, как они с Хёнджином отрепетируют сцены.       Феликс вернулся на кухню, сделал обоим по чашке кофе — их не должны были покинуть силы до тех пор, пока они не закончат с репетицией. Хёнджин по привычке собрал волосы в небольшой хвостик на затылке и надел ободок, чтобы чёлка не лезла в лицо. Это делало его вид ну очень милым.       — Завтра у нас важные совместные кадры, — сказал Хван, — реплик не слишком много, но всё равно по ним пробежимся. Тебе и завтра придётся притворяться, что сердце останавливается и течь начинаешь только от одного моего взгляда. Не очень приятно, я понимаю. Постараюсь помочь тебе, чем только смогу.       Чувствуя спокойствие Хёнджина, Феликс тихо улыбнулся уголками губ. Всё-таки хорошо, что тот, говоря о персонаже любовника-омеги, не стал замалчивать или подбирать метафоры. Откровенность оказалась очень кстати, и Феликс радовался тому, что между ними установилась доверительная и комфортная атмосфера.       — Теперь мне однозначно будет легче делать вид, что сердце останавливается и что течь начинаю, — произнёс Ли. Губы против воли растянулись шире в задорную усмешку: — Я имею в виду, после того, что ты мне тогда продемонстрировал… Так романтично мне ещё никто волосы не поправлял.       Хёнджин бросил смешок, отводя взгляд влево, а затем снова посмотрел на Феликса уже с какой-то особенной проницательностью, точно с тела всю одежду снял, и вполголоса проговорил:       — А возможно, и не придётся «делать вид».       Звучало как вызов. Даже нет, это был самый настоящий вызов. Хёнджин скрестил руки на груди и выпустил мощную дозу феромонов, пытливо высматривая эмоции в лице Феликса. Вдруг сделал два шага навстречу, немного наклонил голову вперёд и прошептал низким голосом:       — Жаль, что ты не можешь потечь по-настоящему.       «Сука… Да что он творит?»       Феликс изучил лицо Хёнджина. Обвёл взглядом его аккуратные брови, задержался на угольно-чёрных глазах, в которых отражался тёплый свет торшеров, и загляделся на губы… Пухлые, покрасневшие — такие развратные и до невозможности привлекательные, совсем как у омеги. Эти губы становились ещё измуительнее, когда Хёнджин улыбался; они одновременно походили и на пышный бутон бордовой розы, чьим дурманящим ароматом обладал Хван, и на воздушный маршмэллоу, который так и хотелось съесть, чтобы ощутить тающую во рту сладость.       Наверное, строгая в хорошем смысле внешность Хёнджина в сочетании с его крепким, но изящным телосложением и сильным характером доказывали его правдивую натуру альфы.       «Интересно, как он будет стонать в кадре во время постельной сцены… — ненароком задумался Феликс. — Не факт же, что с одного дубля всё получится».       Благоухающая роза, витающая в воздухе, отдавалась сладковатым вкусом на языке. Крылья носа затрепетали в попытках уловить как можно больше этого аромата, от которого начинала кружиться голова. Феромоны заполнили всё вокруг, норовили залезть под кожу, и Феликс поймал себя на мысли, что был бы очень даже не против. Хёнджин, как делал часто, когда задумывался, толкнулся языком за щëку, всё ещё пристально наблюдая за реакцией Ли, и от одного только этого действия в паху приятно потянуло.       — В конце концов, потечь я могу — прохрипел Феликс и сам же слегка удивился собственному голосу. Прокашлявшись и улыбнувшись, произнёс: — Не как омега, а как альфа.       В глазах Хёнджина промелькнуло нечто такое, будто сверкающие огоньки, а может, и чëртики, пляшущие вокруг котла, в который попал Феликс. Сделав шаг назад, он приземлился на диван, по-прежнему не отрывая взгляда от Хвана. Призывно распахнул губы, немного прогнулся, отрывая спину от подушек и наблюдая за тем, как часто и высоко вздымается грудь Хёнджина. Выпустив дозу феромонов в ответ, Феликс молча бросил вызов, сам не зная, одержит ли победу в этом поединке.