Инеж.
В минуты молчаливого беспутства, оседающего на обвешанную псевдосулийскими декорациями комнату, Инеж клялась себе без слов, что если ей и посчастливится однажды выбраться из Зверинца, то она больше никогда не взглянет в сторону мальчишек, какими бы прекрасными лицом и манерами они ни были. Начать отношения с кем-то равносильно тому, чтобы связать себя в дальнейшем узами брака, предстать перед мужчиной — хоть и любимым, своим — обнажённой, а она не знала, выдержит ли это, сможет ли стоически перетерпеть, почувствовав рябь прикосновений к своему голому телу. Так уж возжелала судьба, но скоро ей пришлось влюбиться в Каза Бреккера, и она честно не знала, считать ли то везением, что ему было не до неё и её чувств. В свои почти-семнадцать тяжеловесно ступающая по палубе Инеж омрачено воззрилась на лазурную даль бескрайних морей. Освобождение из борделя напоминало глоток свежего воздуха, который не перекрыл даже первый протянутый Казом кинжал, которым ей придётся освежевать плоть любого, на кого он укажет, но накопленный в стенах Зверинца ужас походил на норовящий лопнуть воздушный шар. С каждым восходом солнца и блеском луны он увеличивался, грозя взорваться и загреметь на всю округу, и из всех людей взорвала его именно Нина Зеник: сразу после их первого диалога с Казом и уточнения дела они отошли, и сердцебитка ввела её в ступор, спросив, как она очутилась среди Отбросов. Не знавшая всей истории, она оказалась весьма неосторожной с вопросами, и Инеж, которой ни разу не приходилось рассказывать, через что она прошла, откуда Каз её вытащил, вскоре разрыдалась на плече вовсю извиняющейся за свою бестактность Нины (Инеж повезло: рядом никого не было, а Нина пообещала не только держать язык за зубами, а ещё и не вспоминать об этом случае, если она того не хотела). — Капитан Гафа, Керчия уже в нескольких милях от нас! — воскликнула юница из её экипажа, чем и вывела Инеж из раздумий. Она качнула потяжелевшей от бесконечного потока мыслей головой, словно стараясь прогнать наваждение. — Хорошая новость, Ракна, — пробормотала Инеж бессвязную похвалу, скорее для того, чтобы их штурман не подумал, будто она игнорировала её успехи в работе с картами. Вместо ответа Ракны послышалось злоречивое мычание, и тогда Инеж не выдержала: — Ох, да оглушите же его уже кто-нибудь! Связанный по рукам и ногам работорговец, отчаянно пытающийся возразить вопреки кляпу во рту, активно покачал головой, пока Санджана, высокая мускулистая сулийка, не огрела его деревянной булавой и не отправила отключенное сознание лавировать по черноте небытия. Мужчина с грохотом повалился на спину, и Инеж понадеялась, что очнётся он уже только в сырой камере Хеллгейта. В свои почти-семнадцать она отыскала способ отомстить тем, кто затащил её в столь гиблое место, как Зверинец. Инеж повезло, ей не пришлось тратить годы на накопление денег и покупку подходящего для морских путешествий и боёв корабля, как и не было нужды терять время на поиски экипажа: как минимум семь сулиек, пять каэлок и две фьерданки, которых она освободила, примкнули к её идее противостоять работорговле. Сначала Инеж чувствовала отраду от мысли, что кто-то ещё мог разделить её мечты и идеологии, но позже отдёрнула себя, напомнила, что в основном это были те, чьих родителей и семью убили работорговцы. — Капитан, он очнулся, — мрачно заявила Санджана. — Мне его снова вырубить? — Не нужно, — ответила Инеж, проверяющая стабильность крепления трапа. — Мы приближаемся к пятой гавани. Высадим его уже в сознании. Но как только они причалили, как только трап с грохотом опустился, Инеж схватилась за верёвки на запястьях работорговца и потащила пленника за собой, но вместо того, чтобы спустить его по лестнице, бесцеремонно швырнула за борт корабля. Судя по донёсшимся после столкновения с землёй звукам, песчаная гладь не особо и смягчила падение, но удобства торговца людьми заботили её в последнюю очередь. — Вот бы он сам до Хеллгейта дотопал, — тоскливо протянула Герти, пятнадцатилетняя фьерданка, у которой один лишь вид на керчийскую тюрьму вызывал пустыню мурашек на плечах. — И не увидеть весь ужас в его глазах, когда он осознает, что уже не выберется оттуда? — с самым настоящим запалом ответила Ракна. — Я заплачу все вырученные офицерами Кеттердама деньги, лишь бы смотреть на это каждый день и хоть раз посидеть на Хеллшоу, когда одного из них раздавит огромный ядовитый варан. Капитан Гафа, это ведь правда, что у вас на глазах варан убил человека? — На моих глазах что только не происходило в этой стране, — невозмутимо произнесла Инеж, бегло выудив из кобуры Санкт Петра и приставив его к горлу трепыхающегося работорговца. — Собирайтесь, девочки. Этого немолодого человека ждёт целая вечность в Хеллгейте.* * *
В Клуб Воронов она двинулась по известному маршруту, стоило только обустроить экипаж в недорогом отеле и убедиться, что они оснащены оружием в случае столкновения с местными мерзавцами. Инеж передвигалась незримой людскому глазу тенью по рёберным сводам шиферных крыш, покрытым янтарным тюлем полуденного солнца. Время от времени она останавливалась, созерцая округу под собой из наиболее неприметного места, и в какой-то момент поразилась, насколько унылой казалась человеческая жизнь с высоты, словно обрамлённая в юдоль. Ни побед, ни поражений, ни замирания сердца от чувства, что приходилось вступить в схватку с самой Смертью. Пределом у людишек под ней служила только извечная забота о том, купить ли на обед говядину или треску. «А ведь когда-то я тоже могла быть такой» — подумала Инеж, толком не зная, было ли то облегчением от того, что её миновала столь скучная судьба, или же она всё-таки тосковала по той девочке, которая умерла внутри неё в первую ночь с мужчиной. Свой путь она продолжила более не прерываясь на философские размышления о человеческом бытии, и только Инеж перескочила с соседней крыши на подоконник рабочего кабинета Клуба Воронов, — как и всегда, не дав знать о своём присутствии ни единым звуком — как удивилась: за столом, придвинутым впритык к открытому окну, никого не было, хотя в такое время Каз предпочитал проводить работу с бухгалтерией. — Ещё одна попытка подкрасться провалилась, капитан, — вместо приветствий огласил скрипучий голос из угла. — И тебе привет, Каз. Он стоял спиной к ней, поправляя у небольшого зеркала очередной галстук, едва чем-то отличающийся от предыдущих десяти. Инеж оставалось гадать, увидел ли Каз её в отражении или, как и обычно, почувствовал неподалёку от себя чужое присутствие, научился видеть её тогда, когда другие не могли. Она проследила за тем, как он манипулировал скрытыми за чёрной кожей пальцами, как двигал ими чуть ли не с аристократическим изяществом, — наверняка для того, чтобы богатые купцы зеленели от злости, что канальная крыса из Бочки перехватила их манеры жестикуляции — и, опомнившись, соскользнула с подоконника. — Ты не получил моё письмо? — полюбопытствовала Инеж, и с учётом того, что Каз всегда приходил встречать её у двадцать второго причала, внутри неё затаилось семя лёгкой обиды от мысли, что он мог так просто проигнорировать её приход. — Видимо, Шпект забыл передать, — и, повернувшись к ней, произнёс недоверчиво: — Напомни, почему ты отказалась от опытного моряка в экипаже, да ещё и такого моряка, который научил бы тебя всему и побыстрее, и повесила его на меня? — При всём моём уважении к Шпекту и благодарности за его помощь во время и после операции в Ледовом Дворе, посуди сам, Каз: куча татуировок, борода и страстная любовь к выпивке — он вылитый торговец людьми, и девушки из моего экипажа, те, которых я вызволила, чувствуют рядом с ним дискомфорт. Шпект всё понял и не обиделся, — но тут же, утеряв всю былую уверенность, пробормотала тихо: — Надеюсь. — Призрак, если будешь волноваться о чувствах каждого второго, то не успеешь уделить время своим. Инеж хотела было на то выдохнуть в напускном недовольстве, но вместо того усмехнулась, а следом и смягчилась, давая себе забыть, что человек перед ней по всем пунктам противоречил и без того шатким канонам её мироздания. Каз заслуживал спасение — это вырезано в ней, пускай когда-то она уверяла, что ей невмоготу спасти его от самого себя. — Как ты? — мягче спросила Инеж. — Не жалуюсь, — в привычно-сдержанной манере ответил Каз. — На днях плыл в Новый Зем. — Мог бы и меня взять. — Был на приёме у психотерапевта. — О! — ликующе воскликнула Инеж. Но тут же напряглась, а то и вовсе поникла, стоило Казу пару раз ударить кончиком трости по громоздкому сейфу на полке. — Выкупил чуть ли не всю медицинскую литературу, — продолжил он ровным тоном, точно не заметив, как омрачился её взгляд от услышанного, и следом указал на упаковки лечебных леденцов. — А здесь прячу все выписанные медикаменты. Судя по тому, сколько этих упаковок, назначили Казу не мало, и Инеж оставалось представлять, как его не хватил удар от того, сколько денег пришлось потратить. — Это всё, конечно, замечательно, Каз, — замялась она, и тот, уловив сомнение в её голосе, направил на неё ничего не выражающий взор, — и я верю, что у тебя получится одолеть свои страхи, но мне казалось, что ты пройдёшь сеанс у специалиста, каким бы долгим он ни был, а не решишь заниматься самолечением. — Сеанс требовал бы ежедневный поход в клинику, что означало бы надобность остаться в Новом Земе на год или больше, а я не могу оставить Кеттердам на такой долгий срок, — степенно напомнил Каз. — Я справлюсь, Инеж. Даже если на лечение пройдёт полтора года — я одолею это. И где-то в конце его короткой речи Инеж уловила так никогда и не озвученное им «ты ведь будешь ждать меня?». Скажи он это вслух, спроси Каз, не бросит ли она его, если ради простого прикосновения им придётся томиться больше года, она бы не думая ответила ему нетвёрдым «да». — Ты только пришла, а я тебя уже нагрузил, — вдруг безучастно изрёк он, говоря с ней так же, как говорил бы месяцы назад, когда собственноручно воздвигал между ними стены, которые сам же отныне и разрушал. — Пойдём, банда захочет встретиться с тобой. Джеспер как раз проигрывает все свои крюге за «Ежевикой на троих». — Погоди! — окликнула его Инеж, несколькими беглыми шажками очутившись рядом с почти повернувшимся к двери Казом, а в следующую секунду протянула ему небольшой мешок. — Держи. — Что это? — Каз с подозрением оглянул кульку, прежде чем принять её. — Я очень тронут, что ты захотела разделить со мной деньги, которые офицеры выдают тебе за поимку работорговцев, но я их не приму. — Всё-то у тебя деньги, Каз. Просто открой, — фыркнула она в поддельном негодовании. Он раскрыл мешок не сразу. Инеж не знала, что Каз ожидал увидеть внутри, но в последнюю очередь, кажется, он предполагал, что то окажутся маленькие ирисовые печенья с куском обжаренного миндаля посередине. — Это… — протянул он, но Инеж его опередила: — Это педа — национальная сулийская сладость, — объяснила она, и говорила с ним так, словно человек напротив часть её семьи. — Мама готовит их дважды в месяц для всего каравана. В этот раз она попросила передать и тебе. Взгляд Каза мало что выражал, но Инеж видела, что её неожиданный подарок удивил его. Возможно, виной тому то, что она впервые что-то дала ему, — и всё-таки ей давно стоило что-то предложить Казу: помимо уже оплаченного контракта с Хаскелем он купил ей корабль, обновил её военную артиллерию и угостил вафлями — а, возможно, до этого дня ему более никто ничего и не дарил. «Надо попросить маму почаще готовить сладости. Или самой как-то раз сделать» — невзначай подумала она. — Что ж, раз уж ты говоришь, что Отбросы хотят со мной встретиться, то пойду привлеку внимание Джеспера, пока он не потратил все свои сбережения за картами, — и, пройдя мимо него, заговорщически произнесла: — а потом возьмусь за твою награбленную библиотеку и узнаю, как тебе помочь. — Я никого не ограбил, — строже возразил вновь нацепивший маску хладнокровия Каз. Но Инеж, выйдя из его кабинета, могла поклясться всеми названными в честь святых кинжалами, что услышала, как тщедушную тишину нарушило хриплое «спасибо».