Thorns / Тернии

Сезон стрижки пришел и ушел, и денег с продажи шерсти хватило Грэмам, чтобы заплатить работникам фермы и продержаться на плаву еще год. Некоторые из рабочих решили остаться еще на один сезон, одним из которых был темноволосый мужчина, положивший глаз на Уилла. Однажды вечером, когда Уилл ехал на лошади к фермерскому дому после долгого дня ухода за полем, он остановился у крошечного ручья, который протекал через их имение. Он спешился, чтобы размять ноги, пока его животное пило кристально голубую воду. Он увидел тень прежде, чем услышал голос, и, обернувшись, увидел, что батрак сидит, опустив ноги в воду, рабочие ботинки отброшены в сторону. “Привет”, – сказал мужчина, снимая соломенную шляпу с головы и одаривая Уилла хищной ухмылкой. Уилл, не привыкший разговаривать с кем-либо из рабочих за пределами своей неизбежной утренней рутинной работы, нерешительно улыбнулся в ответ и направил свою лошадь через ручей. Он был удивлен и слегка встревожен, когда мужчина оставил свое лежание на траве, чтобы последовать за ним. Благодаря его длинным ногам, он практически мгновенно оказался рядом с Уиллом. Он продолжал ухмыляться, пока юноша не повернул голову, ожидая объяснения подобного поведения. “Почему ты так на меня смотришь?” – Уилл спросил его. “Извини”, – ответил работник фермы, и его акцент был сильным и, несомненно, провинциальным. “На тебя просто чертовски приятно смотреть”. Уилл почти споткнулся о камень в высокой траве, но удержался за поводья своей лошади. Когда он поднял глаза, как раз вовремя, чтобы увидеть ухмылку, появившуюся на лице мужчины. “Не смотри так больше, пожалуйста ”, – сказал ему Уилл. “Я попытаюсь, поскольку ты босс и всё такое”, – беспечно ответил мужчина. “Но я не буду давать никаких обещаний”. Несколько минут они шли молча, каждый шаг был более неловким, чем предыдущий. Уилл всё еще чувствовал на себе взгляд этого человека, и наглость привела его в ярость. “Я не люблю, когда из меня делают посмешище”, – сказал он мужчине с жестокостью, которую обычно приберегал для своих самых непослушных овец. Это вызвало хихикающий смех. “Какой смысл быть таким великолепным, если ты никому не позволяешь смотреть?” Уилл остановился как вкопанный и резко развернулся, чтобы встретиться лицом к лицу со своим хеклером . “Я люблю тишину в конце долгого дня, если ты не возражаешь”, – сказал он, надеясь, что это заставит замолчать его нежеланного собеседника. Но этого не произошло. “Я могу придумать несколько вещей, чтобы заставить нас обоих замолчать на долгое время”, – засмеялся он. Щеки Уилла заалели, заставив его смеялся еще сильнее. “Скажи, как тебя зовут? Все рабочие зовут тебя Грэм”. “Ты и есть один из рабочих”, – возразил Уилл. “Так что ты тоже можешь называть меня Грэм“. “Я мог бы”, – лукаво произнес мужчина. “Но теперь, когда мы так хорошо знакомы и всё такое, я думаю, нам следует называть друг друга нашими христианскими именами. Я начну первым, чтобы расчистить тебе путь, красавец”, – сказал он и сунул руку в пространство между ними. “Я Мэттью Браун”. Уилл сморщил нос от грязной руки (не то чтобы его собственная была чище после дневной работы) и вернулся к своей ходьбе, на этот раз в гораздо более быстром темпе, чтобы не запутать свое намерение оставить Мэттью Брауна в пыли. Он услышал шлепанье босых ног по траве, когда мужчина побежал трусцой, чтобы не отстать. “Если ты скажешь мне свое имя, я оставлю тебя в покое”, – сказал он. Отчаянно желая завершить разговор, Уилл вздохнул и, вообще не глядя на Мэттью, ответил настолько раздраженным тоном, насколько мог. “Уилл”. “Уилл”, – повторил Мэттью, перекатывая имя, чтобы ощутить вкус его звучания во рту. “Я думаю, ты больше похож на Уильяма”, – добавил он затем. “Мне все равно, что ты думаешь, пока ты думаешь это про себя и оставляешь меня в покое”, – сказал Уилл и без дальнейших церемоний забрался в седло своей лошади и свистом призвал животное к галопу. Он услышал смех Мэттью, когда тот оставил его позади с ботинками в руке. “Увидимся, Уильям!” – крикнул он ему вслед. Уилл был рад избавиться от него, стремясь как можно быстрее попасть домой. У него было совсем немного времени, чтобы помыться и переодеться перед празднеством этой ночью, и он был полон решимости выглядеть наилучшим образом. Он посетит свою первую вечеринку в молодости, и Отец Ганнибал как раз будет там. Ганнибал Лектер был популярен среди любителей вечеринок. Он, конечно, отказывался от выпивки, но никогда не отказывался от танцев, и в тот вечер фонограф ревел в стремительном, энергичном ритме, вовлекающем всех в полное легкомыслие. Он сменил свои благочестивую чёрную робу на более простую одежду, накрахмаленную черную рубашку и брюки, и хотя он все еще носил белый воротничок, он всё же прятал свой крест под одеждой. Он был приятелем этим вечером; он не хотел демонстрировать свой статус священника перед всеми участниками вечеринки. Кроме того, тяжелый крест имел привычку рьяно раскачиваться на своей цепи, и танец Ганнибала был менее сдержанным, когда он надежно прятал его под своей рубашкой. Это была ночь ежегодной осенней вечеринки, когда в городке отмечали наступление более прохладного сезона, и каждый считал своим долгом присутствовать, если они были определенного возраста. Ганнибал периодически оглядывал толпу в течение вечера. В этот год он ожидал, что новое лицо благословит своим присутствием невзрачную толпу. Он еще не заметил его, но когда заметил, одна нога чуть не запнулась о другую. В дверном проеме стоял Уилл Грэм, за его спиной опустилась бархатно-черная ночь, и он, казалось, почти светился в угрюмом свете фонаря. Его волосы были аккуратно зачесаны на лоб волнистым локоном, а глаза сияли голубым, ярким и притягательным светом. Ганнибал определенно чувствовал их притяжение, и этого было достаточно, чтобы отвлечься на танец. Уилл, его Уилл, был одет так хорошо, и Ганнибал задавался вопросом, где он нашел дополнительные средства, чтобы купить такую великолепную одежду. Темно-красная рубашка на пуговицах и брюки цвета древесного угля. Он выглядел так восхитительно, и Ганнибал не заметил как протянул навстречу к нему свою руку. Веселая женщина с сильно взъерошенными волосами схватила священника за руку и повела его обратно в гущу пар, где все танцевали Чарльстон . Ганнибал оторвал взгляд от мальчика в дверном проеме и посвятил себя прожиганию ковра взглядом не меньше, чем своим ночным молитвам. Тем временем Уилл Грэм, чей цвет лица выделялся на фоне темных оттенков его одежды, заставил десятки других голов повернуться в его сторону, и вскоре к нему выстроилась целая очередь, отчаянно желавшая потанцевать. Он, конечно, слышал шепот о том, каким красивым вырос молодой мистер Грэм, какие красивые у него глаза, какая подтянутая фигура. Поток похвалы, был непривычен для него, заставив его расправить плечи и гордо вздернуть подбородок. Но он не танцевал, отвергая всех поклонников без исключения. Он не осмеливался танцевать ни с кем, чтобы не упустить свой шанс потанцевать с единственным человеком в комнате, который привлек его внимание, завладел всем его существом. Уилл ждал, смеясь с бокалом в руке, небрежно отбрасывая назад прядь кудрей, выбившихся из-под воска. Он невинно пользовался монахиней, чтобы продемонстрировать свою физическую привлекательность, кокетливо подставляя шею, закусывая губу, когда слушал, как она рассказывает ему что-то о том или ином. Он не слушал, только ждал, только молился, чтобы Отец Ганнибал заметил его и пришел пригласить на танец. Вечер шел своим чередом. Отец Ганнибал продолжал игнорировать его. Когда Уилл допил четвертый бокал пунша и пережил три песни, он успокоил свои нервы, сжав руки в кулаки, и подошел к священнику без колебаний или приглашения. Отец Ганнибал стоял к нему спиной, прислонившись к ярко украшенной каминной полке, и Уилл сильно похлопал его по плечу. “Отец?” – позвал он, и ему показалось, что он увидел, как гладкая спина мужчины слегка напряглась, прежде чем он извинился перед женщиной, с которой разговаривал, и повернулся лицом к обладателю требовательных пальцев. “Уилл”, – произнес священник, выдыхая сладкое, как сидр, дыхание, когда заметил открывшееся перед ним зрелище. “Привет”, – сильно покраснев, сказал Уилл. Теперь, когда он привлек внимание, он не знал, что с ним делать. Итак, он остановился на том, чего хотел больше всего, и его голос звучал ровно и, как он надеялся, соблазнительно. “Не хотите потанцевать, Отец?” Лицо его священника было необычно бледным в тот момент, отметил Уилл, он подумал, что это, должно быть, от смущения, что Уилл, глупый шестнадцатилетний мальчишка, не имеющий никакого значения вообще, имел наглость просить его, Отца Ганнибала, самое красивое создание на земле, о чем-то столь интимном и выразительном, как танец. Губы Ганнибала дернулись, действительно необычный знак, а затем он заговорил небрежно и с дружелюбной, будничной улыбкой. “Спасибо, Уилл”, – начал он, “но, боюсь, я натанцевался за этот вечер”. Уилл коротко кивнул. “Конечно”, – ответил он, и это было благословением, что его голос не сорвался. “Извините меня”. Так быстро, как только мог, не привлекая внимания, Уилл покинул вечеринку и выбежал из комнаты в своих специально отполированных, для сегодняшней вечеринки, ботинках. Ганнибал нервно провел рукой по волосам и вознес безмолвную молитву, прежде чем последовать за ним. Он вышел из дома на свежий ночной воздух в тот самый момент, когда Уилл садился на лошадь. Их взгляды встретились на долю секунды, а затем Уилл свистнул, и его лошадь пустилась галопом. “Уилл!” – Ганнибал прокричал ему вслед. Он в бешенстве огляделся вокруг, прежде чем заметил свою лошадь и вскочил в ее седло. Он шептал ей на ухо, и она побежала, преследуя Уилла по открытому зеленому полю. Драматическое преследование длилось недолго, и когда Уилл направил свою лошадь к привалу возле скромного озера и нависающих деревьев, Ганнибал сделал то же самое. Спешившись, он взял Уилла за плечи. “Почему ты убежал от меня?” – спросил священник. Юноша в его руках делал неглубокие, быстрые вдохи, от которых дрожали его губы, покрасневшие от нервного жевания. “Почему ты игнорировал меня?” – спросил Уилл с капелькой гнева в голосе. “Весь вечер ты игнорировал меня. Ты едва взглянул на меня!” Его глаза наполнились слезами, и ничего не оставалось, как позволить им течь. Ганнибал усилил хватку и почувствовал, как его собственное сердце забилось быстрее оттого, что он был так близко к нему. “Я смотрел, милый Уилл”, – сказал он, его голос упал до шепота. “Вот почему я должен был игнорировать тебя”. Голубые, блестящие глаза встретились с пронзительными темно-бордовыми, и Уилл попытался вырваться из рук, которые держали его неподвижно. “Ты танцевал со всеми в комнате, кроме меня, Отец. И я.. я..” Он был унижен и пристыжен. Он уделил такое особое внимание приведению себя в порядок, потратив лишнюю монету на новую одежду и гель для волос. Он хотел хорошо выглядеть. Для Ганнибала. Но это было бесполезно. “Я не мог танцевать с тобой, Уилл, разве ты не понимаешь?” – спросил священник, его глаза смягчились. “Что бы сказали другие, если бы увидели нас? Я не хотел, чтобы они видели, как я смотрел на тебя. То, как я не могу не смотреть на тебя.” Он отпустил плечо Уилла, чтобы провести костяшками пальцев по его влажной щеке. “Не сомневайся, ни на мгновение, что я не считал тебя самым красивым созданием в комнате”. Уилл сделал шаг к нему и почувствовал, как рука соскользнула с его щеки, чтобы слегка коснуться задней части шеи. Уилл сделал еще один шаг, подождал. А затем полностью сократил дистанцию и прижался своими губами к губам Отца Ганнибала, вцепившись руками в колоратку . Ганнибал издал тихий звук удивления, а затем расслабился от прикосновения, углубляя поцелуй, придавая ему страсть. Его руки обхватили мальчика, крепко удерживая его на месте, в то время как их губы грубо соприкоснулись. Это было нуждающимся, безумным и идеальным, а затем все внезапно закончилось, потому что Ганнибал высвободился из рук Уилла и быстрыми шагами отступил. “Прости, Уилл, мы не можем это делать”, – сказал он напряженным голосом, звучащим совсем не так, как выглядел он сам. Уилл прижал пальцы к своим искусанным губам, касаясь их призрачного поцелуя. “Почему нет?” Ганнибал покачал головой, его голова была полна миллионами причин, почему это было неправильно, и все же он не мог озвучить ни одну из них, не тогда, когда Уилл стоял перед ним вот так, с растрепанными волосами и безумными глазами. “Я священник, Уилл”, – наконец сказал он. “У меня никогда не может быть этого. Ни с тобой. Ни с кем-то другим.” “Но, – сказал Уилл, когда слеза потекла по разгоряченной коже, - ты поцеловал меня в ответ”. “И я не должен был этого делать”, – резко сказал Ганнибал. “Я больше не повторю этого. Прости меня, Уилл.” Уилл было потянулся к нему, но Отец Ганнибал уже начал забираться в седло. “Отец, пожалуйста”, – умолял он. Ганнибал посмотрел на него и покачал головой. “Мне так жаль, Уилл”, – сказал он, а затем развернул лошадь и поскакал обратно к огням вечеринки. Уилл сидел в росистой траве, пачкая свои новые брюки. Какое это имело значение теперь? Прошло много времени, прежде чем у него снова появились силы встать.