saxum sacrum. (священный рок)

автомобиль разгонялся до бешеных скоростей. рыжеволосый парень зажимал сигарету в губах и широко улыбался. за тёмными стёклами солнцезащитных очков сверкали глаза, цвета тёмного циркона, в которых бушевал адреналин. стрелка спидометра опасно дрожала на отметке двух сотен километров в час. маневрируя на дороге, музыкант резко выворачивал руль, уклоняясь от встречных машин и разливался громким смехом, наблюдая в зеркала заднего вида полицейские мигалки. вдавливая педаль газа, парень искал лазейки, дабы съехать со скоростной. малый создал немало аварийных ситуаций, пытаясь скрыться от погони. вывернув руль спортивной машины, рыжеволосый юноша завернул во дворы домов, оставляя скрежет шин об асфальт за собой. Николасу подарили белые лилии. цветы, символизирующие чистоту и непорочность, были собраны в небрежный букет и капельки влаги скатывались внутрь бутонов, а ведь на дворе декабрь. в их небольшом городке погода опускалась не ниже десяти градусов меньше нуля по Цельсию, но все таки зимой тяжело найти такие цветы даже в магазинах. мужчина обернулся, но не увидел лица дарителя. иногда он получал такие анонимные подарки в качестве благодарности, но узнать от кого – удавалось редко. приятно было осознавать, что слова его и незначительные действия кому-то помогали. гораздо лучше держать в руках букет свежих лилий, чем конверт с деньгами. пастор спешил домой, чтобы не повредить цветы. он боялся, что на морозе они потеряют былую красоту и почти бегом преодолевал расстояния. дома играла пластинка, которую забыл вытащить Николас перед уходом. когда Ричард уехал , все перевернулось с ног на голову и мужчина часто стал забывать выключать свет или музыку. у него была винтажная коллекция виниловых пластинок, которые часто играли на фоне. Луиза обожала тишину, а вот Ричард напротив, просил ставить музыку. он говорил, что тишина навевает на него ужасные воспоминания. так он заглушает мысли в голове, что раньше делал алкоголем. мелодия переливалась блестящими звуками, и плавные движения пастора дополняли эту композицию. цветы бережно стояли в вазе, а Ричарда все нет. «вроде в этот день его концертный тур должен подходить к концу» –думал Николас, проходя в спальню . вид его квартиры несколько изменился. присев на кровать, мужчина развернулся к стене и стал рассматривать фотографии: Ричард любил фотографироваться. говорил, что это увековечивает воспоминания. на заработанные с выступлений деньги он купил подержанный полароид и вешал куда попало нелепые фотографии. также у него имелась и коллекция своих, а у Николаса есть единственный альбом двадцатилетней давности. была бы его воля, он бы купил сейф и спрятал его там. однажды [Ричард помогал с уборкой только если был в расположении духа] мужчина закрыл за собой дверь и услышал привычно тихую мелодию музыки, пока ее не перебил контрастный звук пылесоса. Николас наскоро разделся и прошел в свою спальню. на полу стояли кипы пыльных книг, а юноша в его синем поло и боксерах ходил по комнате. - что ты делаешь? – пастору едва ли удавалось перекричать шум. - убираюсь, - Черри ногой выдернул шнур из розетки и в комнате стало тихо. холодный ветер с улицы раздувал шторы и впускал свежий воздух в спальню. на кофейном столике стояли стопки тетрадей и среди прочей макулатуры потрепанный альбом с кожаной обложкой коричнево-оливкового цвета. семейный. с исключительно черно-белыми фотографиями. мужчина в замешательстве и с некой долей страха глазел на стол. Ричард проследил за взглядом и спокойно потянулся за объектом внимания, но мужчина резко метнулся и взял его со стола. он очень долго не смотрел на эти фотографии. прошлое и так наполняло его сны и просачивалось в вечных воспоминаниях. нагнетать было невыносимо. -не трогай мои вещи без разрешения, - он сжал альбом в руке и поспешил обратно на улицу. нужно было остудить мысли. Ричард с каждым днем все больше удивлялся непонятным выходкам пастора, но давно понял, что для того есть причина. тяжело было лишь понять, в чем она заключалась. недолго думая он надел брюки, накинул бомбер, взял у зеркала свой дубликат ключей и пачку вишневых сигарет и направился вслед за товарищем. немного времени прошло с тех пор, как Черри понял – когда Николас раздавлен, он находит утешение в парке. в птицах и животных. обожает открыть окно нараспашку за завтраком, когда было еще тепло, и наслаждаться пением пташек, которые пока не устремились на юг. на улицах он всегда кормит и гладит бездомных собак. отчего бы ему не предложить завести пса домой? идя в подобных размышлениях по сухой и мертвой траве от мороза музыкант вышел в удаленную часть парка, куда [порой невольно] забредает пастор. вышеупомянутый сидел на лапочке, но как только за спиной послышался знакомый запах ненавистного дыма он невольно подскочил. последняя четверть часа была наполнена сожалением и виной, за столь необъяснимое резкое поведение. мужчина ненавидел быть грубым. юноша спокойно сел на лавочку и положил ногу на ногу, запахивая одежду. - вечерами тут прохладно, не находишь? – он потушил бычок о рядом стоящую лавочку и пригласил собеседника сесть. тот был напряжен и так сильно сжимал альбом в руке, что костяшки худых рук побелели, - я ушел из дома в возрасте девяти лет и мне первое время приходилось жить самому. мужчина сел рядом и не сводил синих глаз с юноши. «мать заходит в дом. дом, который провонял чертовыми сигаретами, что я пачками буду курю сейчас и ,поверь мне, я ненавижу это. в дом, который впитал в себя пролитый алкоголь, который я , содрогаясь от боли и холода, выблевываю на мокрую улицу ночью, после блистательного концерта на сцене. в дом с покоцанной мебелью, полом и стенами и мне приходилось зашивать в подъездах рваную кожу тупой иглой, оставляя шрамы. она заходит в дом с Ним. с очередным нахлебником, который будет бить нас, который будет пить и нюхать у нас за кухонным столом. я девятилетний сижу на полу и глажу свою кошку. знаешь, у нас был с ней очень похожий стиль жизни, только мне не приходилось летать с окна. он заходит, пьяный и улыбающийся, грязный и похотливый, и я до дрожи боюсь. как маленький зверёк, – как моя кошка, – я понимаю, что мне стоит бежать, кричать и плакать. он сажает меня на свои колени и я начинаю ронять слезы на сбитые колени. он хватает меня за шею и говорит о том, что мужчины не плачут. и я не плакал, когда он сорвал с меня одежду. и в тот день, хромая , я ушёл из дома. из "родимого гнезда" куда больше никогда не вернулся, то место, что я навсегда похоронил. я бесцельно брёл по улице, игнорируя кровавые следы и гематомы на лице и руках. люди отшатывались от маленького мальчика, будто он был уродливым животным. возможно, в глубине души, я им плавно становился. но я не плакал. я же мужчина.» Ричард изучал свою обувь с ссутленной спиной. он боялся посмотреть в глаза Николасу, но чувствовал на себе его пронзающий взгляд. мужчина придвинулся ближе и открыл альбом на первой странице. его рассказ был прерывистым и он надолго останавливался , разглядывая потрепанные временем фото. голос его дрожал и руки тряслись , но все же он впервые поделился с кем-то своей историей. он клялся, что ни одна живая душа этого не узнает, но вот рядом с ним сидит музыкант с красными волосами, они ночью в парке. смертельно откровенные. их связывает нечто большее, чем просто долг. вернемся. пастор сидит на заправленной постели и на стене перечень воспоминаний стелется перед глазами. когда Ричард выпьет пару рюмок крепкого алкоголя он сразу начинает рассказывать историю своих украшений, проколов и тату. всего у него их 16 : четыре на правом ухе, три на левом, правое крыло носа и септум, левая бровь, язык , губа и пупок, а также парочка, о которой Ричи предпочитает умалчивать, но сам факт их существования неизменен. два из них делал Николас. плюсом цветная татуировка на правой лопатке, которая перетекает от атланта к спине и кончается на предплечии. еще на переносице имелась продолговатая сережка, но ее пришлось снять после травмы. настал тот день, когда Черри предложил пастору прокол уха. незначительный и очень популярный. сам же мужчина порой восхищался гармоничности украшений на лице друга. они оба выделялись в толпе. один – своей девиантностью, другой – шрамом на левой части лица. –больно быть не должно... –задумчиво произнёс юноша, подходя ближе к мужчине. тот нервно сжимал руки на коленях. –Ричард, зачем мне это? - юноша оскорблённо вздохнул , протирая иглу спиртовой салфеткой. –тебе пойдет, честное слово. Николас вжался в подушки на постели и покачал головой. пару дней назад он был непоколебим в своем ответе, но теперь сомнения одолели его голову. никогда не питал любви к иглам. мужчина шепотом сказал, что он не «такой». Ричи замер, в ожидании. –какой–такой? – каждый раз он застывал, как кот, готовый в любой момент прыгнуть на добычу. он терпеть не мог осуждения. –экстравагантный, - мужчина выдавил эту фразу слабо и неуверенно. он уже готов был защищаться от этого дикого зверя. парень заполнил квартиру звонким смехом. –тебе третий десяток, – четвёртый, –перебил его Ники, – именно, четвёртый, а ты боишься как девочка. пастор сделал глубокий вдох и закрыл глаза в знак смирения. почувствовал холодную спиртовую салфетку на мочке уха и резкую, но не сильную боль. Ричард сделал пару шагов назад, снял перчатки и потянулся к фотоаппарату. –улыбочку, господин. когда Николас открыл глаза, его ослепил яркий свет вспышки и теперь он держал смешную фотографию. рука механически коснулась сережки на ухе и мужчина улыбнулся. вот фото большого кинотеатра. 11:28 –я сказал, я не пойду на эту философскую нудятину, – Черри возмущенно по-детски топнул ногой. –мы договорились, один фильм твой , один мой. я терпел, смотря этот сумбур. –ты ничего не понимаешь, это модно , хотя, в твои то лета, - Черри провокационно закатил глаза. мужчина привык слушать про свои годы и молча зашел в кинозал. юноша упрямо молчал, поэтому Николас по привычке озвучил заказ : два попкорна – с солью и с карамелью, вишневая кола и воду без газа, пожалуйста. фильм начался и Ричард смотрел куда угодно , лишь бы не видеть ненавистного экрана. боковым зрением пастор ловил эту упрямство юноши и усмехался про себя. мужчина так увлёкся кино, что восхищенно смотрел на большой экран, почти не моргая. когда начались финальные титры, Николас обернулся и увидел спящего рыжего с рассыпанным попкорном. ох, да Ричард на новых фотографиях рыжий. –старик, нужна твоя помощь, - парень заглянул в комнату, опираясь на косяк двери. пастор сидел на кресле и перебирал бумаги. –Ричи, я работаю. что-то срочное? – Николас взглянул на юношу поверх очков. –чрезвычайно! –дверь спальни хлопнула, подтверждая, что дело не требует отлагательств. мужчина даже не успел сказать, чтобы тот не звал его стариком. Ники, с собранными наскоро волосами и очками на кончике острого носа зашел в ванную, где на стуле перед зеркалом сидел Ричард. –надень перчатки и помоги мне прокрасить волосы сзади, –сквозь улыбку пролепетал он и протянул мисочку с оранжевой массой. пастор смиренно натянул перчатки. –новый цвет волос?–в подтверждение, юноша кивнул, –а какой твой натуральный? –вроде светло-русый или около того. –было бы забавно на тебя взглянуть в детстве, - Николас прокрашивал короткие пряди на макушке. с момента их знакомства волосы Ричарда отросли. изначально он был едва ли не лысый, хотя текстура локон приятная. очень мягкие и податливые. фотографии с концерта :одни из немногих, что делал сам Николас. –ну пойдем, старик, ну хотя бы один раз,- Ники снова отрицательно покачал головой. парень стоял на пороге – волосы гелем уложены назад, кожаный жилет обтягивает ребра и ключицы, обнажает шрамы и татуировку. блестящая сережка на животе. - нет и еще раз нет. что , если меня там узнают? Ричи громко закрыл за собой дверь, показывая обиду. Николас расслабил плечи и облокотился о стену. дом – работа – дом, почти не выходит никуда. да и клубы вызывают тошноту и навевают запах старой больницы. «уже три месяца, как он живет у меня. за такой короткий срок он обосновался лучше, чем Луи за 20 лет. я не хочу думать о тебе плохо. когда Р. спросил, почему ты ушла , я ответил честно. я был не достоин твоей любви. тогда он спросил , любил ли я тебя. а я знаю, что нет. знаю, что не хочу ему врать. знаю, что есть любовь абсолютная, трансцендентная любовь Божья. ну куда мне там до нее? я даже близкого полюбить не смог. и заповеди нарушаю. опять копаюсь в прошлом. я хочу пойти на концерт Р., но меня что-то держит. даже не знаю что. через силу пойду собираться. не хочу, чтобы он попусту обижался на меня.» Николас стоял у зеркала в ванной и расчесывал волосы. как же долго он не носил повседневной одежды. синяя футболка и спортивные штаны черного цвета. сверху пальто и клетчатый шарф. так просто и непривычно. на улице шел мелкий холодный дождь, вдали виднелся туман. концертный зал в двадцати минутах ходьбы. музыка была резкая, грубая, контрастная. нельзя было расслабиться под неё , в глазах людей бушевали эмоции и Ричи выгибался, прыгал, танцевал вместе с группой. исполняя гитарное соло на сцене. мужчина смущенно пробивался вперед [ох уж эти охранники , которые рассматривали его лицо и не хотели пропускать по билету] .Черри увидел знакомое лицо из толпы и прямо со сцены поздоровался с Николасом. тот, зардевшись, отвернулся , ибо толпа девушек начала валить на него с расспросами. рыжик посмеялся в микрофон и продолжил играть, а Николас отбивался от странных вопросов касаемо музыканта. еле как отделавшись от толпы прилипчивых дам после исполнения последней песни, Николас вывалился из клуба и стал жадно вдыхать свежий ночной воздух. Ричи выскочил следом и напрыгнул на широкую спину сзади. –спасибо ,что пришёл,– кричал Черри на ухо Николасу, обвивая его шею. –Ричи, Ричи, ты тяжёлый, –задыхаясь сказал он и присел, чтобы музыкант опустился на землю. «мне многого это стоило, но не зря. ты был восхитителен.»