Андрюша

      Наступил другой день.       Войдя в кабинет и включив свет, Миша замечает исписанную доску в обидных фразах: заика, урод, придурок шепелявый. Между словами также следовали неприличные рисунки. «За что? просто... за что?», – Горшенёв, охая, вытирал доску. Он всегда был чувствительным человеком, подобные вещи его задевают. Темноволосый предпочёл особо не обращать внимание на такие отпущения, не реагировать на них остро; наивно полагает, что вскоре отношение у определённого числа ребят к нему изменится, и не отказывается от самых придурочных.       Начался урок обществознания у другого проблемного класса. Поначалу всё было тихо: если некоторые ребята не слушали, то сидели тихо. А через пару-тройку минут последовали непонятные звуки, ехидные смешки. Михаил не обращал особого внимания: закатывал глаза, вздыхал и делал паузы, когда говорил лекцию. В один момент юноша не выдержал, повысил голос:       – Ребята, по... пож... жалуйста, прекратите шуметь! Давайте спокойно проведём урок, а инач... че я позову директора.       Гортань изрядно напрягается. Голос становится хриплым. Связки едва не лопнули.       – Наконец-то. Спасибо.       Горшок сел на стул, продолжив рассказывать материал — что-то из темы «Человек и общество».       Вскоре подростки вновь начали создавать помехи. У Мишки не было сил спорить, повышать вновь голос. Он досадно вздохнул, кое-как, еле сдерживаясь, довёл урок до конца, продиктовал домашнее задание и предупредил, что на следующий урок будет самостоятельная.       Следующих двух уроков у кареглазого не было — у него окна. Можно и отдохнуть. Взяв рюкзак, парень уходит в учительскую, где пока было пусто. Горшенёв сел за стол, тяжело выдохнул, будто ишачил беспрерывно, положил голову на стол и обхватил её руками. «Да что ж я не то делаю, а? Я интересно стараюсь донести материал, не говорю какими-то заумными словами, стараюсь быть с ребятами на одной волне... но некоторые из них меня почему-то ненавидят», – Миша вновь тонет в тяжёлой трясине болотистых мыслей. Тишина наседала на психику куда больше.       Минуты спустя кто-то тоже решил зайти в небольшой кабинет, неуверенно поздоровавшись. Горшок резко поднял голову, завидел того парня, который сутками ранее предложил подвезти до дома. Вот те на!       – Хо! я и не знал, что ты здесь тоже работаешь! – какой же он, блять, до омерзения радостный. Миха так жадно ему завидовал... ох, как жадно. – Может, всё-таки познакомимся? не возражаешь?       Хмурый, подавленный Горшенёв потирает глаза и томно, безразлично отвечает:       – Нет.       Собеседник садится рядом, деловито закинув ногу на ногу.       – Изволь, я начну. Зовут меня Андреем Князевым, для друзей и знакомых — Андрей, Андрюха, Андро и прочее; на работе я — Андрей Сергеевич. Преподаю русский язык и литературу. Много читаю в свободное время, также иногда играю на гитаре, рисую, музыку слушаю... в основном русский или западный рок, реже — какой-то попс нулевых, девяностых, восьмидесятых. Мне двадцать шесть лет, я холост, ни разу не был в отношениях и не стыжусь этого; ну, а что, времена нынче другие; не в СССР живём, когда тебя принуждали к двадцати трём годам обзавестись семьёй. Я вольный человек, пока не стремлюсь к созданию так называемого «домашнего очага». Живу один. – Княже сделал небольшую паузу. – Пожалуй, это всё. Вкратце.       Миша от чего-то стал царапать костяшки своих пальцев. Бледная, тонко натянутая кожа постепенно краснеет. Руки немного трясутся. Похоже, он нервничает.       – Я вот Миша Горшенёв; здесь, на работе — Михаил Юрьевич; мож-жешь называть меня Михой и как-нить ещё. Двадцать четыре года исполнилось в начале августа. Живу с мамой, в личной жизни дела обстоят не очень — нет у меня ни... икого. Годами ранее я был женат на одной девчу... ушке, красивой всем на зависть, любили друг друга сильно. Потом что-то всё пошло коту под хвост, мы расстались без скандалов: внимательно выслушали друг друга, мирно-тихо разошлись. Преподаю историю и общ-ществоз-знание, да только дела по-большинству идут худо-бедно... уж не знаю, почему некоторые ребята меня ненавид... дят. Я хорошо и интересно объясняю материал, стараюсь как бы... как бы на одно... ой волне быть со всеми, но, увы... – кареглазый судорожно закусал губы едва ли не до выступов крови, – Хотя, нет, не буду дальше говорить, а иначе расклеюсь. Так вот: из музыки я предпочитаю исключительно рок, попс-хуёпс и прочую ересь я вообще на дух не переношу. Рисовать любил в детстве, щас как-то дела с этим не очень обстоят. Я чаще на гитаре играю, как и ты. Читать тоже читаю, но реже.       Андрей постыдно молчал и не знал, как поддержать собеседника. Потом выдвинул:       – Ты уж извини меня, Мишаня, не могу поддержать тебя... в моих силах только посочувствовать. Я с подобной ситуацией мало, крайне мало сталкивался, а нынче — вообще нет. Надеюсь, что тебя поддерживает мама, если ты ей рассказываешь об этих проблемах. Попробуй сходить к директору, Юлиану Борисычу, он мужик что надо!..       Татьяна Ивановна поддержала бы сына, помогла, если бы тот ввёл её в курс всех проблем. Михаил вот чего-то молчит, как партизан в плену немцев.       – Да пробовал я уже! и ни фига...       – Тогда уж не знаю, хоть отказ напиши или заявление об увольнении       «Отказ... а других-то за что мучить? Раз взялся — так неси этот проклятущий венценосный крест. Да какое к чёрту увольнение? я проработал здесь всего ничего. Хотя, зачем мучить и себя?..», – политика Горшка была такова, противоречащая. А с другой стороны, какого лешего он жалуется, раз пока не собирается ничего менять?       Два урока подряд друзья болтали. Очевидно, они успели обсудить всё и всех. Потом нужно было идти работать.       И освободились юноши в одинаковое время. Князев лестно предложил Горшенёву подвезти его до дома; темноволосый решил на этот раз не отказываться. По радио неожиданно заиграла песня «Paranoid» британской метал-группы «Black Sabbath». Миха отстукивал пальцами по ноге ритм, смотря на меняющийся за окном пейзаж.       – Ну как, сёдня-то нормально поработал или опять глотку рвал на всяких имбицилов? – интересуется Дю.       Горшок кивнул.       – Так, средненько.       Ответом послужил скудный вздох.       По приезде к нужному дому Горшок спонтанно предложил приятелю погостить у себя некоторое время — отказа не последовало.       С позволения Миши Князев прохаживался по квартире и осматривался. Самой последней он посетил комнату Мишки: стены там увешаны постерами со всякими актёрами и музыкантами; на полках стоят вряд книги, а где-то и пара мягких игрушек; кровать не застелена — на ней беспорядочно раскинулось постельное бельё; на стуле, что находится перед письменным рабочим столом, висит домашняя одежда. Глаза Андрея зацепились за альбом, в котором находятся детские фотографии Миши.       – О, – Княже обернулся и застал в дверном проёме приятеля, – надеюсь, ты не против, что я взял этот альбом? Ты там такой смешной карапуз! не изменился ни капельки.       От такого нежданного и непривычного комплимента лицо Горшенёва окрасилось в ярко-розовый цвет, он вдобавок и замер — хитрый колдун по имени Андрей с ним это сотворил.       – Ты... ты... ч-чай... б-бу... будешь?.. – кое-как проговорил кареглазый.       – Естественно.       А этот смазливый гад с ржаными волосами только и рад тому, что добился цели — нелепого по-детски смущения. Каков беспредел!       В прочем, говорили ребята не так много, как пару часов назад в учительской. По факту сидели в неловком безмолвии. И только за где-то часа два, как Дюха должен был свалить домой, Миша решил посмотреть с ним фильм «Лох — победитель воды». Оба остались с положительными впечатлениями о кинокартине (правда, для Горшка это уже был второй по счёту просмотр).       Вечером, как обычно к шести часам, домой воротилась мама.       – Ма, представляешь, – такой довольный, Мишутка садится за кухонный стол, запрокидывает ногу на другую и лыбится, – у меня появился друг на работе. Его Андреем зовут. Я так... так рад этому.       – Это хорошо. Нет, вернее, просто прекрасно, сынок. – ласково произнесла Татьяна, поставив готовый ужин. – Можешь о нём что-нибудь рассказать? – было заметно, что она крайне заинтересована.       – Да что там рассказывать-то... Ему двадцать шесть, является учителем русской литературы. Хобби у нас одинаковые: гитара, чтение. Только Андрей ещё и рисует. И, пред... п-почтения у нас практически схожи. Практически потому, что он слушает иногда там какую-нибудь группу «Мираж»: кто ты, мой новый герой? ты будешь здесь, я верю... бла, бла, бла, ну и прочие артисты Советской сцены. Раз ему нравится — пусть слушает. Вот... – следующие слова шатен произнёс едва ли не шёпотом: – А как человек он очень, ну при очень хороший!.. замечательный!..       Ещё бо́льшую радость Михаилу доставляли тёплая улыбка и искорки любви в глазах матери. Ведь это так мило сердцу — видеть искренность в действиях, словах, поддержку родителей.       До поздней ночи учитель проверял множество тетрадей: были два девятых, все одиннадцатые и десятые классы. Горшенёв долго сидел, что для него больной спины плохо; только Татьяну Ивановну пришлось разбудить, чтобы она хорошенько натёрла и помазала. Лишь бы на следующий день с позвоночником проблем не было...       Увы, такого не случилось: посреди дня, на одном из уроков, Миша потянулся и всё-таки какой-то нерв защемило. Жгучая, пронизывающая боль отдаёт в область грудного отдела. С работы надо сто пудово отпрашиваться, ибо, очевидно, весь день работать в таком состоянии категорически нельзя. До кабинета директора дойти удалось с трудом. Отпросившись, Горшок оповестил маму о случившемся.       – Мась, у меня это... спину защемило, болит сильно. Я такси вызвал, сейчас поеду домой. В больницу талон надо было брать, кажется... возьму на завтра.       – О-хо-хо... Мишут, я тогда тоже отпрошусь с работы, ибо как ты один, так «плюсом» и с больной спиной, сам о себе позаботишься?       – Ц, да Мась, блин...       – Лепёшка. Я сейчас же выдвигаюсь, и это не обсуждается.       Спорить с мамой Миша не хотел, и не было в этом никакого смысла. Он мог бунтовать разве что в подростковом возрасте, сейчас же как-то отлегло — повзрослел.       Татьяна Ивановна приехала к обеду, сделала сыну массаж и помазала спину обезболивающей мазью. Минутами позже дискомфорт как рукой сняло.       Конечно же, Горшок взял запись к неврологу на следующий день, чтобы прийти на осмотр и проконсультироваться; а работу молодой человек также решил пропустить. В прочем, Юлиан Борисович, директор школы, не оказал возражений. Как-никак, здоровье — очень важно. Работа может и подождать.