Ловец снов

— Да ну, это же бред... — Ты сам пришёл ко мне, а не к Джуну, — брюнет разворачивается на кресле к Киму, закинув ноги в позу лотоса, и задумчиво хмурит лоб. — Если хочешь рациональный и социально приемлемый ответ, тебе в соседнюю дверь. На фоне играет набросок нового трека — сырой рэп поверх барабанов и баса, которые Хосок быстро накидал под ритмический рисунок в голове. Тэхён лежит в спортивных штанах и белом худи на большом кожаном диване в студии артиста, увлечённо рассматривая потолок. Он честно не собирался сегодня в офис, но долг в лице срочной документации позвал его во время утренней пробежки. Так что Ким, который успел только свернуть за угол дома, побежал обратно на подземную парковку и в воскресенье поехал на работу. Ночь для него прошла не совсем спокойно. Мысли не замолкали до самого утра, глаза сомкнулись только в половину шестого, а в девять его сознание уже во всю бодрствовало и подкидывало новые теории. Второй раз. Уже во второй раз Тэхён не чувствует головных болей после встречи с этим омегой. Сначала он даже не связал два этих факта, потому что после их первого столкновения Ким больше думал о пугающем состоянии мужчины, переживал, всё ли с ним хорошо, а как пришёл домой, все мысли заняли коробки, которые покорно ждали распаковки. Но после вчерашнего альфа задумался, как ему удалось разобрать вещи после переезда и не слечь спустя полчаса на диван с вертолётами перед глазами. Таблетки, конечно, отчасти помогали, но когда Тэхён встретил Чона во дворе, они уже плохо действовали, так что дальше должно было быть только хуже. И вчера... Обычно после прогулки с Ёнтаном Ким умывался и сразу ложился в кровать, потому что за весь день уже не оставалось сил сдерживать гул в голове и стоять на ногах. Всё было не так плохо, как может показаться, мигрени не были всегда невыносимыми, но ближе к ночи даже лекарства никак не спасали. А вчера Тэхён просидел до половины шестого абсолютно спокойно. Он с непривычки даже не сразу понял, что уже близится к утру, потому что для него ложиться, когда светает, совершенно несвойственно. Обычно он бы просто не дотянул до такого времени. А в отсутствии мигреней голова, кажется, обрела второе дыхание и не могла перестать проигрывать образ омеги перед глазами. Глубоко внутри всё ещё оставался его запах. Чонгук так вкусно пах. Хотя "вкусно" — совсем не то слово. Этот аромат чувствовался родным. Вчера, пока Тэхён разносил оставшиеся вещи по комнатам, наслаждаясь свободой от сковывающих и давящих ощущений у висков, он заодно заглянул в свой второй кабинет — маленькую домашнюю студию, в которой даже на прошлой квартире редко удавалось провести больше часа. Свободного времени практически не было после вступления в должность, как и сил после долгого рабочего дня, и это сильно ударило по творчеству Кима. Желание писать никуда не ушло, но всегда приходилось жертвовать им ради председательства в компании. А вчера альфа снова сел за оборудование и написал свой первый трек за последний год. Ощущения при финальном прослушивании были непередаваемые: улыбка не сползала с лица, а внутри разливалось тепло и радость от занятия любимым делом. И Тэхён уснул с новой мелодией в голове и нежными лилиями в лёгких. Одна мысль, почему это с ним происходит, всё же была, но сам он это произнести не осмелился. Пусть лучше кто-то ещё это скажет. Может, так Ким поверит, что он не сошёл с ума. И именно поэтому он сейчас сидит в компании Хосока. Он как никто другой знает, как важна бывает вера. И как отличить бред от реальности. Хоби в этом профессионал. — Я ничего другого тебе не скажу, Тэ, — продолжает старший. — Ты сам мне всё так описал, что никакие другие мысли в голову даже не лезут. — Значит, вполне возможно, что это у меня поехала крыша. Альфа крутится на диване, закидывая ноги на спинку, накрывает голову с одной стороны подушкой и измученно смотрит на старшего. — Во-первых, кому ты это говоришь? — Хоби усмехается и наигранно обиженно смотрит на Тэхёна, который неловко опускает подушку на глаза. — И, во-вторых, хочешь сказать, ты не провёл две ночи подряд без мигреней? — рэпер поднимает бровь, сверля Кима глазами, и тот снова выглядывает. — Мигреней, которые с тобой уже десять с лишним лет. А Тэхён молчит. Потому что сказать нечего. Такое не придумаешь. Последний раз он так свободно себя чувствовал в восемнадцать. Когда его альфа ещё не сформировался. Когда мигрени были только в периоды контрольных и экзаменов, а таблетки казались уделом пожилых. Дожили. — Но ты не можешь серьёзно говорить, что он — мой истинный, — устало выдыхает альфа. — Я не говорю, а предполагаю, — Хосок прикрывает глаза и кивает с дружелюбной улыбкой на лице. — Даже как предположение это звучит дико, — Ким снова крутится на диване, и его голова уже свисает с края, а пятки ходят по стенке. — Тэ, — альфа устало выдыхает. — Давай, скажи мне, что ты не думал об этом. — Думал... Но, блять.. Такое вообще ещё существует? — Не проверишь — не узнаешь, — заключает старший. — А теперь прекращай марать мне стены и, раз уж заглянул, иди, запиши мне гайд вокал. У меня голос сегодня не в тонусе. Тэхён закатывает глаза, но Хосок этого уже не видит — разворачивается на стуле к компьютеру, находит нужную дорожку и проверяет аппаратуру. А Ким возвращается в адекватное положение на диване и стряхивает волосы вокруг покрасневшего лица. — Тебе просто нравится бесплатно использовать мой ангельский голос, — альфа встаёт с дивана и направляется к двери в будку. — Это тоже, председатель. Шевелите булками, — рэпер хлопает Тэхёна по ягодице, подгоняя, а сам довольно улыбается, настраивая связь с комнатой записи. — Но я даже не знаю мелодию, — говорит Ким в микрофон, хотя он не уверен, слышат ли его вообще. — Ничего, сообразишь по ходу.

***

Пальцы глухо стучат по клавиатуре, пока на экране буква за буквой появляется чёрная бегущая строка. Чонгук сидит за стеклянным столом на кухне, поджав одну ногу под себя. На носу — очки в тонкой оправе, справа от ноутбука стоит большая кружка со стальной трубочкой внутри. Чон подносит её к губам, перечитывая последние пару предложений и обдумывая дальнейший сюжетный поворот, пока по горлу стекает колючая пенистая жидкость. Кто попробует запретить ему пить пиво днём во время работы, тот сразу будет отправлен куда подальше. Он пьёт, не чтобы напиться. А чтобы на время заглушить свои собственные мысли и, как ни странно, сосредоточиться на работе: Конец летнего фестиваля, вдалеке виднеется салют, который запустили в центре города, возможно, слегка поспешив по времени. Двое омег пятнадцати и тринадцати лет возвращаются домой по просёлочной дороге, чувствуя на себе чей-то пристальный взгляд. На улице уже сумерки, людей вокруг нет, и они сворачивают на старые заброшенные железнодорожные пути. И если идти по ним, то через минут двадцать ноги сами приведут к дому. Они говорят об учёбе, громко смеются и бездумно шагают вперёд. Но ощущение чужих глаз на спине продолжает скрести душу, заставляя внутри всё сжаться в маленький дрожащий комочек. Холод окутывает спину, шею, кожа покрывается крупными мурашками. Светловолосый мальчишка останавливается и хватается за рукав второго, боясь посмотреть назад. — Мне кажется, за нами кто-то следит... — Да кому ты нужен, Джиён, — омега постарше дёргает его за руку, обращая на себя внимание. — Там никого нет. Он поворачивается и смотрит на уходящую вдаль дорогу, скрытую лесом по обеим сторонам от путей. — Ты уверен, хён? — На сто процентов, — гордо заявляет брюнет, смотря вновь на своего младшего. Джиён осторожно поднимает взгляд на хёна, и внутри всё замирает. Его глаза расширяются, а сердце начинает бешено биться, когда он замечает большую тень, падающую на профиль темноволосого. — Х-хён... — Да? Младший медленно поворачивается и видит в метрах десяти от себя чёрную длинную фигуру высотой в два человеческих роста. Она просто неподвижно стоит. Черт лица, кажется, совсем нет, но спустя мгновение начинает проглядываться пара бусин вместо глаз на мертвенно-белой коже. Мальчиков будто окатило ледяной водой. Они берутся за руки и начинают быстро идти в направлении дома. — Не оборачивайся, — говорит старший, утягивая омегу за собой. Но Джиён не может ничего с собой поделать — не знать ещё страшнее, чем взглянуть страху в лицо. Он мельком смотрит назад и видит, что фигура стала ближе. Между ними теперь метров пять, и брюнет резко останавливается, заставляя младшего вздрогнуть. Он так и не может оторвать глаз от ужасающе спокойной фигуры, которая тоже остановилась вместе с ними. — Хён.. Ты чего? — блондин боится отворачиваться, чувствуя мнимый контроль в своих руках, пока глаза прикованы к этому мистическому существу, от одного вида которого пробирает дрожь до костей. Пальцы трясутся, а в горле встаёт ком. — З-здесь карточка... — омега подбирает её с земли и начинает читать: — "Начнём с простого, малыши. Назовите имена всех членов вашей семьи. Но если соврёте... жнец сразу всё узнает"... — О чём ты говоришь, хён. Пошли быстрее отсюда... — младший резко прижимается ещё ближе к брату, когда фигура делает шаг вперёд, снова останавливаясь. Хотя она больше парит, чем шагает. Но от этого легче не становится. Джиён смотрит в сторону старшего и видит, как у того трясутся руки. — Б-бохён... — Что ты делаешь? Брюнет переходит на шёпот, не сводя глаз с устрашающей фигуры, которая так же смотрит на них, не отводя своих маленьких бусин, не дрогнув ни на мгновение. И от такой пустоты внутри этих глаз становится жутко. — Тут написано, если мы всё выполним, кара нас минует... — К-кара?.. — Ёнми, Дэхён и.. — старший смотрит на омегу. — Джиён... И Джиён. Светловолосый сжимается, не зная, чего ждать. Но чёрный жуткий жнец, кажется, замирает. Омеги делают пробные шаги, отдаляясь от фигуры, ускоряются, по-прежнему оборачиваясь, и даже переходят на бег. И тяжесть на время уходит от ложного ощущения свободы. Но, как оказалось, зловещая фигура лишь дала им фору в метров сто и снова начала их нагонять, бросая свою крупную тень под ноги... Звонок в дверь. Чонгук моргает несколько раз, чешет голову, пытаясь стряхнуть воспоминания и дорисованный к ним сюжет. Вдыхает свежий воздух, чтобы взбодриться, и идёт к входной двери. — Добрый день! Доставка из китайского ресторана, — курьер слегка кланяется и передаёт бумажные пакеты полные еды в руки омеге. — Да, спасибо, — Чон принимает заказ, ставит на пол около двери и хлопает себя по карманам, ища карточку. — Ой, извините, я сейчас быстро схожу за бумажником. Доставщик кивает, и омега скрывается за углом коридора. Хватает со стола банковскую карту, которую подготовил специально для этого и благополучно забыл взять с собой. — Вот, держите, — подбегая к двери, протягивает двумя руками карту. Мужчина прикладывает её к терминалу, а Чонгук ведёт головой, пытаясь понять, откуда идёт звук на этаже. Чуть толкает дверь, чтобы она открылась шире, и взгляд падает на спину и знакомую макушку тёмно-русых волос. Чон слегка покусывает губу, зависая на некоторое время — любопытство не отпускает, хочется узнать, не ошибается ли он. Поэтому когда доставщик передаёт карту обратно вместе с чеком, омега лишь кивает, бездумно принимая в руки, а глаза так и не отрываются от мужчины у двери напротив. И, кажется, тот услышал его мысли: спина выпрямляется, и макушка медленно поворачивается, будто всё тело чувствует этот пристальный взгляд. Показавшийся профиль заставляет глаза раскрыться сильнее, а когда тёмно-карие радужки устремляются на Чонгука, всё внутри сжимается в предвкушении. Он. Мужчина делает шаг вперёд и слегка наклоняется, всматриваясь в лицо напротив. — Ч-Чонгук-щи? Лицо альфы искривлено в непонимающей гримасе, будто он не уверен в том, что говорит. А Чон растерянно бегает глазами по коридору. Не узнаёт?.. Он касается пальцами щеки и вспоминает, что белая маска, которая увлажняла его кожу во время работы, всё ещё закрывает практически всё его лицо, и омега тут же стягивает её, пряча в кулаке. Хорошо, что она уже почти высохла. — До свидания, — кланяется курьер, и Чон тоже с ним быстро прощается. — Добрый день... — говорит Чонгук уже мужчине напротив и неловко отводит взгляд, когда тот делает осторожные шаги в его направлении. На лице альфы появляется неприлично яркая улыбка, и Чон чувствует лёгкое трепетание внутри. Почему этот альфа вызывает такие эмоции?.. Вот, доставщик же не вызвал. Вообще ноль чувств. Знает он его примерно так же хорошо — практически никак. А этот мужчина с самой первой встречи не выходит из головы. — Так это вы живёте напротив, — с нескрываемой радостью говорит Ким. Его глаза опускаются на пакеты с едой позади омеги и снова поднимаются к лицу. — Обожаю китайскую еду. Чон удивлённо моргает, а когда натыкается на застенчивую улыбку, не может сдержать смешок. — Это вы так напрашиваетесь ко мне на обед, Тэхён-щи? — Чонгук склоняет голову к плечу, ухмыляясь, но уже спустя мгновение его ресницы начинают подрагивать, когда альфа непринуждённо делает ещё один шаг и оказывается в метре от него. Чёртов лайм. Чёртова улыбка. Которая становится только шире. — Честно говоря, просто захотелось за что-то зацепиться, чтобы начать с вами диалог. Но если пригласите, не откажусь. На щеках омеги невольно выступает лёгкий румянец, и альфа внутренне умиляется с такой реакции. — Извините, но я не приглашаю в дом мало знакомых мне людей, — Чонгук не знает, откуда берётся эта игривость в голосе альфы, но сам неосознанно перенимает её. — Почему малознакомых? У нас уже так много общего: мы оба любим собак и китайскую еду. Кажется, после такого уже съезжаются, если не сразу бегут под венец. Чонгук пытается сдержать смех, но эмоции берут верх, и он начинает хохотать в голос, опираясь на дверной косяк. Смущаясь, прикрывает улыбку кулаком, отворачивается от слишком довольного собой альфы. А Тэхён сам не знает, что несёт. Слова бесконтрольно вырываются, а искренние и чистые эмоции на лице омеги от каждой фразы совершенно срывают тормоза. Хочется делать всё, чтобы тот улыбался и светился. — Но здесь порция только на одного меня, — сдерживая разъезжающиеся уголки рта, говорит Чон. И тщетно пытается вернуться в своё невозмутимое состояние, складывая руки на груди. — Я не рассчитывал, что собачник-альфа, которого я знаю второй день, появится на пороге моей квартиры и захочет поесть с мной лапшу. Тэхён расплывается в улыбке, сжимает вместе губы и опускает взгляд, стараясь сдерживать эмоции внутри. Но это так плохо получается, особенно когда омега весь такой мягкий и домашний в своих шортах и футболке неловко мнётся от каждой фразы, но по-прежнему так увлечённо и уверенно отвечает. — Звучит как прекрасный сценарий для первого свидания, — Ким смотрит на омегу и вольно или невольно облизывает губы одним крупным движением. И ловит на себе взгляд Чонгука, который сглатывает и снова переступает с ноги на ногу. Прокашливается. — Вы всегда так уверены в себе, Тэхён-щи? Что, если я не ищу отношений? Дрожь в теле усиливается, но она настолько не похожа на ту, которая всё ещё захватывает Чона при каждой вибрации телефона. Эта дрожь другая. Она бутонами наливается внутри и раскрывается маленькими хлопающими фейерверками, которые посылают тепло по всему телу. Так непривычно... Ким делает небольшой шаг вперёд, видимо, совершенно теряя рассудок. — И не нужно, — ещё шаг, и Чону стоило бы отступить назад, но ноги отказываются двигаться. Особенно когда альфа наклоняется к шее, отчего Чонгук делает слишком громкий вдох, вбирая в себя цитрус. — Давайте не будем искать вместе. Тэхён не может себя сдержать: ведёт носом у кожи, утопая в медовой лилии, но не касается. Оставляет сантиметров десять между ними, впитывая каждый тяжёлый вдох омеги. Слегка поворачивает голову и видит, как подрагивают ресницы прикрытых глаз, как губы приоткрываются, впуская ещё больше лайма внутрь. Чонгук неуверенно подаётся носом вперёд и делает такой рваный вдох, будто сейчас пойдут слёзы, но этого не происходит. Омега лишь горячо выдыхает куда-то в район ключиц Кима, а тот чувствует будоражащие мурашки по всему телу. И ничего не может с собой поделать — снова подаётся вперёд и нечаянно касается сгиба шеи кончиком носа, отчего Чон снова сдавленно выдыхает, но не отстраняется. Чёрт, как же ведёт. Чистые лилии и никакого сандала. Никакой горечи в эмоциях. Только бархат кожи и естественный аромат этого омеги. Чонгук чувствует. Чувствует неимоверный комфорт и спокойствие с каждым вдохом сладкого лайма. Чувствует, как цитрус пробирается в дыхательные пути и оседает на стенках, врезается в рецепторы, заставляя закатить глаза в наслаждении. Так близко. И в голове никаких мыслей кроме всепожирающего желания вцепиться клыками в эту карамельную шею. Почувствовать цедру, приятно-горьковатые нотки аромата альфы. И Чон невольно подставляет шею, чувствуя чужое дыхание на покрытой мурашками коже. Звонок. Вибрация раздаётся из кармана шорт и жалит кожу, заставляя дёрнуться и вжаться. Омега стискивает пальцы в кулаки и резко опускает голову, приходя в себя. Пока Тэхён быстро отстраняется от неожиданности и озадаченно смотрит на застывшего мужчину. Телефон продолжает громко вибрировать, но Чон не реагирует. Только сильнее сжимает кулаки и начинает бегать глазами по полу. Ким хмурит брови, чувствуя, как аромат начинает вязать во рту, сушить и горчить, чувствуя, как лилия меркнет. — Вы... Не возьмёте трубку? — Тэхён ругает себя в голове, потому что надо извиниться, а не задавать глупые вопросы и лезть в чужие дела. Что он вообще творит? Чон сказал, что ему это не нужно. Зачем было подходить так близко? Тем более к чужому омеге... Да, метка на месте. Чонгук тянется рукой к карману и достаёт злосчастный телефон. На экране высвечивается "Сонхо", и Ким прикусывает губу, отворачиваясь, чтобы не подглядывать. Хотя уже поздно. А в голове как навязчивая мысль крутится эта чёртова метка. Её там быть не должно... Омега блокирует экран, и вибрации прекращаются. — Простите... Я.. не знаю, что на меня нашло, — отходя от мужчины, виновато говорит Тэхён. Чон прикрывает глаза, возвращаясь в реальность, и выходит из мыслей. Мыслей, от которых вмиг сковало всё тело, а мышцы на спине начали болеть от напряжения. Когда же он перестанет звонить? А альфа перед ним всё так же неловко мнётся. — У вас всё хорошо? — осторожно интересуется Ким, продолжая ругать себя внутри. — Да... Всё хорошо, — и снова эта вежливая улыбка. — Простите, мне не надо было подходить так близко. Вы правильно сказали, мы мало знакомы. Я позволил себе слишком много, и мне жаль, что мои действия... — Это не из-за вас, Тэхён-щи, — взгляд омеги становится мягче. Потерянные глаза Кима останавливаются на лице омеги, которое выражает совершенно непонятные ему эмоции. — Простите за откровения, но.. я же чувствую горечь в вашем аромате... Ваши лилии обычно не такие. Уши Чона начинают гореть, а все эти слова почему-то уходят прямиком в низ живота. — Это всё звонок. В этом нет вашей вины. Честно говоря... — Чонгук резко останавливает себя, не давая слететь с языка так и рвущемуся: "Ваш лайм — единственное, что меня сейчас успокаивает". Ваш лайм хочется ближе, чаще и глубже. Хочется на языке, на коже, внутри себя... — "Честно говоря"..? Альфа растерянно смотрит в лицо погрузившегося в мысли омеги. — Честно говоря... — Чон крутит в голове подходящее варианты, чтобы заменить свою изначальную реплику. — Честно говоря... А! Подождите, пожалуйста, здесь. Никуда не уходите! Омега убегает к себе в квартиру, и Тэхён любопытно заглядывает внутрь, но быстро одёргивает себя — на сегодня достаточно вольностей. И спустя пару минут Чонгук возвращается, немного вприпрыжку, с лёгкой улыбкой на губах. — Ваш платок, — протягивает аккуратно сложенную ткань, и Ким бездумно принимает её, пока глаза с нежностью обводят мягкие черты лица омеги. — Думаю, я недостаточно ясно выразился ранее, но хочу ещё раз сказать спасибо. Не знаю, как, но вы правда помогли мне в тот вечер. Возможно, это самовнушение, но в любом случае, спасибо, Тэхён-щи. Лицо Чонгука снова выражает лёгкость и будто светится изнутри. Обвивающие его лилии окутывают Кима с ног до головы, топят в этом сладковатом облаке. И альфа расслабленно выдыхает, снова позволяя улыбке осесть на лице. Но внутренняя тревога за него по-прежнему не отпускает. — Рад, что смог помочь, — Ким прижимает платок к себе. — Приятного вам аппетита. Не буду больше отвлекать, а то еда совсем остынет. Омега оборачивается, вспоминая про обед, и снова возвращается глазами к мужчине напротив. — Хорошего вам дня, — Тэхён слегка кланяется и начинает отходить от двери. — До вечера? — срывается с языка омеги, а глаза расширяются в удивлении от собственных слов. Ким отпускает лёгкий смешок. — Да. До вечера, — альфа одаривает его своей яркой улыбкой и ждёт, пока Чонгук, тоже неловко поклонившись, скроется за дверью. С ума сойти. Он падает всё глубже и глубже.

***

Чонгук моет руки в раковине на кухне, когда телефон снова начинает жужжать от вибрации, разносящейся треском по стеклянному столу. Омега застывает и нервно жуёт нижнюю губу. Выключает воду и берёт в руки полотенце, начиная бездумно стирать с себя капли слегка агрессивными движениями. Нет больше сил. Он подходит к столу, видит на экране то, что и ожидал, и, прикрыв глаза, проводит подрагивающим пальцем по дисплею, поднося телефон к уху. — Слушаю. На том конце слышен смешок. — "Слушаю"? Какие мы деловые, — по спине бегут леденящие мурашки, и хочется спрятаться от них, снять с себя кожу, лишь бы не чувствовать их холод. А когда-то этот голос дарил приятные бабочки... — Зачем ты продолжаешь мне звонить? — Может, потому что ты бросил мне в лицо развод и решил судьбу наших отношений за меня? Чонгук возмущённо фыркает, пока всё тело продолжает дрожать. Он садится на стул, прижимая к себе колени. — Мы с тобой поговорили, я уже всё тебе сказал ещё в тот день, — голос тоже дрожит. Чёрт... — Только я не хочу развод, — продолжает альфа. — Ты — мой омега. Возвращайся домой, и мы всё забудем. Всё станет как раньше. — Да как ты не понимаешь, я не хочу "как раньше"! И я больше не твой омега. Чонгук раздражённо проводит пальцами по волосам, нервно сжимая их в руке. — У тебя до конца жизни будет моя метка на шее. Так что ты всегда будешь моим омегой, — мужчина начинает рычать в трубку, и Чон сильнее вжимается в спинку стула, чувствуя как нижняя челюсть начинает подрагивать как в ознобе. Пальцы впиваются в бёдра через ткань шорт, он делает глубокий вдох и неровно выдыхает. — Сонхо... Прошу, прими мой выбор, — начинает омега. — Мне тоже тяжело это даётся, но мы правда больше не можем быть вместе. Я не чувствую к тебе того, что раньше. И я тебе уже говорил, что хочу найти себя, хочу заниматься тем, что мне нравится... — Ты несёшь бред, Чонгук. У нас счастливый брак, мы уже столько лет вместе, и ты собираешься просто взять и уйти? "Счастливый брак". Чон невольно закатывает глаза, бесшумно выдыхая свое возмущение. — Я больше не могу быть твоим омегой... Да, я тебе очень.. благодарен, — лёгкая горечь растекается по языку, — за любовь, которую ты дарил мне все эти годы, — и сердце слегка колет. — Но я больше не вижу нашего совместного будущего... — Ты — мой муж. В смысле, ты не видишь нашего будущего? Я в сентябре заканчиваю работу над европейскими филиалами, и сразу после этого мы хотели завести детей... — Ты хотел, Сонхо. Я никогда не говорил, что готов к ним, — тишина оглушает. — Ты знаешь хоть что-то о моих желаниях?.. Возможно, Чонгук лукавит, потому что он был бы рад семье, маленьким альфочкам и омегам, но с правильным мужчиной. И за последние полгода он окончательно осознал, что Сонхо — не тот альфа, с кем можно было быть собой и строить семью, о которой Чон мечтал. Как минимум, омега понял, что его правда никогда не любили. Любили идею, может, тело.. но не душу. Сколько бы он не заводил разговор о своих интересах, амбициях, его никогда не воспринимали всерьёз. И вполне возможно, даже не слушали. Так что, конечно, Сонхо не знает. Не хотел знать. — Ты — омега, — Чонгук слышит злость, которая начинает захватывать альфу с головой. — И должен рожать детей. Ты совсем уже слетел с катушек? Чем ещё ты собрался заниматься? — Да, блять, хватит говорить мне, кто я! И я сам решу, что я должен! — Следи за своим языком, омега. Чонгук не выдерживает, встаёт со стула и начинает расхаживать по кухне, чтобы стрясти напряжение и гнев. "Омега"? Это обезличивание ещё больше раздражает. Да, он ведь просто омега. — Отъебись, Сонхо... — устало выдыхает Чон. — Я не вижу смысла в этом диалоге. Ты даже не пытаешься меня услышать... — У тебя появился альфа, который трахает тебя на стороне? — кажется, мужчина на том конце не услышал ни одного слова. — Да ты издеваешься! У меня никого нет! Я просто не хочу быть с тобой! — уже кричит Чонгук и только спустя полминуты понимает, как жестоко это прозвучало. Но Сонхо будто совсем не хочет его слышать. Будто другой альфа — единственная причина, почему Чон может уйти от него, ведь у омег в голове пустота. Только семья, секс и дети. Какой микс. — И как давно вы ебётесь? Омега срывается на нервный смех. — Пошёл нахуй, Сон. Не звони мне больше. Бумаги оставь у моего адвоката. Чонгук сбрасывает трубку и нервно сжимает телефон в руке. Всё внутри трясёт, бурлит от дикой смеси злости, отчаяния, бессилия и страха... Каждая клетка тела пропускает через себя эти мерзкие эмоции. И какой контраст. Дрожь после встречи с Тэхёном ни разу не была похожа на эту. Она успокаивает, дарит тепло. И Чон ловит себя на мысли, что совсем не отказался бы утонуть в его аромате прямо сейчас. Чтобы избавиться от неприятной тошноты.

***

Тэхён заходит домой с невинной улыбкой на губах. Лилии стали новым кислородом. Это милое, чистое лицо омеги — его морским прибоем, которое дарит безумное чувство свободы и спокойствия. Мягкий, но уверенный голос — его любимой мелодией, пробуждающей чувства, которые слишком долго сидели на цепи в недрах души. Даже пугает, насколько это нереально ощущается. Но манит. Зовёт эта неизвестность, кажется, прямиком домой после долгих скитаний. Столько лет. Как он продержался столько лет без этой маленькой эйфории с ароматом лилий и целой галактикой в глазах? Не разуваясь он на цыпочках идёт до барной стойки, на которой оставил документы. Оглядывает кухню и замечает оставленный включённым свет и капли кофе на столешнице рядом с кофемашиной. Возмущённо закатывает глаза. — Да, Джун, — прижимает телефон плечом к уху и тянется к раковине за тряпкой. — Во сколько мы сегодня подписываем нового артиста? — В пять, — Ким мочит тряпку и смывает не до конца подсохшие следы. — Сейчас заберу бумаги и вернусь в офис, — включает кран и смывает грязь. — А тебе зачем? Тоже хочешь присутствовать? — Да, хотел прийти.. эм... поприветствовать будущего коллегу, если ещё буду на работе, — голос друга звучит слегка неуверенно, но Тэхён сейчас слишком увлечён внешним миром. Он моет руки и сушит их полотенцем. Снова хватает бумаги в руки и зажимает их подмышкой, перехватывая телефон. — Понял, — выключает свет и направляется на выход. — Тогда встретимся в офисе. Буду через минут двадцать. — Да, давай. Тэхён сбрасывает трубку, слегка хмурится, обдумывая слова друга. В последнее время он часто посещает разные встречи вместе с ним, много интересуется деталями внутренних процессов и, кажется, сам лично переживает за судьбу многих проектов. И добрая улыбка оседает на лице Кима. Он снова оглядывает квартиру на предмет оставленных вещей и закрывает дверь, уже обдумывая план дальнейших действий. Сегодня его компания подписывает нового солиста, поэтому лёгкое волнение щекочет нервы. Но Ким справится. Не зря его готовили столько лет. Намджун и правда пришёл на встречу. Сидел и внимательно слушал адвокатов, которые финализировали сделку и в последний раз пробегались по всем пунктам договора. Кажется, даже что-то записывал в телефон, нахмурив брови, чем вызывал у Тэхёна улыбку. Сегодня у Джуна был выходной, Ким об этом знал, но всё же тот пришёл. И председатель решил не задавать лишних вопросов. Сделка прошла успешно, обе стороны были довольны результатами, и Тэхён наконец спокойно выдохнул. Ещё одно дело было закрыто. Но по-прежнему висел дебют новой группы, в фоновом режиме как белый шум нагонял небольшую тревогу. — Ну, и как всё прошло? — альфа с кошачьими глазами встаёт с кресла и открывает маленький холодильник с напитками, стоящий на полу студии. — Отлично, — с улыбкой отвечает Ким и садится на диван, ногами рисуя узоры на ковре с очень дружелюбным "Keep Off" в центре. Джун садится следом и хватает протянутый ему чай в прозрачной бутылке. — Ты хорошо проконтролировал, чтобы наш председатель не опозорился? — язвит Юнги, закидывая последнюю дольку мандарина в рот, и принимается чистить новый. — О чём ты? — спрашивает альфа, и Тэхён тоже переводит глаза на друзей, забирая свой напиток. — На кой хер ты ходишь за ним щеночком постоянно? — усмехается альфа и по-дружески несильно толкает Намджуна в плечо. — Очень смешно, — ворчит тот, а Ким усмехатся. — Отстань от него, Юнги-я, — председатель сияет своей широкой улыбкой, которая быстро превращается в коварную. — Он просто мой большой фанат. Хочет повторить мою историю успеха. Не все в свои двадцать восемь уже руководят лейблом, — хвалится Тэхён. И Джун слегка сжимается, неловко усмехаясь в ответ. По телу пробегается холод от слов друга, но он не подаёт вида и резко переводит тему: — У тебя разве не сегодня было интервью? — Нет, завтра с утра, — отвечает Мин и делает глотки, не соприкасаясь губами с горлышком бутылки. Привычка. — Да, точно! — подрывается на месте Ким, складывает ноги на диван и облокачивается на них. — Завтра же придёт журналист Пак! В глазах председателя появляются маленькие звёзды, и его голос звучит чуть оживлённее. Юнги хмурит брови и в своём стиле наезжает без повода: — А ты с чего такой радостный? Зацепил тебя чем? — с прищуром говорит альфа. — Нет... — а в голове Тэхёна мелькает лицо Чона, и уголок губ снова дёргается в улыбке. — Журналист Пак подходил ко мне лично по поводу интервью. Он — друг моего соседа. Бровь Мина заинтересованно дёргается. — Соседа? — с губ слетает усмешка. — Председатель Ким, я сейчас ещё раз отвернусь, чтобы взять напитки, а вы за это время сотрите эту подростковую ухмылку с вашего лица, — Джун не сдерживает ответный смешок. Альфа и правда отворачивается в максимально театральной манере, но когда возвращает свой взгляд на друзей, картина не меняется. Но теперь они оба лыбятся как придурки, смотря на хозяина студии, отчего Юнги тоже позволяет себе тихо усмехнуться. А затем серьёзно продолжить: — Будь осторожен. Если кто-то вас увидит, дело будет плохо, — он предостерегает Кима, который чуть хмурится от тона друга, но потом всё же не сдерживает улыбку. — Что ты там себе уже напридумывал? Между нами ничего нет, — Тэхён отпивает из бутылки, чтобы скрыть своё смущение. Ну, да. Нет. Как и нет желания постоянно быть с ним рядом, вдыхать его аромат, смотреть в его поблёскивающие даже в темноте глаза. Совсем ничего нет. И лёгкой дрожи сейчас в груди тоже. — Значит, вы не спите? — Ким закашливается. И Намджун приходит спасти ситуацию: — Юнги-я, он уже не маленький мальчик, — хлопает альфу по спине, не особо улавливая настроение, захватившее студию. От Тэхёна веет чем-то неопределённым. Хотя сам Джун тоже сейчас чувствует себя как на тонком льду. — Поэтому я это и говорю, — Мин поджимает губы, задумавшись, и смотрит на друзей. Он правда так проявляет заботу. Не хочется неприятностей для Кима. Ему и так нелегко на работе, не хватало ещё личных проблем. — Я услышал тебя, хён, — слегка нервно смеётся Ким, и кажется, его волнение не сильно заметно. Он дарит другу улыбку и глубоко выдыхает, позволяя себе немного отпустить ситуацию. И Юнги улыбается в ответ, пока не осознаёт: — Подожди... А ты с чего такой радостный? — брови друга снова сводятся вместе. — Ты это уже говорил, — усмехается Ким. — Повторяешься, Мин, — поддерживает Джун. — Нет-нет, — альфа переводит взгляд на второго друга и пытается найти в нём понимание. — Почему он улыбается и так радостно болтает с нами? Времени видел сколько? Глаза Намджуна тоже резко округляются, и альфы поворачиваются на Кима, который нервно чешет голову. Рассказать о своих догадках он точно не может, они не поймут. Сам Тэхён ещё не до конца этому верит, а они уж точно не смогут такое принять. Пока не время. — Эм... Я на днях новые таблетки решил попробовать... На мгновение его окутывает тишина, пока друзья фильтруют ответ. И он выдыхает, только когда слышит первую реакцию. — О, круто, Тэ! — говорит Юнги, отмирая. — Они так хорошо работают? — Да.. — нервно усмехается Ким, а у самого щёки краснеют, но этого уже никто не замечает за оживлённой беседой. А Тэхён не может не думать. Он уже начинает воспринимать как данность отсутствие мигреней. К хорошему, действительно, быстро привыкаешь. И, видимо, если это правда истинность, запаха омеги хватает на некоторое время. Даже одной встречи достаточно, чтобы до конца дня чувствовать себя прекрасно. А если это не истинность... То у Тэхёна самые лучшие галлюцинации на свете или очень мощное самовнушение.

***

Темноволосый омега спешно открывает дверь деревянного дома и утягивает за собой своего брата, который всё так и не сводит глаз с дороги. Жнец отстал от них. С каждым честно отвеченным вопросом он замедлялся и давал им возможность убежать. Чтобы потом так же быстро нагнать при малейшем промедлении. Его фигура уже была так далеко, что её было практически не видно. Если бы не две блестящие бусины глаз, которые продолжали смотреть из темноты даже на расстоянии ста метров. Кожа младшего уже чешется от мурашек, глаз дёргается от нервов, а во рту всё сушит и вяжет. — Закрывай дверь, — суетится старший. — Н-нет... — дрожащим голосом отвечает Джиён. — Если мы закроем дверь, т-то не увидим, когда он будет уже за порогом... — А вдруг он не сможет войти? — глаза темноволосого судорожно бегают по дому. Дому, где даже не горит свет. Он оглядывается, подходит к лестнице, чтобы посмотреть, есть ли кто-то на втором этаже, но там тоже темнота. — Джи... — Да?.. — мальчик всё так же держит ногу в двери, не давая ей закрыться. А подгоняемое ветром дерево так неприятно поскрипывает в ответ. И кажется, глазки вдалеке становятся крупнее... — А где все? Светловолосый хмурится и быстрым взором обводит дом — правда никого. — Родители.. уже должны быть дома, — продолжает Бохён. — Может, они спят? — и глаза снова в дверной проём. Старший бежит в большую спальню, но постель по-прежнему заправлена. Судорожно сбрасывает с кровати одеяло, но, как и ожидалось, там никого. — Хё-ён... — раздаётся из коридора. — Хён! Омега выбегает к брату и снова видит эту фигуру уже в метрах десяти от их порога. Младшего трясёт как при лихорадке, он часто дышит, иногда срываясь на всхлипы. — Он уже здесь, хён, — мальчик не сдерживает плач на последних словах, которые вырываются изо рта не совсем членораздельно. Страх захватывает его полностью. Бохён подбегает к омеге и обхватывает его за плечи, пытаясь утянуть вглубь дома, но в следующую же секунду жнец одним быстрым и, что ещё более жутко, плавным движением, совершенно нечеловеческим, подлетает к Джиёну, нависая над ним своим мертвенно белым лицом с горящими бездонными бусинами глаз. Парни замирают, оставляя лишь неподдающуюся контролю дрожь, пока голова жнеца медленно поворачивается набок. Всё тепло покидает тело, и следующая фраза звучит будто в голове. Никакого голоса, никаких записок. Будто на телепатическом уровне транслируется прямо в сознание. И от этого жуткого скрипучего скрежета никуда не сбежать. — Вы подписали себе приговор ещё на первом вопросе. Не стоит так раскидываться именами, детки. Вам разве не рассказывали, что зная ваше имя, кто-то сможет навести на вас порчу? Или забрать душу... И мальчиков засасывает в огромный рот с множеством мелких острых зубьев, внутри которого кромешная темнота и пожирающая абсолютно все крики тишина. Чонгук криво улыбается и нажимает "Сохранить" в документе. Он весь день продумывал сюжет одного из эпизодов, вспоминал вопросы, которые всплывали в его собственном сне, добавлял что-то от себя. Отдельно расписал образ жнеца более подробно, чтобы не упустить ни одной детали. Ведь именно в них чаще скрывается всё самое страшное. Когда это просто абстрактный образ, тяжело с ним соединиться. Но если его, например, немного очеловечить, и потом намеренно исказить до невозможных и пугающих масштабов, мурашки сами побегут по телу. И, конечно же, игра актёров. Ещё только предстоит узнать, кто будет играть конкретно в этом эпизоде, но Чон доверяет продюсеру Квону и его команде. Омега с усталой, но довольной улыбкой закрывает ноутбук. Бам оживляется в своём домике и встаёт на лапы, когда видит, как хозяин распрямляет ноги и потягивается за кухонным столом. Чонгук разминает позвоночник, поворачиваясь в разные стороны, и ловит нетерпеливый взгляд добермана. — Третий эпизод дописан, Бам-а! — радостно говорит он, чуть сморщив носик, когда собака несмело начинает вылезать. И Чон по-доброму усмехается. — Вылезай, засранец. Будем праздновать, — омега жестом руки подзывает его к себе, и тот быстро выбегает, виляя хвостом. Чонгук треплет мягкие уши питомца, склоняется над его мордочкой и целует в переносицу, пока тот пытается его облизнуть, дёргая головой. — Сходим за пивом, что скажешь? — кажется, Бам стал его постоянной моральной поддержкой. Доберман ничего не понимает, но когда хозяин встаёт, послушно следует за ним по квартире, пока они наконец не останавливаются в коридоре. Чон смотрит на часы, которые показывают десять вечера, и берёт в руки поводок. — Сегодня погуляем дважды, да? Сейчас только до круглосуточного магазинчика, а потом вместе с Тани, хорошо? — улыбка растекается по лицу ещё шире от одного упоминания питомца соседа. Чонгук прикусывает губу, чтобы сдержать свои эмоции, подхватывает с полки ключи и, зацепив поводок, выходит из квартиры. С ума сойти. Целых три эпизода, два из которых уже одобрены, если не считать ещё и пилотный. Продюсерам нравятся его задумки, нравятся его сценарии и персонажи, и это ужасно радует. Чон чувствует, что результат его трудов правда ценится по достоинству и, как он и хотел, приносит ему деньги. Внутри что-то греет, он будто на вершине мира. Это какое-то безумие. Почему альфы в высшем обществе оставляют эти нереальные эмоции только себе? Вот каково это — иметь любимое дело, стараться, работать ради его реализации и видеть, как труд постепенно окупается. Да, это был не первый сценарий Чона, который пошёл в прокат, но он всё ещё не привык к этому будоражащему чувству. Омега берёт своё любимое пиво, и мармеладки за прилавком на него слишком жалобно смотрят, так что они тоже идут в пакет. Он с улыбкой на лице складывает карту обратно в карман, пока продавец любезно советует ему взять зонт у входа в магазинчик, чтобы не промокнуть по пути домой. И Чонгук вежливо прощается, выходя из звенящей колокольчиками двери. Дождь и правда начинает накрапывать мелкими неприятными каплями, но до его дома всего несколько метров вдоль дороги. Так что омега решает оставить зонт для кого-нибудь, кто доберётся до магазина позже и уже не сможет избежать тяжёлого ливня. — Пойдём, Бам, — он отвязывает добермана от поручня для велосипедов и, схватив в одну руку поводок, расслабленно идёт по дороге, впитывая кожей влагу в воздухе. Он достаёт из пакета пачку с мармеладками, зубами отрывает уголок и закидывает в рот первого мишку. В руках слишком много вещей: поводок, пакет, пачка сладостей, и Чон роняет на землю тот самый маленький кусочек упаковки. Он вылетает на траву, и омега присаживается, чтобы его подобрать, как вдруг из рук вылетает ещё и поводок. Чонгук забирает свой мусор и растерянно смотрит вокруг. На Бама это совершенно не похоже. Он видит, как доберман подбегает к кому-то впереди и прищуривается, чтобы разглядеть тёмную фигуру рядом с машиной, которая слепит своими фарами. Чон подходит ближе и видит, как Бам радостно трётся боком о мужчину, ластится от приятных поглаживаний. А у омеги всё замирает внутри. Чонгук сжимает руки в кулаки, а дождь как назло усиливается. Будто чувствует его эмоции. Мужчина приободряюще хлопает собаку по бокам и тоже поднимает свой взгляд, отчего омегу будто со спины окатывают ледяной водой. — Привет, Чонгук.