Ловец снов

— Как ты? Вопрос заставляет альфу нервно усмехнуться. Тем же тоном, что и всегда, с той же лёгкой улыбкой, но отчего-то сегодня этот голос раздражает. — Как тебе сказать... — избегая зрительного контакта. Тэхён жуёт губы, борется с собой в голове, но спустя некоторое время прикрывает глаза и отвечает: — С каждым днём я всё больше чувствую себя последним подонком на Земле. Дни летят быстрее, чем этого бы хотелось — следующие несколько недель после той ночи с признанием Чонгука нещадно бегут, ускользают между пальцев, но каждая встреча с истинным заседает в памяти. Тэхён много работает, омега тоже, но из ночи в ночь они смакуют выделенное им время, прогуливаясь с собаками под мрачным небом Сеула. Этих встреч у них не отнять. А насытившись кислородом, Чон из раза в раз приглашает Тэхёна на чай, и альфа не отказывает — никогда не упускает возможности провести больше времени со своим истинным. Каждый свой выходной Ким просыпается по привычке так же рано, но использует эти часы, чтобы добраться до ближайшей кофейни, а после, ко времени обычного пробуждения омеги — оставить завтрак и американо со льдом под его дверью. Тот просыпается значительно позже из-за работы по ночам, но когда видит очередное сообщение с добрым утром, уже привычно выходит на лестничную площадку с готовым заварочным чайником в руках, подбирает свой завтрак и, преодолев несколько метров, звонит в дверь напротив. — Сегодня чёрный листовой с апельсином и корицей из рождественской коллекции Harrods, — с хитрой ухмылкой и всё ещё чуть припухшим ото сна лицом говорит Чонгук. — Слетал ради меня в Лондон? — бодро спрашивает Тэхён и с ответной улыбкой на лице тянется губами к омеге, оставляет невесомый поцелуй. Ещё со времён приёмов, когда Чонгук организовывал бизнес-встречи и торжественные вечера для мужа и его партнёров, у него остались связи и адреса хороших магазинов, в том числе чайных. Там-то он и закупился разными сортами, не зная, что понравится Тэхёну. Но тот восторгается каждым и изо дня в день веселит омегу своими шутками на новый чай, мол омега ограбил заблудившегося в Корее английского джентльмена, после чего всегда целует в благодарность, и Чонгук впервые чувствует, что его заботу ценят, а не воспринимают, как должное. Светлые улыбки Тэхёна и его довольные мычания во время завтрака стоят всего на свете. А Тэхён тает от теплоты Чонгука. Тает от его домашних улыбок, скромных усмешек на его шутки и нежных поцелуев при каждой встрече. Они стали их приветствием — поцелуи, в которых губы надолго не задерживаются сомкнутыми. Поцелуи со вкусом лайма и медовых лилий. Поцелуи, в которые альфа неустанно шепчет, как сильно скучал и как он счастлив начинать свой день именно так. Из-за чего Чон неустанно краснеет и теряет последние ниточки, связывавшие его с миром, в котором не было их истинности. А Ким уже не вспомнит, когда в последний раз засыпал без мыслей о том, кто дорог сердцу. Днём они обычно оба работают, обмениваются парой сообщений за обедом, и Чонгук каждый раз поражается тому, как сильно он влип. Не замечает, что этот альфа уже занимает большинство его мыслей и является частью его новой рутины, той частью, ради которой хочется просыпаться по утрам раньше будильника. И каждое такое осознание сопровождает глупая улыбка. Вместо тревоги, вместо былой паранойи — неугомонные бабочки, цветочный аромат листового чая, который так любит Тэхён, мелодии напеваемых им песен. Дел и правда много, поэтому каждый из них часто бывает занят. Тэхён работает с креативным директором и его командой над треклистом альбома, утверждает расписание двух других групп, разбирается с промежуточными отчётами о прибыли и докладывает Совету директоров об успехах и грядущих проектах. Это ещё не считая начавшийся тур Юнги и время от времени работу с Хосоком над его песнями. Тот уже постепенно склоняется в сторону релиза, но всё ещё меняет своё решение чуть ли не каждый день. А Чонгук дома дорабатывает истории к финальным эпизодам дорамы, ездит на согласования и вносит правки в сценарий клипа. Свободное время омега проводит либо с Тэхёном, либо с Джином за подготовкой к суду, либо с Чимином на телефоне, который, к слову, согласился на предложение артиста и уже спустя неделю после их с Чоном разговора вылетел в первый город вместе с командой Agust'а D. Омега не забывает отправлять фотографии, писать и в особо одинокие моменты пересматривать видео их прощания в аэропорту, которое снял Тэхён. На нём Чонгук крепко обнимает друга за талию, а Чимин прижимает его голову к своей шее обеими руками, сквозь слёзы шепча слова о том, что Пак вылетит к нему первым же рейсом, если это понадобится, и будет писать каждую свободную минуту. Так он и делает — практически ни одно утро не обходится без фоток и видео Чимина из серии: "это мы приземлились в Нью-Йорке", "это моя проходка за кулисы", а "это Юнги-ним разогревается, только никому не показывай эти видео, иначе меня четвертуют" и смеющиеся смайлики. Чонгук скучает, безумно. Но радость и гордость за друга греют сердце и помогают справиться с разлукой. В один день Тэхён пересекается с Чоном в офисе компании, когда омега приходит на утверждение макетов и сюжета. Чонгук не говорит об этом заранее — хочет сделать сюрприз, и у него получается. В перерыве Тэхён невольно сталкивается с ним и своей креативной командой, сопровождавшей омегу, у лифтов. Чон сжимает губы, пряча улыбку, вызванную удивлением председателя, кланяется и поднимает глаза на альфу, смотря снизу вверх из полусогнутого положения. А Ким не замечает, как на его лицо садится ухмылка и слизывается широким, довольным мазком языка. Чуть позже в тот день альфа уже намеренно ловит Чонгука в коридоре, заводит его за открытую дверь одной из мастерских и зажимает у стены: — Мы же только вчера вечером разговаривали о планах на сегодня. И ты сказал, что будешь работать дома и ждать звонка от журналиста Пака. Но вот ты здесь, стреляешь в меня своими хитрыми глазами и даже не краснеешь. У меня сердце чуть из груди не выпрыгнуло, когда я тебя увидел. Тебе смешно? — Очень, — кивает Чон, а Тэхён невольно отвечает улыбкой на тихий смех омеги, склоняясь ближе. — Не представляешь, как я рад, что ты здесь, — и голос альфы сразу сходит на шёпот, нос утыкается в щёку Чонгука, который сам не замечает, как закатывает глаза от бегущих мурашек. — Нас же могут увидеть, — так же тихо тянет омега и, противореча собственным словам, подставляет шею под сухие, короткие поцелуи. — Не увидят, — в бреду бормочет Тэхён и любовно мажет губами по медовой коже: целует за ухом, угол челюсти, спускается ниже и, уже привычно игнорируя метку, чмокает сгиб с пахучей железой. — Даже по вон тем камерам? Ким поднимает глаза в угол, куда смотрит Чонгук, и снова возвращается к омеге: — Превышу свои полномочия и заберу диск с сегодняшней записью к себе домой. Буду пересматривать на досуге, — с ухмылкой на лице. — Дура-ак, — невольно протягивает Чон, когда альфа с шумным выдохом снова припадает к его шее. Их поцелуи с каждым разом стирают всё новые грани, каждое касание подбирается всё ближе к сердцу и окольцовывает его дурманящим чувством. Чонгук не хочет давать ему имя, но с удовольствием принимает нежные прикосновения губ к своей шее в тени молодых деревьев во дворе их дома, к горячим щекам в душной гостиной собственной квартиры, к своим устам, до красноты искусанным и заботливо зализанным его истинным альфой. Омега сам не замечает, как носит с собой аромат Тэхёна, куда бы ни пошёл. Не замечает, как сандал на шее уже становится еле слышимым, а лайм гармонично сплетается со строптивой лилией на верхних ступеньках. Чонгук позволяет себе жить. Позволяет наслаждаться истинностью, наслаждаться Тэхёном, который своей искренностью, теплом и заботой рушит стены из страхов, переживаний и недоверия. А Чонгук, как влюблённый мальчик, в беспамятстве падает в бережно окутавшую его лю-.. ласку. Падает даже глубже, чем мог себе представить, и на бормотания сонного альфы, обнимающего его в своей собственной гостиной за просмотром очередного фильма про зомби, тихо смеётся, но отвечает: — Не рановато? — Я хотел это предложить, ещё когда понял, — шумный зевок. — Ещё когда понял, что это ты сидишь на скамейке, — и тихие причмокивания в полудрёме. Альфа не помнит того разговора, но Чонгук временами прокручивает его у себя в голове. В тот день альфа предложил ему жить в его квартире: "Раз уж мы и так всё свободное время проводим вместе". Но, как оказывается чуть позже, это не был сонный бред — Тэхён за очередным завтраком повторяет своё предложение: — Переезжай ко мне, — его глаза светятся, пальцы сжимают руки омеги, а губы гуляют по тыльной стороне ладони, костяшкам. Он смотрит с детской мольбой в глазах, и брови Чонгука заламываются под эмоциями. Сердце что-то осторожно покалывает. — Ты серьёзно?.. — Мы завтракаем вместе, ужинаем вместе, разговариваем до поздней ночи, а если у меня выходной, то и обед тоже делим на двоих. Я хочу просыпаться и чувствовать тяжесть твоей головы на своей груди и тепло твоей руки на талии. Хочу первым делом с утра дарить тебе в поцелуях все те чувства, которые накопил за ночь. Хочу просыпаться счастливым. А Чонгук не отвечает, но его улыбка говорит за него. Он прячет взгляд, жар подступает к щекам от понимания, насколько Тэхён в нём, а он в Тэхёна. Нет, не влюблён. Но точно глубоко погружён. Омега лишь шепчет: — Ты сумасшедший... — В который раз ты меня уже называешь сумасшедшим, — поцелуй прямо в безымянный, долго не отрывая губ. Вместо клятв, вместо обещаний, вместо кольца. — А ты такой и есть. Совсем сошёл с ума, — Чонгук прикусывает губу, пока глазами следит за движениями альфы. Почему-то эти поцелуи в руки кажутся в разы интимнее любых других. Тэхён теряет улыбку и поднимает серьёзный взгляд на омегу: — Ты свёл меня с ума, но я не жалею об этом ни на секунду. И хоть Чонгук и отказал альфе в тот день, омега по-прежнему хранит это воспоминание глубоко в сердце: заглядывает в него перед сном, прокручивает как в замедленной съёмке туда-обратно, мнёт затвердевшие мышцы лица от неугасающей улыбки. — И почему же ты считаешь себя подонком? — мужчина потягивает кофе из своей кружки и ставит её на столик у кресла, смотря сквозь линзы очков на клиента. — Это ты мне скажи. Что я делаю не так? Почему меня никак не отпускает тревога? — Тэхён поднимает полные надежды глаза на своего психолога, но тот лишь слабо улыбается. — Каким словом ты бы описал это чувство? Чем, как ты думаешь, вызвана твоя тревога? Ким отводит взгляд и прислушивается к своим ощущениям. — Виной? Последний день мая, и в воздухе уже чувствуется наступающий на пятки весне июнь. Тэхён в тот день возвращается с работы рано, но "в отместку" решает не сообщать омеге об этом — хочет увидеть восторг и удивление в бездонных глазах. Карман оттягивает продолговатая коробочка с серебряной цепью крупного плетения. Ким прогуливался со своим секретарём неподалёку от офиса компании и взгляд зацепился за ювелирный магазин. Он, дослушав реплику коллеги, кивнул ему и, не сказав ни слова, направился к стеклянным прилавкам. Чонгук же любит украшения? Его уши всегда поблёскивают серебряными кольцами, как-то омега даже упоминал, что его привлекает пирсинг... Тэхён просканировал профессиональным глазом витрину и остановился на браслете — в меру броском, но в то же время не вычурном. Хочется, чтобы эти руки украшал драгоценный металл, камни, и альфа купил бы ему всё самое дорогое, только золота на омеге он ни разу не видел. Рисковать не стал. Тэхён заходит в фойе, останавливается у лифта и в стеклянной двери во двор видит уже знакомую каштановую морду, тут же скрывшуюся из поля его зрения. Альфа подходит ближе, присматривается и глупое сердце учащается раньше, чем в голове пролетает имя истинного, а с губ слетает бесстыдное: "Люблю". Ким выходит на улицу, медленно шагает по двору и смотрит на сидящего на корточках Чонгука. Брови сами сводятся к переносице, пока до ушей не долетает: — Аджощи, хватит уже копать, — тянет детский голос, и с губ Кима срывается смешок. Он незаметно подходит ближе. — Он не помещается в эту яму, нужно ещё глубже, — бормочет себе под нос Чон. — Так, аджощи! Как же я его потом найду? — с недоумением в ответ. — Мы же нарисовали карту, — раздражённо и, видимо, уже не в первый раз говорит омега, а Тэхён уверен, что тот закатил глаза. — И что я говорил по поводу "аджощи"? Чонгук поворачивает голову на мальчика и видит падающую под ноги тень. Поднимает глаза, прищуриваясь, и выставляет ладонь козырьком. — Чем вы тут занимаетесь? — и омега не сдерживает смешок, представляя, как он сейчас выглядит со стороны. — Мы закапываем сокровища, аджощи. Не отвлекайте нас! — насупившись отвечает маленький альфа — тот самый Мингю, в слезах которого Тэхён когда-то увидел повод заговорить с тем, без кого сейчас не представляет свою жизнь. А затем мальчик вспоминает о манерах: — Пожалуйста, — и кланяется, вызывая улыбки у старших. — В этот раз ты пришёл подготовленный? — Ким кивает в сторону явно новой игрушки. — Аджощи подарил мне сундук! Теперь я смогу закапывать свои сокровища туда, где их ни-икто не найдёт, — довольно тянет малыш. — Вот оно что, — Тэхён приглаживает волосы на голове мальчика. — Ты сказал аджощи спасибо? Омега стреляет в Кима нахмуренным взглядом. — Спасибо, аджощи-и, — громко выпаливает мальчик в поклоне и возвращает внимание к выкопанной яме. — Ты теперь пират? Закапываешь награбленное с сообщниками? — ухмыляется Ким. — Судя по тому, сколько песка у меня на одежде, я — сокровище, которое неудачно пытались закопать. И Мингю, и Бам — оба постарались, — парирует Чонгук под тихий смех альфы. — И как я не догадался? Они садятся уже на своё привычное место, смотрят на увлечённого мальчика и незаметно сцепляют руки на скамейке. И Тэхён беспечно говорит то, что крутится в голове: — Я думал, ты не любишь детей, но вы с Мингю... Мингю, верно? — омега кивает. — Вы с ним, кажется, хорошо поладили. — Всё ещё помнишь тот случай? — Как я могу забыть? Ты тогда защищал мой платок ценой детских слёз, — говорит Ким и получает лёгкий удар по колену от омеги. Смеётся. — Тот платок пах тобой... Я тогда ещё не понимал почему, но не мог выпустить его из рук, — а сердце Тэхёна пропускает один удар, потому что слишком близко и слишком знакомо это чувство. И Чонгук продолжает уже тише, смотря ровно перед собой: — И я бы не сказал, что не люблю детей. Однажды я бы хотел семью.. наверное. Ким улыбается. Да, ещё рано говорить о таком, тем более что-то сейчас планировать — прошло только чуть больше месяца с их встречи той ночью. Но внутри Тэхёна уже простраиваются новые нейронные связи, открывается новое поле для размышлений, рисуются красивые картинки, где он и Чонгук — одна семья. Как быстро голова подкидывает мысли о том, о чём раньше было страшно даже мечтать. — Ты чувствуешь вину? — Ким кивает. — За что? Но альфа не знает, как ответить, а точнее сильно сдерживает себя где-то на бессознательном. Нервно дёргает шеей, ощущает подступающее напряжение. — Я не знаю, как он отреагирует, — спустя пару минут размышлений. — На что? Тэхён чувствует раздражение. Будто его психолог не знает, о чём тот говорит. Но он и правда не знает. Альфа делает глубокий вдох, чтобы не сорваться от накопившейся тревоги. — Дыши, — размеренным голосом. "Дышу, блять", — думает Ким. — Я не знаю, как он отреагирует на то, что в тот вечер во дворе была не первая наша встреча. И что с ума он меня свёл ещё много лет назад... Тэхёну тогда было двадцать два. В тот период он работал в креативном отделе компании своего отца с продюсерами и сонграйтерами и впервые за всё время стажёрства чувствовал себя на своём месте. Он наконец-то мог заниматься тем, что его действительно интересовало, и тем, что его изначально и привлекло в музыке — созиданием. Ким учился у лучших умов, впитывал в себя навыки и знания, как губка, творил ночи напролёт. И уже спустя несколько месяцев его идеи начали брать на альбомы, а альфа почувствовал себя действительно счастливым. И это счастье распространялось везде: он чувствовал свою значимость, постепенно осознавал свою ценность и впервые за долгое время начал мечтать, прямо как мальчишка. Это было прекрасное время, но для Тэхёна оно было особенным не только из-за работы. Ведь именно тогда, в свои двадцать два, он впервые встретил того, кто заставил сердце юного мужчины до боли биться о грудную клетку из-за невозможности быть принятым. Тэхён встретил его. Поздний ужин, ранние сумерки — семья Ким пришла на очередной приём в честь совершеннолетия омеги знатного происхождения. Подобные вечера организовывались регулярно, но сам Тэхён уже пару лет на них не являлся — был слишком занят на своём всеобъемлющем стажёрстве. И раз его график на время стал более гибким, отец решил, что пора сыну вернуться к выполнению своих семейных обязанностей. Ведь рабочих ему было недостаточно. Тэхён запивал шампанским свою откровенную скуку, сам ещё не считал себя готовым к браку, поэтому все заинтересованные взгляды пресекал поднесённым к губам бокалом и закатанными глазами при очередном глотке спиртного. В голове крутились идеи новых битов, Юнги за несколько часов до этого приёма показал ему крутой плагин с традиционными корейскими инструментами, так что у Кима до ужаса чесались руки, и без остановки работал мозг. Ровно до того момента, как он вышел на широкий балкон, чтобы подышать свежим воздухом, и стал невольным свидетелем юношеского бунтарства, которое в их обществе скорее назвали бы непозволительной наглостью и пошлостью: — Ты не представляешь, как я заебался, — раздалось откуда-то снизу. На улице уже была практически ночь, фонари подсвечивали пустой задний двор, на который выходил тот самый балкон Тэхёна, а недовольные нотки в голосе и неожиданность от сказанных слов заставили альфу поперхнуться игристым. Кто это такой смелый? У любого гостя здесь сразу завяли бы уши и случился инсульт, если бы он услышал подобные похабные выражения в привилегированных кругах. И именно поэтому Ким затих и начал невольно прислушиваться с ухмылкой на губах: — Нет, я не собираюсь менять своего решения. Но родители продолжают намекать мне на детей, хотя я говорил, что ещё не готов рожать. Я думал, что Сонхо меня поймёт, но он тоже в последнее время начал говорить о наследниках, — голос на время затихает, а потом слышатся смешки. — Да, тут правда все строят из себя королей, Чим, — и снова смех, такой бархатный и заразительный. Тэхён не замечает собственную улыбку. — Но в любом случае, пока я не закончу учёбу, у меня есть отмазка. А там что-нибудь придумаю... Как там профессор Кан? Сильно злился, что я не смог прийти на защиту нашего проекта? В голове Тэхёна тогда возникло много вопросов. Всё, что он слышал с того небольшого балкончика казалось ему слишком естественным, живым и поэтому совершенно неуместным для здешней атмосферы. Этот парень оказался омегой, из-за чего брови Кима ещё сильнее подлетели вверх. — "Удовлетворительно"? Я смогу его переубедить. Не переживай, мы что-нибудь придумаем. Мы слишком много работали, чтобы он занижал нам оценки. Тем более это шанс попасть в журнал... С каждым словом Ким всё больше тянулся вперёд всем телом, опираясь локтями на поручень ограждения. Хотелось узнать, кто этот бесстрашный омега и как ему удалось не потерять себя в этом жестоком мире высшего общества. Откуда в нём эта уверенность? И почему, даже не зная его, Тэхён бы поверил его словам? Такой смелости хочется верить. Но тот парень стоял, видимо, прямо под самим балконом, поэтому альфа мог видеть лишь макушку падающей от парня тени на земле. — Мы обязательно добьёмся публикации нашей работы! Ты же так об этом мечтал... — а затем уже еле слышно: — Мне пора идти, — недолгая пауза, и уже более мягким голосом: — Да, дорогой? — звук короткого поцелуя, невольно поникшая улыбка Тэхёна и удаляющиеся шаги. В тот вечер Ким не увидел обладателя этого голоса, но уже на следующем приёме услышал отчётливое "Блять", когда проходил мимо уборной. Он тогда резко остановился, замер, потому что этот тембр не спутал бы ни с чем, и усмехнулся. Снова он и снова привносит краски в чёрно-белую рутину. Тэхён тогда выглянул из-за угла, как бы невзначай прошёл рядом, но ноги остановились, как вкопанные. Омега смотрел на лацкан своего пиджака и усердно пытался что-то оттереть. Он не видел Кима, а тот бесстыдно смотрел на этот лучик в беспросветном царстве напыщенности, лицемерия и лжи. Улыбка с каждой секундой становилась всё шире, и сжатые губы норовили вот-вот не сдержаться и поддаться этому напору радости. Тэхён тогда подошёл к нему, без слов тихим кашлем в кулак привлёк к себе внимание и протянул платок. Парень поднял на него глаза, но только на мгновение — всё-таки замужнему омеге неприлично находиться наедине с неизвестным альфой и тем более смотреть ему в глаза. Поэтому взяв любезно протянутый платок, он быстро стёр видимые следы с пиджака и хотел было уже убрать его к себе в карман, как Ким перехватил его за манжет. — Я хотел постирать... — тоже мягким, но уже отчасти уязвимым голосом проговорил омега, не поднимая глаз. Но Тэхён лишь забрал платок из его рук и коротко ответил: — Не стоит. Не хотел создавать для омеги лишних проблем. Так близко, как в тот вечер, да и во время последующих приёмов Тэхён к нему не подбирался. Держался вдалеке, чтобы не пугать омегу своим интересом и не создавать беспочвенных слухов. А возможно, и чтобы не давать самому себе надежду на более близкое знакомство. Но в тот вечер Ким всё же успел ухватить одну важную деталь, которая с тех пор не покидала его мыслей: уже в машине, на обратном пути до дома, альфа поднёс платок к носу и впервые закатил глаза в удовольствии от чужого аромата. С тех самых пор на столе в доме Тэхёна если и появлялись живые цветы, то это всегда были лилии. Время шло. Чонгук, как узнал потом Ким от общих знакомых, незаметно для самого альфы стал его запретным объектом восхищения. Черты юного омеги были мягкими и изящными, щёки были всегда чуть розоватыми, а губы поблёскивали, отражая искусственные огни. Сдержанный и статный образ, который держал омега, ласкал взор всех, кому удавалось поймать его глазами, и Тэхёну тоже с каждым разом было всё тяжелее оставаться равнодушным. Особенно, когда вспоминались те отрывки из разговоров и брошенные фразы омеги, которые Ким, бывало, вылавливал на подобных приёмах. Ким всегда держался поодаль от всех видов бесед на таких вечерах. Был одиночкой, за что часто получал выговор от родителей, которым было важно казаться идеальной семьёй в глазах публики. Но Тэхён предпочитал тишину, и, видимо, Чонгук тоже, потому что альфа часто ловил его фигуру в местах, отдалённых от общего праздника, и улыбался своим мыслям: "Такому живому цветочку не место в этой пересохшей в пыль клумбе". Шли годы, Тэхён появлялся на этих вечерах уже реже из-за сильной занятости, но каждый раз, когда удавалось увидеть на одном из таких мероприятий Чонгука, улыбка лезла на лицо. Возможно, Ким ни разу не говорил это вслух, но омега стал для него первой настоящей влюблённостью. Он не выходил из головы взрослеющего альфы все эти годы, продолжал привлекать, завораживать своей многогранностью и в то же время искренностью. Чонгук играл так умело, когда вёл свесткие беседы, которые, Ким уверен, были ему мало интересны, а потом так ярко улыбался. Улыбался своему мужу. Да, Чонгук стал не только его первой настоящей влюблённостью, но и первым разбитым сердцем. Тэхён изначально знал, что омега занят, знал, что между ними ничего не может быть. Но не мог даже в глубине души надеяться, что тот несчастен в своём браке. С болью смотрел на короткие поцелуи, подаренные другому альфе, и от всей души желал только самого лучшего. Потому что любил. Уже тогда, да, глупо, но любил. Тэхён ни разу не общался с ним, любил лишь тихо, издалека. Любил уже за то, что в этом тёмном псевдокоролевстве тот оставался собой: всё так же сбегал, всё так же временами матерился себе под нос, когда думал, что его никто не слышит, всё так же заливисто смеялся кому-то в трубку. И Тэхёна это вдохновляло. Потому что сам он с годами лишь терял себя. — Твой истинный так и не знает, что он был твоей первой любовью? — Нет, — тихо и по-прежнему раздражённо отвечает Ким, словно ждёт, что его отчитают. — Давай прикинем. Что самое ужасное может произойти, если он узнает, что ты уже.. Сколько? — Семь лет... — ..Что ты уже семь лет в него влюблён? Какие исходы этого разговора ты видишь? Психолог говорит это так спокойно, так легко, будто от этого не зависит всё то счастье, которое Тэхён успел выстроить за этот месяц с лишним. — Он меня нахуй пошлёт, — с нервным смешком выплёвывает альфа. — Это же ёбаное сталкерство — семь лет наблюдать за замужним омегой издалека и испытывать к нему чувства... И почему я не признался сразу? — больше адресовано себе. Но мужчина напротив лишь молча наблюдает за метаниями на лице альфы. — Он решит, что я помешался на нём... И это его отпугнёт. Он и так столько всего пережил, — тихо продолжает Ким. — Я не хочу подрывать его доверие. Психолог сдерживает рвущуюся печальную улыбку. — А ты уверен, что дело именно в этом? Та ли это причина, по которой ты боишься потерять его доверие? — мужчина ловит на себе внимательный, но обеспокоенный взгляд. — Представь, обратную ситуацию: он тебе признаётся, что знает тебя уже много лет и всё это время был к тебе неравнодушен. Какая у тебя будет реакция? Альфа опускает взгляд. Невольно представляет эту ситуацию, в голове проговаривает от лица омеги все те слова, которыми не может поделиться сам. Прислушивается к себе. Уголки губ невольно дёргаются в улыбке. — Постарайся полностью погрузиться в то состояние, — где-то сквозь тишину аккуратно направляет уже привычный голос. — Что с тобой происходит? Что ты чувствуешь? Тэхён отпускает смешок. — Я чувствую тепло... — и на время повисает в этих ощущениях, невольно улыбается, представляя желанное признание. — Да, возможно, это не так уж и страшно, но я всё равно не могу оправдать своё поведение. И тревога всё равно не отпускает. — Вот про это я и говорю, — осторожно подступается психолог. — То ли это, чего ты на самом деле боишься? За что чувствуешь вину. И в комнате повисает тишина. Ветер за окном бушует, срывает листья с деревьев, но собственное дыхание кажется Тэхёну в разы громче. В районе груди собирается непонятный ком, тело неприятно потряхивает. Альфа отбивается от роящихся мыслей, которые в панике пытаются сбить его с правильного ответа. Будто не хотят открывать то, что кроется за правдой. И правда такова: — Нет. Кажется, это не то, чего я на самом деле боюсь. Тэхён терял себя и своё "я" с каждым годом всё больше. Работа требовала делать то, что совершенно не хотелось, музыка ушла в долгий ящик, а мечты о прекрасной любви канули в лету. Потому что тому, кого желало сердце, не суждено быть с ним. Ким тонул в рутине, тонул в обязанностях, поднимался по должности с каждым разом всё быстрее, потому что сроки поджимали — отец хотел передать бразды правления в руки сына, чтобы самому наконец избавиться от чрезмерного стресса по рекомендации врача. Куда этот стресс перейдёт, он конечно же не думал. Тэхён делал всё, чего от него ждали: был хорошим сыном, был примерным членом высшего общества, был успешным председателем — не был собой. На приёмы он последние года два не ходил — с приближающимся вступлением в должность пришлось забыть о собственных желаниях, забыть пустые надежды и мечты. Тэхён отпустил мысли о Чонгуке, с болью на сердце пообещал себе больше не появляться на тех приёмах, чтобы не питать иллюзии о невозможном, и сосредоточиться на компании — на альфу тогда смотрела вся индустрия и почти вся Корея. Нельзя было ударить в грязь лицом. И Тэхён не ударил: с самых первых дней показал, на что способен, доказал, что достоин держать в своих руках контроль над такой крупной компанией, и заполучил доверие акционеров. После долгого рабочего дня он приходил без сил, закидывался таблетками от мигреней, открывал вино, пиво, виски — что было в доме, и, слегка напившись, валился в кровать, заглушая мысли. А утром всё по кругу — Совет директоров, акционеры, камбеки, синглы и отчёты о прибыли. Музыка? Да, вот так выглядела для него музыка. Похоронный марш. И такая неожиданная, но теперь уже кажется, что предначертанная самой судьбой встреча вновь вдохнула в него жизнь. Одной апрельской пятницей после тяжёлого дня и переезда Тэхён снова почувствовал прилив надежды и услышал спустя столько лет те самые лилии. — Я люблю тебя, — в один из вечеров выпаливает Ким, не выдерживая всех тех чувств, что рвутся наружу уже месяц и как заевшая пластинка крутятся в голове уже несколько лет, но слова от этого совершенно не теряют искренности. Чонгук поворачивает на него голову, отрываясь от заварной булочки. Кладёт её обратно в коробку, оставленную на их скамейке, и смотрит на Тэхёна. Глаза круглые, щеки вмиг краснеют, а рот приоткрывается, чтобы что-то сказать, но звук не идёт. — Я сказал, что люблю тебя, Чонгук, — с улыбкой повторяет альфа и проводит рукой по нежной коже лица. — До безумия. И омега кладёт свои пальцы поверх его ладони, убирая и опуская глаза в пол. — Не говори это так просто... — взгляд Тэхёна сразу потухает, когда он видит боль и грусть на лице дорогого ему человека. Сердце неприятно ёкает внутри. — С чего ты взял, что эти слова дались мне просто? — Прошёл всего месяц, Тэ... Какая любовь? — в глазах плещется печаль, но губы держатся в лёгкой улыбке. Тэхён позволяет себе по-доброму усмехнуться и переплести пальцы с омегой. — Помнишь ты просил дать тебе время? Перед тем, как рассказал мне всё? — омега кивает. — Я хочу попросить тебя о том же. Мне нужно время, чтобы разобраться с тем, что у меня внутри. Но в одном я уверен — в своих чувствах к тебе. И если это не любовь, то я не знаю, что ещё люди называют этим громким словом, — Чонгук прикусывает губу, растекаясь в улыбке, а у нижнего века собирается влага. — Я люблю тебя, Чонгук. Люблю, цветочек, слышишь? И ничего подобного я никогда в жизни не испытывал и не испытаю. Так я себя чувствую только с тобой. Руки альфы мягко держат щёки Чона, большие пальцы поглаживают тёплую кожу, и глаза в глаза. Тёмно-карие в иссиня-чёрные. — Не отвечай мне, если не готов. Хочу, чтобы ты сказал это, когда почувствуешь то же, что говорит сейчас во мне, — Чонгук кивает, а Тэхён опускается с поцелуем на губы омеги и, прикрывая глаза, прижимается. В голове пролетают все те вечера на приёмах, когда просто оказаться в одной комнате с омегой было роскошью, а поймать на себе его лёгкий и непринуждённый взгляд, скользящий по комнате, заполненной людьми, — наградой. Тэхён чувствует, как из-под прикрытых век сочится пара капель, потому что возможно. Быть счастливым возможно. Любить и быть рядом с любимым возможно. Возможно получать всю заботу и тепло, на которое способен этот омега. Потому что Ким это чувствует — Чонгук сам не признаёт этого, но уже показывает всего себя, позволяет любить и даёт не меньше в ответ. — Я люблю тебя, — уже еле слышно шепчет Ким прямо в губы и продолжает усыпать кожу, губы Чонгука мелкими поцелуями. — Люблю больше жизни.