***
— Прекрасно выглядите, журналист Пак, — альфа встаёт из-за стола и встречает Чимина лёгким поклоном. — Спасибо, — сдержанно отвечает омега, а когда глаза невольно задерживаются на руках Мина, быстро отводит взгляд и садится на стул напротив. — Хотите провести свой выходной за работой? Мне казалось, мы достаточно обсудили вчерашнее шоу. Или у вас появились ещё мысли по этому поводу? Чимин старается держать дистанцию с артистом. И не потому, что он холодный и ничего не чувствует, наоборот, — потому что начинает чувствовать. Он пытается сам себя оградить от лишних проблем и разочарований. Возможно, его сильная придирчивость тоже исходит из этих помыслов — не хочется обжечься. — Нет, я не хочу сегодня работать, — альфа тоже садится за стол и всё это время не сводит глаз с мужчины. Пак смотрит на него в ответ, но быстро сдаётся под таким пытливым взглядом. — Я позвал вас на неформальный обед. — То есть я здесь не как журналист? — Чимин не хочет ходить вокруг да около. Из его головы все эти дни не выходит тот инцидент с мандарином. Не выходит то, как альфа намеренно испытывал его, дразнил, как горячо его крепкие ладони ощущались на талии... Это сводит с ума. Потому что Пак не планировал заводить отношения в этой поездке и уж точно не планировал влюбляться. — Нет, — Юнги склоняет голову вбок, выглядывая из-за свисающей с потолка вытяжки над барбекю. А затем пододвигает стул так, чтобы смотреть на омегу без препятствий. Чимин снова на мгновение неловко опускает глаза от такого внимания к своей персоне, но всё же не отступает: — Тогда как кто? Скажу честно, раз уж мы здесь общаемся "неформально", я вас совершенно не понимаю, как человека, Юнги-ним, — Пак ставит локти на стол и складывает подбородок на руки, приближаясь. — После нашего первого интервью мне показалось, что вы весьма прямолинейный человек. Но вот мы с вами уже несколько недель катаемся в туре, проводим много времени вместе за разговорами, и я составил для себя прекрасный образ вас как артиста и творческой личности. Но как человека я вас совершенно не понимаю. Омега тянется к стакану с водой и делает глоток. Внутри всё потряхивает — он не привык так открыто высказывать свои претензии, говорить о своих чувствах и тревогах. Поэтому в теле поднимается буря непонятных ему ощущений. Но какими бы непривычными они ни были, Чимин чувствует в этом силу. Чувствует, что делает всё правильно. — И что это значит, журналист Пак? — альфа заинтересованно подаётся вперёд, а в глазах загораются огоньки. Язык быстро скользит по нижней губе, смачивая её, и ловит на себе невольный взгляд омеги. А Чимин чувствует, как сердце начинает бешено колотиться в груди. Почему-то чувствует себя загнанным зверем, зубы бездумно теребят губу. Но Пак делает глубокий вдох и возвращает себе решимость. — Это значит, — уже медленнее продолжает он, — что я не понимаю ваших намерений на свой счёт, — Мин в вопросе дёргает бровями вверх, но это больше похоже на заигрывание. Или Чимин уже и правда постепенно сходит с ума. — Вы сами признавали, что иногда флиртуете со мной... — Довольно часто, — уточняет мужчина. — Часто... Флиртуете, — исправляется Пак, а альфа кивает. — Но отказываетесь называть причины и не говорите о своих намерениях, — Пак смотрит за реакцией мужчины, потому что страшно выдавать такие громкие заявления в лицо кому-то. А в его случае это ещё и всемирно известный артист. Кто знает, когда он флиртует, а когда просто любезно общается, по привычке "работая на публику". — Вы хотите, чтобы я озвучил причину своего особого отношения к вам? — с лёгкой улыбкой спрашивает Мин, но Чимин видит, как этот лис доволен собой. Видит, что ему нравится реакция омеги на него. — Да. Я хочу знать, почему я здесь, — указывая гуляющим взглядом на помещение. Альфа отпускает тихий смешок себе под нос и улыбается, прежде чем выдать: — Вы мне нравитесь, журналист Пак. Если мой маленький перфоманс с мандарином не прояснил это для вас, — омега тоже не сдерживает смешок и отводит взгляд, прикусывая губу в нервной улыбке. — Проясняют слова, Юнги-ним, а не безмолвные намёки, — Чимин прекрасно помнит тот "перфоманс", он на многое открыл глаза. И от одного его упоминания по телу разливается жар, кажется, щёки начинает припекать. — Вам из всех людей, казалось бы, должно быть это понятно, — Пак пытается не падать в то состояние, которое охватило его тогда в гримёрке. Иначе он и слова больше не свяжет... — Я только что сказал, что вы привлекаете меня, как омега, а ваша реакция — это претензия на то, как я это сделал? — с ухмылкой парирует артист. — Именно так, — Чимин еле сдерживается, чтобы не улыбнуться в ответ, потому что внутри и правда пожар и буря эмоций, но он держит невозмутимое лицо. Да, ему ужасно приятно это слышать, а по телу растекается облегчение, что он это всё себе не придумал. Но Пак далеко не всё ещё высказал этому альфе. Им предстоит о многом поговорить, и поэтому не хочется сдавать позиции так рано. Мин смеётся, но за этим смехом кроется азарт и удовлетворённость. Ему нравится этот огонь внутри омеги, нравится его пылкий характер. А в самом альфе просыпается хищный интерес. — И вы не ответите мне взаимностью? — сквозь довольную улыбку спрашивает Юнги. — А должен? — с таким же пытливым взглядом в ответ. — Совсем не должны, — брови на мгновение поднимаются, пока альфа кивает. — Тем более, это не обязательно, — Пак растерянно смотрит в ожидании. — Я никогда не забуду, как вы пытались незаметно свести колени тогда в гримёрке. И как тяжело вы дышали, когда сидели на мне. — Я не си... — начинает отрицать омега, но к ним в небольшой зал заходит официант. Альфа кивает в его сторону, по-прежнему смотря на Пака, — как бы намекает, что они уже не одни. Чимин не сдерживает возмущённый смешок и отворачивается, пока мужчина ставит на стол тарелки с закусками. — Что, в этот раз тоже уже всё заказали? — Нет, журналист Пак, — с присущей ему хитрой улыбкой. — В этот раз я вот, дождался вас. Учусь на своих ошибках, как видите, — омега ничего ему не отвечает, лишь стреляет в Мина взглядом, как бы проверяя, насколько серьёзно альфа это говорит. Что из этого игра, а что — искренняя забота? Они делают заказ, и официант уходит, забрав с собой меню. И как только дверь за ним закрывается, Юнги вновь переводит взгляд на омегу напротив. — Вы не верите мне, журналист Пак? — А вы искренны со мной? Мин усмехается: — Вопросом на вопрос? Чимин понимает, что возможно, слишком критичен к артисту, но ничего не может с собой поделать. Внутренние защитные механизмы не дают полностью довериться этому альфе. Хотя, возможно, это из-за того, что они ещё мало друг о друге знают. Пак шумно выдыхает. — Да, я не доверяю вам, Юнги-ним. Не как работодателю, а как человеку. — То, что я дерьмовый человек, я уже понял, — отпускает шутку Мин. — Я этого не говорил. Очередной глубокий вдох. Пак сам не понимает, как выдерживает всё это: внутри него словно ком эмоций, который вот-вот разорвёт его самого на части. Потому что страшно вот так в открытую говорить о своих чувствах и переживаниях. Тем более с мало знакомыми людьми. Тем более с теми, кто заставляет сердце биться в совершенно ином ритме. — Я уверен, вы прекрасный человек, Юнги-ним. Но пока что у нас с вами как-то не клеится из-за банального отсутствия диалога. — Хотите больше разговаривать? — Если вы намерены что-то делать... С вашей симпатией, — Пак смущённо отводит взгляд на этих словах, — то, да. Я хочу больше разговаривать. Юнги невольно склоняет голову вбок в умилении и уже не может сдерживать свою тёплую улыбку. Этот омега — правда нечто. То, как он сочетает в себе всё самое прекрасное. — А вы не против того, чтобы я что-то делал со своей симпатией? Чимин слегка теряется от этого вопроса. Потому что это именно то, чего он ждал всё это время от альфы — диалога. Поэтому сейчас, когда Мин задаёт ему, казалось бы, такой простой, но такой важный вопрос, омега замирает на какое-то время и чувствует, как начинает плавиться от жара, окутавшего его щёки. Он только снаружи хочет казаться таким сильным и стойким. Внутри он мягкий и жаждущий тепла... — Не против, — не сумев-таки посмотреть в глаза, отвечает Пак. — Если будете общаться со мной, а не через посредников, — уже смелее продолжает омега. А Юнги непонимающе хмурит брови. — О чём вы? — Если вас что-то интересует, спрашивайте меня, а не бегайте по моим знакомым. Это пугает... — впервые признаётся Пак. — И если вы хотите меня куда-то пригласить, говорите это тоже мне лично, а не подсылайте других людей. Тем более, у вас есть мой номер, — омеге кажется, что он звучит сейчас как обиженный ребёнок, но для него это правда очень важно. И то, как это смотрится со стороны — последнее, что его волнует. Мин улыбается. Кажется, так широко, как никогда не улыбался при омеге. Уголки губ тянутся в стороны, дёсны выглядывают из-под верхней губы, и Чимин не замечает, как засматривается. — Я вас услышал, журналист Пак. Больше никаких посредников. Только вы и я. И моя неразделённая симпатия, — и снова эта лисья хитрость во взгляде. Пак тихо смеётся, прикрывая рот рукой. Глаза щурятся в две узкие полоски, а сам он невольно отклоняется спиной на стуле. Но быстро сжимает губы и опускает взгляд на стол, куда в скором времени приносят разные виды мяса и овощи к барбекю.***
Чимин ходит по номеру с дурацкой улыбкой на губах, отстёгивая подвески и браслеты, снимая с пальцев кольца и со звоном кладя их на керамическую подставку. Мысли заплетаются, глаза беспорядочно бегают по полу, не фокусируясь ни на чём конкретном, потому что в голове раз за разом воспроизводится сегодняшний поход в ресторан: — Так, значит, не едите мандарины? — подал голос альфа, когда Пак тяжело, но довольно выдохнул, объевшись, и отложил палочки. Но реакция омеги отличалась от той, которую, видимо, ждал артист: Чимин поперхнулся смехом в плотно сжатые губы и с непониманием посмотрел на альфу. — Вы совсем не знаете, как завести простой человеческий диалог, да? Юнги-ним тогда улыбнулся, поднял глаза в потолок и сам усмехнулся с собственной реплики. Но он правда не знал, как начать диалог, не связанный с работой, не знал, как лучше подступиться. — Давайте я вам помогу, — омега сел прямо и с лёгкой улыбкой посмотрел на мужчину напротив. — Вы всегда хотели стать артистом? И теперь была очередь альфы смеяться в кулак. — А это, по-вашему, не рабочий разговор? Похоже на начало интервью, — усмехнулся альфа. — Нет. Я же никуда это не записываю, — Пак хитро улыбнулся, стараясь держаться уверенно. Мин толкнул язык в щёку и снова отпустил смешок с приоткрытым ртом. Кивнул. — Вы же сами не до конца понимаете, как это работает? — Что? Человеческое общение? — Чимин возмущённо вздохнул. — Хорошо. Тогда начинайте вы, Юнги-ним. Альфа невольно дёрнул бровями в вопросе, но Пак так же молча ответил ему приглашающим жестом руки. Мин снова кивнул. Кажется, это у него нервное. — Вы всегда хотели стать журналистом? — и омега снова не смог сдержать своё возмущение, сквозь которое пробивался смех. Альфа решил, что из его уст этот же вопрос будет звучать лучше? Не можешь придумать — копируй? — Вот оно что. — Ага. Отвечайте, журналист Пак. — Хорошо... — омега сделал вид, что сильно задумался тогда, но в голове то и дело проскакивали мысли об изворотливости альфы. Некоторые даже вызывали гордость за его находчивость, но больше всё же вызывали смех. — В три года я хотел быть астронавтом, как каждый уважающий себя ребёнок, — Мин состроил серьёзное лицо и понимающе кивнул. — Потом, около семи лет я хотел быть ниндзя — отец отдал меня на кендо и тхэквондо, но за закрытыми дверями я хотел не фехтовать, а как шпион лазить по стенам, — подавленный смешок и снова кивок от альфы, на что тот получил наигранно хмурый взгляд Пака. — Но я всё же оставил свои стремления быть благородным наёмным убийцей, — мечтательно пролепетал омега, вызывая у альфы только больше детской радости внутри, — и прилежно прозанимался восемь лет кендо и получил чёрный пояс по тхэквондо. Чимин стрельнул глазами в альфу, как бы предупреждая, и тот уловил намёк. — Так с вами опасно иметь дело, журналист Пак. — Да, — сдержанно ответил омега. — Не забывайте об этом, — но после этой фразы уже не удалось сдержать улыбку. — Не забуду, — прошептал альфа. А затем продолжил: — И что же вас привело в журналистику? — Сначала уроки литературы в школе, а потом писательские хагвоны, которые я посещал по вечерам, — в голове омеги тогда всплыли приятные воспоминания из его детства, и где-то внутри тёплой патокой растеклась ностальгия. — Так я понял, что мне очень нравится писать, и пообещал себе, — голос стал чуть тише, и Пак посмотрел на альфу из-под опущенных ресниц, — что однажды напишу свою книгу. Глаза Мина раскрылись в любопытстве, а смешливость вмиг улетучилась. Он отвёл взгляд, прокашлялся — эмоции отчего-то сковали горло, и вернул внимание омеге. — Для меня большая честь, что ваша первая книга будет обо мне, Чимин-щи. А омега замер. Пак садится на кровать, стягивает с себя носки и прикладывает руки к щекам. От одних воспоминаний те снова начинают заливаться краской, прямо как в тот момент. Юнги-ним вдруг опустил титулы и обратился к омеге по имени, и у Чимина было ощущение, будто альфа подсел к нему, подвинулся ближе, настолько, что тело начало чувствовать чужое тепло. Омега опустил взгляд, снова хватаясь за палочки. — Нет, что вы... — спустя какое-то время подал голос Пак. — Это для меня большая честь писать о вас, Юнги-ним. Он бесцельно цеплял закуски палочками и клал обратно, пока не почувствовал горячую руку на своих пальцах. Щёки вспыхнули, глаза с дрожащими радужками поднялись на альфу, а сердце, казалось, притихло, чтобы своими ударами по перепонкам не заглушить слова артиста. — Если я попрошу называть меня просто "хён", вы это сделаете? — Мин склонил голову, заглядывая в глаза омеге. — Или будете упрямо строить между нами стены? Чимин падает спиной на кровать и лохматит свои волосы, когда вспоминает, как повис в тот момент. Как смотрел в глаза этого альфы неотрывно, как впитывал каждый взмах его ресниц. Какой позор... Омега закрывает лицо подушкой, снова чувствуя, как краснеет, а в штанах по непонятным причинам становится тесно. Веки скрыты от света плотной тканью, и в темноте ещё ярче прокручивается картинка. Пак понял, что слишком долго молчит: между ними повисла тишина, его взгляд постепенно сползал с лица альфы, бездумно мазал по комнате, пока омега приходил в себя. Он проморгался, вновь посмотрел на Мина, и ему казалось, что прошла целая вечность. Стыд захватил всё тело. Как он очевидно плавился от такой простой просьбы. Но альфа не знал, что Чимин уже много лет называл его хёном за спиной, пока никто не слышал. — Чимин-щи? — и обожжённые румянцем щёки ударило жаром с новой силой. — Д-да, простите, — он неловко зачесал волосы назад, стараясь прикрыть своё красное лицо хотя бы на мгновение, потому что Пак сам не ожидал от себя такой реакции. — Сделаете шаг мне навстречу? И глаза альфы в тот момент топили все айсберги сомнений. — Хорошо, хён-ним, — кивнул Пак, надеясь, что сработает. Ему ужасно неловко. Но альфа лишь усмехнулся: — Нет, Чимин-щи, так не пойдёт. Я не прошу вас сделать это прямо сейчас, — Юнги с лёгкой улыбкой оглядел омегу с головы до столешницы, скрывавшей оставшуюся часть туловища, — но если вы согласитесь, прошу, не называйте меня "хён-ним". Оттуда я точно дольше буду пробираться к вашему сердцу, — и облизнув губы, Мин подцепил палочками бедную маринованную редьку, которую омега мучил, нервно перекладывая из тарелки в тарелку. Чимин тихо стонет в свою подушку, хлопая по ней сверху руками в неконтролируемом приливе стыда и неловкости. Ровно до того момента, как отчётливо слышит вибрацию телефона, треском отдающей по тумбочке. Юнги-ним: "Мне понравился сегодняшний обед, который медленно перетёк в ужин. Спасибо, что составили мне компанию". Чимин: "Спасибо, что позвали. И прислушались". Юнги-ним: "Спасибо, что поделились :)" "Спасибо, что накор..." — печатает Чимин в порыве паники, а потом тут же стирает. Бред какой. Сыпется и от чего? От простого: "Зовите меня хёном"? Пак фыркает себе под нос, пока омега и маленький фанат внутри тихо ликуют. Чимин делает глубокий вдох, чтобы отойти от воспоминаний, которые так живо возродили реакцию в теле, будто всё произошло минуту назад. Прикрывает глаза, считает до пяти и выключает телефон — на этом можно закончить на сегодня, думает Пак. Но точно не альфа через пару номеров от него, так что спустя несколько минут раздаётся новая вибрация: Юнги-ним: "Мне правда было приятно узнать немного о вашей жизни, Чимин-щи. Возможно, я вживую не всегда хорошо выражаю свои мысли и не всегда правильно поступаю. Живое общение даётся мне нелегко. Поэтому я благодарен вам за то, что вы говорите обо всех своих сомнениях и недопониманиях открыто. Я буду стремиться к вашей смелости..." Глаза омеги судорожно бегают по строкам. "... А пока хочу выразить свои мысли и чувства в сообщении. Мне это всегда легче давалось". И омега быстро печатает ответ. Чимин: "Я не буду это читать" Юнги-ним: "Что? Почему?" Но ответ не приходит.***
Юнги сидит в своём номере и кусает большой палец, перечитывая сообщение. По коже неприятным холодком крадётся тревога, на лице полное непонимание. Может, он поспешил с признаниями?.. Но в этот момент раздаётся стук в дверь. Альфа хмурится ещё сильнее, идёт в коридор и смотрит в глазок. Брови тут же подлетают вверх. — Чимин-щи..? И запыхавшийся омега дрожащим голосом выдаёт: — Скажите мне всё в лицо. Мин тут же оглядывает холл позади Чимина и затаскивает его внутрь, прикрывая дверь, чтобы их мало ли кто не увидел. А затем тут же переводит взгляд на омегу. — Вы пришли... А Пак прикладывает ладони к своим щекам в попытках забрать часть жара с лица. — Не хочу читать и представлять, как вы это говорите. Я хочу слышать и видеть это вживую, — глаза опускаются ниже от невыносимости накала. Чимин сам не верит, что решился на такое. Сам не верит, что пришёл к альфе в номер. Юнги отпускает нервный смешок: — Вы не упрощаете мне задачу, Чимин-щи, — Мин чувствует волнение внутри, которое дрожью проходится по всему телу. Ему правда непривычно говорить вслух о своих чувствах. Но видя ответную смущённую реакцию омеги, становится не так одиноко в этих переживаниях. Напряжённое молчание затягивается. — Наверно... Наверное, я слишком давлю на вас. Простите... Я лучше пойду, — омега отворачивается, но Мин тут же смелеет и кладёт свою ладонь поверх руки парня на ручке двери. — Постойте, — низким голосом выдыхает альфа. Он делает шаг ближе, и Чимин может поклясться, что чувствует всё тепло этого мужчины своей спиной, хоть тот его и не касается. Юнги тяжело и шумно дышит, невольно обдавая жаром шею омеги сквозь тонкую ткань кофты. — Вы делаете со мной что-то невообразимое, Чимин-щи, — омега смотрит стеклянными глазами перед собой, а все мысли только об альфе за его спиной, пока Юнги тихо затягивается чужим ароматом. — Я снова становлюсь глупым мальчишкой рядом с вами... Альфа прикрывает глаза, собираясь с мыслями. У него правда впервые такое, что он не может связать слов. И нет, с флиртом всё было проще — Юнги не приходилось открыто выдавать свои голые чувства. А сейчас он ощущает свою уязвимость. — Если вы не готовы сказать мне в лицо то, что хотели написать, — Чимин так же тяжело дышит, грудь вздымается с лёгкими подрагиваниями, — приберегите это до того момента, когда почувствуете в себе силы открыться, — он чувствует, как альфа позади него делает ещё один крошечный шаг и встаёт к нему вплотную, касаясь носом затылка. Колени слабеют. — Желание... увидеть доверие в ваших глазах придаёт мне сил, — тихо бормочет альфа, как в бреду водя носом по чужим волосам. — Не представляете, как разбивается моё сердце каждый раз, когда вы сомневаетесь во мне. Когда смотрите с подозрением. Мурашки табуном бегут по спине омеги, передёргивая тело в нервном импульсе. Чимин невольно отклоняет голову в сторону и уже чувствует чужие ненавязчивые прикосновения на своём загривке. — Я не сомневаюсь в вас... — Пак прикрывает глаза и хмурится в тревоге, настраиваясь на следующую фразу. Он медленно разворачивается и упирается спиной в дверь, заглядывая прямо в глаза загнанному альфе. А с уст слетает признание, которое он даже с собой наедине ещё не озвучивал: — Я боюсь влюбиться в вас раньше и сильнее, чем вы когда-либо сможете полюбить меня. Боюсь, что мои чувства к вам будут жить намного дольше, чем ваше желание быть со мной... Во взгляде Мина тут же появляется какая-то грусть и сожаление. Искренняя печаль от слов омеги отдаёт ноющей болью в груди, и альфа обречённо выдыхает. — Маленький, — не совсем слыша самого себя, сквозь белый шум, мотая головой. — Мои чувства к тебе переживут всех нас, — он аккуратно касается ладоней омеги, одними глазами спрашивая разрешения, и Пак кивает. — За эти недели я полностью погряз в тебе. Я восхищаюсь тобой, твоим профессионализмом. Ты вызываешь во мне огромное уважение, не понимаю, как тебе каждый раз удаётся так структурировать мои мысли, что это звучит связно, а главное именно так, как я это подразумевал. Поражаюсь, как чутко ты чувствуешь меня и моё творчество и всегда задаёшь нужные вопросы. Твоя искренность, твои взгляды и даже твоё ворчание и возмущения пробуждают во мне необъяснимый детский восторг. Чимин смотрит в ответ с приоткрытым ртом, глаза крепко держатся за альфу напротив, а по коже стреляют заряды от тёплых прикосновений пальцев Мина к тыльной стороне ладоней. Но это всё блекнет на фоне того, что бьёт по барабанным перепонкам и заседает глубоко в груди — слова, эмоции, чувства. — Возможно, то, что ты пахнешь, как мой любимый фрукт, заставило меня впервые заинтересоваться тобой и написать сообщение. Но чем дольше я нахожусь рядом с тобой, тем сильнее я убеждаюсь, что да, меня привлёк твой аромат, но то, какой ты, заставляет моё сердце изо дня в день выбирать именно тебя. И в эту же секунду омега замирает в немом вопросе, а внутри спирает дыхание. Слёзы заполняют дрожащие веки и, скатившись по горячей коже щёк, стремительно падают к ногам. — Боже... Знал же, что нельзя связываться с музыкантами, — омега опускает голову и прикрывает лицо руками, а Мин тут же приобнимает его и взволнованно смотрит. Но после нескольких всхлипов слышится смех сквозь слёзы: — Вы и без того пишете красивые тексты, Юнги-ним. Зачем вы со мной-то так жестоко? Пак поднимает зарёванные глаза на альфу и снова начинает плакать, утыкаясь лицом в чужое плечо. Мин понимает, что сильно растрогал своими словами омегу и с тихим смехом прижимает парня к себе, успокаивающе поглаживая того по волосам. — Маленький, ты меня напугал... — А вы придурок, Юнги-ним! — лёгкий удар в грудь. — Нельзя такое говорить без предупреждения. Вот поэтому я вас и боюсь, — омега отстраняется от Мина. — Потому что вы говорите всё так красиво, заставляете верить в сказку, а потом... Кто знает, существует ли для вас вообще это "потом"... Юнги стирает слезу с щеки Пака, нежно обволакивая раздражённую кожу своим теплом. А Чимин невольно ластится к его ладони. — Я сделаю всё, чтобы у нас был шанс на "потом".***
— Чонгук-а, боже, — тянет омега между длинными гудками. — Возьми уже трубку. Губы сами тянутся в смущённой улыбке, а взгляд падает на тыльную сторону ладони, которой ещё вчера вечером так нежно касался альфа. Воспоминания греют, а желание поскорее увидеться с Мином как навязчивая пластинка крутится в голове. Но Пак первым делом как проснулся, начинает набирать друга. У того уже ближе к ночи, когда четверг Чимина только начинается. Омега хмурится, когда звонок снова сбрасывается после уже несколько раз пересчитанных гудков. Чимин набирает номер заново, но уже слышит: "Абонент временно недоступен. Телефон выключен или находится вне зоны действия сети". И Пак взволнованно бубнит себе под нос: — Где тебя носит, Гук-а?..