***
— Ты что, правда не умеешь плавать? Клык рассказал. Стид повернулся к Иззи. Они сидели на прогнившем от времени заброшенном пирсе, почти у самой кромки воды; вокруг было тихо — до этого маленького, скрытого от любопытных глаз уголка на удивление не доносилось ни звука, хотя порт был совсем близко, всего в десяти минутах ходьбы. Безжалостно пекло полуденное солнце, было жарко и душно, и от воды поднимался болотистый, дрожащий пар, неприятно оседающий в лёгких. Иззи, уже задыхающийся в коже после целого утра блуждания по порту, с большим удовольствием вернулся бы на корабль, но колебался, не желая оставлять Стида одного. С Боннета сталось бы свалиться в какую-нибудь яму, попасть в плен или ввязаться в бессмысленную драку. Последнее время он был слишком самоуверенный, чтобы его можно было спокойно отпустить от себя хотя бы на десять минут. — С какого хера мне уметь плавать? — Ну, не знаю, — Стид пожал плечами. Он выглядел несправедливо хорошо в такую жару, даже в кожаных штанах, сидящих на нем идеально. На изумрудной рубашке не было ни капли пота, а локоны лежали ровно так же, как с утра, когда они только спустились на берег. — По мне так это полезный навык, когда ты почти все время проводишь в воде. — Если корабль тонет посреди моря, умение плавать тебя не спасёт. Ты не ебаный дельфин, чтобы несколько дней плыть до берега, — проворчал Иззи и провел ладонью по лицу. Он попытался поменять положение, сесть удобнее, но от движения кожа там, где соприкасалась с протезом, неприятно заныла. — Незачем тратить время на обучение навыку, который не поможет тебе выжить. — А если ты просто упадёшь за борт? — Я что, похож на придурка? Стид несколько раз моргнул, уставившись на него, и на мгновение Иззи показалось, что он готов был обидеться, но по какой-то причине передумал, невесомо улыбнулся и покачал головой. — Конечно, нет, я говорю о случайности, — сказал он и опустил голову, принявшись скрести ногтем грязное дерево. Иззи промолчал, не зная, что ответить, но Стид будто бы и не ждал от него ничего, погруженный в свои мысли. — Знаешь, когда Альма была маленькой, она уговорила меня отправиться плавать по озеру в лодке. Ей всегда нравилась вода и она хотела поиграть в пиратов, так что я не смог ей отказать. Когда Мэри уехала к родителям, мы с Альмой выбрались из дома на рассвете и сели в лодку. Мне и в голову не пришло, что что-то могло пойти не так. — Почему я не удивлён, — усмехнулся Иззи, но осторожно, почти мягко, в глубине души понимая, что Боннет начал рассказывать свою историю не просто так. Иззи не знал, как к этому относится, но все же это было приятно — чувствовать, что тебе доверяли. — Это озеро принадлежало мистеру Боннету, в смысле, моему отцу, — продолжил Стид непривычно туманным голосом. — Он очень гордился этим заповедником, райским местом, даже купил сотни маленьких красных рыбок, простая блажь, хотя обычно он презирал то, что не служило никакой цели. В общем, моя дочь просто обожала ездить туда с ним. Я не хотел, чтобы она забывала то немногое хорошее, что было между ней и её дедом, поэтому настоял на сохранении этих земель, — Стид помолчал несколько мгновений и пожал плечами, словно жестами общаясь с пустотой. — Насколько я знаю, Мэри уже продала их, и правильно сделала. Надо было сделать это сразу. — Ты расстроен? — медленно спросил Иззи, который с каждым мгновением чувствовал все большее замешательство. Это было неловко. Странно. Стид был первым, кто доверял ему не только жизнь, но и душу, так что Иззи понятия не имел, что с этим делать. — Что?.. А, ах, нет, — Стид неуверенно рассмеялся и потянулся к Иззи, будто невзначай опустив ладонь ему на бедро. — Да, ну, в общем, Альма склонилась так низко, чтобы посмотреть, как стайка этих чёртовых рыбок проплывает под лодкой, и перевернулась. Был ранний октябрь, на ней было несколько юбок, и она не умела плавать, так что я просто… я не осознавал, что делал, пока не обнаружил себя на берегу, держащим свою дочь в объятиях. Это была какая-то секунда, незначительное мгновение: я моргнул, а она уже исчезла под водой. Иззи внутренне вздрогнул. То же чувство преследовало его с несчастного абордажа — только он ничего не успел сделать. Он всё ещё чувствовал за это вину. — Ты прыгнул за ней, поступил как нормальный отец, — сказал Иззи, затолкав поглубже ненужные переживания. — Дерьмо случается. — Точно, — вздохнул Стид и крепче сжал пальцы на бедре Иззи. — Не знаю, почему я вообще об этом думаю. Просто, кажется, было бы лучше, если бы можно было предусмотреть любые случайности. Мне не хотелось бы, чтобы с тобой что-то случилось. — Я не упаду за борт, Боннет, — чётко проговорил Иззи. Он пытался поймать его взгляд, но, обычно открытый Стид, почему-то упорно отворачивался. — Что за глупости? Я не твоя пятилетняя дочь. — Это не то, что я хочу сказать, — в голосе Стида скользнуло непривычное отчаяние, но прежде, чем Иззи успел испугаться, исчезло, уступив место чему-то, что он не смог бы понять, даже если бы постарался. — Но не ты один за кого-то боишься. Я видел, как ты отвлёкся и пропустил удар, черт возьми, Иззи, это было всего мгновение, случайность, которая могла нам всем очень дорого стоить. — Ты отчитываешь меня? — недоверчиво переспросил Иззи, ощетинившись. Он мгновенно закипать, потому что это было самое простое чувство, которым он мог перетянуть мешанину в груди. — Ты? Человек, который прыгнул прямо на рапиру? — Всё было не так, — выпалил Стид, обиженно поджав губы. — Поверь, у меня было куда меньше шансов умереть, в отличии от тебя, человек я-сражусь-с-четырьмя-одновременно! — Но кто-то же должен вас, придурков, защищать, — сказал Иззи и наступил на горло своему раздражению. Он ненавидел то, что Стид рискнул своей жизнью ради него, но глупо было не признавать, что это был смелый поступок. — И я не пропустил удар. — Да, но мог бы! — А ещё я мог бы быть женщиной, но я мужчина, так что хватит фантазировать, — сказал Иззи, и положив ладонь на пальцы Стида, все еще лежащие у него на бедре, гораздо мягче добавил: — Тебе не надо об этом думать. — Только тебе можно? — с улыбкой спросил Стид и посмотрел на него из-под ресниц. То, что могло бы стать новым скандалом и взаимными обвинениями, попросту растворилось, и Иззи обнаружил, что куда больше удивился бы, если бы Стид и правда обиделся. — Разве Эдвард тебе не сказал? На корабле должен быть только один человек, который беспокоится обо всем и сразу, и это место занято. Пиратский закон, — сказал Иззи, довольный тем, что ему удалось рассмешить Стида. Приятно было для разнообразия радовать, а не ранить; Иззи долгие годы не верил, что был на это способен. — А какая у меня тогда роль? Держать тебя в узде и давать время от времени повод поорать? — Не довести меня до сердечного приступа, вот какая у тебя роль, — без запала парировал Иззи, встретившись с ним взглядом. В глубинах его сияющих в солнечном свете глаз он видел срез стольких эмоций, что невозможно было вытянуть что-то одно и понять, к чему вела эта ниточка. Стид повернул ладонь под его рукой и переплёл с ним пальцы. Сердце Иззи коротко закоротило, пропустило удар, и тут же горячо забилось в груди. — Со мной бы ничего не случилось. Иззи закатил глаза. Он слышал это десятки, сотни раз от Эдварда, и всю жизнь его раздражала эта бескомпромиссная беспечность, эта ничем не обоснованная самоуверенность, — но ещё больше это умение подстраивать реальность под своё восприятие. И вот Иззи снова был в этой точке, со знанием, что ему никогда не будет покоя, что он всегда будет переживать, страдать, бояться, и ничего не сможет противопоставить тому, что у окружающих его людей не было ни инстинкта самосохранения, ни мозга. — Я понял, это мой крест: самоуверенные придурки, играющие на моих нервах, — сказал Иззи и притворно тяжело вздохнул, опустив голову, чтобы украдкой взглянуть на их переплетенные пальцы. Он всё пытался найти в себе силы отказаться от всего этого, потому что чем дальше, тем больше он привыкал, тем больше врастало в него собственническое чувство, желание присвоить себе всю эту нежность, — каждый день он говорил себе, что должен был выстроить стену, отстраниться, сделать хоть что-то, чтобы защитить свое сердце, и каждый день находил оправдания своему поражению. Оставалось лишь надеяться, что Эдвард все же убьет его, — это было лучше чем перспектива до конца своих дней видеть, что всё, чего он так желал, было обещано не ему. — Иззи, — вздохнул Стид, каким-то невероятным образом вкладывая в его имя столько смыслов, что для Иззи это звучало, как признание. — Ну, смотри, допустим, это не я попытался тебе помочь, а ты закрыл бы меня своей грудью, какой это был бы поступок? Ты считал бы это глупостью? Иззи хмуро на него посмотрел. Его тяжелый взгляд никогда не работал, но попробовать стоило. — Я знаю, к чему ты ведёшь, это не сработает. — Раз это не сработает, значит, ты смело можешь мне ответить, — с улыбкой сказал Стид и крепче сжал его пальцы. — Что это был бы за поступок? — Правильный. Ты мой капитан, я должен тебя защищать. — Я твой капитан, я должен тебя защищать, — твердо сказал Стид с патетичной, самодовольной ноткой в голосе, которой Иззи с самого первого дня их знакомства мало что мог противопоставить. Он склонился ниже, достаточно, чтобы Иззи почувствовал запах, исходящий от его волос и кожи — прозрачный и приятный, — и смутился тому, что Стид, должно быть, ровно так же ощущал, как вонял Иззи. Это была ебаная, глупая мысль, потому что он никогда не думал переживать о том, как пах, и всё же попытался отстраниться. — Нихрена подобного. — Я не твой капитан? — настойчиво уточнил Стид, почти нависнув над ним. Второй рукой он уперся в доски рядом с бедром Иззи. Стид казался расслабленным и открытым, но напирал так, что Иззи пришлось чуть откинуться назад. Ему и без того было жарко, настолько, что мокрая рубашка намертво прилипла к спине, ладонь в горячей руке Стида вспотела, а теперь ещё и бросило в жар от близости и неловкости. Должно быть, он в это мгновение выглядел бесконечно глупо: красный, с испариной на лбу, растрепанными волосами и ошалевшим взглядом. В голове мелькнула непрошенная мысль, что Эдвард бы высмеял его и прошёлся бы по каждой нелицеприятной части тела Иззи, но тут же была вытеснена звенящей тишиной. Иззи посмотрел на губы Стида и сглотнул. — Ну? — Ты мой капитан, — недовольно проворчал Иззи и несильно толкнул Стида в плечо, выпрямляясь. Он не хотел этого, но из вредности, просто от того, какое влияние Стид на него имел, выдернул свою руку из его пальцев. — Но это не значит… — Значит, — перебил его Стид и убрал ему за ухо прядь волос. — Это ничем не отличается от того, что ты поклялся сделать для меня или для команды. Возможно, ты не оценишь способы, которыми я проявляю это, но я не собираюсь спрашивать разрешение прежде, чем позаботиться о тебе, — он снова улыбнулся. — А твоё право уже реагировать на это как угодно. — Тогда не понимаю, зачем мы вообще сейчас разговариваем, — сказал Иззи в слабой попытке защититься от прозвучавшего между строк смысла. — Если каждый все равно будет поступать по-своему. — Я ведь уже говорил тебе, зачем, — сказал Стид, не отводя от него своих искрящихся глаз. — Если мы будем притворяться, что слона нет в комнате, он от этого не исчезнет, более того, скорее всего, рано или поздно он нас раздавит. Я не хочу, чтобы это случилось. Поколебавшись лишь мгновение, Иззи опустил ладонь на его колено. Он не был настолько упрямым, чтобы не понимать, чтобы продолжать притворяться, что это ничего не значило, когда Стид находил в себе смелость говорить так прямо. Это было сложно — принять заботу, когда в ней было столько неравнодушия. Сложно, потому что требовало разделить себя, признать, что он мог больше не тратить силы на выживание, что он был всего лишь человеком, что о нём думали и что его жизнь имела значение. Конечно, Эдвард рисковал собой ради него десятки раз, но это было нечто незыблемое и не имеющее к самому Иззи никакого отношения — у них было соглашение, они делили смерть и были защитой друг для друга от всего мира. Стид рисковал просто потому что Иззи — это Иззи, потому что умереть, по видимому, было для Стида проще, чем потерять его. В это тяжело было поверить. Иззи упрямо искал другое объяснение, но его не было. Это ужасало. Но, вероятно, именно это и было правдой. Он сжал пальцы и наклонился вперёд, так близко, что с этого ракурса ему было видно, как солнечный свет мерцал в тёплых глазах Стида. Иззи ждал намёка, безмолвной просьбы отстраниться, но её не последовало. — Всегда можно просто убить слона. — Я бы не хотел этого, — мягко сказал Стид и улыбнулся. — Это ведь наш слон. Может, стоит вместо этого снести стены, чтобы ему было удобнее и нам хватило места? — Это сложнее, — сказал Иззи и, склонив голову, тоже улыбнулся кончиками губ. — Но я ведь поклялся, что буду ставить твои интересы превыше всего, так что, ну, нахуй стены. — А твои интересы? Иззи удивленно хмыкнул. Он хотел спросить, при чем тут его интересы, но не стал, понимая, что это приведёт его к необходимости объяснять. Для Иззи преданность не исчислялась ни чувствами, ни желаниями, она просто единожды вспыхивала — и вела за собой так долго, насколько это вообще было возможно. Иззи не задумывался о том, что за этим стояло, или насколько неправильно это было. Он сделал бы что угодно, если бы Стид приказал или даже просто попросил, и не потому, что у Иззи не было своей воли, а потому что это всегда было именно то, чего он хотел. Это, скорее всего, однажды убьёт его, но в глубине души Иззи было совершенно безразлично, что будет потом. Он не был человеком, который думал дважды прежде, чем что-то сделать, если уже принимал решение. Какими бы ни были намерения Стида, он собирался за ними пойти. Осталось только узнать, куда эта дорога вела. — Они совпадают. Стид едва слышно выдохнул и посмотрел на него с таким выражением, будто ничего не доставило бы ему большего удовольствия. Такой восторженный. Такой преданный. Идеальный. Не отводя взгляда, Иззи нашёл руку Стида и крепко сжал его пальцы, — и в тот же миг отстранённо подумал о том, что это стоило того, чтобы выжить. Может быть, это даже стоило того, чтобы жить.***
Работать с Люциусом было по большей части утомительно. Порой рядом с ним Иззи обнаруживал, что открывал какие-то запредельные грани раздражения, о которых прежде не имел ни малейшего понятия. По иронии судьбы, именно Люциус был единственным человеком на корабле, кроме самого Иззи и Стида, кто был обучен грамоте, умел считать и, что Иззи признавал неохотно, обладал достаточно острым умом. Именно поэтому как только корабль отчалил из порта на следующее утро под недовольный ропот команды, которая хотела продолжить отдыхать, Иззи вытащил Сприггса на палубу и заставил его сверять журнал учёта с тем ворохом записей, которые Люциус сделал на берегу, пока они сбывали награбленное. Недовольный тем, что его разбудили так рано, заставили вернуться на корабль, а теперь и вынуждают работать, Люциус потратил примерно четверть часа на то, чтобы Иззи точно запомнил, какой он «не умеющий расслабляться и наслаждаться прекрасным ублюдок, который обламывает весь кайф порядочным людям». Когда он выдохся, Иззи сунул ему в руку перо, а сам взялся за счёты, и некоторое время они работали так мирно, как только это возможно, когда они оказывались рядом. — Ты выполнил то, о чем я тебя просил? — спросил Иззи, нарушая молчание. Люциус, стоящий по другую сторону от бочки, на которой они расположились, уперся в журнал локтями и чуть подался вперед, ближе к Иззи. Его блядские глаза лукаво блеснули. Прежде, чем они после рейда высадились в ближайшем порту, Иззи отвел Люциуса в сторону и попросил его поискать для Стида книги, столько, сколько он найдет и сможет купить на долю Иззи. Он занялся бы этим и сам, но не хотел оставлять Стида одного и, по правда говоря, понятия не имел, ни где искать, ни какие книги было бы лучше приобрести. Иззи с трудом мог наскрести в своей памяти с полдюжины авторов, и даже не был уверен, что правильно запомнил их фамилии. Проще было выдержать насмешки Люциуса, чем потратить на поиски весь день и облажаться. — Когда я тебя подводил? — А было такое, что не подводил? Удивительно, — сказал Иззи и дернул на себя журнал, с удовольствием наблюдая, как Люциус пытался удержать равновесие. — Ну? — Мы с Клыком набрали две коробки, так что ты должен быть чуть более благодарен, если хочешь, чтобы мы тебе их отдали, — с самодовольным выражением на лице сказал Люциус и захихикал, когда Иззи закатил глаза. В глубине души Иззи был рад видеть его таким оживленным. Мрачный Спрингс нравился ему еще меньше, чем стервозный и невыносимый. В конце концов, в их перепалках было что-то по-своему очаровательное, — это был один из кусочков пазла, который напоминал Иззи о том, что он часть команды. — Полагаешь, я не смогу забрать их силой? — Ты этого не сделаешь, ведь ты не хочешь, чтобы капитан был тобой недоволен, — сказал Люциус и снова прижался локтями к бочке, бесцеремонно вторгаясь в личное пространство Иззи. Он смотрел хитро и выжидающе, чёртов мальчишка, точно знающий, что прав. То, что Иззи действительно было важно, что думал о нем Стид, не должно было никого касаться, но Люциус, по видимому, решил, что у него девять жизней, как у чертовой кошки. Одним быстрым движением Иззи схватил его за галстук и так сильно прижал к бочке лицом, что Люциус успел только придушено пикнуть. — А с чего ты взял, что он будет на твоей стороне? — тихо сказал Иззи, склонившись к самому его уху вплотную. — Я верну своё по справедливости, и никто не осудит меня за это. Или ты хочешь сказать, наш капитан не чтит пиратские законы? Это оскорбительно. — Отвали, — Люциус попытался его пнуть, но попал по протезу и сам же взвизгнул. — Иди нахрен, блять! — О, как грубо, — с притворным расстройством вздохнул Иззи, но руку разжал, позволяя ему выпрямиться, но лишь потому, что краем глаза увидел, как дверь капитанской каюты распахнулась. Иззи мельком взглянул на Стида, но тот не обратил на них внимание, занятый оживленным разговором с Эдвардом, который вынырнул вслед за ним, щурясь от яркого солнца. Это было ему на руку. Иззи блефовал, когда говорил, что Стид будет на его стороне: это не было правдой, ему точно не понравилось бы, как Иззи обращался с членом его команды, даже если Люциус был невыносимым хуесосом. И дело было даже не в том, что Иззи боялся потерять его открытое одобрение, а в том, что действительно не хотел разочаровать его или причинить боль. — Отсоси себе, — буркнул Люциус, поправил галстук и пригладил растрепавшиеся волосы. Даже в ругательствах его было что-то лукавое, выдающее, что всё это было лишь игрой, в которой были заранее прописаны партии. Иззи отмахнулся от него, отвернувшись; все его внимание приковали Стид и Эдвард, вальяжные и расслабленные, как два довольных домашних кота. В груди его что-то екнуло от осознания, что они, по видимому, провели вместе ночь в каюте. Это было неприятно, словно его использовали, насмехались над ним: Стид оставался с ним весь предыдущий день и вечер, улыбался, касался, намекал и обещал, но выбрал все равно не его. Иззи должен был понимать это. Он понимал. Вот только лучше от этого не становилось. — Ага, — невпопад пробормотал Иззи, потому что Люциус снова что-то сказал, и смял уже ненужные записки, не особо отдавая отчёт, что именно он делал. Он не мог отвести от них взгляд: Эдвард, сидящий на ступенях, изящный и мягкий, в шелковом халате на голое тело, с волосами, собранными в небрежный пучок — серебристые пряди падали ему на лоб и лицо, делая его необычайно хрупким, — и Стид, склонившийся к нему, трогательно открытый, с широкой улыбкой и как всегда безупречный. Они смотрелись вместе так правильно, что любой, кто увидел бы их, сказал, что они созданы друг для друга. У Иззи сперло дыхание, и короткое мгновение он не чувствовал ничего, кроме восхищения, потому что они были действительно очень красивыми людьми. Но миг прошёл, и на него ураганом обрушилось мучительной силы непримиримая, чёрная ревность. Его охватило непреодолимое желание поджечь корабль, весь океан и всё вокруг себя, чтобы больше не чувствовать себя таким униженным, никчёмным и отверженным. Пальцы Эдварда скользнули по руке Стида, расслабленно лежащей на перилах, и ветер донёс до Иззи их смех. Они были близки, разумеется. Почему должно было быть иначе? У них все было хорошо. Иззи отвернулся обратно к Люциусу. Он должен был порадоваться, потому что это значило, что все плохое было давно позади. Он должен был пожелать Стиду хорошего, потому что действительно хотел, чтобы он был счастлив. Но все, о чем он мог думать, это о том, каким обманутым и оплеванным он себя чувствовал. Стид был добр к нему, и Иззи хотел быть благодарным, но все внутри него в этот миг дрожало в исступлении от бессильной злости на этого человека, который позволил ему подумать, что он тоже мог иметь что-то хорошее в этом мире. Но, конечно, это не было так — он прожил большую часть своей жизни и уже не мог рассчитывать, что когда-нибудь найдёт то же чувство, которое делили между собой Эдвард и Стид. Некоторые люди были просто не созданы для любви. У Иззи куда лучше получалось сражаться. Ему было до дрожи стыдно за то, что он позволил себе показать Стиду, как ему это было важно. Разумом он понимал, что такого просто не могло случится ни в одной вселенной, но раненое самолюбие мгновенно нарисовало картины, в которых Стид и Эдвард обсуждали, как вёл себя Иззи, и смеялись над тем, каким мягким и податливым он становился под взглядами Стида. О, Иззи и правда был готов на всё. Он почти как наяву слышал, как Эдвард говорил Стиду, что Иззи мог бы умолять его выебать себя, если бы тот хотя бы взглядом намекнул на это. Дерьмо. Вместо привычной злости ему внезапно захотелось плакать. — О боги, у тебя лицо, будто ты сожрал дохлую крысу, — озадаченно протянул Люциус, прикосновением к плечу выдергивая Иззи из его сознания. — Никогда бы не подумал, что наши капитаны вызывают в тебе столько отвращения. — Иди нахуй, — без запала пробормотал Иззи и уставился в книгу учета, не замечая строчек. Стид читал его, как открытую книгу. Конечно, он знал, чего Иззи хотел. Не мог не знать. Внезапно Иззи осенило: Эдвард, разумеется, не собирался на самом деле что-то исправлять в их отношениях, это предложение было лишь насмешкой, интересом, что будет, если снова бросить Иззи кость, как паршивой собаке. Это наверняка было довольно забавно со стороны — наблюдать, как Иззи разваливался перед ними, готовый переломать себя даже ради иллюзии принятия. В этот миг всё казалось Иззи таким очевидным. Зачем Эдварду вообще пытаться наладить с ним отношения, если у него был Стид? И с чего бы Стиду выбирать Иззи, если у него был Эдвард? Нелепо было даже допускать мысль об этом. — Обязательно схожу, дорогой, чуть позже вечером. Можешь, кстати, присоединиться, если это скрасит твою тоску, — хмыкнул Люциус, но, когда Иззи никак не отреагировал, склонился ниже и продолжил куда более серьезно: — На тебе лица нет. Хочешь присесть? — Все нормально, — глухо сказал Иззи, собрав все силы, чтобы ответить что-то более-менее адекватное. Перед глазами все плыло от невыносимого чувства, сжимающего грудь. Он хотел двигаться, он мог бы, кажется, в один миг взобраться на такелаж, вот только стоило ему подумать о том, как он пошевелил бы хоть мышцей, как на него накатывали чувства бессилия и паники. — Иди… куда-нибудь, я закончу один. — Ага, уже бегу, — раздраженно выдохнул Люциус. Его глаза метались, пытаясь зацепиться за что-то, что могло ему помочь или хотя бы объяснить, что именно произошло, и на мгновение Иззи даже подумал, что было бы забавно выпалить правду ему в лицо и посмотреть на реакцию, но сил не было и на это. Все казалось таким бессмысленным. — Так, ладно, эм, хочешь, я позову Стида? — Нет, забудь об этом, со мной все, нахрен, в порядке, — поспешно выпалил Иззи и схватил его за плечо, невольно снова обернувшись, чтобы убедиться, что ни Эдвард, ни Стид на них не смотрели. Предполагать, что он им был не нужен не то же самое, что убедиться в этом. Если бы кто-то из них сейчас начал утешать его или хотя бы просто спросил, что произошло, он непременно не сдержался бы, выговорил бы все, что было у него на уме, все свои беспочвенные обиды, а затем ему пришлось бы покинуть корабль, он спился бы и умер в нищете, одинокий, никому не нужный… Иззи заставил себя остановиться прежде, чем окончательно провалился в тревожно мечущееся сознание и выпустил плечо Люциуса, отдаленно понимая, что сжимал пальцы слишком сильно. — Ага, а я в понедельник стану новым Папой Римским, — фыркнул Люциус. Он проследил за взглядом Иззи, все еще прикованном к капитанам, и вдруг удивительно понимающе вздохнул. Эдвард что-то рассказывал, высоко подняв голову и глядя на Стида восторженными глазами, а Стид улыбался, настолько поглощенный им, что не замечал ничего вокруг. Когда Стид протянул руку и заправил Эдварду за ухо прядь волос, Иззи вздрогнул и наконец заставил себя снова отвернуться. Это было глупо: продолжать причинять себе боль. — О, не могу поверить, ты что… ты ревнуешь? Слушай, люди не принадлежат друг другу. Их отношения не отбирают то, что есть у тебя. Не будь таким жадным ублюдком. — Слушай, я в самом деле думаю, что это не твое собачье дело, — рыкнул Иззи. Люциус лишь отмахнулся, не купившись на его злой тон. Должно быть, глаза выдавали Иззи, или его дрожащий голос, или глубокая обида, звенящая в каждом его слове, потому что Люциус даже бровью не повёл, глядя на него с непривычным сочувствием, смешанным с той формой раздражения, которая появлялась у людей, говорящих с идиотами. — Если хочешь посмеяться надо мной, иди, расскажи им, посмеетесь вместе. — Ты серьезно, ты... О, да кто, нахрен, стал бы целовать твои руки на удачу, а потом кидаться защищать тебя, наплевав на свою жизнь, если бы ничего к тебе не чувствовал? — сказал Люциус и закатил глаза, когда Иззи замотал головой, готовый разразиться отрицанием. — Слишком сложная схема, чтобы просто над тобой посмеяться, дорогой. Я клянусь сожрать этот журнал с солью, если ошибаюсь. — Тогда я сам принесу соль, — горько усмехнулся Иззи и внезапно сдулся, ощутив, как даже остатки злости растворились под тяжестью болезненной апатии. — Хуйня все это. Они с Эдвардом идеально друг другу подходят. Я не собираюсь вставать у них на пути и снова быть причиной, по которой мы окажемся в дерьме. — Мда, только, боюсь, капитан не подозревает о твоих планах, потому что он определенно чертовски тебя… — Не смей говорить этого, — Иззи потянулся, чтобы схватить его за грудки и встряхнуть, но на этот раз Люциус не позволил до себя дотронуться и ловко отскочил назад. — …хочет. — Это не так. — Я всегда прав, милый, смотри, — сказал Люциус и прежде, чем Иззи понял, что он собрался делать, и успел его остановить, отвернулся от него и громко крикнул: — Капитан! Нам очень нужна ваша помощь. Иззи взглядом пообещал Люциусу долгой, мучительной смерти, но тот лишь невинно взмахнул ресницами, на всякий случай отступив назад, чтобы Иззи не убил его до того, как Стид до них доберется. Часть Иззи хотела, чтобы Стид проигнорировал эту просьбу, но, конечно, такого просто не могло случиться: кому бы на корабле не требовалась помощь, Стид всегда оказывался рядом. — Что такое Люциус? Я уверен, что нет никакого дела, с которым Иззи не мог бы помочь тебе спра… — Иззи плохо, он едва не потерял сознание, — перебил его Люциус, даже не потрудившись притвориться взволнованным. — Чертова жара, я ведь говорил, что нам не нужно так рано отплывать от берега. Иззи едва слышно зарычал. Его лицо пылало, и он действительно предпочел бы провалиться под палубу, чем участвовать в этом нелепом фарсе. Ладони Стида осторожно легли на его щеки — он поднял его голову к себе, и Иззи встретился взглядом с обеспокоенными, внимательными глазами. Стид что-то долго высматривал, аккуратно поглаживая его кожу большими пальцами, а Иззи даже не мог найти в себе силы его оттолкнуть. Глаза Стида были теплыми, искренними, и смотрел он так, что все прежние мучительные мысли сгнили в нем, превратившись в отвратительный комок, отравляющий все хорошее, за что Иззи должен был быть Стиду благодарен. — Что болит, дорогой? — беспокойно спросил Стид и на мгновение прижался к его лбу губами. — Ты горячий, надо убрать тебя с солнца. Пойдем в каюту. Люциус, принеси, пожалуйста, холодной подсоленной воды и… — Я нормально себя чувствую, этот придурок тебе соврал, чтобы досадить мне, — прервал его Иззи, слабо попытавшись отстраниться прежде, чем Стид взял его за руку. — Не о чем беспокоиться, капитан, я лучше пойду вниз и сверю запасы с нашими записями. Иззи просто хотел оказаться как можно дальше, сбежать, чтобы не сделать ничего, о чем он пожалел бы ещё сильнее, чтобы не верить, не признавать, что Люциус говорил правду. Ему было стыдно и сердце рвалось от ощущения, что он был таким слабым, что он готов был броситься на любое призрачное подтверждение того, чего он так сильно хотел, даже если в этом не было никакого смысла. Люциус видел это в нем, он знал, что это сработает, и от того, что Иззи не мог найти в этом насмешку, было ещё хуже. — Нет, — твёрдо сказал Стид, удерживая его, несильно, используя свою власть над ним, чтобы Иззи сам послушно замер. Он повернулся к Люциусу, который наблюдал за ними с глупой, самодовольный улыбкой на губах, и кивнул ему. — Сделай то, о чем говорил Иззи, и если что-то понадобится, обращайся сразу ко мне. У Иззи выходной. — Так точно, капитан, — сказал Люциус, даже не подумав о том, чтобы начать возмущаться из-за дополнительной работы, и склонился над бочкой, чтобы собрать журналы. Когда Стид отвернулся, отвлекшись на то, чтобы заставить Френчи сбегать к Роучу за водой, Люциус шепнул Иззи на ухо: — Я ведь говорил, он из кожи вылезет, чтобы тебе было хорошо. Наслаждайся, детка. Иззи тяжело вздохнул. Он точно когда-нибудь убьёт этого человека, но сейчас у него не было сил даже на то, чтобы ответить ему как следует. На деле все это волнение вовсе не значило, что Стид выбирал его, так что Люциус был прав лишь отчасти; Стид всполошился бы ради любого из команды, если бы кому-то стало плохо. Этого было недостаточно, чтобы что-то ему доказать, так что он не понимал, какой в этом смысл и зачем тратить время Стида зря на ложь, которая даже не была оправдана. — Иззи, — позвал его Стид снова и погладил по волосам двумя руками, убирая их назад, чтобы приподнять его голову и с тревогой заглянуть в глаза. Иззи вздрогнул и повиноваться. Ему нужно было убежать, чтобы собрать себя по частям. Ему нужно было хотя бы разозлиться: он пытался, очень, на самого себя, на Люциуса, на притворную нежность Стида, — и не мог. Уголки глаз защипало. — Не расстраивайся, такое с каждым может случится. Мы никому об этом не расскажем, обещаю. Пойдём. Не способный сопротивляться и сказать, что он расстроился не из-за этого, потому что тогда пришлось бы рассказать, что на самом деле выбило его из колеи, Иззи позволил Стиду увести себя в каюту. Это было не хуже, чем остаться наедине со своими тревожными мыслями. В конце концов, притворяться у него получалось лучше всего, даже если лгать приходилось самому себе. Лишь у самой двери он осмелился повернуть голову, чтобы посмотреть, где был Эдвард и убедиться, что он не злился, и обнаружил, что палуба была пуста.***
Иззи подарил Стиду книги лишь через неделю. Оказалось, сделать что-то хорошее без повода было сложнее, чем кого-то убить. Душевных терзаний в последнем случае точно было сильно меньше; Иззи даже не подозревал, что способен о чем-то так нервничать, пока не начал решать, каким образом вручит свой подарок. Он дошёл до того, что начал считать свой поступок глупым, нелепым и никому не нужным, а сам подарок недостаточно хорошим для Стида. Если бы не Люциус с Клыком, он, наверное, просто бросил бы эти коробки посреди капитанской каюты и сбежал прежде, чем Стид понял бы, от кого книги. Они убедили его, что это слишком трусливо и недостойно, поэтому он собрался с силами и отдал книги лично, выпалив заготовленную фразу о том, что должен был выполнить приказ капитана, пусть даже и не напрямую. Стид пришёл в восторг. И это была далеко не просто фигура речи, потому что он то смеялся, то плакал, то обнимал Иззи, то бегал с книгами, раскладывая их по всем поверхностям, — и просто не замолкал ни на мгновение. Иззи никогда не чувствовал себя таким смущенным и довольным, как в тот момент, когда сидел в своём кресле и молча наблюдал за Стидом, который светился от счастья. Любые метания определённо этого стоили. Иззи прошёл бы и через худшее, если бы знал, что Стид будет так рад. Он готов был даже смириться с тем, что Стид выбирал не его, если хотя бы иногда он будет причиной, по которой его глаза будут так сиять. Это было совсем новое чувство для Иззи: что-то удивительное, трепетное и хрупкое, к чему он опасался прикасаться, — оказывается, радость могла не принадлежать ему, чтобы наполнить каждый уголок его души. — Эту книгу я перечитал раз двадцать, — сказал Стид и прижал её к груди с таким видом, словно не мог себе представить лучшего подарка. Иззи казалось странным хранить книги, сюжет которых ты уже знаешь, но Стид выглядел таким счастливым, что даже он при всех своих талантах не смог бы найти в этом издевку. — Как ты узнал? — Это не я, — сказал Иззи, подавив желание солгать, чтобы получить чуть больше признания. Он с удивлением осознал, что теперь его расстраивало, что он хотя бы не попытался найти книги, даже если бы его выбор был чуть менее удачным. — Я попросил Люциуса, потому что не знал, что тебе понравится. Он понимает в этом больше. — О, это так мило, Иззи! — воскликнул Стид и, отложив книгу, внезапно потянулся к нему. В следующее мгновение прежде, чем Иззи успел понять, что происходило, Стид заключил его в объятия, прижав к своей груди. Он уткнулся носом Иззи в волосы, обхватив двумя руками, и крепко стиснул. Проклиная себя за то, что от неловкости едва мог дышать, Иззи несколько раз похлопал его ладонью по спине и поспешил мягко отстраниться. — Ты такой милый, — добавил Стид чуть тише, почти шепотом. — Спасибо. Иззи неуверенно кивнул и погладил его по плечу. — Дерьмово, что тебя так легко поразить такой ерундой. Я думал, ты был окружён лучшими вещами. — Верно, и они ничего не стоили, — сказал Стид, всё ещё улыбаясь, красивый, почти нереальный в мягком свете тихо потрескивающего огня в камине. — Никого не интересовало, чего я хотел, и никто не стал бы прикладывать столько усилий, чтобы порадовать меня. Сердце Иззи билось так быстро, что у него кружилась голова. Была ли тому виной близость, или полутьма, или недавние волнения, но он не мог избавиться от мысли, что сейчас был самый идеальный момент, чтобы поцеловать Стида. Безумная мысль, но ему даже показалось, что это именно то, чего от него ждали, потому что Стид опустил глаза, сияющие и влажные, — и потянулся к нему. Это было несправедливо, но, замерев на полпути, Иззи понял, что не мог этого сделать. И дело было совсем не в сомнениях, и не в том, что у него были какие-то особенно высокие моральные устои, и даже не в то, что он беспокоится о своём сердце, — просто он не посмел бы вмешаться в то, что видел неделю назад на палубе. Что бы ни говорил Люциус, жизнь состояла из выбора. Иззи не хотел, чтобы Стид чувствовал себя обязанным выбирать. Вместо того, чтобы совершить ошибку, Иззи впервые коснулся его волос, погладил отросшие кудри и улыбнулся. Он думал, что отказаться от того, чего он так хотел, будет очень сложно, но, на самом деле, ему даже не было больно. Стид улыбнулся ему в ответ, глядя из-под дрожащих ресниц. — Тогда пусть идут нахуй, они все, — сказал Иззи, грубовато и прямо, стараясь, хотя никогда не умел говорить правильные слова в нужный момент. — Иззи, ты… Дверь со стуком распахнулась прежде, чем он закончил, и они оба синхронно обернулись на этот глухой звук. Иззи мгновенно положил руку на эфес сабли и развернулся, по инерции готовый защищать своего капитана. Но в этом не было смысла: на пороге стоял Эдвард. Лицо и шея Иззи моментально начали гореть от неловкости и раздражения, и он быстро одернул руку, словно угрожать Эдварду было хуже, чем положение, в котором он их застал. Эдвард задержал на сабле Иззи тяжёлый взгляд, остро вцепился глазами ему в лицо и почти сразу отвернулся, проглатывая явное возмущение. — У нас всё в порядке, дорогой? — прервал неловкое молчание Стид и улыбнулся. Эдвард кивнул. Он весь расцвел от ласкового обращения, засиял, и взгляд его стал мягким и нежным. — Представляешь, Иззи подарил мне книги! — О, это замечательно, приятель, — с искренней радостью отозвался Эдвард и посмотрел на Иззи. В этот раз его глаза были тёплыми и лукаво щурились, сияя сеточкой тонких морщин. Когда-то Иззи готов был убить за то, чтобы Эдвард на него так посмотрел. Теперь ему просто было жаль своей молодости, того, что он потерял так много в погоне за тем, что ему не предназначалось. — Черт, это же охрененная идея! Мы все должны помочь тебе вернуть книги, Стид. — Это вовсе не обязательно, дорогой, но если ты захочешь, мне будет очень приятно, — ответил Стид, радостный и взволнованный, и посмотрел на Иззи. Не улыбнуться ему в ответ было невозможно. Черт возьми. Эдвард был прав, когда говорил, что Стид мог бы им помочь — в том глубинном, особом смысле, в пределах которого были не важны ни желание, ни усилия: он менял их, даже не стараясь, потому что рядом с ним они становились другими людьми. Иззи смотрел на них и понимал, что поступал правильно, когда делал шаг назад. Он почти не жалел — видел, что любовь в глазах Стида стоила больше, чем все его чувства вместе взятые. — Это будет высшая точка для превращения плохих воспоминаний в хорошие, — сказал Эдвард и развёл руками, довольно щурясь под их общим вниманием, потому что не смотреть на него было невозможно. — Ну, после дня рождения Калипсо, разумеется. О, точно, точно! Стид, представляешь, меня позвали обсудить праздник вместе со всеми. Это же хорошо, да? Типа, сближение и все такое. А, вот, вы оба присоединитесь? — День рождения Калипсо?.. Милый, тише, — Стид коротко рассмеялся и приподнял ладонь. — Нам нужно чуть больше вводных. — Кучка придурков придумала себе праздник, чтобы не работать, а ты им подыгрываешь, чтобы заслужить их одобрение? — сказал Иззи, глядя Эдварду в глаза. Он мог бы поклясться, что видел, как в них вспыхнула радость, хотя Иззи не сказал ему ничего даже отдалённо приятного. Эдвард кивнул, не смущаясь ни правды, ни грубых слов, которые выбрал Иззи. — Иисус, Калипсо… Уверен, это твоя идея. — Что за Калипсо? Иззи повернулся к Стиду, который смотрел на них с любопытством и волнением. Даже если в вопросе Стида было что-то намеренное, никто не смог бы уличить его в том, что он вмешался в диалог из необходимости. По какой-то неведомой Иззи причине, Стид доверял им, хотя в этом не было никакого смысла. — Считается, что под контролем у Калипсо весь океан и все обитатели тёмных глубин, даже… — ...Кракен, — закончил за Иззи Эдвард, не позволив ему продлить заминку, спокойно, без покаяния, но тоном человека, который всё прекрасно понимал и не бежал от ответственности. Большую часть жизни тот Эдвард, которого Иззи знал, существовал где-то за пределами реальности; он был крайностью — в том, чтобы принимать последствия своих поступков тоже, — но эта роль казалась гораздо более зрелой, чем другие. Иззи никогда его таким не видел, и это тревожило. Новое было хуже старого хотя бы потому что Иззи понятия не имел, как справляться с ним, если оно выйдет из-под контроля. — Если моряки не восхваляют её, то умирают, — продолжил Иззи, изо всех сил игнорируя Эдварда и чувство, которое его присутствие в нём вызывало. — Считается, что мы должны говорить о ней только хорошее, и тогда она благословит нас. Но это, разумеется, сказки. — Даже если это сказка, разве будет кому-то вред от того, что команда отдохнёт от рутины? — сказал Стид. Он улыбнулся снова, им обоим по очереди, ничем не показав, что заметил их неловкость, и положил руку Иззи на плечо. — Это забота о них, мы должны приумножать даже самое незначительное хорошее, что сумеем найти. Так что это и правда отличная идея, Эд, дорогой. Мы могли бы помочь, правда, Иззи? Мягкость его слов не соответствовала действиям. Стид не отстранился от Иззи, не подошёл к Эдварду, чтобы обнять его или хотя бы просто коснуться, как делал это обычно, когда обращался к нему с такой откровенной лаской. Тревожное чувство в груди Иззи снова шевельнулось, делая робкую радость этого вечера тусклой; он был человеком, который раз за разом вставал между ними, мешал им, и оба они по какой-то причине чувствовали себя неловко друг с другом, когда Иззи был рядом. Это было неприятно. Иззи считывал напряжение в том, как они держались друг с другом при нем, и смутно понимал, что это его вина. Даже если не конкретно в этот момент, но что-то случилось, и это нечто вызывало у Иззи тошноту. — Иди один, Боннет, мне есть чем заняться помимо того, чтобы организовывать тупой праздник, — сказал Иззи прежде, чем Эдвард успел ответить. Слова прозвучали чуть грубее, чем он хотел. Стид растерянно погладил Иззи по плечу и так уязвимо посмотрел на него из-под ресниц, что ему немедленно захотелось попросить прощения за своё существование. — Конечно, ты всегда слишком занятой для такой ерунды, да, Из? — сказал Эдвард с едва уловимой насмешкой, и короткое мгновение Иззи думал, что это похоже на тон, которым он мог бы вынести ему приговор. — Будто бы корабль развалится на части, если ты позволишь себе повеселиться. — Конечно, нет, не развалится, всего лишь наткнется на ебаный риф, если мы все будем веселиться, — фыркнул Иззи и, взглянув на покрасневшего Стида, чуть приподнял плечо, на котором всё ещё лежала его ладонь. — Джим рассказал мне, как это случилось, вини его. Самая нелепая история, что я когда-либо слышал. — Такое случилось всего однажды! И вообще, не попади мы тогда в такую неприятную ситуацию, мы бы с вами никогда не встретились, — сказал Стид, защищаясь с тем невинным смущение, которое всегда вызывало в Иззи волну нежности к нему. — Всё гораздо лучше организовано сейчас, так что мы могли бы потратить на «ерунду» пару часов, как считаешь? — Да, Из, это было бы здорово, — добавил Эдвард, обращаясь к нему так, словно не был уверен в том, как правильно произносились слова. Его идиотская попытка быть с ним исключительно тактичным раздражала Иззи, но он ничего не мог этому противопоставить, потому что знал, чего Эдвард добивался и не хотел ему это преподносить на золотом блюде, как трофей. Вместо этого он повернулся к Стиду и снова пожал плечами, взглядом обращаясь к нему с просьбой, чтобы он взял на себя ответственность за его ответ. Приказ для него всегда был предпочтительнее выбора; следовать за чужой волей для него никогда не значило отказаться от свободы — лишь облегчить путь. Отчего-то Иззи был уверен, что будет услышан, даже если не скажет ни слова. — Мы присоединимся к вам чуть позже, перед ужином, — сказал Стид, едва заметно кивнув Иззи, и повернулся к Эдварду. — Ты не против, дорогой? Если он и был против, то ни слова не сказал, приняв такой ответ как данность. Эдвард не выглядел расстроенным, но было что-то неосознанно растерянное в том, как он взглянул на них прежде, чем уйти, будто он не был уверен в том, что чувствовал. Когда дверь за ним закрылась, Стид вздохнул и сделал шаг назад; его рука соскользнула с плеча Иззи, лишь на мгновение задержавшись на груди, и он отвернулся, вновь начав перебирать книги. — Ты мог бы пойти с ним, если хотел, это не проблема, — сказал Иззи как можно мягче, чтобы на этот раз это не звучало так, будто он его прогонял. Стид, не поворачиваясь, покачал головой. Этот неопределённый жест удивил Иззи. Стид так очевидно был заинтересован идеей Эдварда, что его отказ казался нелепым. Со стороны это выглядело необходимостью, как если бы он ощущал себя что-то Иззи должным, но Стид никогда так не делал. Он был вежливым и услужливым, но редко делал то, чего не хотел делать, и всегда говорил прямо, когда его что-то волновало или не нравилось. Иззи привык к этому, и со временем понял, что это тоже было частью комфорта — чувствовать, что у него было неотъемлемое право на правду. Какой бы эта правда ни была. Иззи ждал, что Стид ему все же что-нибудь ответит, но он молчал, собирая книги по стопкам в одному ему известной последовательности. Не обиженный, не отчужденный, хоть и немного задумчивый, он просто существовал рядом и, очевидно, не разделял переживаний Иззи. Стид выглядел как человек, который в самом деле просто хотел ещё немного побыть в тишине, и Иззи не был уверен, что тогда не должен был уйти сам, чтобы не мешать ему. Все эти человеческие отношения были слишком сложными для него. Иззи не подозревал, как утомительно было все время думать о том, что чувствовал другой человек прежде, чем что-либо сделать. Он действительно не понимал, как ему быть. Поверить, что Стид осознанно предпочёл его Эдварду было бы слишком. Для Иззи все это и так казалось почти нереальным. Каждый день он ощущал себя все более мешающим, чем ближе и крепче становились отношения Стида и Эдварда, и потому каждый раз, когда, казалось, выбор был сделан в его пользу, что-то в нем шатко колебалось. Иззи хотел бы чуть больше определённости, но всякий раз, когда он пытался подвести к этому разговору, либо не мог сформулировать свою мысль, либо не получал понимания. — Я тебя чем-то обидел? — тихо спросил Стид, нарушая молчание, и повернулся к нему. Он прижимал к груди небольшую стопку и смотрел на Иззи неуверенно, мягко, улыбаясь кончиками дрожащих губ. Иззи молча покачал головой, не доверяя своему голосу. — Хорошо. Боюсь, мне показалось, что ты не очень настроен провести вместе вечер. Я пойму, если этого не было у тебя в планах. Иззи усмехнулся. Может, он и ошибался насчёт того, что Стид не понимал его переживаний. Кое в чем они были удивительно друг на друга похожи. — У меня не может быть иных планов, если я нужен капитану. — А если ты нужен Стиду, тогда как быть? — спросил он и улыбнулся чуть увереннее. — Я ведь уже говорил тебе, что не собираюсь приказывать проводить с собой время. Тепло в груди Иззи стало таким значительным, что оно наверняка красными пятнами пошло по его шее. Иззи хотел ему верить. Он верил ему, вручал свою душу, свою пропащую жизнь, и все больше замечал, как бережно Стид обращался с этим сомнительным даром. Пара слов, тёплая улыбка, обращенная только к нему, — и все сомнения казались Иззи пустыми. Он видел, как это работало, на Эдварде, и знал, что становился таким же нелепо податливым, когда это касалось его. Не может быть приказа «радуйся», это нелепо. — Если хочешь, чтобы я остался, то мог бы давно налить мне выпить вместо того, чтобы болтать, — сказал Иззи и улыбнулся, не скрываясь, когда Стид мгновенно встрепенулся, побросав книги, чтобы угодить ему. Часть Иззи, погребенная под слоем постоянной бессознательной злости и переживаний, самодовольно ликовала. Никто не смог бы игнорировать то, насколько льстило подобное отношение. Разве мог Стид показать лучше, насколько Иззи был важен? Даже если это была всего лишь особенность характера Стида, ощущать это на себе все равно было приятно. Иззи изо всех сил старался этим наслаждаться: Стид суетился, усаживал его, сунул в руки бокал, не прекращая говорить, долго смотрел ему в глаза, касался и задерживал прикосновения, даже когда это не было необходимо. В этом было даже что-то демонстративное, словно Стид и себе, и ему разом хотел доказать, что сделал правильный выбор, оставшись в каюте; что ж, Иззи не мог его винить — он и сам бы хотел убедить себя в том, что не ошибся, на его месте. Он посмотрел на Стида, склонившегося над камином, чтобы подбросить дров. Иззи представил, как провел бы пальцами по его волосам снова, по этим удивительно мягким кудрям, и как Стид прильнул бы к его руке, — и, разочарованный собой, сжал кулак. Он не хотел ничего испортить. Он хотел, чтобы все так и оставалось, даже если этого было чертовски мало. Когда огонь вспыхнул как прежде ярко, Стид перенёс к камину часть книг и сел прямо у ног Иззи, облокотившись на нижнюю часть его кресла. Стид был так близко, как только мог, не касаясь его, но почему-то это, вместо того, чтобы взволновать Иззи, напротив, расслабило. Иззи чувствовал себя в безопасности в этот миг, настолько, что мог не думать ни о том, что, должно быть, Эдвард был в ярости, ни о том, что Иззи вовсе не стоило привыкать к этому теплу, которое делало его таким мягким. Стид знал, что делал, раз позволил Эдварду уйти, и в крайнем случае обязательно защитит команду. Иззи справлялся как мог, сдерживал Эдварда, сколько это было возможно, но это все равно было не то же самое, что делал с ним Стид, просто единожды взглянув. И, должно быть, точно так же Стид знал, что делал, когда приручал Иззи, потому что иначе это было бы слишком жестоко, все равно, что выбросить пса обратно на улицу в тот миг, когда он только-только поверил, что обрёл дом. Вера в то, что Стид со всем разберётся, для Иззи была равна тому, как если бы он передал ему контроль: отпустить себя, свой разум, позволить сделать за себя выбор и довериться ему. Это было больше, чем приказ, работало лучше, влияло сильнее, — Иззи готов был распасться перед Стидом на атомы ради тишины, которая царила у него в голове, когда он позволял себе так расслабиться. Стид молчал, но это была приятная тишина, лишенная неловкости. Иззи наблюдал за ним, потягивая виски, и думал, что вполне мог бы признаться ему во всем именно сейчас. Или хотя бы узнать наверняка, что от него ждали. Стид опустил голову и прижался виском к его колену. Иззи замер, не донеся бокал до губ, и посмотрел на него искоса. Секунда, две — ничего не происходило; Стид все так же прижимался к нему лицом, аккуратно перебирая тонкие страницы, и, кажется, не испытывал никаких сомнений в том, что между ними происходило. Что-то задрожало внутри, когда Иззи принял это, и лопнуло с оглушительным звоном. — Что, черт возьми, у тебя в голове? Я просто не понимаю, почему, блять, ты хочешь быть здесь? — спросил Иззи дрогнувшим голосом. Стид рассеянно мурлыкнул и чуть повернул голову, не убирая её; теперь он прижимался к колену Иззи щекой и смотрел на него снизу вверх с невинным непониманием. — Почему мне не быть здесь?.. Это ты в моей каюте, а не я в твоей, если мне не изменяет память. — Я могу уйти, если ты передумал. Стид вздохнул, выпрямился и аккуратно отложил в сторону книгу. Его взгляд, все ещё направленный вверх, обрёл осмысленность и стал серьёзным, что заставило сердце Иззи сжаться. Мысли в его голове разогнались от «какого хуя я, блять, вообще об о том заговорил» до «в твоей претензии даже нет логики, придурок», и врезались в невидимую преграду, осыпая разум Иззи осколками горячего разочарования в себе. Это, видимо, отразилось на его лице, потому что Стид снова потянулся к нему, на этот раз обеспокоенно, и осторожно забрал из его пальцев бокал. — С чего ты взял? Почему тебе вообще пришла в голову эта нелепая выдумка? Я ведь сам попросил тебя остаться, я не понимаю… Если это я виноват, то прости, я не хотел, чтобы ты так себя чувствовал, — Стид взял его за руку и, прежде, чем Иззи понял, что делал, он крепко уцепился за его пальцы в ответ. — Ну, прошу, поговори со мной, не запирайся. Я не причиню тебе вреда, ты же зна… — Прекрати, — оборвал его Иззи и потёр лоб свободной рукой. — Черт, дерьмо, перестань быть таким. Я просто хотел узнать, почему ты торчишь здесь со мной вместо того, чтобы пойти с Эдвардом, а не устраивать драму. — Ну, — Стид удивленно моргнул. — Ну, полагаю, дело в том, что я хочу «торчать здесь с тобой». Сейчас не наша вахта, так почему капитану и его первому помощнику не провести свободное время вместе? Почему я должен проводить его с Эдвардом? Иззи скривился и без сопротивления вытащил руку из пальцев Стида. — Потому что, черт возьми, он твой парень? Или он тебе уже надоел? Он подумал о мании Эдварда, о том, как мало от него осталось, когда Стид покинул его в первый раз, и в груди Иззи что-то мелко, судорожно задрожало. Иззи устал от этого страха, он чувствовал себя больным всякий раз, когда призраки прошлого догоняли его во снах. На этот раз ему было что терять. Он отвернулся, потому что Стид все ещё молчал и смотрел на него печально и понимающе, и уставился на огонь. Ему хотелось встать и уйти, но это казалось столь же невыносимым, как и остаться. — Всё казалось таким простым, пока я гнался за вами, — сказал Стид очень тихо, спокойно, таким мягким тоном, что Иззи немедленно почувствовал себя безумцем, которого требовалось успокоить. — Мне казалось, что как только я увижу Эда, все сразу наладится, как по волшебству. Но, знаешь, мы… мы провели несколько ночей за разговорами, когда Эд перестал злиться, и… — Так вот как это называется… — ...пришли к выводу, что дружить у нас получается лучше, чем любить, — закончил Стид, чуть повысив голос, когда Иззи попытался съязвить. Тишина зазвенела, когда он замолчал. Кровь прилила к голове Иззи, пульсировала в висках; у него горели уши, и он и сам не мог точно сказать, отчего: от стыда или страха. — Так что он не мой парень, Иззи. Мы решили, что лучше пока не разрушать то, что мы с таким трудом успели собрать воедино, чем пытаться снова потакать своим желаниям. — Нихрена не понимаю, — выдохнул Иззи. Он задавил надежду прежде, чем она успела в нем вспыхнуть, потому что ничего ровным счётом не менялось от того, что Стид и Эдвард не были сейчас вместе, это был лишь вопрос времени. — Зачем ты мне это говоришь? — Но ведь ты спросил, — почти прошептал Стид и снова опустил голову на его колено, прижавшись к его ноге всем телом. Они позволили тишине разлиться между ними приятным треском поленьев в камине. Иззи, словно во сне, коснулся рукой волос Стида и пропустил мягкие кудри через пальцы. Нежно… нежно. У Иззи задрожали губы, и он поспешил сжать их так крепко, как только мог, зубами впиваясь во внутреннюю сторону щеки. — Я спросил не об этом, — еле-еле выдохнул Иззи. Стид вздохнул и чуть качнул головой, подставляясь под прикосновения. — Мне нравится быть с тобой, здесь и вообще, всегда, ты мне нужен, вот и всё, — сказал Стид, грустно вздохнув, когда пальцы Иззи замерли в его волосах. — Тебя это ни к чему не обязывает, ты не должен отвечать тем же, если тебя это не устраивает, только потому что я твой капитан. — Блять, Боннет, — выдохнул Иззи, не найдя слов. Горло горело. Иззи делал по настоящему ужасные вещи ради Эдварда, пытаясь угнаться за его одобрением, за небрежным «ты мне нужен, Из». Стид давал ему то, за что он готов был в прошлом умереть, просто так, и при этом даже не понимал, что для него делал. — Какой же ты придурок. — О да, я знаю, — хмыкнул Стид, очевидно, услышав что-то в его голосе, и повернул голову так, чтобы коснуться губами его запястья. — Ты упоминал об этом пару десятков раз за неделю, спасибо. Но что я могу поделать? Иззи надеялся, что Стид даст ему сотый шанс после всех неудачных попыток разрушить стены. — Ты мог бы приказать мне заткнуться. — Ну, кто-то же должен время от времени ставить меня на место, — он опустил подбородок на колено Иззи и посмотрел снизу вверх мерцающими глазами, несущими отзвук их невесёлого разговора. Ласка его взгляда кипела на коже Иззи. Он убрал волосы со лба Стида и погладил по щеке, едва дыша. Это очень мягкое, светящееся по краям чувство, которое вызывал в нем этот человек, было Иззи незнакомо. Стид действительно мог забрать все его заботы одним взглядом. — Я польщён, — подыграл Иззи, продолжая гладить Стида, пока у него была такая возможность. — Какая честь, что ты выбрал меня. — Не такой уж сложный выбор. Стид радостно улыбнулся, и Иззи рассеянно подумал, что этот момент точно стоил того, чтобы выжить.***
Начать всегда сложнее всего. Выбрать другой путь, сделать первый шаг — для Иззи достаточно было хотя бы решить, что он больше не хотел стоять в тени и молча страдать, пока другие брали от жизни хорошее. Он всегда думал, что ему плевать на то, как к нему относились люди, и так свыкся с этой мыслью, что забыл, какой на самом деле была правда. Иззи привык отталкивать всех вокруг себя, потому что иметь кого-то рядом было попросту опасно. Эдвард ненавидел, когда Иззи любили. Такая простая по сути вещь, потому что Иззи тоже ненавидел, когда Эдвардом восхищались. Это Чёрной Бородой должны были восхищаться и Иззи убивал любого, кто смел быть безразличным, но Эдвард был только его, и за закрытыми дверьми Иззи унижал его личность, чтобы он не додумался никому открыться. Это работало для них обоих; когда Иззи забывал об этом, Эдвард просто разрезал его душу на куски и кидал ему под ноги остатки. Иззи нельзя было проявлять к кому-то внимание. Он всегда был предельно осторожен, но даже тогда одного взгляда достаточно было, чтобы Эдвард приказал пропустить какого-нибудь бедолагу под килем или снять с него кожу. В конце концов Иззи научился быть одиноким, и даже когда Эдвард абсолютно потерял к нему интерес, по инерции не позволял себе ни с кем сближаться. Иззи больше так не хотел. Никогда. Он не знал, что жил в страхе, он был уверен, что ему никто не нужен, никто не интересен и вообще никто не имел значения — такая глупость, что Иззи даже не мог как следует на себя разозлиться за то, что позволил так с собой поступить. Он почти позволил себя убить, самостоятельно себя уничтожил, потому что слишком сильно боялся потерять человека, которому в сущности было наплевать, и который был бы Иззи безразличен, если бы не обстоятельства, что свели их когда-то вместе. Стид светился, когда кто-то Иззи улыбался. Было очевидно, что у него были притязания на Иззи, после нескольких совместных вечеров это сложно было отрицать, и в то же время он не только не ревновал, но, кажется, становился лишь счастливее, когда кто-то относился к Иззи с теплом. В этом чувстве не было сражения, не было попытки казаться лучше, не было бахвальства, желания получить что-то особенное, это даже не было способом заставить Иззи мучиться, — Стид был рад за него, только и всего. И почему-то в миг, когда Иззи это понял, все, что казалось таким невыносимо сложным, стало простым. Чего ещё он в этой жизни мог бояться, если все самое страшное уже произошло? Он победил своего левиафана. Он смотрел на Эдварда, который что-то воодушевленно говорил Стиду на другом конце корабля, и не видел даже того незнакомца, который так пугал его ещё месяц назад. Этот человек никогда не уничтожал его. Этот человек никогда не вынимал его сердце из груди лишь для того, чтобы растоптать. Иззи никогда его не любил. Он мысленно обрезал тонкую нить между ними; легче не стало, но зато он мог разрешить себе быть собой. Впервые за чертовски долгие двадцать лет. — Сможешь сыграть кое-что для меня? — тихо спросил Иззи, поймав проходящего мимо Френчи за рукав рубашки. Он не знал название баллады, не знал даже нот, чтобы объяснить, но помнил мелодию, слова, засевшие так глубоко, что порой они всплывали по ночам, помнил чувства, прикосновение незнакомых губ, ощущение свободы до утра и стыда за свое удовольствие, и злость, потому что он никогда не хотел становиться таким человеком. Он помнил ощущение, с которым он похоронил в себе эту мелодию, — а теперь хотел дать ей жизнь, потому что наконец-то у него был человек, которому он хотел спеть эту балладу. — Не вопрос, начни, и я подстроюсь, Из, — хлопнул его по плечу Френчи и несколько раз неопределенно перебрал струны, позволяя Иззи вступить в любой момент, когда он посчитает нужным, помогая, как мог, даже если понятия не имел, что делал. Иззи посмотрел на Стида, встретился с ним взглядом, усмехнулся и приложил к губам руку в перчатке; приятно было ощутить, как он неприлично прошёлся вспыхнувшим взглядом по телу Иззи с ног до головы, — что ж, если Стид захочет, этой ночью он мог получить от него что угодно. Он надеялся, Стид успел прочитать в его глазах это безмолвное обещание прежде, чем Иззи решился сделать шаг с доски в бурное течение под ногами. Обними меня сильнее, Обними меня скорее. Ты очаровываешь меня. Это жизнь в розовом цвете. Начать было действительно сложнее всего. Запеть и заставить свой голос не дрожать. Унять кровь, пульсирующую в висках. Проигнорировать удивлённые взгляды. Сосредоточиться лишь на музыке, и на том, как смотрел на него Стид, — так, словно видел насквозь, словно знал, что каждое слово существовало в Иззи только для него. Так и было. Отдай мне свое сердце и свою душу. И жизнь будет всегда В розовом цвете. Может быть, он вёл себя как безумец. Может быть, он позволял себе говорить то, что никогда не сказал бы вслух иначе. Он знал, что это было трусливо — прятаться за песней, за словами, которые ему даже не принадлежали, чтобы на утро всегда иметь возможность сказать, что ничего такого не было, если Стид непонимающе улыбнётся ему при свете дня. Но в сиреневой полутьме, в свете луны и газовых ламп, среди цветов и людей, которые любили друг друга, говорить со Стидом взглядами и музыкой казалось самым правильным решением, которое Иззи принимал в своей жизни. Он чувствовал, что попал в точку. Он для меня, А я для него в этой жизни. Он сказал мне это, Поклялся на своей жизни. Не прозвучало ни одной клятвы. Молчание так и не было нарушено, хотя все, что они делали, это кружили вокруг тайны, которую делали из своих чувств; Иззи готов был сделать и этот шаг, если это было необходимо. Выбрать человека, который каждый день выбирал его, который говорил правильные, нужные, важные слова даже тогда, когда Иззи не чувствовал, что заслуживал этого, который видел его, слышал без слов, и ничего не требовал, — разве мог существовать выбор проще? Дело было не только в желании. Стид поставил кружку на фальшборт, что-то сказал Эдварду и, улыбаясь, направился в сторону Иззи. Он смотрел на него, не отводя глаз, так пленительно, будто хотел его разгадать. Иззи забыл бы слова, если бы не чувствовал их в каждой клеточке своего тела. Он сделал шаг навстречу Стиду, позволил притянуть себя за талию, — никаких сомнений. Обещание. Дрожь ожидания в уверенных руках. О чем бы Стид не попросил, Иззи уже принадлежал ему. И когда я замечаю его, То чувствую свое сердце, Сердце, которое сильно бьется. Иззи замолчал и, приподняв руку Стида, прижался губами к костяшкам его пальцев долгим поцелуем. Ему всегда нравилось это: социальные прелюдии, долгие прикосновения, взгляды — круг почёта перед тем, как лечь в кровать и позволить себя трахнуть. Стид почти застенчиво провел другой рукой по его груди и улыбнулся шире, когда Иззи поднял на него взгляд. — Меня проклянут, если я украду тебя? — тихо спросил Стид. Он, будто невзначай, погладил Иззи по губам большим пальцем и едва слышно выдохнул, когда он в ответ приоткрыл рот. — Никому мы нахрен не нужны, — так же тихо ответил Иззи и кивнул в сторону смеющегося трехголового чудовища, состоящего из Джима, Арчи и Олу. Неподалёку Френчи наигрывал красивую мелодию, глупо улыбаясь Ви Джону, а Люциус почти оседлал колени Пита. Стид в его объятиях смущенно вздохнул. — Всем плевать на всё, если их это не касается. — Хм, — многозначительно сказал Стид. Иззи закатил глаза, опустил руку на талию Стида и положил голову ему на плечо, качнувшись в такт мелодии. Из-под полуприкрытых ресниц он наблюдал за тем, как Роуч, довольный донельзя, пытался поджечь фитиль пушки. — Так и быть, я поспорю с тобой позже. Напомнишь завтра? — Разумеется, ведь я дышать не смогу без очередной твоей лекции о том, как мы все тут друг для друга важны, — пробормотал Иззи, заранее зная, что обязательно выполнит просьбу Стида. Он обожал этого невыносимого человека, его лекции, его убеждения и его настойчивое желание сделать всех вокруг счастливыми. Иззи надеялся, что Стид об этом знал. Глухой залп заглушил музыку. Они все синхронно подняли головы и уставились в небо, на рассыпающиеся друг за другом яркие искры. Это было прекрасно: Иззи никогда не видел ничего подобного. Роуч счастливо закричал, радуясь фейерверку, словно собственной победе, а остальные подхватили этот крик смехом и бросились его поздравлять. Все, кроме Иззи и Стида. Иззи опустил голову и встретился взглядом со светящимися не хуже фейерверка глазами Стида. В этом хаосе, наполненном смехом и яркими взрывами в небе, он смотрел только на него. — Так красиво, — прошептал Стид, улыбнувшись, и погладил Иззи по щеке. Согласиться с этим было сложно, но он мог постараться. Хотя бы этой ночью. Иззи улыбнулся ему в ответ и снова опустил голову на плечо Стида. — Я поспорю с тобой позже.***