хорошее будущее

Лежащий на полу Ханагаки не вызывал ничего, кроме пожалуй чувства запредельного омерзения. Казалось, что все чувства Санзу резко обострились. Он с наслаждением и с кривой ухмылкой смотрел на это бессознательное тело. Противоречия. Санзу терзали противоречивые ощущения и чувства с одной стороны: Ханагаки. Ха-на-га-ки. Даже фамилия этого земляного червя вызывала чувство острого омерзения и желание по скорей раздавить его. Это желание росло с каждой секундой, что Санзу проводил в этом убогом, крохотном помещении, похожем на логово мыши. Сравнивать Ханагаки с крысой было чересчур опрометчиво. Крысы опасные твари. Злопамятные. Мстительные. Хитрые и изворотливые. Если крысу загнать в угол, то она будет рваться к свободе даже ценой собственной жизни. Не зря же еще эти надменные англичане придумали эту пытку в 1500 - х годах. Эти древние извращенные ублюдки знали толк в развлечениях. Санзу прикрыл глаза, воссоздавая перед собой те картины, которые он успел увидеть. Старинные холсты известных художников, которые неизвестны широкой публике, о которых даже не знают. Кто в здравом уме будет писать картину, как человека поедают заживо крысы? Художники. Это были не просто художники, это были люди, одержимые идеей, они хотели оставить свой кровавый след в истории. Все знают, что художники, музыканты, поэты в большинстве своем не те люди, что могут убивать. Нет, в них есть та безумная садистская жилка, жажда крови, жажда познать неизвестное. Существуют много примеров, когда деятели искусства истязали себя, своих жертв лишь бы получить вдохновение. Картина написанная на холсте, которую видел Санзу была поистине прекрасна. На ней изображалась девушка, вся в белом, её рыжие непослушные локоны разметались по черному каменному полу, а вокруг неё были крысы, целые полчища крыс, что медленно приближались к жертве. О! Художник был просто великолепен, он в деталях изобразил отчаянье, страх, и дикий ужас жертвы. Данная картина оставила глубокий след в душе Санзу. И вот сейчас стоя перед распластанным и бессознательным Ханагаки, в его голову пришла мысль: "А, что если я повторю то же? Какие эмоции отразятся на этом прекрасном лице? Что почувствует Ханагаки перед лицом неизбежной и самой омерзительной смерти?" Он захотел это проверить, до зуда, до кровавых полос на руках. Он просто хотел увидеть весь спектр эмоций на лице Такемичи и может тогда он поймет, что черт возьми увидел МАЙКИ В ЭТОМ ГРЁБАНОМ УБЛЮДКЕ!!! Санзу стал нервно шарить по карманам, из нагрудного кармана с внутренней стороны жилета и закинул в рот пару таблеток, бормоча себе под нос: - Не сейчас. Приказ Майки. Не убивать. Тогда что же оставалось делать Санзу? Он не наигрался, это так, был легкий аперитив перед главным блюдом вечера. Особо не заморачиваясь Санзу стянул с Такемичи штаны и залип. Он буквально уставился на эти нежные, хрупкие, белоснежные бедра. Они были теплые, не такие как у Майки, нет, в них чувствовалась жизнь. Санзу с каким-то трепетом стал покрывать легкими поцелуями бедра Такемичи, оставляя на них следы, кровавые разводы, так как поцелуи Санзу перешли в сильные укусы. Он хотел поглотить это тело, переварить его, растворить в себе. Он хотел эту частичку тепла, хотел согреться. Санзу сам не заметил, как стал растягивать Такемичи, просто его пальцы погрузились в теплое и тугое колечко мышц, это даже растягиванием перед сексом было сложно назвать. Скорее всего это выглядело, словно человек что замерз пытается отогреть свои руки у костра. Санзу вгонял в Такемичи пальцы, он ловил каждый бессознательный всхлип своими губами, он навис над беззащитным и бессознательным Такемичи. Никто был не вправе ловить столь чудесные звуки кроме него. Он сорвал с себя брюки, он не хотел тратить время на расстегивание ширинки, казалось, что даже секунда промедления заморозит Санзу. Он вогнал свой член сразу, до упора, и стал двигаться, он держал Такемичи в своих смертельных объятиях, не желая его отпускать, поглощая его свет. Санзу грелся. Санзу наслаждался. Санзу впервые в жизни почувствовал себя относительно нормально и с каждым глубоким толчком в Ханагаки ему становилось лучше.

***

Боль. Она затопила весь разум Такемичи. Боль и темнота. Он барахтался в этой вязкой и склизкой жиже пытаясь выбраться, все его попытки были тщетными. Он тонул. Такемичи с громким криком открыл глаза и напоролся на два безумных изумруда. Они светились в темноте. Такие прекрасные. У него даже кончики пальцев закололо, так он хотел прикоснуться к этим изумрудам. И он прикоснулся. Его обдало волной холода, что тут же растворилась, сталкиваясь с жаром его тела. Такемичи бредил.

***

Прикосновение. Нежное. Ласковое. Санзу испытал легкий трепет и счастье, он вдруг вспомнил свою мать, что так рано покинула их. Её руки, пропахшие едой. Её улыбку, что дарила тепло. Это привело его в себя и он одним рывком сел на колени, опершись спиной на стенку шкафа. Санзу прижимал Такемичи к себе, он желал слиться с ним, только бы не отпускать. Внезапно стало страшно.