***
Подъезд к поместью пана Багарны начинался с моста через широкий стеклянный черепашариум, где жили панцирные создания разных размеров, а также, кабы первым не было тоскливо, всякие жабки и ящерки. Имение состояло из трёх башен, четырёх этажей и целиком было обсыпано глазурью – лазурной, белой и пшеничной. Башни терялись в вечном розоватом паре – словно высоко в небе витаешь среди рассветных облаков. Окна – формы потёкшей на сковороде яичницы, многие – витражи с кукушкой или растениями (колокольчиками, львиным зевом, борщевиком). миСими вышел из машины и пошаркал ступнёй – хотел услышать лёгкое скрипение от блестящих белых частичек, напоминавших снег и соль. – Это осколки стекла, раздробленного по специальной выранокской технологии, абсолютно безопасные. – Нетипичное селение. Прыгапева не удержалась – хмыкнула. – Когда начинаем Собрание? – Как прибудете. – Разве не рано? – Нам нет разницы, – пожала плечами бывшая директриса. – Благодарю (выплюнула), что оповестили заранее о времени прибытия. Они пошли не в само поместье, а в искусственный грот. – Кроме меня будут ещё неумертки? – Нет. миСими так и думал. Сказал пару дней назад Карожке: «Полагаю, они больше всего боятся, что двери вдруг распахнутся и на пороге с громом и молнией объявится Волявон». Это и понятно: он же просто придёт и убьёт всех, кто убивается. Однако в гроте не было дверей, да и небо не похоже на грозовое – так что, видно, страхам сегодня воплощение заказано. На несколько минут миСими остался один в полутёмном помещении. По левой стене бежал еле заметный водопадик, журчал успокаивающе, падая в объятия пруда. Тут даже понаставили и понавешивали некие льдинки – те играли роль сталактитов и сталагмитов. миСими вообразил, что судить его будут в сладкой волости, где по шоколадным стенам течёт какао. Из освещения были газовые лампы, подвешенные на подставки в виде лопат. Дополнительно на столе, стоявшем в центре, заранее зажгли несколько свечей. Тут же лежали документы: выдержка из Плыньской летописи, интервью газете «Дудка наша» и некоторые статьи трёхлетней давности, показания с подписью Прыгапевы, а также людей, именуемых Пер. 1, Пер. 2 – и так до одиннадцати (то есть всех воспитанников опросили). миСими погладил отрывок из летописи. Кристально помнил, как вдохновенно дирижировал карандашом ДоРедо, рядом Лями рисовал ножом на столе, а виновник торжества с интересом комкал кусок гардины, в которую спеленали. миСими думал, летопись сгорела во время пожара, устроенного ДоСидо после того, как неумерток отклонил приглашение на службу и голыми руками рассёк плечо – правое либо левое, какое попалось, – каждому из небылицкого войска. Раздались шаги, и в целом почувствовалось человечье присутствие. миСими приготовился. Вошли девушка – видимо, Змаганара Багарновна – и мире#Ре Веснянский (его признал миСими по газетным портретам). Поймав его взгляд, оба корректно поздоровались и попросили сесть на конкретное место. Освещение было организовано так, что все лучи нацелились на неумертка. У него не было потребности моргать или жмуриться, однако же, сам признал, психологический эффект, на который рассчитывали, возымел действие. Все сидели в тишине, пока не оказалось занято последнее место. Пришла мачеха Змаганары, красавица из заволновых краёв, как её прозвали. Между Маруней и Багарной было целое Утраченное море, но оно не помешало пану обрести свою молодую любовь во время экзотичных путешествий. – Где блажной? – вполголоса спросила у Маруни Змаганара. – Видела у карамельного фонтана, – ответствовала супруга того, про кого был вопрос. – Да не придёт он, успокойся. Услышав про фонтан, миСими взгрустнул: это похоже на молочную реку – может, идея к Багарне раньше пришла! Но немного утешился тем, что река – для всех, а карамелемёт спрятан, как редкое и потому не слишком уж и нужное скоровище. – Давайте начнём, – произнесла Маруня. Веснянский прокашлялся, девушки одинаково сцепили на столе руки. – Давайте, – на всякий случай согласился миСими. Голос Змаганары звучал ровно и холодно – идеальное дополнение к гроту. – Уважаемый неумерток, в первую очередь – благодарим, что приняли наше приглашение и согласились на продуктивную беседу. Предлагаю сперва нашей стороне выразить некоторые мнения насчёт отношений неумертков и людей, а вам после дополнить либо оспорить. Она не читала по бумажке и не бубнила заученное назубок. Казалось, долго думала над предисловием, но без подготовленных фраз – потому слова текли живо и ровно. Поток чуть прервался, однако после кивка миСими возобновился: – На данный момент, господин миСими, вы единственный из неумертков, кто пребывает не в Конечном Пристанище – уникальном месте, принадлежность коего сделанным из вашего теста неоспорима. И мы были бы совсем не против озвученного факта, если бы ваше существование не причиняло нам ощутимые невыгоды. Честно признаюсь, мы подробно ознакомились с вашей биографией. Я акцентирую внимание на трёх эпизодах. Первый. Во время вашего пребывания в селении Плынь вы довели до попытки самоубийства вашу хорошую знакомую, с которой вы одногодки. Кроме того, через несколько лет вы стали причиной смерти её пятилетней дочери. Подтвердите, будьте любезны: мы ведь не искажаем факты? – Близко. ФаСиля было почти пять. Она погибла на следующий день после Купалья, за месяц до празднования дня рождения. И за месяц до ритуала проверки на переродка, – неизвестно зачем уточнил миСими. – Мы-ы-ы знаым пыррро то, что девочка была подозырррите-е-ельной, – мягко сказала Маруня (в её речи порой слышалось особое рокотание иноземки). – Ви-и-идно, вы уже с того времени ненавидели перррерродков, включая потенциальны-ы-ых? – Я никогда не ненавидел переродков. К одному из них я сейчас сильно психологически привязан. А смерть ФаСиля можно назвать несчастным случаем. Однако я тому причиной, вы верно говорите. Она увидела, как я сижу в пламени, пока через меня летает молодёжь, и скокнула в огонь. Мы сразу вытащили, родители наругали. Но назавтра она решила попробовать снова. Сама развела огонь в своём дворе. И молча терпела боль. Видно, думала, что и я терпел, но не сдавался. Её внутренней силы хватило бы на всё селение. – Э-э-этой тырррагичной стрраницы не существовало бы, если бы девочка вас не знала, пыррравда-а-а же? – Правда. Мой грех. – В тот же мессяц вы покинули террриторрию Пылыни. Куда собиррралиссь? – Не имел конечного пункта. Но меня вскоре пригласил к себе ДоСидо Небылицкий. На беседу, как вы. Веснянский шумно вобрал в себя воздух. – Господин угрожать вздумал? – Нет. Меня правда пригласили на разговор, и явился я по своей охоте. миСими говорил всё медленнее. – На той встрече вы впали в ярость? – спросила Змаганара Багарновна. – Нет. Я хотел уйти, а меня не пускали. – Это единственная причина, по которой вы выдирали мясо и вытаскивали жилы из людей? – Почти. ДоСидо сказал, что, если я не пожелаю стать его наёмником, а по сути – рабом, ибо в деньгах не имею потребности, он сожжёт мою Плынь – то есть его Плынь, принадлежащую ему по закону, по наследству. Вопросы и комментарии приостановились. – И я захотел показать: хоть он властитель земель и один из вас, кто вершит судьбу государства, но мою душу и моё уникальное тело не получить ему силой и капризом. – Небылицкий поступил неразумно, – сказала Змаганара Багарновна, и ей тут же прилетел удивлённый и упрекающий взгляд Веснянского. – Однако судьями ему стали существа, людьми не являющиеся и, соответственно, судить нас не могущие. – Почему это не работает наоборот? – без всякой издёвки полюбопытствовал миСими. – Почему вы судите меня? Змаганара Багарновна нахмурилась, а Маруня усмехнулась. – Мы-ы-ы пыррригласили вас на отыкыррытую бесседу. – Вы хотите показать, что я кругом виноват, – неожиданно для себя быстро заговорил миСими. – Пока мы будем смаковать на языке все мои грехи, шоколадный ваш водопад иссохнет. Давайте я сам продолжу и быстренько завершу. – Вы же не знаете, что такое смаковать на языке, – прищурившись, прошипела Змаганара Багарновна. Маруня легонько погладила её по плечику, скрытому голубой шалью. – Бу-у-удьте любиезны-ы-ы. А-а-а мы, если чъто, попыррави-и-им. миСими положил обе ладони на стол и обрёл ментальную опору в роли глаз Маруни. Не отрываясь от них, рассказал всё как было. – Сотворив действие, за которое получил прозвище Плечевой Полосовой, я направился назад в Плынь, ибо подозревал, что Небылицкой в знак мести всё же красным петухом моё – его – селение обнимет. Через колороба РеСиси, в прошлом моего начальника, я предупредил, чтобы собирались и бежали. За мной пришли уцелевшие из войска ДоСидо и пообещали: если соглашусь панской тюрьмы жителем временным стать, последствий дурных не предвидится. Я находился в полной темноте, без человечьих голосов и с потерей времени, но послышалась дивно лёгкая поступь: спустился Волявон и вывел меня оттуда. «Ты сидел, как скала, две недели, – сказал. – За это время Плынь твою сожрало пламя, умертки сбежали, имущество либо они забрали с собой, либо разграбили досидовские поломанные. Однако не тревожься, – сказал он, быстро поровнял с землёй мой склеп и продолжил: – Небыличье теперь одно слово да руины, а само существо неудавшееся не больше чем скелет, я вытянул из него каждую кость и заново собрал на полу. Запомнят все эти псевдогоспода: мы не оружие. Нас не купишь, силой не возьмёшь, нашу волю не сломишь, а попробуешь – кровавым кружевом, кровавыми лужами запомнят все твой последний ужин. Знакомство приятное, – сказал он мне, – пойдём в Конечное Пристанище, там нам уютно, далёко от этой недоземли, что нас боится, но иметь для себя всё же хочет». Так говорил он со мной, я чувствовал: он главный во всём свете, я боялся и не мог отвести очей от его – васильков срезанных. Но я уже порешил, что приму самоназначенное покарание. Он удалился, пообещав новую встречу и уверив, что я всегда в Конечном Пристанище желанен. А я из руин поместья возвёл себе столп в земле – четыре стены кирпичные да крыша черепитчатая. Я не могу противостоять искушениям могущества. Частично вы понять меня в силах, однако вам не постичь масштаба. И я решил: лучше уйти оттуда, где искушение присутствует, – от людей. В месте своей вины я существовал от ноября года 553-го до апреля этого года. Развоплотиться у меня не вышло, все панские книжки я прочитал. Кончилось тем, что я не выдержал. Была весна, я выполз из столпа, нашёл под сухим местом суму с грошами – мне приносили подаяния, принимая, видно, меня за некоего божественного посланца. Ещё там были молитвы – однако это я узнал позже, благодаря невероятно счастливому знакомству. Полагаю, вас интересуют мои свежие повинности? Я убил человека и уничтожил приют переродков, вашу, Змаганара Багарновна, собственность. Однако я убеждён: место, где истязают живых, существованию не подлежит. – А после лешего, которого вы от нас забрали, вы едва не погубили в пламени. То есть нам уничтожать нет разрешения, а вам – на здоровье! – Видите что: не только у нас двойные стандарты, – всунулся Веснянский. – Этот леший причинил серьёзный вред человеку: окропил мёртвой водой. Змаганара Багарновна покивала и перевернула страницу беседы: – И что же вы, уважаемый господин, чувствуете, перечисляя разрушения, страдания и смерти, раскиданные вами в нашем спокойном людском свете? – Вину. Печаль. Тяжесть. И желание исправиться. – На последнем мы и хотели бы сделать акцент. Скажите, осознаёте ли вы, что нам – я говорю от имени всех, как зовут нас, двуногих живорождённых – без вашего присутствия лучше? – Прекрасно осознаю. Я и хотел после столпничества удалиться в Конечное Пристанище, немного поглядев на города, леса и подсолнечные поля на прощание. – Поглядели? миСими опустил голову. – Мы вам, конечно, угрожать неспособны. На каждую атаку вы ответите контратакой в сотни раз сильнейшей. Даже если мы устраним бывшего ученика моего бывшего приюта, которого вы загипнотизировали своими неумертскими чарами. миСими вскочил. Веснянский резко поднялся, выхватил топорик, припрятанный за поясом кафтана. – Ти-и-ише-е-е-е! Э-э-это только бесъпочивенный прримерр. Маруня повернулась к падчерице, нахмурившись и раздув ноздри. Змаганара Багарновна тоже встала, успокаивающе дирижируя правой рукой. – Я же говорю, такого не произойдёт! Мы вас не заставляем! Искренне просим! – Что? Конкретно! Маруня силой посадила Цудглебовскую, но сама ничего не сказала, отдавая последнее слово панночке. Змаганара Багарновна направила на неумертка утомлённый туманно-синий взгляд: – Не появляйтесь больше на землях, принадлежащих родам Цудглебовских и Веснянских. В противном случае мы будем сжигать все места, которые вы загрязните собой. – Вы говорили, не будете мне угрожать. Цудглебовская пожала плечами, явно довольная ходом, а Веснянский поумничал: – Отрава, осознающая себе небезопасной, вред нести не перестаёт. Надобно прижигать её. миСими мысленно спроектировал карту на стену печоры. Он выучил политические и физические особенности всего Прозрачного Пространства. После трагедии с ДоСидо пришлось переучивать, ибо его земли были поделены. Красным на воображаемой карте обозначились запрещённые владения. В соответствии с ультиматумом неумерток мог обитать: а) в Конечном Пристанище; б) в некоторых городках, имевших право на своеволие: Милопеле, Трелюшках, Гудке, Плыни-Два, например; в) на территории Верх-Вершанского: в Лесоспевах (благодарю, благодарю, небеса и вся светлая энергия!); г) в Утраченном море, Неточном море (они ничейные), в реке Пущанке, да и вообще во всей Тойсамой воде – плавать в бесконечном пространстве; д) в Державе Надсчастной – на родине Маруни; е) среди леших и степовиков – на огромных территориях Степи Успокоения на западе и Неумирающей Пущи на востоке. Список вышел не такой уж и маленький. Но обождите... – Если вы согласны с условиями, поставьте дату, подпись, – Змаганара Багарновна пустила в плавание по столу отпечатанный в типографии договор и авторучку. – Если я подпишу, я в тот же миг нарушу договор, – тихо сказал миСими. – И в самом деле. Тогда вас проводят до границы Цудглебовских, там черкнёте автограф – и готово, – объявил Веснянский. – Не в направлении земель пана мире#Ре, конечно, – предупредила Змаганара Багарновна. Самый простой путь в Лесоспевы шёл именно через его территорию. – Тогда отведите к Неумирающей Пуще. Придётся в обход, дорогами, людьми не пропахшими. И дальше – одинёшенькому или нет, как Карожка захочет. Тот дурень скажет «вместе», но будет ведь мучиться без человеческого общества. Проститься и сбежать, исчезнуть. Или вообще не прощаться, не мозолить его капризное сердце? Змаганара Багарновна вежливо усмехнулась – впервые – и сцепила пальцы, подводя итог: – Благодарю за продуктивную встречу. Вдруг прямо у входа прозвучал клаксофон. В печору явился без грома, без молнии – не Волявон, которого со страхом, но можно было ожидать. До всех теперь дошло, что в списке нежеланных гостей было место под номером два. Принц на белом коне, присланный рыцарем в сияющих доспехах! – Непредсказуемый пан прибыл! – со смехом объявил СольДоСоль Верх-Вершанский и стал со стороны миСими. – Что учинили? Позвольте-ка, – рука с янтарными перстнями сгребла нормативный акт. СольДоСоль, пока его пробегал глазами, посмеивался, а закончив читать, расхохотался и породил небольшое эхо. – Что это за дичь? Вы чем-то надышались в пещерине этой? Какие тупые угрозы! Какая позорная ситуация! – Пан Верх-Вершанский, поясните, будьте любезны: что заставило вас отринуть законы вежливости и прибыть в моё имение без приглашения? – Жениться хочу! Пойдёшь за меня, Змаганара? Я парень хоть куда, статный и приятно пахну, а ещё богат и брею волосы на груди! Гха-гха-гха-гха! СольДоСоль скомкал документ, почти ставший историческим, и бросил, не глядя, в пруд. – Соглашайся, мы прекрасной парой будем! У тебя же выбор – или я, или он, – оранжевый перстень сверкнул в сторону каменного лица Веснянского. – Да он с пузиком и душный. Давай сдружимся супротив него, заберём себе его земли, а? – На-а-ас не посиещщали сываты от пана-а-а. – Эх, Марунька, солнышко, душенька, ну что за условности? Разве я хуже сватов? Так быстрее будет! Невеста дорогая, мне и приданого не надо, откажись только от неумерткового наказания! Ты ж разве не видишь, какой он хороший? – обе щеки миСими были облапаны и растянуты вверх, вниз и влево-вправо. – Красавец – аж дух занимает! Почти как я, га-га-га! А что в Трелюшках учудил! М-м-м, так и съел бы эти Трелюшки, до того сладко, аж язык немеет, как вспомню! Люди там теперь сачстливые-счастливые, как мы с тобой будем в первые дни брака! СольДоСоль подлетел к Змаганаре Багарновне, стал на одно колено, левую руку – к сердцу, правую – к будущей жене. Та онемела. – Пан Верх-Вершанский, не зовите меня невестой без оснований. Я согласия не даю. Будьте добры... – Без оснований? Ого! Так от взгляда, который ты на меня бросаешь тайком, цветы распускаются! У меня голос – дикий мёд, уста – сахарный лёд, волос – мягкий лён, пальцы – гибкий клён! В такт словам пан и по шее слегка проскользил, и локоны покрутил, и по губам провёл. Змаганара Багарновна потемнела. – Стащил, стащил я твой дневничок, каюсь! Год назад, когда вы у меня на дружеской охоте были. Знаю-знаю, как не желали тогда принимать приглашение, но поссориться побоялись, правда, Марунька? – Верх-Вершанский подмигнул панне. – Отдашь за меня падцерицу, яблонька цветущая? – Па-а-ан СольДоСоль, пырредлаггаю о-о-обсудить это посыле нашего собъррания-а-а. О-о-отдохните покуда в покойях или саду моего му-у-ужа, я ссейчас ррасъпорряжусь, шштобы вас уважили-и-и. Верх-Вершанский, не поднимаясь с колена, шлёпнул правой ладонью по столу. – Да говорю же! Моё сватовство имеет непосредственное отношение к этому балагану! Отцепитесь от неумертка, пускай принесёт извинения либо отработает там как-то, и всё! А после закатаемся с любимой как сыр в масле, я с ней буду ласков, не обижу, супружеский долг исправно выполнять стану!.. – Пан СольДоСоль, – Змаганара Багарновна поднялась, но с очами долу. – К сожалению, я вам согласия не даю. Вы, пользуясь неожиданным появлением и моими к вам чувствами, о которых вы узнали путём, не делающим вам чести, хотите выкупить всемогущее существо в обмен на нежеланный брак. Это жестоко по отношению и ко мне, и к вам. Теперь позвольте нам завершить дела. миСими подивился тому, как трое за столом сохраняли пристойный холодный вид. Правда, что ли, голубая кровь некий химический элемент выдержки содержит? СольДоСоль, однако, никакие социальные цепи не заботили. Он цокнул языком и сказал: – Во-первых, с чего вы взяли, что я с вами силой милым быть собираюсь? Я хочу разумную жену, и лучше вас кандидаток нет. Может, чуть потеплее чтоб была, да это исправить – раз поцеловать. Во-вторых, и у уважаемой Змаганары Багарновны, как отмечал уже, выбор не очень-то: либо я, либо Веснянский. Гха-гха-гха-гха! Ни умом, ни рожей с телом не вышел. Вы зачем вообще его позвали? Змаганара выждала, пока он подуспокоится, и молвила тихо: – У меня и третий выход есть, пан СольДоСоль. Никогда за мужа не идти. – Да что ж ты за создание такое! Лучший пан на всём свете уже сколько времени тебе чуть ноги не лижет, а ты носом воротишь! Или правда полизать?.. Верх-Вершанский гоготнул и склонился ниже. Змаганара Багарновна в ужасе отскочила, а с другой стороны миСими оттащил от неё пана. Веснянский наконец поднялся: – Господин СольДоСоль, попрошу не забываться. Если вы снова оскорбите хозяйку сей местности, я вынужден буду вызвать вас на кулачный бой. Верх-Вершанский расхохотался ему в лицо. – Ды ты отжимаешься раз пять, какой бой?! Ох, ох, – он замахал руками, – что ж вы такие скучные, холодные, чопорные, тьфу! Откуда это берётся? Выручать, конечно, выручать тебя надо, – повернулся к миСими. – Давай, проси быстрей прощения, и пойдём. – Па-а-ан... – Но-но-но-но! Он ничего не подписывал и выполнять ваши бредовые условия не обязан! Можете жечь ваши деревни сколько хотите, можете войной на меня идти – с моими соколами да неумертком под мышкой я вас, ещё до бранного поля не доберётесь, растрескаю! миСими подумал, что не принял бы ничью сторону, но смолчал. Совесть, правда, чуть заныла – стерпел. – Короче, мы отчалили. Мой привет Багарне, скажите, сады его прекрасней с каждым рассветом!.. А. Ты прощение просить будешь? миСими чуть отошёл от стола, кабы его видели все, и опустился на колени. – Панна Змаганара Багарновна, панна Маруня, пан мире#Ре! Я каюсь искренне во всех моих грехах. Согласен с тем, что без меня вам лучше, и даже был не против наказанья. Но личность у меня не монолитна, и часть миСими всё ж стремится к бегству. Она дала сильнейший аргумент – и ей затем победу присуждаю. Вам обещаю не творить дурного и не участвовать в делах людского мира. И за убийства я готов ответить, да только попрошу отсрочить кару. Я стану узником и выполню работу – к примеру, через год; или чуть болей. Согласны ль вы на просьбу на такую? – А вы, стало быть, уже хотите быть на службе у людей? – спокойно спросила панна Цудглебовская. – Я хочу избавиться от вины. Маруня и Змаганара Багарновна повернулись друг к другу и принялись беседовать глазами. – Не буду скрывать, я чувствую к вам ненависть, и она ещё сильнее жалит из-за того, что я совершенное пред господином неумертком нечтожество, бессильное, неспособное отомстить так, чтобы при этом душу не утратить. Более того, я вас боюсь, но понимаю: вы со мной, как с Небылицким, не обойдётесь, ибо честь и гордость имеете. Глаза б мои вас не видели никогда... Давайте так. Может, за год я успокоюсь. Возвращайтесь сюда 15 августа 556-го. И мы посмотрим, чем вы сможете быть полезны. Но если из-за вас! снова станут страдать!.. лучше сразу идите или в Пущу, или в Степь, или в Волявонское – куда пожелаете, но не в города, селения и деревни. Иначе я сожгу всё, всё... Монотонность прервалась, Змаганара Багарновна спрятала лицо в ладонях и глубоко, горько вздохнула, а Маруня обняла её за плечи и притянула к себе.***
Нельзя переоценивать вклад в исследование деятельности миСими представительницами семьи Цудглебовских. Благодаря Змаганаре Багарновне и Маруне Багарновой увидел свет первый и наиболее полный очерк биографии Скомороха Алчущего, тогда ещё известного лишь как Небылицкий Столпник и Плечевой Полосовой. Ещё большую ценность историческому документу придаёт то, что он был утверждён и дополнен самим объектом повествования. Таким образом, в очерке события представлены с точки зрения обеих заинтересованных сторон: человеческой и человекоподобной. ?? что за неуважение!!!