вт, 17 января 1989 г.
17:25
Сборы на катке во дворе того же дома, где в одном из подвалов располагалась база «Универсама», начались почти полчаса назад. Знала ли об этом Оля? Да. Знала ли она о том, что на сборы нужно приходить вовремя? Да. Еще вчера по дороге домой Турбо посвятил ее во все детали их собраний, которые ей следовало бы знать. Но уже сегодня ей было на все это плевать. Эти сборы – чистая формальность. Формальность, прежде чем каждый из них посчитает своим долгом смерить ее тошнотворным осуждающим взглядом или даже плюнуть в спину. «Дочурка мента». «Папочка-прокурор». «Наследница правовой системы». Звучит как самое настоящее клеймо. Клеймо урода и изгоя. Звучит так, словно бы у нее была возможность повлиять на должность своего отца или выбрать себе иную семью. Очевидно, она является к месту назначения самой последней. Все парни уже давно выстроились полукругом на небольшом катке, внимательно слушая «суперов». Внимательно слушая Турбо. — Че, особенной себя возомнила? — наконец прилетает в ее сторону, стоит ему только заметить отвлеченные взгляды парней, что больше его не слушали. — Неужто папочка-прокурор не способен обучить пунктуальности собственную дочурку? Или, может быть, мамаша померла? Ржавый нож в ее спине никуда не делся. И сейчас Турбо делал абсолютно все для того, чтобы провернуть его как можно глубже. Чтобы сломать ее. Вывести из себя. Вывести хоть на какие-либо эмоции. — Померла. Пятнадцать лет назад. Еще вопросы будут? — холодно отвечает Оля, останавливаясь напротив парня на расстоянии вытянутой руки. Может быть, он бы ударил ее вчера? Если бы знал о ее отце. Или, ударит сейчас? Почему бы и нет. — Вали давай вниз. Кощей хотел поговорить с тобой в отдельном порядке, — спустя несколько секунд молчаливых переглядываний наконец отрезает парень. Он сплевывает ей прямо под ноги, после чего снова отворачивается к парням. «Кощей хотел поговорить с тобой в отдельном порядке». Это звучит еще хуже, чем если бы она получила буквальный плевок в спину от каждого из здесь присутствующих. Легче было перенести пятьдесят осуждающих взглядов, чем «говорить с Кощеем в отдельном порядке», да еще и в пустом подвале. Могли ли ее убить за то, что ее отец оказался прокурором? Определенно. Она спускается в подвал и ей становится не по себе. Оказывается, что все это время здесь совсем не было комфортно. Облезлые стены, грязный пол, пыльная мебель и тренажеры. Все это не могло быть комфортным. Комфортными это место делали люди. Парни, рядом с которыми она не замечала ничего из этого. — Долго еще собираешься там шкериться? — неожиданно через приоткрытую дверь доносится голос Кощея. Она набирает в легкие побольше воздуха и следует на его голос. — Недооценил я тебя, — своим привычным размеренным голосом произносит мужчина. — У меня нюх на ментов. Прокуроры, КГБ-шники, судьи, следаки. Я чувствую их всех. И всех крыс, которых они пытаются к нам заслать. Почему же это не сработало с тобой? — он словно бы озадачен. Встревожен тем, что «теряет свою хватку». Кощей молча указывает ей рукой на кресло напротив себя. На этот раз она молча повинуется и не спорит. — Я задам тебе один вопрос. Всего лишь единственный, идет? Она молчит. Не произносит ни слова, не кивает. По ее взгляду и без того было понятно, что она прекрасно осознает всю плачевность своего положения. Осознает то, что выбора у нее нет. Она все еще просто хочет выйти отсюда живой. — Ты действительно попала к нам по стечению обстоятельств? — он делает затяжку, откидывается на спинку дивана и вновь принимается изучать ее своим бдительным взглядом. — Или это все же работа твоего отца? — Моего отца почти месяц нет в городе. И он не имеет ни малейшего понятия о том, чем я занимаюсь, — спокойно отвечает Оля. Она не нервничает, потому что говорит правду. И об этом можно догадаться по интонации ее голоса и уверенному взгляду. — Понимаешь, Оля, — он резко отрывается от спинки дивана и склоняется над журнальным столиком, чтобы быть поближе к ней, словно бы кто-то посторонний мог услышать их разговор, — они хотят знать. Парни хотят быть уверенными в том, что, когда выбор встанет между твоим отцом и ними, ты выберешь «улицу». Можешь ли ты сейчас с уверенностью заявить мне, что именно так и будет? И лучше обдумай возможные последствия, если ты однажды решишь нарушить свое обещание, прежде чем дать мне окончательный ответ. — Я никогда не выберу своего отца, — без малейшего колебания отвечает девушка. Ни единой тени сомнений в ее голосе. Она звучит твердо и уверенно. Так, словно бы всю жизнь ждала этого вопроса. — Пойдем. Мужчина поднимается со своего места, чтобы надеть плащ, после чего они вместе выходят наружу, где на катке его вердикта все еще ожидали несколько десятков человек. —Значит, слушаем внимательно, — он останавливается в самом центре образовавшегося полукруга, занимая прежнее место Турбо. — Рысь остается с «Универсамом». Это мое окончательное решение, которое не подлежит возражениям и протестам. Она в полной мере осознает все возможные последствия, которые ожидают ее при попытке пойти против «улицы». — Заебись, — в очередной раз слышится недовольный возглас Турбо. — А можно поинтересоваться, че там вообще каждый раз происходит за закрытой дверью? — его голос звучит мерзко. Улыбка на его губах выглядит мерзко. Оля чувствует себя мерзко. Кощей ничего не отвечает. Он как-то странно улыбается в ответ, медленным шагом направляясь в сторону парня. Ситуация кажется до абсурдности странной. По лицу Турбо видно, что он прекрасно осознает свой косяк. Прекрасно понимает, что сейчас должно последовать вслед за его «шуткой», но не предпринимает абсолютно ничего, чтобы избежать этой участи. Удар Кощея приходится прямо по носу. Снег под ногами Турбо за считанные секунды окрашивается в красный цвет. Он сплевывает кровавую слюну себе под ноги и больше даже не смотрит в ее сторону. — Кого-нибудь еще интересуют подробности о том, что происходит за закрытой дверью? Нет? Тогда все свободны, — звонким голосом объявляет мужчина, после чего парни начинают расходиться, а он возвращается к ней. — Ты как? Подумала вчера над моим предложением? — как бы невзначай спрашивает он. Словно бы все было в порядке. Словно бы он все еще не знал о том, что она дочь прокурора. Словно бы пару секунд назад не произошло ничего из ряда вон выходящего. Она почти завидовала его легкомысленному отношению к подобным вещам. — Да. Подумала. — И? — Во сколько там сеанс начинается? Он лишь молча улыбается в ответ на ее завуалированное согласие. — Через пару минут припаркуюсь ровно на этом же месте. — Что, прямо на катке? — с улыбкой спрашивает Оля. — А кто мне запретит? — он подмигивает ей, после чего скрывается из виду, направляясь в сторону парковки на соседней улице. — Я сейчас не вкурил, ты с ним намылилась куда-то? — за ее спиной неожиданно появляется Турбо. — Кажется, это я не вкурила, каким вообще боком тебя это касается, — даже не глядя в его сторону отвечает девушка, скрещивая руки на груди. Ее взгляд все еще устремлен в ту самую сторону, где пару секунд назад скрылся Кощей, пока парень не хватает ее за руку, чтобы наконец заставить посмотреть на себя. — Ты, блять, прикалываешься? Он лет на десять тебя старше. — Еще аргументы будут? — таким же безразличным тоном спрашивает она. — Да, блять. Будут. Че он дать-то тебе сможет, кроме своего корыта? — А ты? — безразличие в ее голосе сменяется нотками злобы и обиды. — Что ты мне можешь дать, кроме упреков и унижений? О, прости. И кроме своего члена в свободное от Лены время. Или как ее там зовут? — иронично улыбается она, когда слышит за спиной звук подъехавшего автомобиля. — Я клянусь, если ты сейчас сядешь к нему в тачку, то… — То что? — резко перебивает его девушка. — Что, еще не придумал пафосную концовку для своей дешевой фразы? Турбо молчит. Она видит, как его глаза чернеют от злости. Как широко раздуваются его ноздри. Как его выводит из себя вся эта ситуация. — Может быть, ты хотя бы извиниться попытаешься? — наконец спрашивает она, решая дать ему последний шанс загладить свое омерзительное поведение после сложившейся ситуации. — Пацаны не извиняются, — без малейших раздумий выдает он. Эта фраза слетает с его губ машинально. — Ну да, — она как-то обреченно улыбается собственной наивности. — Тогда пошел ты, пацан, — Оля даже не ждет от него никакого ответа. Она просто разворачивается и уходит к подъехавшей машине, ни разу на него так не обернувшись, а когда он наконец пытается ее окликнуть, она просто поднимает одну руку над головой, показывая ему средний палец, прежде чем сесть в автомобиль. ♪ Dead Blonde – Мальчик на девятке ♪ — Зачем ты ему врезал? — первое, о чем спрашивает Оля, когда они наконец сворачивают в какой-то проулок, а силуэт Турбо исчезает из отражения в зеркале заднего вида. — А как ты себе это представляла? Что я просто молча позволю какому-то вшивому «суперу» называть тебя при всех шлюхой? — Да мне… мне плевать, понимаешь? На то, что он считает меня шлюхой. Его мнение меня мало интересует. Меня больше волнует то, что он принял меня за крысу. Смешал с дерьмом. Хотя, он сам же и поступил как крыса, когда пришел сюда и сразу же всем доложил о моем отце. — Он все сделал правильно, — резко перебивает ее Кощей. На лице Оли явное недоумение. Он все сделал правильно?.. — Ты должна понять, как здесь все устроено. Ты не имеешь права скрывать что-либо от своих. О себе, о своей семье. О своих планах или проблемах. Здесь все знают друг о друге все. Это закон. — Даже о тебе? — на этот раз перебивает его она. — Нет. Это работает немного иначе. — Нихрена подобного. Это все полная херня, если ваши правила и законы действуют только в одну сторону. — У нас здесь диктатура, Рысь. Привыкай. Но она не хочет привыкать к подобному. Даже не собирается. — Есть хочешь? — вдруг неожиданно вырывает ее из раздумий мужчина, когда понимает, что их диалог прервался, а в воздухе повисло такое неловкое молчание. — Хочу. Уже через несколько минут они оказываются около достаточно вычурного заведения. Ресторан «Елочка». Оля мгновенно ловит себя на мысли о том, что даже снаружи это здание выглядит достаточно пафосно, чтобы приходить сюда в той же самой одежде, в которой ты привыкла лазить по гаражам или зависать в пыльных подвалах, но разве она готовилась к свиданию, когда шла на сборы с единственной уверенностью в том, что живой она оттуда уже не вернется? Фраза Кощея «Заказывай, что хочешь» звучала еще более пафосно, чем все это заведение выглядело целиком. — Пытаешься купить меня едой? Тактика изначально провальная. — Как такая глупая мысль пришла в твою голову? — с улыбкой спрашивает мужчина, после чего сразу же подзывает официанта. — Тогда я хочу черную икру, — она обращается к официанту, но смотрит в упор на Кощея, чтобы проследить за его реакцией. — Салат «Оливье», консервированные ананасы и ваше фирменное мороженое, — она на секунду возвращает свой взгляд к меню, — «Северное сияние» с разноцветным джемом. Мужчина подзывает официанта к себе, чтобы шепнуть ему что-то на ухо. Это заставляет Олю слегка насторожиться, но виду она не подает. Подумать только. Ее заказ обойдется Кощею в круглую сумму, но все, чего она этим добилась – это глупая улыбка на его лице. Нет, не глупая. Странная. Он смотрит на нее так, словно именно в отражении ее глаз он находил смысл своей жизни. В памяти невольно всплывает взгляд Турбо. Тот самый взгляд его темных от злости глаз, в которых она каждый раз видела злобу, осуждение, ненависть, презрение. Тот самый взгляд, который абсолютно точно не имел ничего общего с тем, каким взглядом ее обволакивал Кощей. Через несколько минут на их столе появляются изысканные блюда в не менее изысканных тарелках с золотой каймой. Еды слишком много. Помимо того, что она озвучила официанту, когда диктовала свой заказ, на столе появляются тарелки с экзотическими фруктами, нарезкой финского сервелата, несколько вычурных салатов и морепродукты. Морепродукты, которые были в дефиците даже в Москве. Она это точно знала. — Ты почти ничего не ешь, — с улыбкой подмечает мужчина, когда видит, что все, чему Оля уделила внимание – это консервированные кольца ананаса на красивом блюдце. — Думаю, что я наелась, — с такой же улыбкой отвечает она, отставляя пустое блюдце в сторону, прежде чем взять небольшой бутерброд с черной икрой. Это провокация. Провокация под названием «И что ты скажешь на это?» Провокация «Я почти ничего не съела, но тебе придется платить за все это». Но мужчина не ведется. Он продолжает улыбаться, подает официанту странный жест рукой, после чего на столе появляется еще одно блюдо. Воздушное безе со свежими фруктами. Свежие ягоды малины, клубники и голубики. Зимой. В январе месяце. В Казани. Оля лишь вопросительно смотрит на Кощея, когда официант удаляется. — Хотя бы попробуй. Это Анна Павлова. Я ничего вкуснее в жизни не ел. Она знает эту историю. Легенду о шеф-поваре, который был так влюблен в русскую артистку балета, что решил создать в ее честь фирменный дессерт. Она разламывает хрупкое безе десертной ложкой. — Хорошо, что я не балерина, а ты – не повар, — невзначай произносит Оля, прежде чем попробовать лакомство. Это действительно вкусно. Невероятно вкусно. — Ну вот. Лишила меня возможности рассказать эту прекрасную историю. — Она не ответила ему взаимностью, — неожиданно добавляет девушка. Мужчина молчит. — Хорошо, что я не повар, а ты – не балерина, правда? — наконец с улыбкой спрашивает он. Она попалась в собственную ловушку. Довольно странное ощущение. Не из приятных. Так вот как себя ощущают «жертвы»?.. — Так, о чем фильм? — тут же пытается сменить тему Оля. — О проститутке. Она поднимает свой взгляд на Кощея и замирает. Все вокруг них замирает. У нее впервые нет слов. Нет какого-то колкого ответа в арсенале, чтобы обезоружить своего противника. Она просто ждет. Ждет, пока он скажет что-нибудь еще. — О проститутке, которая мечтает вырваться из замкнутого круга – выйти замуж за иностранца, уехать заграницу и стать респектабельной дамой, — единственное, что добавляет мужчина, но Оля по-прежнему не знает, как ей следует реагировать. — Хорошо, что ты не иностранец, правда? — как-то иронично улыбается она. — Иначе бы я оскорбилась, решив, что ты хочешь сводить меня на фильм о моей автобиографии. — Тебя оскорбляет то, что я веду тебя на фильм о проститутке, но совершенно не оскорбило то, что Турбо завуалированно назвал тебя шлюхой при всех? — Вот именно. Он завуалированно назвал меня шлюхой, а ты – открыто говоришь мне в лоб о том, что ведешь меня на фильм о какой-то проститутке. Так себе свидание выходит, правда? — Так это свидание? — Ты меня спрашиваешь?22:55
Ближе к одиннадцати вечера они оказываются около ее дома, но она не спешит выходить из машины. — Как тебе фильм? — наконец спрашивает Кощей. — Фильм – дерьмо, — в ту же секунду отвечает Оля. — Второй раз я бы с тобой в кино не пошла, знаешь. Он снова улыбается. Насколько вообще нормальным было то, что его забавляли абсолютно любые ее слова? Даже те, что должны были бы задевать его мужское эго. В воздухе вновь повисает неловкое молчание. Так проходит несколько минут. — Что? — с улыбкой спрашивает мужчина, наблюдая за ее пристальным взглядом. — Жду, — она звучит так, словно бы отдает приказ. Звучит как настоящая наследница правовой системы. Мужчина ни о чем не спрашивает, но в его глаза стоит очевидный вопрос. «Ждешь чего?» — Жду, когда ты начнешь распускать руки и говорить: «А ты думаешь, что все это было за красивые глазки?» — ее голос звучит слишком театрально, словно бы она пыталась его рассмешить. Она не пыталась. Но он все равно смеется. И от его хриплого смеха что-то приятно колет внутри, но это чувство ей незнакомо. — Это московский опыт? — наконец спрашивает он. — Ладно. Спокойной ночи. На улице Оля окидывает взглядом темные окна серой многоэтажки, пока не замечает свет в одном из них. В своей квартире. В окне гостиной, откуда виднелся силуэт ее отца. Вот дерьмо. Она поднимается в квартиру, раздевается, беззвучно кладет ключи на комод для обуви и сразу же направляется к себе в комнату. Несколько метров отделяют ее от заветной двери, пока она мысленно молится о том, чтобы остаться незамеченной для своего отца. — Поздороваться не хочешь? — все же доносится мужской голос, когда она едва успевает проскочить мимо дверного проема гостиной. Блядство. Его строгий голос заставляет ее остановиться и вернуться назад. — Привет? — Где ты шлялась в одиннадцать вечера? — без малейшей сдержанности спрашивает мужчина, наконец отходя от окна. — Выражений помягче для своей любимой дочурки не нашлось? — Если я задаю вопрос – ты на него отвечаешь. — Мы не в твоем кабинете, — резко отрезает девушка. — А я – не подозреваемая по твоему очередному делу. Гулять по вечерам – это теперь преступление? — Если моя дочь гуляет с какими-то уголовниками, то это еще какое преступление, — повышает голос мужчина. — Какими еще уголовниками? Ты его даже ни разу не видел, а уже перегибаешь, — она скрещивает руки на груди и облокачивается о дверной косяк, всем своим видом демонстрируя свою незаинтересованность в этом разговоре. Отец ничего на это не отвечает. В какой-то момент ей даже кажется, что разговор окончен, а враг повержен, но это было лишь началом ее глобального поражения. Мужчина размеренным шагом направляется к журнальному столику около дивана, чтобы достать со своего дипломата очередную картонную папку. Оля прекрасна понимала, что это означает. Очередное личное дело. Каждое прошлое их жилище было битком набито этими картонными папками. Каждая комната, каждый шкаф. Десятки папок. Сотник бумаг. Десятки и сотни биографий сломленных жизней людей, которые однажды свернули не туда. Очередная толстая папка с грохотом падает на стол. — Бессмертный Владислав Алексеевич, — одной лишь единственной фразой отец выбивает землю у нее из-под ног, прежде чем она успевает увидеть фото Кощея на обложке его личного дела. — Тысяча девятьсот шестидесятого года рождения. Уроженец города Казань Татарской АССР. С двенадцати лет состоял на учете в ПДН. Одиннадцать раз привлекался по малолетке. Свыше двадцати раз – в возрасте полного совершеннолетия, — он присаживается на диван и раскрывает заветную папку, словно бы намереваясь зачитать ей целую лекцию. — Статья 146. Разбой. Подразумевает нападение с целью хищения чужого имущества, соединенное с насилием, опасным для жизни и здоровья потерпевшего, — он переворачивает страницу. — Статья 147. Мошенничество. Подразумевает завладение чужим имуществом или приобретение права на имущество путем обмана либо злоупотребления доверием, — страница снова переворачивается. — Статья 206. Хулиганство. Подразумевает умышленные действия, грубо нарушающие общественный порядок и выражающие явное неуважение к обществу. Статья 207. Угроза убийством, нанесением тяжких телесных повреждений или уничтожением имущества. Статья 208. Приобретение или сбыт имущества, заведомо добытого преступным путем. Статья 208.1. Организация азартных игр. Статья 210. Вовлечение несовершеннолетних в преступную деятельность. Статья 218.1. Хищение огнестрельного оружия, боевых припасов или взрывчатых веществ. Статья 224.1. Хищение наркотических средств. — Хватит, — неожиданно перебивает его Оля. — Почему же хватит? Это даже не половина его достижений, — отец останавливается на долю секунды, чтобы взглянуть на растерянность в ее лице, после чего продолжает. — Статья 209. Бандитизм. Напоминаю тебе, что данная статья подразумевает создание устойчивой вооруженной группы с целью нападения на граждан, а также участие в устойчивой вооруженной группе или в совершаемых ею нападениях. Продолжаем? В восемьдесят третьем году отбыл пять лет в колонии строгого режима города Павлодар по статье УК РСФСР 103. Статья 103… «Статья 103. Умышленное убийство, совершенное без отягчающих обстоятельств. Наказывается лишением свободы на срок от трех до десяти лет». Она знала все эти статьи наизусть. Она знала их лучше таблицы умножения, номера их домашнего телефона или собственного отражения в зеркале. Она не дожидается момента, когда отец зачитает сто третью статью вслух. Она наконец подходит к нему, чтобы вырвать папку из его рук. — Да подотрись ты этой папкой, понятно? — она с озлобленностью швыряет документы куда-то в сторону. Десятки бумаг разлетаются по гостиной, когда она резко выбегает в коридор. — Не смей уходить, когда я с тобой разговариваю, слышишь? К счастью, она успевает добраться до собственной комнаты, прежде чем отец успевает добраться до нее. Он несколько раз дергает дверную ручку со всей силы, после чего его кулаки вступают в ожесточенную борьбу с запертой дверью, но Оле на это уже плевать. Она забирается на кровать прямо в уличной одежде, сразу же находит под подушкой свой плеер и прибавляет громкость в наушниках до тех пор, пока звуки происходящего вне ее комнаты наконец полностью не заглушаются одной из любимых композиций. ♪ Альянс (Баста) – На заре ♪