Сердечные струны

В десяти милях от Уайлд Виндз Гук остановился у рощи величественных дубов, напоминавших густыми испанскими лишайниками, свисающими с ветвей, высохших стариков, облаченных в серые робы. Полевые ирисы, сонные маргаритки и островки колокольчиков, росшие вокруг, создавали ослепительную радугу пурпурного, желтого и голубого. — О, мистер Чон, большое вам спасибо! — воскликнул Тэ, остановив повозку. — За что? — Как это чутко с вашей стороны подумать о моем восхищении полевыми цветами и выбрать именно это место для нашего пикника. Он уставился на цветы так напряженно, что они превратились в расплывчатое пятно перед его глазами. Разве это место выбрано для Кима? Была ли это какого-то рода неосознанная предупредительность по отношению к нему, заставившая Чона остановиться именно здесь? Но, черт побери, он ведь тоже мог любить цветы, разве нет? Только то, что никогда прежде не искал их специально, не означало, что ему не нравилось находиться рядом с ними. — Это Callirhoe digitata, Eustoma grandiflorum и Xanthisma texanum, — объявил Тэхён, слезая с повозки. — Соберу несколько образцов, чтобы изучить их, когда выдастся свободная минутка .Его ученая тарабарщина еще больше разозлила Гука. — Вы не единственный человек в мире, который любит природу, — сказал он, твердо вознамериваясь поставить парня на место. — Все обычное: незатейливые красные, желтые и голубые цветы; жирные, блестящие черные жуки, ползающие повсюду, — обычные букашки, на небе — просто пушистые белые облака; а пока вы не начали портить мое настроение, позвольте заметить, оно — паршивое, угрюмое, отвратительное, гадкое настроение. Тэхён смотрел, как он спешивается; немного поразмыслив, подумал о нескольких возможных причинах внезапного раздражения, тут же попытался придумать способ побудить старшего сказать ему правду. При этом радостное возбуждение охватило омегу. Едва ли что-то доставляло ему большее удовольствие, чем проникновение в сердце тайны, какой, без сомнения, являлся для него Чон Чонгук. И все же слово «тайна» не полностью отвечало тому, чем он был для Тэ: помимо интеллектуального интереса, было что-то еще. Что-то эмоциональное. — О чем это вы задумались? — требовательно спросил Гук Тэхен спокойно вгляделся в небо. — Облака, вы правы, не перисто-слоистые, а кучевые, и часто появляются к середине дня в солнечную погоду, но, опускаясь намного ниже, чем перистые, становятся больше и могут превратиться в грозовые тучи. Но не буду беспокоиться о возможной грозе, потому что вы, без сомнения, услышите и почувствуете ее прежде, чем об этом известят они сами. Тэхён достал Иоанна Крестителя из клетки. Надев ему на шею блестящий ошейник и привязав поводок, повернулся к Гуку. — Что касается вашего настроения, я не совсем с вами согласен. Оно определенно jaculiferous. — И что это, черт возьми, означает? — Вы можете посмотреть определение в словаре. — У меня нет привычки возить словарь в седельной сумке, мистер Ким. — Очень жаль, мистер Чон. Гук прошагал через море полевых цветов и остановился перед парнем. — Не нуждаюсь в жалости. — Как хорошо, я совсем вас не жалею. — Тэхён достал большую корзину из задней части повозки и повел Иоанна Крестителя через цветы. — Jaculiferous означает что-то, имеющее иголки, — сказал он и поставил корзину рядом со стволом дуба. — Например, дикобраз. — Я в дикобразном настроении? Омега тихо рассмеялся. — Я только имел в виду, что ваше настроение колючее. Колкое. — Один черт, — буркнул он. — Угрюмое, отвратительное и гадкое. — Он вытащил одеяло из повозки и расположился рядом с ним под деревом. Младший помог ему расстелить одеяло на ложе цветов. — Вы порвали рубашку. Он заметил длинный разрыв на рукаве и пожал плечами. — Я никогда не любил альф. Его неожиданное заявление поразило Гука и сбило с толку. — А поскольку я никогда не любил альф, то не имею понятия, что значит хотеть вступить в брак. Расскажите мне, что это такое. — Рассказать? Откуда, черт побери, мне знать? Тэ сохранял озадаченное выражение лица, не дав ему понять, что его реакция и содержала именно ту информацию, в которой он нуждался. — Не могу ничего поделать с тем, что я омега, мистер Чон. — Что? — Не в состоянии изменить свой пол, если хотите, мы могли бы обсудить с вами неблагоприятные чувства в отношении омег. Возможно, тогда смогли бы определить наиболее подходящий для вас способ преодолеть их. Определенно, вы же не хотите провести свою жизнь, испытывая неприязнь ко всему омежьему полу. — Что за дьявольщину вы несете? — Этим утром вы были в прекрасном настроении, но когда я упомянул о предупредительности, которую вы проявили, выбрав для меня место, вы стали внезапно защищаться и нападать на меня. Полагаю, ваша вспышка порождена тем фактом, что вы действительно выбрали это место для меня. Вы явно осознали это, и ваша внимательность по отношению ко мне рассердила вас. Такая реакция может быть следствием потери возлюбленного и вашего последующего нежелания снова быть уязвимым в проявлении романтической формы любви. Однако, когда я попросил вас рассказать мне о романтической любви, вы продемонстрировали искреннее незнание предмета. Таким образом, могу предположить, что вы не любили и не теряли возлюбленного. Садитесь и ешьте завтрак. — Вы опять взялись за свою психологическую белиберду, — съязвил он, садясь рядом с ним. — Могу вам сказать, что… — Более того, вы солгали мне. — Тэ подал ему кусок хлеба. — Солгал? Но… — Я понял, нет почти ничего, чтобы вы не умели делать. Если бы вы остались в Оатес Джанкшен, а не последовали за мной, то нашли бы другую работу. Однако вы попытались убедить меня, что поехали из-за денег, которые доктор Мин вам заплатит. Это было ложью. Вы поехали потому, что эти разбойники собирались ограбить меня и к тому же причинить вред. Ваша забота обо мне, скорее всего, сильно тревожит вас. — Мне нужны были деньги, и точка! Тэ нежно улыбнулся, заметив угрожающий блеск его глаз. — Вы пережили отрицательный опыт с омегой когда-то в прошлом, и, как мы только что обсудили, он не был вашим возлюбленным. Вышеупомянутый опыт, должно быть, действительно, болезненный, потому что у вас появилась неприязнь ко всем омегам. Вы не лишаете себя удовольствия сексуальных контактов с ними, но, помимо этого, не хотите иметь с ними ничего общего. Вот почему ваша внимательность по отношению ко мне раздражает вас. Откройте рот. Он был так поражен тем, что Ким ему сказал, что, не задумываясь, открыл рот и принял кусочек яблока, который тот в него положил. — Как вы… — Узнал? Бог мой, да ведь вы намекнули об этом еще в первую ночь, которую мы провели вместе. Он не помнил, чтобы намекал на что-нибудь подобное. — Я не… — Да, мистер Чон. — Тэхён откусил хлеб с сыром , поделился яблоком с Иоанном Крестителем. — Вы сказали, что не хотите семью.— Какое это имеет отношение… — К вашей враждебности по отношению к омегам? Но, мистер Чон, это же элементарно. — Ничто не может быть элементарным для вас, мистер Ким. Вы не знаете, что такое простое! Все, что вы делаете, говорите или думаете, должно быть связано с каким-нибудь мудреным вздором, о котором нормальные люди ни черта не знают! Он спокойно ждал, когда Чон перестанет неистовствовать. — Чтобы иметь семью, вы должны иметь мужа. Вы не любите омег, поэтому не хотите мужа. Таким образом, вы не планируете растить семью на своем лошадином ранчо. Именно это вы сказали мне в ту ночь, которую мы провели в лесу. Не хотите ли еще сыра? — Что? Нет, не хочу я дурацкого сыра! Я хочу, чтобы вы прекратили… — Мой бог, ну и нрав, — заметил Тэ, небрежно осматривая семечко яблока. — От кого вы унаследовали такую вспыльчивость? От отца или от папы? — Не знаю, и это последний вопрос, который вы мне задали! Тэхён положил руку на его колено. — Сожалею. — Да уж, конечно. Копаться в душе человека это… — Нет, мистер Чон. Вы неверно поняли. Я выражаю сочувствие по поводу смерти ваших родителей. Они, должно быть, умерли, когда вы были еще совсем маленьким, иначе вы бы помнили, у кого из них был такой же характер, как у вас. Или, возможно, вы вообще их не знали. Как бы там ни было, кто-то другой растил вас. И не думаю, что ошибаюсь, полагая, что этот кто-то был омегой. Кто бы он ни был, он не любил и не заботился о вас. Вконец ошеломленный, Гук уставился в его глаза, словно хотел увидеть в них этот поразительный мозг. Он сказал ему так мало, и все же Ким обнаружил правду. Но не всю. Был не один нелюбящий омега, их было целых три. Ему не нравилось вспоминать о них . Они заставляли его думать о своей глупости. Тэхён наблюдал, как Чон, стиснув в руке кусок хлеба, превратил его в тестяной комок. — Я не хотел рассердить вас, — сказал Тэ мягко. — Только хотел больше узнать о… — Рассердить? — Он зашвырнул хлебный шарик в лес. — Вы шутите? Да я доволен, как никогда! Разве не удовольствие, когда в твоей жизни копаются люди, которым наплевать, что это не их дело? Знаю, что вы боитесь молнии, но разве я пытался выяснить, почему? Нет, потому что это меня не касается. Лично мне кажется, что бояться молнии глупо. Еще могу понять, когда из-за этого нервничают, но вы же были просто в ужасе! И все-таки, это не мое дело, и, кроме того, мистер Ким, мне абсолютно наплевать! Тэхён видел пламя ярости, разгоравшееся в его глазах, но за ним светилось иное чувство. Печаль просвечивала сквозь его злость, его горе тревожило парня куда больше, чем он находил разумным. Следует ли испытывать подобный глубокий интерес к такому мужчине, как Чон Чонгук? Помимо того, что он знал его всего лишь несколько дней, это был совсем не тот тип мужчины, к которому, как ему казалось, можно что-то питать. Хотя, впрочем, Тэ и не планировал вступать в подобного рода отношения . Бразильские исследования были единственным, что имело для него значение. Но если бы он мечтал о романтической любви, конечно, выбрал бы мужчину, чье академическое образование было бы на должной высоте. Растревоженный напряженностью собственных чувств, он быстро собрал остатки ленча и сложил в корзину. — Нахожу наши чувства очень похожими, — заявил он самым нормальным голосом, которым смог овладеть. — Я не вижу основания перестать бояться молнии, а вы — изменить неприязнь к омегам. Теперь, мне кажется, не имеет смысла спрашивать о ваших чувствах, когда мои аналогичны вашим. Таким образом, пожалуйста, питайте свою ненависть к омегам, так же как я, без сомнения, сохраню свой страх перед молнией. Он взял корзину в одну руку, попугая в другую и встал. — Хотя есть один пункт, который я должен добавить. Мой страх молнии не причиняет боли никому, кроме меня самого. Однако ваша враждебность по отношению к омегам будет источником огромных страданий для любого ничего не подозревающего омеги, который вздумает полюбить вас. Чон поднялся с земли и угрожающе навис над Тэхёном. — Позвольте мне сказать, что я думаю об этом вашем пункте. Омеги не любят, мистер Ким, они хотят. Ну разве это не пища для вашего голодного аналитического ума? Тэ твердо встретил его горящий взгляд. — Настоящий банкет. От него не ускользнул слегка надменный изгиб прекрасных губ Тэхёна. Несомненно, он думала, что выиграет их словесную перепалку. Чон поклялся, что этого не будет. — Кушайте на здоровье. — Я наемся так, что больше не смогу проглотить ни одного кусочка. — Ким подошел к повозке и поставил на нее корзину, а попугая на сиденье. — Когда снова проголодаюсь, уверяю вас, мистер Чон, вернусь за новой порцией. Он поднял одеяло с земли и тоже подошел к повозке. — Кухня закрыта. — Но повар часто забывает запереть дверь. Он шагнул ближе к Тэхёну, достаточно близко, чтобы коснуться грудью его груди. — Вы будете входить на свой страх и риск. Повару для работы нужен огонь. Там жарко. — Он медленно поднял руки и обхватил бедра младшего. — Вы можете расплавиться. Неслыханный жар пронесся по нему. В ту же секунду, как он увидел румянец, собрался показать Киму, насколько горячий на самом деле огонь. Его рот жестко опустился на тэхёновы губы, язык глубоко проник в его рот, затем он убрал его только для того, чтобы погрузить снова и снова. Каждый раз, входя в рот парня, он притягивал его к себе. Обхватив руками его ягодицы и прижимаясь к нему бедрами, он двигался в ритме, который, как он знал, его тело узнает и воспримет. Тэхён тоже начал двигаться. К нему, с ним, в ритме, который он установил; он трепетал, дрожал, покачивался. Гук почувствовал, как тот обмяк в его руках, не отрываясь от его губ, он поднял Тэхёна с земли и — поставил на повозку, отстранившись, погладил лоб кончиками пальцев. — В этом мозгу тысячи вещей. Уроки, которые вы не забыли. Пришло время усвоить еще один: где жар — там огонь, мистер всезнайка. Который обжигает, — и просунул пальцы к его груди, обвел затвердевший кружок соска, — и вот здесь тает. Все еще дрожа от неутоленного желания, Тэхён смотрел, как он садится в седло и выезжает на дорогу. Ему отчаянно хотелось выкрикнуть какую-нибудь сокрушающую реплику, которая бы закончила столкновение в его пользу, но впервые в жизни слова покинули его. Чон Чонгук разбил его наголову.