Сердечные струны

Запихнув в свой спальный тюфяк всю одежду, привезенную в Техас, Тэхён все равно чувствовал под собой каменистую землю. Не склонный к ругательствам, сейчас он испытывал такое раздражение, что несколько колоритных эпитетов так и рвались с языка. В нескольких шагах, напротив костра, сидел на своем тюфяке, прислонившись к стволу березы, Гук и наблюдал за его борьбой. — Что-то не так, мистер Ким? — Он положил листок бумаги, который изучал, и сунул карандаш за ухо. — Что-то не так, мистер Ким? — повторил Иоанн Креститель и выплеснул воду из клетки. — Где жар, там огонь, мистер Ким. Тэхён изогнулся, отстраняясь от камня, впившегося ему в бедро, тут же другой вонзился в бок. — Вы выбрали это место специально назло мне, мистер Чон. Мы проезжали множество поросших травой полей, устланных листьями лесов и цветочных лугов, и все же вы намеренно остановились на ночь здесь, в этой… этой набитой булыжниками яме. — Набитой булыжниками? — Чон прищелкнул языком. — Какой неудачный выбор слов, мистер Ким. Здешние камешки не больше моего кулака. И это не яма, а высохшее речное русло. — Что бы там ни было, вы постарались отыскать для лагеря самое непривлекательное место, какое только возможно. И, уверяю вас, я знаю, почему вы сделали это. — Ничуть в этом не сомневаюсь. Вы знаете обо мне почти все, не так ли? — Он снова взял бумагу, на которой были записаны суммы сбережений, имеющихся у него в восьми разных городах. — Вы не только задеты тем фактом, что я узнал немного о вашем прошлом сегодня утром, но также хотите доказать, что не испытываете в отношении меня никакого уважения, — продолжал Тэ, все еще ерзая на своей бугорчатой постели. — Вы прекрасно знали, что я просто не смогу уснуть на камнях… — Спали бы в повозке. — Там слишком мало места, и вы это знаете. — Тогда встаньте и расчистите место от камней. — Я уже пытался выполнить процесс элапидации, но безуспешно. — Элапидации? — Элапидация — расчищение камней. Он чуть не рассмеялся. У этого омеги имелось мудреное слово для каждой простейшей вещи! — Под одним слоем камней лежит другой, — сказал Тэхён, — затем еще и еще… — Когда-то здесь протекала река, она называлась Каменным Ложем. — Крайне подходящее название, — вконец раздосадованный, Тэхён сел и отбросил волосы с лица. — Не может быть, чтобы вам было так удобно. Чон набрал часть камешков и, один за другим, побросал их в сторону Кима. Когда закончил, они выстроились в аккуратную горку у его колен. — Камни не помеха. Я спал на них и раньше, и, скорее всего, буду спать в будущем. Кстати, почему вы спите в этой толстой ночной рубашке? Здесь, должно быть, градусов девяносто. Вам не жарко? Иоанн Креститель выплеснул еще немного воды. — Я переспал со своей первой шлюхой, когда мне было четырнадцать, — объявил он, — и продолжаю заниматься этим по сию пору. При словах попугая Тэхён закатил глаза и похлопал по бархатным ленточкам, стягивающим ночную рубашку. — Нет сомнений, вы бы хотели, чтобы я спал обнаженным, мистер Чон — Ни малейших, мистер Ким Чон Чонгук олицетворял подлинное определение слова «распутник», подумал он, борясь с гневом и желанием. Как только появлялась возможность обсудить или заняться чем-то, имеющим отношение к чувственности, он моментально хватался за нее. — Никогда не спал без ночной рубашки и не собираюсь этого делать. И был бы весьма признателен, если бы вы воздержались от упоминания интимных предметов, таких, как ночная одежда. Он задумался над просьбой младшего только на полсекунды, прежде чем отклонить ее. — Вы никогда не ощущали прохлады простыней на коже? — Нет. — Это приятно. — Мистер Чон, я провожу тихие, спокойные ночи в ночной рубашке уже много-много лет. И полагаю, буду продолжать поступать именно так, а не иначе. Он покачал головой. — Придется раздеться с тем альфой, которого вы выберете для зачатия ребенка. Тэ бессознательно скрестил руки на груди. — Не собираюсь этого делать. Он поскреб подбородок. — Тогда как же?.. — Обнажу нижнюю половину. — Мужчина может захотеть увидеть и прикоснуться и к вашей верхней половине. — Он не увидит ничего вообще и уж, конечно же, не будет касаться меня. Я буду под одеялом в комнате без света и попытаюсь сосредоточиться на отвлеченных вещах в течение прикосновения и впрыскивания семени. Вся процедура займет лишь несколько минут. Кроме того, его желания будут волновать меня меньше всего. Гук улыбнулся — омежку ждет поражение: ни один альфа в мире, будь он хоть семи пядей во лбу, не станет следовать его надуманным правилам, они не для омег с такой задницей и бедрами как у Тэхёна. И если у парня будет хоть капля таланта в таких делах, Ким не сосредоточится на отвлеченных вещах, как и не захочет, чтобы процедура закончилась в несколько минут. — Прошу прощения, но мне нужно тут кое-что сосчитать. Он согнул ногу в колене, положил листок на него и сделал вид, что записывает несколько цифр, хотя не собирался заниматься скучной арифметикой — с какой стати, когда прямо напротив него сидел гений. Поскольку младший злился на Чона, то не предложил бы помощи, и он намеревался доказать, что знал не меньше умственных трюков. А когда дело будет сделано и его злость усилится, у него появятся требуемые ответы. — Я считаю деньги, которые у меня имеются, — сказал он, — и сколько будет, когда заплачу то, что должен, и получу то, что должны мне. Но цифр всего восемь, и я должен разделить их на… — Если вы хоть на мгновение подумали, что я собираюсь помочь вам с математикой после того, как вы заставили меня спать на этих камнях, вы печально заблуждаетесь. — Надув губы, он взялся за края ночной рубашки и стряхнул камешки с колен. — Я не прошу вашей помощи, мистер Ким. Арифметика была моим любимым предметом в школе. — Он нацарапал несколько закорючек на листке. — Посмотрим… двадцать два доллара семьдесят пять центов плюс сорок четыре доллара восемьдесят шесть центов плюс одиннадцать долларов девятнадцать центов равняется… семьдесят один доллар восемьдесят девять центов. — Ошиблись на четыре доллара девяносто два цента, — информировал его Тэхён, совершенно не в силах устоять против исправления ошибки любого рода. — У меня в руках бумага и карандаш, мистер Ким, и цифры прямо перед глазами. А теперь, если не возражаете, перестаньте перебивать меня и позвольте закончить. — Сдержав улыбку, он снова склонился над бумагой. — На чем я остановился? Уже сложил три цифры, и они равняются семьдесят одному доллару восьмидесяти девяти центам. Хорошо… семьдесят один доллар восемьдесят девять центов плюс тридцать один доллар два цента плюс шесть долларов девяносто четыре цента равняется… сто двенадцать долларов восемьдесят четыре цента. — Вы неправильно сложили первый набор цифр, мистер Чон. Ваша первоначальная сумма должна составлять семьдесят шесть долларов восемьдесят один цент. Если к этому добавить другие упомянутые вами цифры, то получится сто четырнадцать долларов семьдесят семь центов. Он сделал вид, что не слышит, и нахмурился. — Сто двенадцать долларов восемьдесят четыре цента плюс семьдесят один доллар пятьдесят девять центов плюс двенадцать долларов тридцать шесть центов равняется всего… двести один доллар шесть центов. Тэ покачал головой и раздраженно вздохнул. — Вы увеличили в свою пользу два доллара тридцать четыре цента, мистер Чон. Общая сумма ваших сбережений равняется ста девяносто восьми долларам семидесяти двум центам. Он нацарапал еще несколько палочек и кружочков. — Конечно, надо погасить счет в три доллара в салуне Киддер Пасс, а человек в Кодл Корнер должен мне тридцать долларов за работу, которую я для него сделал, и мне нужно пятнадцать долларов на покупку припасов. Посмотрим… ноль от шести шесть, ноль от ноля ноль… берем от десяти, чтобы получить одиннадцать; три от одиннадцати… — Ваши вычисления абсолютно неверны, мистер Чон Он медленно поднял голову.— Мистер Ким, пожалуйста. Разве вы не видите, что я пытаюсь сосредоточиться? — Он сунул руку в карман, достал горсть счетов и немного мелочи и сосчитал их. — У меня тридцать семь долларов пятьдесят четыре цента, это значит… — Он нацарапал еще несколько закорючек на бумаге. — У вас будет двести сорок восемь долларов двадцать шесть центов после того, как вы заплатите и соберете все, что вам должны, все, что вы должны и все, что вы будете должны после закупки продуктов. И это включая ваши карманные деньги. Быстро, как только мог, он записал сумму, которую Ким ему назвал. — Это именно та цифра, которая у меня вышла, — сказал он, улыбаясь. — Вот видите? Я же сказал, что мне не нужна ваша помощь. По его усмешке он поняла, что Чон врал. Его глаза округлились, когда Тэхён осознал, что он одурачил его. Высокомерный нахал снова взял верх! — Вы… вы… вы… — Испытываете затруднения с выбором правильного слова? Провел вас? Одурачил? Обманул? — Вы… — Обманщик? Нахал? Негодяй? — С каким удовольствием я бы… — Дали мне пощечину? Ударили меня? Укусили? — Ради бога, перестаньте. Чон испытывал истинное удовольствие, заставляя его мысли вертеться, так же, как тот не раз проделывал с ним. — Конечно, я перестану. У меня нет причины продолжать. Я получил то, что хотел. Почему бы вам не получить того, что желаете вы? — Что? Что я хочу? — Думал, вы хотите спать. Больше не хотите? — Я… — Или вы вначале предпочли бы поцелуй? Считайте это моей платой за то, что вы дали мне ответ на эту сложную арифметику. — Нет, я не хочу. — Лгунишка. — Лгунишка, — повторил Иоанн Креститель. — Нет сомнений, вы хотели бы, чтобы я спал обнаженным, мистер Чон. Смеясь, Гук откинулся на спину, чтобы поглядеть на ночное небо. Тэхён наблюдал за игрой света в его волосах, струящихся вдоль белого ствола березы у него за спиной. Он расстегнул рубашку; ее широкий вырез открыл младшему дразнящий вид его мускулистой груди. Лунные лучики плясали и на его гладкой смуглой коже. — Если вы закончили изучать мою грудь, мистер Ким, взгляните вон на ту звезду. — Он указал на небо. Тэ быстро отыскал указанную им звезду. — Интересно, почему она намного ярче, чем другие? — вслух размышлял Гук — Не напоминает ли вам одну песенку? — О какой песне вы говорите, мистер Чон? — Вы знаете, песенка про звезду. Она звучит примерно… э, не могу вспомнить мотив, но слова там такие… «Ярче, звездочка, свети, нам с тобою по пути. Ты, высоко над землей, освещаешь путь домой». Тэхён задумался над тем, что его воспоминания о песне были такими смутными. — Откуда вы знаете песню? Он нахмурился. Должно быть, отец пел ее. Никто другой в его жизни не мог сделать для него такое. — Я просто всегда знал ее, — уклонился он. — Понятно. Был, по крайней мере, один человек в его детстве, который проявлял к нему доброту, размышлял Тэ. Кто-то, кто не пожалел времени, чтобы разучить с ним песню. И кто бы он ни был, Гук пробыл с ним недолго, иначе его воспоминания были бы ярче. Что-то потянуло Тэхёна за сердце, когда он подумал, каким печальным и одиноким, очевидно, было его детство. — Только не начинайте, — предостерег его Чон, заметив выражение глубокой задумчивости на лице омеги. — Что бы вы ни пытались разгадать во мне, держите это при себе. Тэхён подобрал несколько камешков, которые тот ему бросил, и стал перекатывать их между пальцами. — Очень хорошо. Что бы вы хотели обсудить вместо этого? Он выбрал безобидную тему. — Мы говорили о звезде. — Нет, мы говорили о песне. Вы знаете ее мотив? — Тэхён стряхнул листок, который спланировал ему на волосы. — Я никогда не слышал, чтобы это стихотворение пели, но читал его.-продолжил Ким Это стихотворение для детей, написанное Энн и Джейн Тейлор в 1806 году, и, должен сказать, нахожу его бессмысленным уже потому, что звезда, как таковая, не может освещать путь. Одного ее света совершенно недостаточно, чтобы освещать дорогу путнику. В ночное время землю освещает свет луны, которая фактически во много раз меньше подавляющего числа звезд, свет которых доходит до нас, но она кажется нам крупнее и ярче, поскольку расположена неизмеримо ближе, чем вышеупомянутые небесные тела, являющиеся шарообразными скоплениями раскаленного газа, который светится своим собственным светом. Он игнорировал тэхёново научное объяснение и продолжал смотреть на звезду. — Знаете, на такие яркие звезды, как эта, можно загадывать желание. — Он решил, что отец рассказал ему и о загадывании желаний. — Желания? — повторил про себя Тэхён. Он еще раз взглянул на звезду. — Яркость звезд определяется их величиной, способ, дошедший до нас из классической древности. Звезда первой величины в два с половиной раза ярче звезды второй величины, которая, в свою очередь, в два с половиной раза ярче звезды третьей величины… — Мистер Ким? Он оторвал взгляд от звезды и посмотрел на Чона. — Так как насчет загадывания желания? — Желания, мистер Чон? — Разве вы никогда не загадывали на звезду? Ким лег на свою каменистую постель. — Я верю тому, что говорит об этом Джон Адаме: «Факты — упрямые вещи; каковы бы ни были наши желания, наши намерения или веления страстей, они не могут изменить состояние фактов или свидетельств». Гук поднял сухую веточку, почертил ее концом на земле, затем отбросил в тень. — Да? Что же, позвольте сказать, что я думаю о вашем мистере Джоне Адамсе. Не он составляет мне компанию, когда я скачу ночами по бесконечным дорогам. Он не предлагает ничего, что можно посчитать, когда я не могу уснуть. Не на него приходится смотреть, когда хочется увидеть что-то, что могло бы отвлечь от тревог дня. И кому, черт возьми, какое дело до того, что этот Джон Адаме говорит о загадывании желаний? Если бы он больше загадывал их, может, стал бы первым президентом, а не вторым. Не видя смысла продолжать этот спор, Тэ закрыл глаза и постарался уснуть. Гук смотрел, как тот мечется и ворочается. Наконец, примерно через четверть часа, младший затих, и он понял, что паренек уснул. Он растянулся на тюфяке и снова посмотрел на небо. Несомненно ,Ким Тэхён знал множество вещей и… потерял целый мир других.