Солнцекорт

Жан был за сотни миль от «Эвермора», но, слушая, как Кевин без страха произносит эти смелые слова, он изо всех сил прислонился к изголовью кровати и стал всматриваться в тени в поисках «Воронов». Когда они узнали, что Кевин вызывал их в прямом эфире, как будто ему было на все наплевать, они собирались— Жан закрыл уши, словно мог заглушить собственные мысли. Он подумал о Натаниэле, Кевине и Ичиро. Прошло четыре дня с тех пор, как Натаниэль зашел к нему и сказал, что отдал их Ичиро в аренду. А Зейн по-прежнему был единственным Вороном, с которым Жан разговаривал. Он ожидал неприятных сообщений или расспросов от остальных, как только они поймут, что у него есть доступ к его студенческому аккаунту, но, похоже, Зейн им ничего не сказал. Жан опустил руки как раз вовремя, чтобы услышать, как Кевин сказал: — ...никогда не катался на лыжах, но я бы хотел как-нибудь попробовать. Мужество Жана покинуло его. Он выключил телевизор и зашвырнул пульт в другой конец комнаты, где не смог бы до него дотянуться. Прошло больше часа, прежде чем Ваймак и Эбби вернулись домой, и они вместе пришли навестить его. Эбби взглянула ему в лицо и сказала: — О, так ты видел. Хочешь есть? Она оставила ему фрукты и ужин, который не нужно было разогревать, прежде чем отправиться на стадион, поэтому Жан только покачал головой. Эбби молча приняла это и принесла ему пузырек с таблетками. Ваймак последовал за ней пересек комнату и поднял руки. В одной у него был пустой стакан, в другой - бутылка алкоголя. — Только не с его лекарством, — отчитала его Эбби. — Может быть, это помогло бы больше прямо сейчас, — сказал Ваймак, не извиняясь. — «Воронам» пить не разрешается, — сказал Жан. — Это не имеет значения, учитывая, что они из себя представляют. Но как хочешь. Просто я подумал, что должен предложить, прежде чем выпью все до конца. Он подождал, пока Жан снова покачает головой, принял этот отказ легким кивком и налил себе выпить. Легкость, с которой он осушил бокал, была отвратительной, но не такой пугающей, как то, что он тут же наполнил его снова. Жан изучал выражение его лица, пытаясь разглядеть за напряженными чертами лица признаки шока. — Наконец-то он рассказал вам, — догадался он, когда вернулся с пустыми руками. — Вы знали об этом до сегодняшнего вечера. — Он признался пару недель назад, — сказал Ваймак. — Говорят, это ты показал Нилу, где было спрятано письмо. В декабре он принес его с собой. — Он хотел знать, почему Кевин убежал, а я нет, — сказал Жан, запивая таблетки водой. Ему следовало оставить их там, но Жан снова и снова вертел свой стакан в пальцах. — Отец Рико отказался от него, как только тот родился, не заинтересованный во втором сыне. Мой отец без колебаний продал бы меня, если бы это означало, что его долги будут погашены. Несмотря на это, Кевин ни на секунду не сомневался, что вы примите его. Он был не настолько глуп, чтобы говорить это там, где Рико мог его услышать, но он сказал это мне. Я посмеялся над ним. Я никогда не считал его мечтателем. Эбби послала Ваймаку нежный взгляд, но Ваймак уставился в дальнюю стену и только спросил: — Нужно еще что-нибудь сегодня вечером? Жан указал на свой таймер на прикроватной тумбочке, и они оставили его наедине с его мыслями. Не то чтобы он был удивлен, когда Кевин зашел к ним утром, но он никак не ожидал увидеть женщину, которая пришла с ним. Жан не видел Теодору Мулдани с первого курса, поскольку она была на пятом курсе, когда он наконец попал в состав «Воронов». Он был знаком с ней пару лет до этого, потому что рано перешел в «Эвермор», но не думал, что увидит ее снова, пока после окончания школы не поступил в профессиональную команду и не встретился с ней на корте. — Тея, — удивленно произнес он. — Почему ты здесь? — спросил Жан. — Она видела мое интервью после игры, — сказал Кевин, отступая назад, чтобы Тея могла поговорить с Жаном наедине. Он поднял левую руку и сказал: — Она пришла за ответами. Тея предостерегающе указала пальцем на Кевина. — Подожди снаружи. Я не верю, что ты не научишь его, что говорить. Кевин нахмурился, глядя на нее, но Тея пристально смотрела на него, пока он не издал огорченный вздох и не ушел. Тея подождала несколько мгновений после того, как за ним закрылась дверь, словно думала, что он вернется, затем скрестила руки на груди и устремила на Жана слишком тяжелый взгляд. — Доброе утро, Париж. — было бы слишком опрометчиво надеяться, что она перерастет это прозвище. Жан сердито посмотрел на нее. — В сотый раз повторяю: Марсель. — Ты ужасно выглядишь, — сказала Тея, аккуратно проигнорировав поправку, как делала это всегда. — Кев сказал, что ты выбыл на несколько месяцев. Что с тобой случилось? — Неудачная схватка, — ответил Жан. — Защита была разболтана. — Вчера я могла бы в это поверить, — сказала Тея. — Но он клянется, что это что-то другое. Попробуй еще раз, не ври мне в лицо. — сказала она, как будто это вообще было возможно. «Вороны» привыкли терпеть жесткую дисциплину тренеров и без колебаний устраивали друг другу жестокую травлю, когда кто-то из них слишком сильно выходил за рамки дозволенного, но Рико был сущим пустяком в том, что касалось команды. Они знали, что в его сердце таится жестокость, и не раз видели, как она вырывалась наружу, но Жан и Кевин из кожи вон лезли, чтобы скрыть истинную степень его садизма от своих товарищей по команде. Конечно, это было сделано не ради Рико: «вороны» могли и последовали бы за тираном прямо в ад, если бы от них этого потребовали. Рико был королем, бьющимся сердцем, вокруг которого был построен замок «Эвермор». Возможно, тогда это была гордость или безрассудное чувство самосохранения. Кевин не хотел, чтобы «Вороны» видели, как он подчиняется, а Жан и так был достаточно презираем. Он не мог сказать им: «Я Моро, и это то, чего я заслуживаю», когда они даже не знали, кем на самом деле были семьи Моро и Морияма. — Тебе не следовало приходить сюда, — сказал Жан. Пытаться отослать ее было пустой тратой времени. Тея села на кровать и указала на свое лицо. —Посмотри на меня прямо сейчас. Как он ни старался, он не мог игнорировать этот тон. Он провел два года, наблюдая за ее игрой со стороны «Воронов», очарованный тем, как уверенно она доминировала на задней линии. Ночь за ночью на первом курсе он боролся за то, чтобы остаться с ней наедине, ускользая от цепких объятий Рико, пока он был занят Кевином, чтобы попросить у нее совета. Она шутила, что это ее маленький парижский утенок, игнорируя все жалобные просьбы выучить правильный город. У него никогда не было хорошей защиты от Теи, и Кевин это знал. Жан убил бы его за то, что он привел ее сюда. Сейчас он беспомощно посмотрел ей в глаза. — Не спрашивай меня. — Я не спрашиваю, — сказала она. — Расскажи мне, что случилось. — Что с рукой Кевина? — У тебя двадцать одно здоровое ребро, — сказала Тея. — На данный момент. Вероятность того, что она блефует, была пятьдесят процентов, но Жан все равно наклонился к ней и сказал: — Тогда сделай это. Это не займет много времени; все мы знаем, что у меня хрупкие кости. Он услышал колкость в своих словах, но ничего не мог с собой поделать. Это было как обвинение, так и насмешка. Вороны говорили это о нем годами, зная, что за этим кроется нечто большее, но предпочитая держаться подальше. Его склонность появляться на корте со швами было трудно игнорировать. «Вороны» четыре раза находили его у подножия лестницы стадиона, и за три коротких года он принес на корт шесть сломанных пальцев. Безопаснее было сказать, что он до смешного хрупкий, чем привлекать нежелательное внимание сверху своим любопытством. — Король - засранец и хулиган, но он никогда бы не зашел так далеко, — сказала Тея. — Только не при своем дворе. Только не во время чемпионата. Отказ был автоматическим и яростным: — Он не делал этого со мной. Тея несколько мгновений рассматривала его, прежде чем догадалась: — Значит, Хозяин? Господи, Жан. Скажи мне, что ты не взялся за свои старые штучки. Ей не нужно было произносить это вслух, когда ее усталый тон сказал сам за себя. Воспоминания заставили его сердце затрещать, как бьющееся стекло. «Вороны» знали, что на первом курсе он переспал с большей частью линии защиты; это был секрет, который отказывался умирать, даже несмотря на то, что большинство из тех, кто был вовлечен в это дело, закончили университет «Эдгара Аллана». Поскольку никто из пятерых не стал бы предавать Рико, говоря, что он их на это подговорил, они посмеялись над этим, посчитав, что это плата за номер на лице Жана. Терпеть эти насмешки и презрение было ужасно несправедливо, но это было лучше, чем говорить правду. Даже Кевин не знал всей истории целиком, только отрывистую полулегенду, которой его снабдил Рико. Жан все еще помнил их имена и номера телефонов. Двое из них пытались проявить к нему немного терпения, чувствуя, как дрожат его руки и списывая это на нервы. Остальные трое не тратили время на притворство. Вороны были злобными, зависимыми друг от друга существами, которые проводили вместе в «Гнезде» почти каждый час своего дня. Было неизбежно, что они трахались почти так же часто, как и ссорились. Жан вызвал ажиотаж только из-за своего возраста и того, как быстро он менял партнеров. Четыре раза Жан умолял Рико не посылать его в их комнаты. Четыре раза он молил о прощении и милосердии, зная, что Рико не способен ни на то, ни на другое. В прошлый раз он заткнулся и пошел, куда ему было сказано, и Рико вознаградил его за безжизненную покорность, перейдя к новым пыткам на следующей неделе. Хозяин не был столь снисходителен. Как только он обнаружил, что его дорогостоящее вложение создает себе репутацию шлюхи, он избил Жана до полусмерти. — Я совершил несколько ошибок, — тихо сказал Жан, чувствуя себя настолько далеким от своего тела, что даже не чувствовал простыни под руками. — Это была не одна из них. Это было просто... Ему было трудно подобрать слова; становилось трудно дышать, когда Тея так пристально смотрела на него. Жану нужно было убрать ее из своего пространства, из этой комнаты, из своей жизни, пока он не восстановит свои стены. Он ухватился за единственное, что могло отвлечь ее от него, и сказал: — С Кевином ничего не случилось. Когда он расскажет тебе, что произошло, поверь ему. Ты не захочешь, но должна. Но не спрашивай меня — ни об этом, ни о чем другом. — Париж, — сказала она. — Уходи, Тея. — Марсель, — слишком запоздалое предложение мира. — Уходи и не возвращайся, — сказал Жан. — Пожалуйста. Тея поколебалась еще мгновение, затем поднялась на ноги и потрепала его по волосам. Если она и хотела что-то сказать на прощание, то передумала и оставила его наедине с его печальными мыслями, даже не оглянувшись. Жан уже лежал, когда она направилась к двери. Как только она ушла, он натянул одеяло на голову и приказал своему несговорчивому телу дать ему поспать. Он все еще не спал, когда Эбби заглянула проведать его несколько часов спустя, и он не позволил ей уйти, пока она не дала ему чего-нибудь снотворного. На дне его ждали кошмары, как это всегда было и всегда будет, но, по крайней мере, Жан мог проснуться и убежать от них.