Черта

      Алина подскочила и, несмотря на боль в ноге, помчалась наверх. Все было забыто: шаги под дверью и вой собак вдалеке, бессонные ночи и то, что видела в холле. Сейчас не было времени анализировать то, что произошло. Возможно, потом Алина и подумает над этим, с затаенным страхом размышляя о природе своих галлюцинаций, но не сейчас.       Старкова оказалась возле комнаты близнецов через минуту, крик оборвался, сменившись громкими рыданиями.       Обычно девушка стучала в дверь комнаты, уважая личное пространство девочек. Она помнила, как ей его не хватало в доме тети, когда Ана даже после выпуска Алины из института, вламывалась в к ней в комнату и никогда не стучала. О том, что она читала ее переписку с подругами и учителями из института, и вспоминать-то было неприятно. Впрочем, Алина быстро научилась прятать письма или недостойную, по мнению тетушки, литературу. Это очень потом помогло в браке с Мальеном.       Но сейчас Старкова и не подумала стучать, а просто широко распахнула дверь одним плавным движением.       Агата рыдала, сидя на кровати, размазывала слезы по лицу, хрупкое тело содрогалось. Бледная и явно испуганная Злата вздрогнула, когда Старкова появилась на пороге, губы младшей были сухие, бескровные, они шевелились, будто девочка что-то хотела сказать и не могла.       Алина в два шага преодолела расстояние от двери до кровати и опустилась на матрас. Осторожно и бережно, привлекла плачущую Агату к себе, ощущая дрожь. Девочка прижалась к Алине и расплакалась еще сильнее. Старкова же просто баюкала ту в руках.       - Что случилось?! - растрепанный граф показался на пороге, резко щелкнул выключателем, звук его прозвучал будто удар кнута. И Алина вздрогнула вместе с Агатой. Морозов был бледен, в темных глазах застыла тревога. - Папочка! - отстранилась от Алины Агата, девочка плакала задыхаясь, - она была здесь! Она была здесь! - и снова расплакалась. Граф легко оттеснил Алину от дочери и обнял девочку, гладил по голове, прижимая к себе. - Кто был тут, милая? Что случилось? Старкова бросила быстрый взгляд на Злату, та все так же сидела в одной позе, бледная, будто неживая. - Что происходит? - Глеб появился в комнате и тут же бросился к Злате, та вцепилась в одежду брата, пальчики ее побелели от усилия, она посмотрела Глебу в глаза, потом перевела взгляд на плачущую сестру. Веденин застыл в дверном проеме скорбной фигурой. Здесь собрались все. Не было только Багры. И Алина вдруг подумала, что старая графиня не нарушит свой покой и сон, даже если всю ее семью убивать будут. Поразительное равнодушие и запредельный эгоизм, нежелание жертвовать своим комфортом. Создавалось впечатление, что семья ей не нужна.       Агата, шмыгая носом и размазывая слезы по лицу, повторяла, как заведенная: - Она была здесь! Я проснулась. А она была! И шея... - она заплакала горше, - ее шея была сломана! - Это сон, милая, - шептал граф, укачивая дочь в руках, целуя ее в макушку, - всего лишь сон! - Нет, не сон! - девочка, поняв, что ей не верят, стала отталкивать отца, упираясь руками ему в грудь, вырываясь из крепких объятий, схватила за руку Алину, - мисс Алина! Она была здесь. Старкова сжала руку девочки в ответ и спросила ровным тоном: - Кто, мисс Агата? Девочка расплакалась еще больше, ее пальцы были холодными, она сжимала руку Старковой и не могла успокоиться. - Мама, - вдруг бесцветным голосом произнесла Злата, - здесь была мама.       Вздрогнул Глеб и посмотрел прямо на отца. Граф побледнел так, что мог цветом лица сравняться с покойником, бескровные губы сжались в тонкую линию, а взгляд потемневших глаз стал совсем больным. Тишина прерывалась лишь всхлипами Агаты.       У Алины похолодели руки и ноги, в висках стучали молоточки. Девушка словно плыла в пустом пространстве, едва ощущая собственное тело. Слова Златы прозвучали словно выстрел, после которого наступила поразительная тишина. Детские фантазии могут быть так жестоки! Девочкам явно не хватало матери, которую они почти не помнили, вот и приснилось...       Веденин, стоявший в дверях, начал шептать молитвы. И это вывело Старкову из оцепенения, от которого становилось трудно дышать.       - Так, - вполголоса произнесла Алина, стараясь контролировать дрожь в голосе, чтобы еще больше не испугать близнецов, - нам всем нужно успокоиться, - она взглянула на Агату и попыталась улыбнуться, - сейчас вы умоетесь, мисс Агата, а потом мы все вместе пойдем пить теплое молоко с медом. Ее слова прозвучали странно в этой комнате, пропитанной страхом и горем. В глазах графа что-то вспыхнуло и тут же погасло, он выглядел старше своих лет, круги под глазами обозначились четче, соперничая своим цветом с чернотой ночи за окном. - Молоко? - послышался недоуменный голос Глеба. Алина обернулась, юноша смотрел на нее, как на умалишенную. Но это тоже было хорошо. Старковой хотелось разбить царящее вокруг напряжение, чтобы оно треснуло, как лед на реке. Девушка вздрогнула от пришедшего на ум сравнения. И решительно поднялась, утягивая за собой Агату, которая все еще цеплялась за гувернантку. - Идемте-ка, мисс Агата, - мягко произнесла Старкова, - и вы не отставайте, мисс Злата. Умываемся, надеваем теплые халаты и спускаемся вниз на кухню. Все вместе, ваше сиятельство! - произнесла с нажимом, глядя на графа, который так и остался сидеть на детской кровати, отрешенный, слишком спокойный, - все вместе! - повторила Алина.       Агата и Злата умылись под строгим взглядом Старковой. Девочки переглядывались, иногда замирали глядя друг другу в глаза, словно вели безмолвный разговор. А, может, так оно и было - связь близнецов. Потом они надели халатики, Старкова поправила обеим волосы, на ночь заплетенные в косу. Втроем они спустились вниз. <      Проходя мимо места, где Алина видела Мальена, девушка вздрогнула так сильно, что Агата вопросительно посмотрела на гувернантку, а Злата сбилась с шага. Старкова попыталась беззаботно улыбнуться. А у самой мурашки пробежали по коже.       Они прошли через холл, и девушка едва подавила в себе желание обернуться, чтобы еще раз увериться, что никого нет, что это было лишь странное видение, пугающее, ужасное, но всего лишь игра уставшего разума. Странно было бы, если бы после всего, Старковой не привиделось всякое. Удивительно, что этого раньше не случилось. Хотя, - Алина вздрогнула еще раз, - а шепот на вокзале в Крибирске и тот силуэт во тьме? Старкова покачала головой, отгоняя от себя воспоминания. «Мальена больше нет. А привидений не существует!» Конечно, с дорогого супруга сталось бы вернуться к ней злобным призраком - вечным напоминанием, мучить ее даже после смерти. Но все это выдумки романистов.       Они вошли на кухню, где горел мягкий свет ламп. На столе уже стояло и молоко, и мед, даже рогалики с корицей, которые испекла утром повар. Глеб сидел с недовольным видом на стуле, Веденин все еще молился, стоя у окна. Алина захотелось прикрикнуть на него грубо, так он раздражал своим набожным видом, фанатичным блеском в глазах. Юрий открыл рот, собираясь что-то сказать, но Старкова ожгла его яростным взглядом, и гувернер промолчал. Но лучше всех был граф, он глядел на молоко и мед с глубокомысленным видом и, казалось, не совсем понимал, что делать. Вид у него был уже не мрачный и оцепеневший, как в детской, но растерянный. С губ Старковой сорвался смешок. Присутствующие уставились на нее с недоуменным видом.       Девушка вздохнула и отпустила руки девочек. А потом с решительным видом прошла к плите, включила ее и загремела дверцами шкафов в поисках подходящей посуды, разрушая тишину, заставляя ее треснуть, словно... лед.       Старкова вздрогнула от сравнения, что вновь пришло на ум, и поджала губы. Нет-нет-нет! Она не позволит своим личным призракам погрузить во мрак это светлое место!       - Чем помочь? - тихо спросил граф. - Не мешать, ваше сиятельство! - весело ответила Старкова, - присядьте, съешьте рогалик! - она кивнула на стол. Хмыкнул Глеб и первым потянулся за выпечкой. Граф бледно улыбнулся, но за стол сел, впрочем к рогаликам так и не притронулся. Девочки мгновенно оказались рядом с отцом, прижались к нему с двух сторон в поисках защиты. Такая уверенность в родителях бывает только в детстве: сильный папа всегда прогонит кошмары. Граф обнял дочерей.       Алина с грустной улыбкой отвернулась к кастрюле, помешивала молоко. Ее воспоминания о родителях тускнели со временем все сильнее. Это было печально. И даже обидно. Но человеческая память - ненадежная структура, не стоит требовать от нее многого.       Старкова подогрела молоко и щедро добавила мед в кружки. Даже Веденин отлепился от окна и сел за стол с видом таким скорбным, словно молоко в три часа ночи было величайшим грехом на свете. Глебу Алина заварила чай. - Я помню, что вы не пьете молоко, ваше сиятельство, - улыбнулась. Юноша в ответ нахмурился и уткнулся в кружку, от которой поднимался ароматный пар. Алина вздохнула. Молодой граф не собирался сдавать своих позиций, гувернантка ему не нравилась - и точка. Что же, так бывает.       Самой Алине молока почти не досталось, чуть-чуть на дне. И тут случилось невероятное. Граф притянул ее кружку к себе и перелил из своей половину. Пара белых капель упала на столешницу. Старкова застыла, глядя на них, а потом вскинула голову. Его сиятельство едва-едва улыбался, в его глазах застыло что-то, чему Алина не могла найти объяснения.       Это было слишком. Так никто не делает. Это... было так, словно бы Старкова жила в этой семье давным-давно, словно бы служила Морозовым всю свою жизнь, как Янина.       - Папа, - сонным голосом попросила Злата, разбивая неловкость, - расскажи нам историю. - Веселую или страшную? - уточнил граф. Алина сделала большие глаза, притягивая к себе кружку, отпивая молоко, ощущая медовую сладость на языке. - Хорошо, веселую, - поспешно поправился мужчина. ***       В детской горел ночник, отбрасывая бледный свет на стены, играя на деревянных панелях, скользя по светлым обоям. Злата давно спала, подложив руку под щеку, сопела во сне. Агата все еще сжимала руку Алины, но уже не так крепко, как час назад.       - Привидений не существует, мисс Агата, - тихо говорила Алина, - люди выдумывают всякое, ведь порой справиться с горем потери очень тяжело. Страшно думать, что после смерти ты уходишь в небытие, что близкие и родные, тех кого ты любишь, более не существуют. Гораздо приятнее придумать жизнь после смерти, ведь пустота так страшна. Но бояться не стоит. И думать об этом не стоит. Старкова протянула руку и нежно погладила девочку по голове. Вздохнула, поморщилась досадливо. Привязалась. Она все же привязалась к ним обеим, чего не должно было случиться. Но не полюбить их было невозможно. Как глупо и нелепо снова открыть свое сердце, чтобы потом его вновь разбили. А все же пальцы ее пробегали по кудрям в жесте ласки, и Алина не хотела останавливаться. - Но господин Веденин говорит, - произнесла Агата, - что... - Не стоит слушать господина Веденина, - мягко, но непреклонно, перебила Алина, мысленно обругав религиозного гувернера, решив, что она ему скажет не забивать голову ее воспитанницам всякой чушью! - он не прав. - А вы? - спросила девочка, - вы, получается, правы?       Алина хмыкнула. Хороший вопрос, на который сразу и не дашь однозначного ответа. С одной стороны, велико было искушение сказать, что, да, она права, дабы не подрывать свой учительский авторитет, с другой стороны, Алине не хотелось, чтобы девочки выросли под давлением чужого мнения, ей хотелось научить их мыслить самостоятельно, критично, хотелось, чтобы близнецы во всем сомневались и самостоятельно искали ответы на интересующие их вопросы.       - Есть много точек зрения на вопрос жизни после смерти, - ответила Алина, - но нет ни одного доказательства. - Но я видела... - упрямо начала Агата. - Порой мы не можем доверять тому, что видели, - отозвалась Старкова и поджала губы, сердце стукнуло неровно, вспомнился Мальен, бледный, страшный, мертвый, и черная грязь, вытекающая из его рта.       Девушка пару раз глубоко вдохнула, пытаясь контролировать дыхание и невольную дрожь. Она гладила Агату по голове, и это незамысловатое движение успокаивало. Наконец, девочка уснула. Алина осторожно поднялась, бросила взгляд на спящую Злату, поправила ей одеяло и вышла, решив не выключать ночник.       Девушка прошла по коридору, намереваясь отправиться к себе в комнату. Алина чувствовала, что устала, ломило все тело, затянутое в строгое платье, устала голова от шпилек и заколок, глаза слипались. Впрочем, девушка не была уверена, что сразу уснет. Так бывает: слишком устав, мы не можем уснуть, напряженное тело никак не желает расслабляться.       Из-под двери кабинета графа пробивался свет. Алина остановилась напротив, кусая губы. Разумным и правильным было бы просто уйти к себе, но Старкова постучала в дверь. Дождавшись сухого «да», вошла. И остановилась в нерешительности, не совсем понимая, что она вообще здесь делает.       Граф, кажется, не удивился. Он сидел за столом, на котором аккуратными стопками лежали бумаги. Мужчина махнул рукой в приглашающем жесте и вытащил из стола второй бокал, налил в него темно-коричневую, терпко пахнущую жидкость. Алина осторожно присела напротив, граф подтолкнул к ней бокал и в ответ на вопросительный взгляд коротко пояснил: - Бренди. Алина взяла бокал в руки, запах алкоголя ударил в нос, коричневая жидкость отбрасывала золотистые искры, нагревалась в руке. Морозов одобрительно кивнул. - Молоко - это, конечно, хорошо, - произнес задумчиво, глядя на бренди, покачивая свой бокал, - но... Помолчал, сделал глоток. Алина пригубила бренди, жидкость обожгла губы, осела фруктовой горечью на кончике языка.       Алине хотелось спросить: «как вы?» Очевидно же было, что графа потрясли слова дочери, его застывший взгляд Старкова еще долго не забудет. Но задавать подобные вопросы было так неуместно. И все же промолчать Алина не могла. Она слишком хорошо понимала, что такое потеря. Ей снова послышался треск весеннего льда и, чтобы заглушить этот невыносимый звук, Алина произнесла тихо:       - Дети часто... выдумывают всякое. А девочкам, очевидно, не хватает... - Матери, - согласно кивнул Морозов, взгляд его скользил по кабинету, - а мне даже нечего им... показать, - произнес хрипло. ... она... разбила зеркала в доме, изрезала ножом семейный портрет, изорвала все фотографии, где была изображена, словно хотела стереть любое напоминание о себе, изранила руки и ноги прежде, чем ее вернули в постель... Старкова закусила губу до боли. Матери, которую они совсем не помнят, вот и выдумывают. Мужчина напротив был печален, его губы кривились, словно от боли. Алина посмотрела с сочувствием. - Но вы можете рассказать, - произнесла твердо, - о том, какой она была. - Какой она была, - эхом отозвался граф и надолго замолчал. Молчала и Алина. Собственная боль отражалась и усиливалась, сплеталась с болью мужчины напротив и была так остра, словно только вчера Алина стояла на берегу той проклятой реки, и весенний ветер, еще по-зимнему холодный, трепал ее волосы и бил в лицо. И волькров лед треснул... и...       Старкова быстро отпила бренди. Нет. Нет. Нет. Не сейчас. Пожалуйста, не сейчас! Она тонула в темных водах той реки, задыхалась, а ледяная вода сковывала движения, и платье, став тяжелым, тянуло ее на дно.       Ее спас граф, спросив: - Итак, мисс Алина, а что видели вы? Старкова, не ожидавшая этого вопроса, вздрогнула. А все же была благодарна. Мужчина хмыкнул. Он смотрел на нее изучающе, желая, видимо, проникнуть в ее мысли. Такой взгляд Старкова видела у врачей, которые, казалось, препарировали без скальпеля. - О чем вы, ваше сиятельство? - голос ее не подвел, ровный, равнодушный, спокойный. Алина отпила еще бренди, алкоголь прокатился по пищеводу и жарким комком упал в желудок. На бледных щеках появился румянец, по телу разлилось тепло, Старкова откинулась на спинку кресла и смело встретила чужой взгляд. Граф молчал, только покачивал в руках бокал, глядел то на бренди, то на Алину, взгляд его скользил по кабинету, а потом снова возвращался к девушке. - Я очень чутко сплю, - произнес мужчина, - и прежде, чем закричала Агата, я все же услышал еще один крик. Кричала женщина. И поскольку Янина на ночь уходит к себе в домик, а моя мать скорее умрет, чем станет кричать, показав свою слабость, то остаетесь лишь вы, - он пригвоздил ее к месту взглядом, - кроме того, вы первая оказались в детской, а это никак невозможно. Вы бы не успели добежать из западного крыла. А, значит, были не у себя. Алина выпрямилась в кресле, сжала в руках бокал, едва подавив в себе желание выпить еще, просто чтобы взять время на размышление, чтобы придумать правдоподобную версию. Потому что ответ на вопрос «что видели вы?» был просто невероятно странным и глупым.       Что она видела? Своего умершего мужа, грязь, вытекающую из его рта, глаз и носа. Она видела призрака, которого не существует, ведь об этом она говорила Агате менее получаса назад. И в этом пыталась убедить саму себя, взывая к разуму. Что же ответить?       Мальен говорил: если хочешь солгать, начни с правды, оплетай ее паутиной лжи так, чтобы от истины осталось лишь крохотное зерно в центре, выбери самое невинное, то, за чем можно будет спрятать правду, которую не хочешь говорить. О, дражайший супруг был мастером в искусстве лжи, умел плести паутину слов, не зря считался одним из лучших адвокатов Ос Альты, защищая таких же, как он сам, ублюдков.       - Мне послышались шаги в коридоре, - ответила Алина, - мне не спалось, я читала и... проснулась от шагов. Мне показалось, - помедлила, - что в доме кто-то был. Граф склонил голову набок, прищурился. - И вы не придумали ничего лучше, чем пойти за этим человеком? - вскинул брови. - Мне показалось, - твердо произнесла Старкова, вздохнула, - но да, я пошла за тем, что увидела. Что, как я думала, я увидела, - поправилась. Мужчина шумно выдохнул, отпил бренди, покачал головой и посмотрел на Алину весело. - А моих дочерей вы учите такому же безрассудству? - спросил. - Что? - возмутилась Алина, - нет! Как вы могли... - и осеклась, поняв, что мужчина над ней смеется. Выдохнула беспомощно. - Этот дом - крепость, мисс Алина, - мягко произнес граф, - никто и никогда не проникнет сюда, никто даже не посмеет этого сделать. Старкова покорно кивнула и сделала большой глоток бренди, в голове слегка зашумело, глаза слипались. Это была очень тяжелая ночь. - Идите спать, - произнес граф. Старкова заморгала недоуменно и, не иначе говорил бренди в ее крови, спросила: - А вы? Мужчина усмехнулся едва-едва. - И я, - ответил. Алина послушно поднялась, поставила бокал на стол. - Спасибо за... - не знала, что сказать. - Хорошо, что вы зашли, - вдруг произнес граф, - и, мисс Алина, я думаю, что вы и девочки можете позавтракать позже. Не стоит вставать к семи.       Старкова посмотрела на часы в углу комнаты, было почти пять утра. А за окном, оказывается, совсем рассвело, и солнечные лучи скользили по паркету и стенам, заставляя девушку щуриться. Да, его сиятельство был прав: им стоило выспаться после того, что случилось ночью. Алина кивнула и направилась к двери и, уже выходя из кабинета, произнесла: - Спокойной... - рассмеялась тихо, - спокойного утра, ваше сиятельство. И выскользнула в коридор. Дверь мягко закрылась за ее спиной. Алина постояла некоторое время, прислонившись спиной к створке. Провела рукой по лбу, все было так странно, будто сон. Усталость навалилась на плечи гранитной плитой, заставляя обхватить себя руками, стало вдруг холодно, как бывает при недостатке сна.       Сгорбившись, Алина побрела к себе. В ее комнате было все так, как она оставила: горела лампа, на столе лежала шляпка, один вид которой вызывал дрожь, а раскрытая книга валялась на полу. Алина выключила свет, убрала шляпку в шкаф. И подняла книгу.       Прочитала: - ...тот, кто наблюдает за игрой со стороны, часто видит в ней больше, чем ее участники...       Замерла, держа книгу в руках, щурилась глядя в окно. Что видела она сама? И что видела Агата? Ведь, если Агате действительно приснилась мать, то сама Алина, пустившись вниз, совершенно точно не спала.       Алина покачала головой и захлопнула книгу, кинула ее на кресло. Девушка медленно разделась, скользнула под одеяло, закрыла глаза и почти сразу уснула. ***       Ее разбудил тихий стук в дверь, потом за створкой что-то зашуршало, послышалось шкодливое ойканье. И Алина, едва сумевшая открыть глаза, увидела, как в комнату заглядывают две любопытные мордашки. Часы на стене показывали половину первого, в комнате было светло и жарко, а море шумело за окном. Тело ломило, а в глаза, будто песка насыпали.       Старкова махнула рукой, разрешив девочкам зайти, а сама с трудом села на кровати. - Скоро обед, - произнесла Агата. - И Янина просила вас позвать, - продолжила Злата, оглядываясь, останавливая свой взгляд на книге в кресле. - И мы пришли вас будить, - подхватила старшая, - потому что Янина сказала, что... - Обед - это очень важно, раз уж, - Злата передразнила экономку, - мы не завтракали. Алина не могла не улыбнуться. Они говорили друг за другом, словно были одним целым, начинала одна, подхватывала вторая, не теряя нити повествования.       - А что это такое? - Агата подошла к креслу и вытащила серебряный медальон. Он крутился на цепочке, сверкал в свете дня, золотился выгравированный растительный узор. Алина побледнела. Она не помнила, чтобы вчера доставала медальон. Как он оказался в кресле? Проклятье! А старшая из близнецов уже потянула за створки, намереваясь открыть медальон. - Нет! - подскочила с кровати Старкова и, быстро преодолев расстояние между собой и Агатой, положила руку на тонкие пальчики.       Агата вздрогнула от неожиданности и посмотрела испуганно и уязвленно. Повисла тишина, лишь слышно было тиканье часов, шум моря и ветра за окном, едва-едва заметное дребезжание стекла да тихое сопение обиженной Агаты. - Не надо, Агата, - вдруг тихо произнесла младшая, - если мисс Алина не хочет показывать свое украшение, то это ее право.       Алина разжала пальцы, руки ощутимо дрожали. Ей было стыдно перед близнецами за свою несдержанность, но она не могла позволить Агате открыть медальон, не могла позволить себе посмотреть на фото, что было так спрятано.       Нет. Не сейчас. Может быть, никогда. Может, ей стоит выкинуть медальон в море, чтобы оно унесло его и ту боль, что не проходит, которая точит Алину изнутри, разрывая ее, изламывая кости, заставляя сейчас дрожать, стискивать зубы, чтобы не закричать, выплескивая это невыносимое, невозможное напряжение.       - Я сейчас умоюсь, - произнесла Алина, убирая медальон в комод, помедлила и туда же отправила книгу, не стоило девочкам ее пока читать, они могли испугаться и, учитывая прошедшую ночь, выдумать себе невесть что, - и мы пойдем помогать Янине накрывать на стол, хорошо? Близнецы переглянулись и кивнули. Алина удалилась в уборную.       Вид у нее был откровенно пугающий: бледная, растрепанная, с лихорадочно блестевшими глазами. Безумная. Алина провела пальцами под глазами, словно надеялась стереть темные круги, но они, разумеется, никуда не делись. Девушка покачала головой и начала умываться.       Когда через четверть часа она, одетая и причесанная, собранная вышла в комнату, девочки стояли у открытого окна и смотрели вниз, хихикали над чем-то и разговаривали шепотом, явно не желая, чтобы гувернантка их услышала. Что же, Алина не собиралась выяснять, у девочек вполне могли быть свои собственные тайны только для них двоих.       Они спустились вниз. Экономка ожгла Старкову неприязненным взглядом и, отправив близнецов на кухню, помогать повару, вручила Алине стопку тарелок. А сама взялась за приборы.       - Многолетние устои, - ворчала Янина, то и дело кидая на Алину раздраженный взгляд, - нарушены! Распорядок дня дисциплинирует, между прочим! - она с яростным видом поправила салфетки, словно те тоже были виноваты в нарушении устоев, - странно, что мне приходится говорить это вам! Ведь ваша обязанность - научить девочек дисциплине! Алина вздохнула. Фанатичная преданность правилам и устоям ей не нравилась, тем более, когда она доходила до жестокости. - Вот господин Веденин знает, что такое правила. Он и Глеб были на завтраке! - поджала губы Янина. Старкова едва подавила желание закатить глаза. Конечно, садист Веденин не дал юному графу как следует выспаться. А следовало бы! - Мы легли под утро, мисс Янина, - тихо произнесла Алина, не желая, конечно, начинать ссору, но и промолчать не могла, - Агате приснился кошмар. Мы долго не могли ее успокоить. И его сиятельство позволил нам... - Конечно! - всплеснула руками экономка, едва не сбивая со стола бокалы, - его сиятельство - очень добрый человек! А вы, не пробыв в этом доме и месяца, уже этим воспользовались! Вы должны быть благодарны, что вас взяли в такой дом! В эту прекрасную семью! Старкова поджала губы. Ничем она не пользовалась! И ей самой нравился строгий распорядок, который собирал вместе семью. Но исключительные случаи никто не отменял. И сегодня ночью был именно такой случай. - Вот ее сиятельство, покойная графиня, знала, как важна дисциплина, как важен строгий распорядок дня, - ворчала Янина, снова принимаясь за сервировку, - она-то уж никогда бы не позволила, чтобы слуги, - экономка бросила пронзительный взгляд на Алину, - нарушили его. Алина стиснула зубы, чтобы только не сказать что-то резкое, с силой поставила на стол последнюю тарелку. - Помогу на кухне, - процедила и поспешила ретироваться.       На кухне близнецы за обе щеки уплетали рогалики. Увидев Алину, они замерли и даже жевать перестали, словно застигнутые воришки на месте преступления. Вид у них был при этом такой комичный, что девушка рассмеялась. Ругать их было попросту невозможно. - Это последние! - выставила вперед палец, - перебьете себе аппетит! Девочки послушно кивнули и принялись медленно жевать, губы их были в корице и сахарной пудре, крошки падали на подолы платьев. Алина сокрушенно покачала головой, но улыбаться не перестала. И когда Злата ярко и искренне улыбнулась ей в ответ, решила, что точно ругать девочек не будет. Это того стоило. ***       - Как вы, мисс Алина? - граф задержал ее после обеда. Мужчина легко коснулся ее руки, заставив вздрогнуть. Янина, показавшаяся в столовой, посмотрела неодобрительно. Насмешливо хмыкнула Багра. И Старкова, покраснев, отвела взгляд. Старая графиня вообще выглядела лучше их всех, невыспавшихся, уставших после прошедшей ночи.       Багра ядовито комментировала произошедшее ночью и, конечно, сделала Алине замечание, недовольная ее выбором литературы. - «Замок на краю света», - протянула графиня, - если такое читать, еще не то привидится. Откуда она знала, Алина могла только догадываться. Ну не заходила же ее сиятельство в комнату гувернантки в отсутствие последней? Зачем бы ей это.       И вот теперь она оставалась в столовой, желая услышать, о чем она будет говорить с графом. Впрочем, девушке нечего было сказать о себе. - Благодарю, ваше сиятельство, - тихо произнесла девушка и, не удержавшись, продолжила, - быть может, вы позволите его сиятельству Глебу отдохнуть сейчас? Он тоже мало спал, а встал рано. Не думаю, что в данных обстоятельствах, он хоть что-то толком усвоит. Слова о том, что у такого учителя, как Веденин, вообще невозможно что-либо усвоить, Алина благоразумно не произнесла. Она не понимала, почему юного графа учит именно Веденин. Да, Юрий обладал энциклопедическими знаниями, что обожал демонстрировать, но он был порой жесток, не выбирая выражений в общении с Глебом. Алине было жаль юного графа, который каждый раз демонстрировал ей, что свое сочувствие она может оставить при себе.       Взгляд графа потемнел, он поджал губы. - Я благодарен за заботу о моем сыне, - произнес холодно, - но ему нужна суровая рука, мисс Алина. И дисциплина. Старкова стиснула зубы. Если она еще хоть раз сегодня услышит слово «дисциплина», она закричит, честное слово. - Конечно, - ядовитым тоном произнесла проходящая мимо Багра, поглядывая на сына с иронией, - поэтому ты отдал его образование в руки садиста, - она хохотнула. Старкова напряглась, пораженная такой жестокостью. Старой графине было плевать на судьбу внука, она всего лишь желала поддеть сына. И судя по тому, как побледнел граф, как стиснул зубы так, что углы челюсти обозначились четче, Багре это вполне удалось. - Занимайтесь своими подопечными, мисс Алина, - грубо отрезал граф и, развернувшись, вышел из столовой. Девушка услышала, как хлопнула входная дверь. И все стихло.       Ошеломленная, оскорбленная этим тоном, Алина смотрела прямо перед собой, не зная, как реагировать. Да, воспитание Глеба не входило в круг ее обязанностей, но наблюдать изо дня в день, как Веденин был груб со своим воспитанником, было просто невыносимо.       - Не лезьте в то, чего не понимаете, мисс Алина, - вставила свое слово Янина. И хоть говорила экономка наставительным и дружеским тоном, в глазах ее мерцало злое удовлетворение от того, что гувернантку, нарушающую правила, поставили на место. Алина фыркнула зло и направилась в библиотеку, чтобы взять ноты для занятий с девочками. Она приметила отличный сборник народных мотивов, решила, что это будет замечательным разнообразием для девочек в череде классических вальсов, полонезов и мазурок.       Алина дошла до библиотеки, потянулась к дверной ручке, когда створка отпрыгнула в сторону, заставив Алину отшатнуться и ойкнуть. Из библиотеки вылетел красный от гнева Веденин, он бросил на мгновенно подобравшуюся девушку злобный взгляд и, бормоча себе под нос ругательства, умчался по коридору. В глубине библиотеки замер Глеб, на лице его играла торжествующая улыбка. Впрочем, она тут же померкла, и юноша устало опустился в кресло.       Старкова помедлила, а потом вошла в комнату и плотно закрыла за собой дверь. Как ни в чем не бывало прошла внутрь, взяла ноты и собиралась уйти, но вновь бросила взгляд на парня. Он сидел сгорбившись, спрятав лицо в ладонях, тяжело дышал. Казался моложе своего возраста, и у Алины сжалось сердце. Она села напротив.       - Будете отчитывать? - послышалось глухое, парень отнял руки от лица и посмотрел на Алину совсем взрослым взглядом, откинулся в кресле, - смею напомнить, - в его тоне послышались знакомые интонации его отца, от которых у Старковой мурашки пробежали по коже, - я не ваш подопечный, - и так как Алина молчала, продолжил уже более зло, - вас наняли воспитывать девчонок. Вот и воспитывайте! - он повысил голос, не смог удержаться, дав волю эмоциям. - Мне жаль, - тихо произнесла Старкова, сама не зная, зачем заводит разговор. Ей стоило встать и уйти, но девушка не могла, - что ты не ладишь с господином Ведениным. - Конечно, - неприятно рассмеялся парень, - зато вы очень ладите со Златой! - выплюнул, желая задеть Алину. Девушка вздохнула. Что же, сама виновата. Желает помочь? Придется терпеть. Не имея возможности по-настоящему достать своего гувернера, юный граф будет кусать тех, кто неосторожно подойдет ближе. Алина подошла. - Ты ведь специально это делаешь, - задумчиво произнесла Алина, прищурилась, глядя на парня, - выводишь господина Веденина из себя. Глеб тряхнул головой, откинул со лба прядь волос. - Вам кажется, - произнес нахально, - я просто глупый, неспособный, вредный мальчишка! - передразнил он гувернера, - у меня отвратительное поведение, которое не исправит ни одна школа, ни один учитель, - продолжал парень, - я безнадежен! - последнее произнес, гордо приосанившись.       Алина же смотрела на него и видела за этой маской дерзости несчастного ребенка, которого некому было выслушать. Ему было всего девять, когда умерла мать. И, если верить словам Жени, то граф тяжело переживал горе, ему было не до детей. Тогда ли он отдалился от сына? А Глеб, вступив в подростковую пору, стал дерзок и зол. И очень несчастен. Его исключили из двух элитных школ. Почему? За плохое поведение? За неуспеваемость? Но для чего это делал мальчик? Хотел вернуться домой? Алина кусала губы. Не знала, как подступиться к Глебу, но очень хотела помочь.       - Зачем так сложно? - спросила Старкова, полностью проигнорировав наигранный ответ парня, - просто попроси отца заменить учителя. Я уверена... Она осеклась, когда Глеб рассмеялся. Его хриплый, невеселый смех разлетался по библиотеке, от него холодок пробежал по спине. Глаза парня лихорадочно блестели. - Провели здесь неделю, и уверены, что знаете нашу семью, мисс Алина? - спросил Глеб, покачал головой, а потом подался вперед, - я знаю, какое впечатление производит отец, - он скривился, - аристократ, успешный предприниматель, который дает рабочие места работягам в Аркеске и в окрестных деревнях, несчастный вдовец, который и спустя семь лет не женился снова, потому что очень любил свою жену. А самое главное, что видите лично вы, - он замолчал на мгновение. Алина сидела, затаив дыхание, хотя эта суровая отповедь, приправленная едкой обидой и злобной иронией, не была ей приятна, - прекрасный отец. Он не жалеет денег на детей. Он нанял им хороших учителей. Он отправлял сына в элитные школы. Ну, что с того, что подальше от себя, но так учатся многие мальчики из благородных семей. Вот только он никогда, - парень скривился, - слышите, никогда, не интересовался тем, что происходит в этих школах. Он никогда не интересовался тем, как скучают девчонки. Он уделяет время семье, и приемы пищи у нас вместе, вся семья собирается за одним столом - какая идиллия! Да только мы все - строчки в его расписании. Он даже время на общение, я уверен, прописывает в ежедневнике! - Глеб сорвался на крик. Алина сидела ни жива, ни мертва, сердце ее колотилось в ребра. Потрясенная этой речью, этим криком о помощи, девушка могла лишь молча смотреть на бледного парня, который тяжело дышал. - Он такой же, как этот дом, - тихо произнес Глеб, - красивый и бездушный. Вы просто этого еще не поняли.