Темные желания подземелья

Люциус вошел в камеру, его взгляд был усталым, а плечи опущенными. Хотя на лице все еще была хитрая пугающая ухмылка. Следы борьбы с нескрываемой грустью отчетливо проступали на его лице, словно тени давно утраченного веселья. Джинни не могла не заметить изменений в нем с тех пор, как они в последний раз встречались. Теперь он казался несчастным мужчиной, обремененным тяжким горем — потерявшим жену и отвергнутым сыном. Сердце Джинни сжалось при виде его страдающей фигуры. Несмотря на всю его жестокость, она не могла не сочувствовать этому человеку. В ее душе смешались вихри эмоций: тело помнило, как он бережно заботился об ее ранах после пыток Долохова, а нежный шепот касался уха при чтении лечебных заклинаний. Она понимала, что у Люциуса была своя доля боли и утраты, которые он переносил в одиночестве, скрывая за маской хладнокровия и высокомерия. Когда их взгляды встретились, в воздухе повисла напряженная тишина, словно между ними возникло невидимое, но непреодолимое препятствие. Но в этом моменте, в темном заточении камеры, они были лишь двумя душами, сосредоточенными на своих чувствах и неразрешенных вопросах. Приблизившись, Люциус попросил заключенную поднять руку. Послушавшись своего пленителя, он взял ее ладонь в свою, осматривая побелевшие шрамы от магических порезов. Их пальцы соприкоснулись, и в этом моменте время остановилось, словно даруя им немного утешения в океане страдания. Джинни испытала странное чувство сближения с этим человеком, который был столь далек от ее идеала, но теперь она видела в нем нечто иное — человека, испытавшего те же боли и потери, что и она. И хотя они были противоположностями, их притяжение друг к другу было неоспоримым, словно магнитное поле, неизменно тянущее их друг к другу в этом мире, где всё казалось потерянным и безнадежным. Удивительно было и то, что совесть не мучала ее из-за Поттера. Да, время, проведенное вместе с Гарри, было как отдельный момент во времени — особенный и неповторимый. Джинни никогда не забудет те драгоценные мгновения, когда они были вместе, деля радость побед и поддерживая друг друга в трудные времена. Однако здесь и сейчас она не испытывала мук совести или сожаления из-за своих чувств к Люциусу. Суждено ли было их встрече в этой темной тюрьме быть чем-то большим, чем просто случайным стечением обстоятельств? Или просто сломленный разум после длительного заточения играл с ней злую шутку? Может, именно этого Малфой и добивался? Джинни не знала ответа на эти вопросы. Она просто принимала момент, позволяя себе ощущать то, что она чувствовала в настоящий момент, не стараясь анализировать или объяснять. — Вы не такой, как все остальные здесь. Всегда ли вы были таким... — сказала она ему, пока он все еще осматривал ее руку. — Ты, Уизли, предательница чистокровных, смеешь ко мне обращаться? — Его голос звучал ядом, но в нем звучала и тихая горечь. Он взглянул на нее, его серые глаза казались еще более холодными и загадочными, чем обычно. — Я думаю, что у вас есть сердце, мистер Малфой, — ответила она, не отрывая взгляда. — И я хочу узнать, что скрывается за этим холодным обличьем. Люциус Малфой неожиданно застыл. Он медленно опустил руку, которой осматривал ее повреждения, и взглянул прямо в ее глаза. В этом моменте она увидела в нем не ожидаемое отвращение, а трещину в броне уверенности. — Сердце, — прошептал он, его голос звучал почти шепотом, но в нем звучало искреннее признание. — Возможно, у меня когда-то было сердце. Но оно было сломано. И теперь... теперь оно замерзло. Она неловко положила руку на его плечо. «Люциус, — прошептала она, — ваше сердце может разморозиться, если вы дадите ему шанс». Его серые глаза встретились с ее некогда ярко-зелеными. В тот момент в его взгляде промелькнуло что-то, словно искра живого огня в ледяных глубинах. «Вы также прекрасны, как и храбры, мисс Уизли, — произнес он, его голос стал мягче, почти умиротворенным. — Но я боюсь, что эти дни уже далеко позади». Джинни ощутила, как что-то внутри нее тронулось. Она не могла понять, как могла смотреть на него с таким состраданием, но она чувствовала, что в этом человеке, хоть и застывшем от боли и разочарования, все еще живет теплота. — Я не согласна, мистер Малфой, — сказала она твердо, смотря ему прямо в глаза. В тусклых уголках поместья, где царили шепот и тени, Джинни Уизли оказалась втянута в загадочные нити манящего, но запретного танца. Кровь окрасила воздух, которым она дышала, и воспоминания о коварных иглах, которым она подвергалась, и призрачные отголоски разрушенных заклинаний, звучавшие как меланхоличный дирг. И все же, когда Люциус снова попросил протянуть другую руку, его ледяное прикосновение каким-то образом растопило осколки ее уцелевшей души. Малфой внезапно схватил Джинни за горло, удерживая ее тело в неподвижном захвате, словно ловкий хищник, который нашел свою добычу. Его прикосновения ощущались ледяной хваткой, но в то же время наполняли огнем. Следующий момент был полон властной решимости и нежной отчаянности. Губы Люциуса вцепились в ее, словно он пытался утопиться в ней, забыться в этом мгновении. Он был жадным и властным, проникающим и нежным. Джинни не смогла сдержать вырвавшийся у нее стон, когда почувствовала, как его язык скользнул в ее рот, ощутив слабый привкус вина и каких-то цитрусов. Девушка ответила на его поцелуй, давая отпор его страсти своей собственной. Ее губы откликались на его подобно магниту, что притягивал их друг к другу. Она чувствовала, как его дыхание сливается с ее собственным, как его тепло обжигает ее кожу, будто она вновь ощущала пульс своего сердца после долгого забвения. Он крепко обнял свою пленницу, прижимая ее к себе все ближе в желании поглотить ее целиком. Поцелуй был подобен огню, разгорающемуся все сильнее и сильнее, окутывая их обоих страстью. Джинни чувствовала, как их сердца бились в унисон, а каждое его прикосновение вызывало дрожь по всему ее телу. Хозяин поместья, поддаваясь влечению, страстно и нежно исследовал каждый уголок ее губ, углубляя поцелуй, словно хотел прочесть в них все желания и тайные мечты. Она отвечала ему с той же страстью и смелостью, желая сгореть в этом огне и остаться в его объятиях навсегда. Ее тело требовало его близости, и сама мысль о неправильности поступка разжигала в ней все более интенсивное желание. Мгновение растянулось вечностью. Время замерло вокруг них, оставив только этот всплеск манящей ошибки, который захватил их обоих в свои объятия. Годы антагонизма сгорали, обнажая уязвимость двух одиноких душ. В этот момент все остальное казалось незначительным. Неважно было то, что она и он представляли две разные стороны в этой бесконечной жестокой борьбе. Прошлое или будущее потеряли свое значение. В настоящем мгновении существовал только огонь, разгорающийся между ними, и Джинни была готова утонуть в нем, навсегда забыв о своих целях. Его прикосновение стало маяком утешения, безмолвным обещанием, скрытым в путах вынужденного заточения. Люциус провел пальцами по изгибу ее щеки, линии челюсти и дуге воротника — каждая тонкая черта пробуждала в ней желания, которые, как ей казалось, исчезли со всеми радостями жизни в день исчезновения Гарри, Рона и Гермионы. Джинни обхватила Люциуса руками, видимо, этот акт мог очистить их обоих от нечестивого союза, в котором они оказались. Она выгнулась дугой, а сердце забилось в бешеном ритме, грозя разорвать грудную клетку. Его леденящее прикосновение проникало теплом в ее кости, как первый глоток эликсира, способного изгнать лютый зимний холод. Дыхание Малфоя сбилось — это было крошечное признание и пьянящее предвкушение того, что скрывалось за жесткой броней, выкованной годами безжалостных манипуляций. Он наклонился к ней, откидывая огненные локоны, делая шаг еще ближе, сокращая дистанцию между ними. Джинни постаралась не захныкать, когда Люциус прикусил ее нижнюю губу, прежде чем отстранился и ухмыльнулся, увидев, как покраснели ее щеки. Девушка была ошеломлена тем, что случилось, а разум пытался осознать происходящее. Она чувствовала, как что-то окутывает ее мысли, не позволяя сопротивляться. Ее тело реагировало на прикосновения, дрожа под властью тюремщика. В голове Джинни был лишь один вопрос: что это значит? Что это было за чувство, которое захлестнуло ее, когда он касался ее губ? Она не могла понять, как оказалась в объятиях человека, который был для нее врагом, но в то же время источником странной притягательности. Не было ли это следствием заклинания «Империо»? Хотя лицо Люциуса Малфоя украшала самодовольная улыбка, его глаза выдавали внутреннюю борьбу, словно он сам был поражен своими собственными действиями. Он сделал медленный шаг назад, словно поглощенный неким внутренним монологом, скрытым от посторонних глаз. Бледный, холодный взгляд Пожирателя застыл на ярких зеленых глазах Джинни, словно пытаясь разгадать тайну, спрятанную в уголках ее покалеченного сердца. — Чего же ты хочешь, Джиневра Уизли? — спросил он, пытаясь вернуть своему голосу безразличный оттенок.