Темные желания подземелья

Джинни Уизли провела сорок три долгих дня заточения в холодной камере поместья Малфоев. Она пережила дни, полные страданий, отчаяния и борьбы. Силы медленно покидали ее подобно туману, который глотает каждый сантиметр каменных стен. Но самым ужасным было осознание, что она была совершенно беспомощна перед Люциусом Малфоем. Она знала, что он опасен. Взгляд его серых глаз был как ледяной холод, который проникал глубоко в ее душу. Но, несмотря на это, она не могла отрицать притягательность, которую он вызывал. Каждый его шаг, каждый взгляд напоминал ей о том, как он способен разжечь в ней огонь, который она столь долго пыталась подавить. Таких чувств в ней не вызывал ни один ее парень: ни Майкл Корнер, ни Дин Томас, ни Блейз Забини, ни даже сам Мальчик-Который-Выжил — Гарри Джеймс Поттер. Хозяин дома был мастером в манипуляциях, и его чары оставляли Джинни беззащитной перед его влиянием. Он ловко играл на ее слабостях и сомнениях, постоянно убеждая, что ее место рядом с ним, что ей следует принять его сторону и стать их союзницей. Люциус продолжал настаивать, что присоединение к пожирателям смерти — единственный выход для Джинни. Он описывал ей ужасы, которые могли ее ожидать, если она откажется. «Темный Лорд не прощает измены. Тебе надоест твоя клетка рано или поздно, когда поймешь, что это лишь начало твоих страданий. Помни о судьбе тех, кто осмелился встать против нас. Они погибли мучительной смертью», — говорил он, его слова звучали как угроза, пронизывая ее до самой души. Но Малфой не угрожал, наоборот, пытался предостеречь девушку. Он сказал, что Тот-чье-имя-нельзя-называть освободит ее в случае принятия черной метки Владыки. В противном случае она застрянет в темнице поместья, где ее ожидает ужасная участь, и ему не подвластно будет защитить ее от Долохова и других пожирателей, готовых истерзать до смерти бывшую возлюбленную избранного мальчишки. Ошибкой будет не сказать, что светловолосый мужчина все же находил извращенное удовольствие в том, чтобы подчинить ее своей воле. Но ему нравилась пленница, и каждую ночь последние одиннадцать дней они проводили вместе, погруженные в мир собственных тайн и бурных всплесков эмоций. Он ласково обнимал ее, успокаивая, когда она чувствовала себя слабой и беззащитной. Джинни, в свою очередь, погружалась в его объятия, позволяя себе забыть о своих страхах и сомнениях. Ни разу она не пыталась украсть полочку Малфоя-старшего, напасть на него или пытаться вырваться из его рук. Она выжидала правильного момента. Удачного момента. Этим вечером, на двенадцатую ночь их рандеву, она решилась предложить ему другой вариант. Когда Люциус приблизился к ее камере в тускло освещенном сыром подземелье, Джинни почувствовала, как все ее тело затрепетало в ожидании его прикосновения. Она прислонилась к холодным камням камеры, резко втянув воздух, когда его пальцы прошлись по ее ключице, вызывая дрожь одновременно страха и удовольствия. — Люциус, — прошептала она, смотря прямо ему в глаза. — Мы можем уйти отсюда вместе. Ты и я. Мы можем начать новую жизнь. В его серых глазах промелькнуло замешательство, за которым последовала хитрая ухмылка: «Ты хочешь бросить свою любящую семью, Джиневра? Это что, дурная привычка Уизли?» Джинни почувствовала, как сердце сжалось от его слов. Его насмешливая ухмылка и резкие слова поразили ее. Она знала, что его семья и ее семья — это две стороны баррикад во второй магической войне, но в этот момент она видела в нем не только приближенного Волдеморта, но и человека, уставшего от своей судьбы. Гнев вспыхнул в ней, подпитываемый его насмешливыми словами. — Ты эгоистичная задница. Ты знаешь, что я имею в виду! Забудь о своем обожаемом Лорде, Пожирателях Смерти и остальных. Давай исчезнем вместе. Вот так, двое людей, которые хотят быть вместе несмотря ни на что, — рассерженно выкрикнула она, чувствуя, как ее голос дрогнул от эмоций, и слезы, которые она сдерживала неделями, грозили пролиться. Люциус Малфой уставился на нее, изучая ее лицо, дрожащую нижнюю губу, влажные глаза. Инстинктивно он протянул руку и нежно вытер единственную слезинку, катившуюся по ее щеке. Взгляд остановился на дрожащих губах и широко раскрытых, полных страха теплых глазах цвета древесины, которые блестели в темноте. Она выглядела хрупкой, но в то же время сильной в своем решении предложить ему новую жизнь. Его ладони свободно блуждали по ее телу, очерчивая контур тонкой талии и нежно лаская упругие изгибы груди. На его прикосновения отзывались чувствительные нервы, заставляя узницу вздрагивать от волнующего напряжения. Он осторожно провел тонкими пальцами вдоль линии подбородка, даруя ей ощущение безграничного внимания. Руки пожирателя заботливо обвивали ее, словно защищая от внешнего мира, в то время как его прикосновения пробуждали в ней неописуемую страсть. Вопреки всей своей скрытности и хладнокровию, Люциус был очарован словами волшебницы и потрясен напряжением на ее юном лице, которое стало старше за последние дни. Малфой пригляделся к ней, и в зрачках его глаз проявилась внутренняя борьба. В этом мгновении он почувствовал, как внутри него что-то тронулось, что-то давно утраченное, и он осознал, что в ее глазах видит не только отчаяние, но и надежду. — Ты действительно хочешь бросить всё, что тебя связывает с прошлым, ради меня? — хрипло пробормотал он, заглядывая ей в глаза. В его словах звучала отчаянная жажда услышать искренний ответ. Джинни кивнула, слезы текли по ее щекам, но решимость горела в ее глазах. «Да, Люциус. К лучшему или к худшему», — прошептала она. Люциус схватил ее лицо в ладони, прижав губы к ее губам в мучительном и страстном поцелуе. Он жаждал ощутить вкус ее страха, гнева и потребности в бегстве. И в этот момент, когда их языки танцевали и боролись друг с другом, Джинни обняла его за плечи, притягивая ближе, а жар между ними быстро нарастал, поглощая их обоих. — Я, должно быть, не в своем гребаном уме, — пробормотал Люциус ей в губы, пока ее дрожащие пальцы возились с пуговицами его рубашки. Оторвавшись от нее, он разорвал ткань, и пуговицы разлетелись во все стороны, обнажая мускулистую рельефную грудь. Мужчина, к собственному удивлению, легко соглашается на бегство вместе с ней. Он ощутил, как в его сердце пробудилась давно забытая надежда, и как будто бы стены его душевного заточения были разрушены этой предложенной ему возможностью. Внезапное решение Джинни пробудило в нем чувство свободы, которое он так долго не испытывал. Что было странно, ведь два года назад его любимая жена вместе с сыном так и не смогли уговорить его на это. С другой стороны, тогда ему было что терять. Но сейчас? Сейчас он уже потерял так много: власть, привилегии, уважение и всю семью. Бегство с Джинни предоставляло ему шанс начать всё сначала, создать новую жизнь, освободиться от тени прошлых ошибок и бремени предательства. В этом предложении он увидел не только спасение от мучительного заключения, но и возможность вернуться к себе, к человеку, которым он когда-то был в далеком прошлом. — Но сначала я хочу попробовать каждый дюйм твоего тела, — пробормотал Люциус низким, полным похоти голосом. С этими словами он опустился на колени перед дрожащей Джинни. Его руки блуждали по ее бедрам, очерчивая контур ног сквозь поношенные джинсы. У Джинни перехватило дыхание, когда она почувствовала, как его руки скользнули вверх по ее ногам, все выше и выше, пока он не добрался до талии, приподнимая ткань ее рубашки. — Поставь ноги шире, — скомандовал он хриплым голосом. Не в силах сопротивляться, Джинни подчинилась, чувствуя, как смесь застенчивости и похоти разливается по ее венам. Он, не теряя времени, стянул джинсы с ее ног. Ее глаза скользнули по его фигуре сверху вниз, и щеки Джинни вспыхнули. Ее рыжие, чистые волосы спадали вперед прямыми прядями, покачиваясь при каждом движении. Люциус снял несколько блокирующих чар с ее палочки, избавив ее от ограничений. Теперь девушка могла использовать не только «Люмос», но и другие бытовые заклинания: она могла вызывать водяные струи с помощью «Агуаменти», создавать потоки теплого воздуха и призывать несколько других безобидных заклинаний. Улыбка Малфоя-старшего была дикой и хитрой, словно змея, готовая обвиться вокруг своей жертвы. Он медленно провел языком по внутренней стороне ее бедра, каждое его движение заставляло ее сердце биться быстрее, ахать и извиваться. Его прикосновения нежно ласкали кожу, дразня и возбуждая девушку. Мужчина покрывал ее кожу легкими, дразнящими поцелуями. Поцелуи, которые он наносил, словно огоньки, оставляли за собой пылающий след, и Джинни не могла сдержать стон удовольствия. Она почувствовала тепло его дыхания на своем лоне через ткань нижнего белья, которая стала влажной от возбуждения. Люциус безжалостно дразнил ее, прижимаясь носом к чувствительной коже между ее бедром и ложбинкой. Щеки окрасились в еще более яркий красный цвет, когда она услышала, как он глубоко вдохнул ее аромат. Он зарычал в нетерпеливом удовольствии и быстрым облизыванием ее влаги. Похоть затуманила разум Джинни, и она чувствовала, как ее решимость тает с каждой размеренной лаской. Она хотела сопротивляться, отказать Люциусу в удовольствиях, но обнаружила, что бессильна перед его завораживающим обаянием. Пожиратель выпустил низкое, горячее рычание, впитывая каждую влажную нотку ее волнения. Девушка ощутила, как его дыхание на ее коже вызывает дрожь и как его прикосновения сбивают ее с толку. Вихрь похоти затмил ее разум, и она почувствовала, как каждый его нежный жест разрушает ее решимость. Она хотела сопротивляться, оттолкнуть его, но обнаружила, что утратила всякую силу перед его магнетизмом. Дыхание Джинни становилось все более тяжелым под властью Люциуса. Ее сопротивление угасало под напором его страсти, словно вихрь, затягивающий ее в омут желания и соблазна. Джинни попыталась подавить стон, когда почувствовала, как его язык скользнул по ее клитору, посылая волну удовольствия между ее бедер. Ее пальцы впились в твердые, как камень, мышцы его плеч, и она в отчаянии прижала его еще крепче. Заточенная в плену волшебница наконец решилась спросить: «Когда мы сбежим?» — Пойми, Джинни, — начал Люциус, отрываясь от ее тела и глядя в глаза девушки снизу вверх, — наша жизнь в бегах — это не то, чего я желаю. Беллатриса Лестрейндж не оставит нас в покое. Она будет преследовать нас до конца времен, готовая убить всех Уизли и каждого, кто когда-то был твоим другом. Ты не сможешь на это спокойно смотреть, я знаю. Он добавил, что эта женщина — самая чокнутая сучка из всех: с радостью убила своего кузена Сириуса в Отделе тайн Министерства, не моргнет глазом, когда направит «Аваду» на Драко, с большим удовольствием придет за Нимфадорой Тонкс и ее ребенком Тедди Люпином. Но Джинни и так это знала. Она была там. Люциус должен помнить, ведь именно он приставил к ее горлу палочку перед тем, как явился Орден им на помощь. Она до сих пор просыпается ночью в поту от того душераздирающего крика Гарри, когда сумасшедшая пожирательница использовала смертельное непростительное заклинание на собственном брате. Малфой снова прижался к ее телу, усиливая движения языком внутри нее, и ладони вырисовывали круги на ее ягодицах. Стены, пропитанные вековым запахом влаги и мрака, поглощали все звуки, исходящие из темницы. Её дыхание становилось все более заметным, ритмично ускоряясь под влиянием страсти и желания. Затем он переместил одну руку вперед и расположил ладонь рядом со своим языком, надавливая на припухшие губы девушки. Радостные крики Джинни эхом разносились по тускло освещенному подземелью, наполняя холодный воздух такой кипучей энергией, которую она и представить себе не могла всего месяц назад. Пальцы Люциуса все глубже проникали в мягкие складки ее влагалища, поглаживая бархатистую внутреннюю поверхность с невыносимой медлительностью, которая доводила до грани безумия. Он дразнил и массировал клитор кончиком языка, заставляя её бедра бесконтрольно изгибаться под его дразнящими прикосновениями. Весь мир сокращался до этой моментальной связи между ними, волнуя каждую клеточку их существа в гармонии страсти и вожделения. Мысли вновь начали путаться под его прикосновениями. Девушка закрыла глаза и попыталась настоять на побеге. Но Люциус продолжал убеждать Джинни, что принятие черной метки является единственным способом обеспечить им безопасность и свободу. Он утверждал, что только таким образом они смогут спокойно исчезнуть под множеством предлогов: от поимки сбежавшего сына до истребления остатка ордена Феникса. Отстранившись и сделав шаг назад, она взглянула на своего тюремщика. У Люциуса, которому было под сорок, были платиновые волосы цвета лунного света, серые глаза, холодные, как сталь, и стройное тело, которое могло соперничать с мужчинами вдвое моложе его. Малфой молча наблюдал за действиями любимой пленницы. Он видел в ее глазах недоверие, как в зрачках карих глаз отражаются внутренние противоречия. Поднявшись на ноги, все еще возбужденный, он сделал осторожный шаг в сторону Джинни. — Всё, что тебе нужно сделать, это принять метку Темного Лорда, — предложил Люциус, проводя пальцем по руке Джинни, оставляя теплый след на ее холодной коже. Джинни чувствовала, как его слова проникали в её сознание, заставляя сердце замирать от волнения. Она отпрянула назад, чувствуя невидимые путы, которыми Люциус пытался связать её с его мрачными убеждениями, словно поток невидимой магии окутал разум. В сломанном воображении мелькнули образы мощи и власти, которые она могла бы обрести, но вместе с ними приходил и страх перед потерей самой себя. — Я не могу... — начала было прошептала Джинни, но Люциус прервал ее слова поцелуем. — Ты можешь, Джинни, — прошептал он, не разрывая их губ. Его голос был убеждающим. — Ты можешь, и ты знаешь это. Ты просто боишься признаться самой себе. Борьба в её душе разгоралась с новой силой, и она понимала, что должна принять решение, которое изменит её жизнь навсегда. Люциус медленно поднял девушку на руки, запрокинув ее ноги себе за спину, и прижал ее к грубой каменной стене. — Или ты отказываешься от своих слов о совместной новой жизни? — спросил он шепотом, покрывая ее шею поцелуями. Она, закрыв глаза, оставляла царапины на его спине, когда Малфой прикусывал кожу, оставляя на ней следы. Она вздрогнула, но, в конце концов, нежно взяла его за подбородок и встретилась с ним взглядом и тихо сказала... — Я готова сделать этот шаг. Глаза Люциуса сверкнули хищным торжеством. Протянув руку, он коснулся ее щеки, нежность противоречила голоду в его взгляде. Он наклонился, и его губы нашли ее губы с настойчивостью, причиняющей боль. Затем они скользнули вниз по шее, по ключице, прежде чем найти набухший сосок ее груди. Джинни громко вскрикнула, когда он обхватил его губами и провел по нему языком, прежде чем слегка прикусил. Она прижалась к нему, ее дыхание участилось, когда боль смешалась с удовольствием. Он простонал, прижимаясь к ее коже, его собственное возбуждение уже готово было вырваться наружу. Внезапно он отдернулся. «Встань на колени», — приказал он. Джинни не была удивлена, поэтому подчинилась, и ее тело затрепетало в предвкушении. Медленным, мучительным движением он расстегнул брюки, освобождая себя. Его член вырвался на свободу, толстый и пульсирующий, уже блестевший от спермы. — Соси, — жестко приказал он, схватив ее за затылок, чтобы прижать к себе. Джинни без колебаний обхватила ртом его кончик и провела по нему жадным языком. Люциус застонал от удовольствия, когда она еще глубже погрузила его в свой рот. Его пальцы запутались в ее волосах, слегка потянув, чтобы контролировать темп. Язык Джинни танцевал, обводя каждую жилку и выступ, когда она двигала головой взад и вперед в такт его толчкам. Звук их тяжелого дыхания заполнил подземелье, перемежаясь влажным всасыванием, когда она приняла его глубже. Джинни застонала рядом с ним, когда он почувствовал, как она задрожала в ответ. Люциус резко отстранился, выпрямляясь во весь рост, пока Джинни ловила ртом воздух. Она посмотрела на него сквозь ресницы, и в ее карих глазах мелькнул намек на победу. — А теперь ты расскажешь мне в деталях как пройдет церемония получения метки, Малфой.