Жених сказал "нет"

Ну какой альфа будет мечтать об омеге, которая ясно дала ему понять, что он ей не нужен? Только круглый дурак. А Чонгук никогда не считал себя таковым. И все же спустя четыре недели с той ночи, когда Пак Чимин заснул в его объятиях, а потом ушёл из его жизни, он все еще не мог забыть омегу. Его преследовали горячие, эротические сны, какие снятся только в ранней юности. Он думал о нём в самые неожиданные минуты днем, а когда попытался выкинуть его из головы, найдя достойную замену, то из этого ничего не вышло. Дюжину самых красивых омег Сеула он оставил за последний месяц разочарованными и недоумевающими. Собственная глупость злила его. Он не относился к числу альф, способных целый месяц оплакивать любовную неудачу. Чимин — прекрасный омега с горячим телом и ледяным сердцем. Он использовал его, так же как альфа до этого использовал омег. Почему же ему не удается выкинуть его из головы? Его машина остановилась у небоскреба, где располагались офисы его корпорации. Увидев его, он сначала подумал, что сошел с ума. Нет, это не галлюцинация. Чимин оказался самым настоящим: он выходил из соседнего здания — еще более красивый, чем он его запомнил. Чонгук остановился на тротуаре в нерешительности. Что сейчас? Подождать, пока Чимин его заметит? И что тогда сказать? Ему захотелось подойти к омеге, обнять, провести пальцем по его губам, пока они не раскроются для него… Чонгук нахмурился. Что это? Чем-то расстроенный, он не обращал внимания на поток пешеходов, обтекавший его с обеих сторон, как поток воды обтекает неподвижный камень. Господи, да он плачет! Он, наверно, болен. Из Чимина нелегко выжать слезу, в этом он уверен на сто процентов. — Чимин! — крикнул он. Он поднял глаза и увидел его. На один безумный момент альфе показалось, что его лицо вспыхнуло радостью, но, должно быть, Чонгука подвело воображение, так как секундой позже чужие глаза расширились, он побледнел еще больше и прошептал его имя так, словно это было ругательство. Чонгук стиснул зубы. Да пошёл он… Черт, да он падает! — Чимин! — прорычал он, кинулся сквозь толпу и подхватил омегу в последний момент. Когда он прижал его к себе, омега слабо всхлипнул. — Все хорошо, — прошептал он. — Я с тобой, Чимин. Все в порядке. Омежьи ресницы дрогнули. Он посмотрел на него, явно не видя. Чонгук крепче прижал его к себе, касаясь губами волос и чувствуя, как сильно стучит у него сердце. Что, если бы его здесь не оказалось? Что, если бы он упал? Что, если бы он никогда не смог обнять его снова? — Чонгук… — прошептал он, едва дыша. — Чонгук, что случилось? — Откуда мне знать, черт побери? — Слова его прозвучали грубо, потому что в голове все спуталось и он никак не мог разобраться в своих эмоциях. — Я выходил из своей машины… Ты упал в обморок. — В обморок? Я? — Он смотрел, как омега провел кончиком языка по губам. — Не говори ерунду. Я никогда в жизни не падал в обморок… Он вспомнил, и кровь бросилась ему в лицо. Доктор. Диагноз. — О Господи, — прошептал омега и снова закрыл глаза. Чонгук нахмурился. — Что? Опять плохо? Чимин глубоко вздохнул и заставил себя открыть глаза. У Чонгука было злое лицо. Ничего странного. Альфа надеялся больше с ним не встречаться, и вот пожалуйста — стоит на забитой народом улице, посреди толпы, держа его в объятиях, словно Человек-паук с прекрасной дамой, попавшей в беду. Но, черт побери, он-то и был причиной этой беды. Если бы не его чары, он никогда не пошёл бы с ним в ресторан, никогда бы не позволил ему соблазнить себя… Неправда. Он не соблазнял его. Омега лёг с ним в постель по своему собственному желанию. Страстному. Даже сейчас, зная, что его мир никогда уже не будет прежним, что бы он ни решил, — даже сейчас, в этих руках, он чувствовал… он чувствовал… Чимин застыл и упёрся ладонями в чужую грудь. — Я больше не собираюсь падать в обморок. Все в полном порядке. Пожалуйста, отпусти меня. — И не подумаю. — Перестань! — Люди спешили мимо, поглядывая на них с откровенным любопытством. Даже в Сеуле альфа, обнимающий омегу среди потока людей, мог привлечь внимание. — Чонгук, я говорю… — Я слышу, что ты говоришь. Толпа обходила их, хотя и не очень осторожно, но Чонгук не обращал на это внимания, и Чимин сообразил, что он уже несет его обратно в здание, из которого он только что вышел. — Что ты делаешь? — В этом доме есть приемные врачей. Я просто зайду к первому же и… — Нет! — панически выкрикнул омега. — Мне не нужно к врачу! — Конечно, нужно. Люди не падают в обморок на улице без причины. — Но я знаю причину. Я… просто я сижу на диете. — Он испробовал это вранье на Тэхёне несколько часов назад, но знал, что и в этот раз оно сработает. — Ничего нельзя есть, только пить томатный сок и черный кофе, — продолжал он, выкладывая ему последний и самый популярный среди моделей способ быстрой потери веса. — Можно скинуть больше двух килограммов за два дня. Два килограмма? У Чонгука не укладывалось в голове, зачем Чимину нужно сбрасывать вес. Он казался ему идеально сложенным — теплый и женственный, омега являлся ему каждую ночь в снах. — Тебе совсем не нужно худеть. — У камеры несколько иное мнение. Его улыбка была быстрой и опасно-соблазнительной. — Просто камера не видела тебя обнаженным, а я видел. Чимин напрягся в его объятиях. — Очень приятно узнать, что ты настоящий джентльмен. Пусти меня! — С удовольствием, — сказал он холодно, поставил омегу на ноги, но не убрал руку с его плеч. — Пошли. — Пошли? Куда? Черт, Чонгук… Под его возмущенные возгласы Чонгук крепко схватил омегу за плечо и повел к своему лимузину. Минхо уже стоял у задней дверцы и держал ее открытой. Лицо такое вежливое, словно он давно привык к тому, что босс подбирает омег на улицах. Чимин пытался упираться, но без успеха. Чонгук был гораздо сильнее его, и даже когда омега обозвал его словом, от которого чужие брови приподнялись, он все равно не ослабил своей хватки. Несмотря на его протесты, он затолкал Чимина на кожаное сиденье лимузина. Пока он усаживался рядом, Чимин развернулся к альфе, глаза его горели. — Да как ты смеешь? Как ты смеешь так со мной обращаться? Я не какая-нибудь… какая-нибудь там коробка, которую можно закинуть в грузовик и отправить по назначению! — Нет, — холодно сказал он, — ты не коробка. Ты просто глупый омега, доводящий себя до обмороков, — Лимузин двинулся с места и плавно вписался в поток машин, текущий по шоссе, — Я отвезу тебя домой. И там можешь сколько угодно объедаться томатным супом и продолжать изящно хлопаться на пол своей квартиры. — Соком, — гневно сказал Чимин, — а не супом. И может, ты прекратишь все это? Я себя чувствую нормально, просто… просто голова слегка закружилась, вот и все. — При виде меня, — сказал он, глядя омеге прямо в глаза. Чимин вспыхнул — какое самомнение! Сдув прядь волос со лба, он сложил на груди руки, невольно подражая альфе, и отвернулся. Остаток пути прошел в молчании. Когда лимузин остановился перед его домом, он выпрыгнул из машины, не дожидаясь, когда Минхо откроет ему дверь. — Спасибо, что подвезли, — сказал он ядовито, — Хотелось бы мне добавить, что приятно было с вами увидеться, но какой смысл лгать? — Очень мило, Чимин, я тронут. — Чонгук взглянул на него и слегка улыбнулся. — И помни, что я сказал: тебе совсем не нужно худеть. Лучше поешь как следует. — Вы что, и в области питания большой спец? — Вот именно. Если бы ты снова сел в машину, мы могли бы… — И не мечтай! — сказал омега, отшатнувшись. — …мы могли бы поехать в «Мугунхва». Ты бы наверстал упущенное в прошлый раз. Икра, утка, суфле… Икра, жирно-маслянистая и соленая… Утка с тающим под кожей жиром… Шоколадное суфле с жирными взбитыми сливками… Желудок Чимина свело спазмом. Нет! — в ужасе подумал он. Господи, нет… То немногое, что он съел за последние несколько часов, подступило к самому горлу. Словно издалека до него донеслось, что Чонгук негромко выругался. Потом чужие руки обхватили его плечи, поддерживая, пока его желудок выворачивал сам себя наизнанку. Когда спазмы закончились, Чонгук притянул его к себе. Омега больше не сопротивлялся, полностью уничтоженный стыдом, ослабевший и душой и телом, и был благодарен за предложенную им поддержку. — Прости, — прошептал омега. Чонгук повернул его лицом к себе. Достал носовой платок и осторожно вытер чужой рот и липкий от пота лоб. Затем подхватил на руки и понес Чимина в дом. Омега уже почти ничего не соображал: когда Чон попросил ключ, Чимин вручил ему свою записную книжку. Как только он вошел в квартиру и усадил его на диван в гостиной, он сразу рухнул на подушки. Чонгук снял с него туфли, расстегнул верхние пуговицы рубашки, подсунул под голову подушку, накрыл пледом ноги и приказал не двигаться. Двигаться? Чимин мог бы засмеяться, но не было сил. Все, что он мог, это еле заметно кивнуть головой. Чонгук снял пиджак и зашагал на кухню. Омега слышал, как он открыл холодильник. Интересно, что он может подумать, когда увидит его содержимое? С недавних пор неустойчивый желудок не позволял ему покупать продукты или готовить. Чимин сглотнул. Лучше не думать о еде. Если ему повезет, в холодильнике может оказаться пара банок чайного гриба или диет-колы. — Чайный гриб, — сказал Чонгук, присел рядом с ним на корточки и осторожно приподнял чужую голову с подушки, — Медленно… По глоточку. Снова он приказывает! Но у омеги все еще не было сил спорить с ним. Да и в любом случае совет неплох. Чимину не хотелось, чтобы его снова вырвало у него на глазах. — Кажется, там, на кухне, кто-то проводил химический эксперимент, — сказал он. — Либо внеземная цивилизация приземлилась на стол рядом с раковиной. Чимин слабо рассмеялся и лег на подушку. — Это просто дрожжевое тесто. — А… Но, я надеюсь, ты не рассердишься, что я его выкинул. У меня появилось неуютное чувство, что оно пытается захватить квартиру. — Спасибо. — Как ты себя чувствуешь? — Лучше, — Он глубоко вздохнул, зевнул и обнаружил, что глаза его слипаются, — Я, наверно, съел что-нибудь испорченное. — Закрой глаза, — сказал альфа, — Отдохни. — Я не устал. — Нет, устал. — Ради Бога, Чонгук, ты всегда знаешь все лучше всех. — Его глаза закрылись, и он заснул. Чонгук поднялся на ноги. Нет, подумал он мрачно, омега, который сидит на диете из кофе и сока, вряд ли мог съесть что-либо испорченное… Особенно если из кармана у него выпадает визитная карточка гинеколога. Возможно, это ничего не значит. Люди кладут в карман такие карточки и забывают про них, и, даже если сегодня Чимин был у врача, удивляться нечему. Омеги часто ходят к своему гинекологу для проверки. Он сжал карточку в кулаке, и ему вспомнилось лицо Чимина, когда он увидел его на улице. И тут альфа кое-что сообразил. В ту бесконечную безумную ночь, проведенную с ним, он ни разу не вспомнил о презервативе. Это было совсем не похоже на него. Словно он был пьян той ночью, пьян от аромата чужой кожи и вкуса его губ. Он не использовал презерватив, и, насколько помнил, омега тоже никак не предохранялся, а теперь его тошнит, он падает в обморок и ходит к специалисту по акушерству и гинекологии. Может быть, конечно, он пьет таблетки. Может быть, у него слишком богатое воображение. Однако ему пора получить ответы на все вопросы. Чонгук глубоко вздохнул и достал свой телефон. Чимин медленно просыпался. Он лежал на диване в гостиной. За окнами было уже темно, но кто-то включил лампу на столике. Кто-то? Чонгук. Он сидел в кресле в нескольких метрах от него. Подбородок выдвинут вперед, губы сжаты в тонкую суровую линию. — Как ты себя чувствуешь? Он неуверенно сглотнул. Желудок заурчал, но остался на месте. — Гораздо лучше, — Он сел, откинула плед и опустил ноги на пол, — Спасибо за все, Чонгук, но тебе совершенно не обязательно было сидеть здесь, пока я спал, — Альфа ничего не ответил, и его молчание загремело у него в ушах. Он почувствовал неладное, — Кстати, сколько уже времени? — продолжал он наигранно-беспечно. — Я, наверно, проспал несколько… — Когда ты собирался мне сказать? Сердце у него подпрыгнуло. — О чем ты? — Омега встал на ноги, Чон тоже подошел к нему. Черт, где его туфли? Он такой высокий! Чонгук возвышался над ним, и это его подавляло. — Я не знаю, что ты имеешь в виду, — сказала он, пытаясь проскользнуть мимо, — и я совсем не настроен для игр. — А я не настроен слушать твое вранье, — сказал он и положил ладонь на чужое плечо. Чимин резко повернулся к нему, и глаза его полыхнули огнем. — Я думаю, тебе лучше уйти. — Ты беременный, — прямо сказал он. Он вывернулся из-под его руки и указал на дверь: — Будет лучше, если ты уйдешь. — Ребенок от меня? Чимин выпрямился и засунул руки в карманы. — Нет никакого ребенка. Я не знаю, с чего ты решил, что… — Сколько альф было у тебя на той неделе, кроме меня? — Убирайся, черт бы тебя побрал! — Я снова тебя спрашиваю: ребенок мой? Чимин молча уставился на него. Губы его дрожали. Нет, хотел он сказать, не твой. У меня была дюжина альф на той неделе. Сотня. Тысяча. — Отвечай! — Чон схватил его за плечи и грубо встряхнул. Солгать показалось ему слишком отвратительно. — Да, — прошептал он, — твой. На какой-то бесконечный миг зависло молчание. — Сядь, Чимин, — сказал он мягко и потянул его к дивану. Омега посмотрел на него, их взгляды встретились, и дрожь пробежала по его телу. Он отступил к дивану и опустился на него, словно тряпичная кукла. — Как… как ты узнал? Его губы скривились в улыбке. Он сунул руку в карман, достал маленькую белую карточку и бросил ему на колени. Доктор Со. — Он сказал тебе? Доктор Со сказал тебе? Он не имел права! Он… — Он ничего мне не сказал, — он снова криво усмехнулся, — Почти ничего. — Я не понимаю… — Карточка выпала из твоего кармана. Я позвонил в его офис. Секретарша соединила меня с ним, когда я представился как твой друг и сказал, что очень озабочен твоим состоянием. Смысл, который он вложил в слово «друг», вызвал яркий румянец у омеги на щеках. Чонгук заметил это и усмехнулся. — Похоже, что он тоже так понял. Но он был очень скрытен. Сказал только, что знает тебя и что если я обеспокоен твоим здоровьем, то должен расспросить у тебя. После этого повесил трубку. Лицо Чимина побелело. — Значит… значит, ты ничего не знал! Ты обманул меня. Ты меня одурачил… — Я просто сложил вместе все факты, а затем задал тебе вопрос, на который ты ответил. — Это был не вопрос! — Чимин судорожно хватал ртом воздух. — Ты сказал, что знаешь, что я…я… — Я спросил, мой ли это ребенок, — Внезапно он придвинулся и уперся руками в спинку дивана по обе стороны от Чимина, словно загоняя его в клетку. От ледяного взгляда, пронзившего его насквозь, Чимина бросило в озноб. — Мой ребенок! Что ты планировал, Чимин? Отдать его на усыновление? Или аборт? — Нет! — Крик вырвался из его горла, и в тот же самый момент Чимин понял, что это правда. Он никому не отдаст эту жизнь, растущую внутри него. Он хотел своего ребенка, всем сердцем и душой, хотел с первой же минуты, когда доктор сказал ему что он беременный. — Нет, — прошептала он, твердо глядя ему в глаза. — Я ничего такого не планировал. Я оставлю этого ребенка. — Оставишь? — Он зло усмехнулся, — Мы не о щенке говорим. Как ты его собираешься «оставить»? Как можешь ты один вырастить ребенка? — Ты будешь удивлен, узнав, какого прогресса достигли на этом поприще омеги, — вызывающе ответил Чимин, — Мы вполне способны растить детей, а не только их рожать. — Ребенок помешает вести тебе твою легкомысленную жизнь! — Что ты знаешь о моей жизни? — Я знаю, что омега, который спит с незнакомыми альфами, вряд ли может быть подходящим родителем моему ребенку! Чимин с размаху ударил его кулаком в плечо. — Ты, лицемерный сукин сын! Да кто ты такой, чтобы судить меня? Двое сделали этого ребенка, Чонгук, двое незнакомых людей, оказавшихся в одной постели той ночью! На его губах зазмеилась тонкая улыбка. — Альфа — дело совсем другое. — Ах, дело совсем другое! — зло копируя его тон и акцент, сказал Чимин. Он встал и метнулся мимо него, — Послушай, сделай нам обоим одолжение! Убирайся! Убирайся из моей жизни. Я никогда больше не хочу тебя видеть! — Я с удовольствием бы это сделал, но ты забываешь, что жизнь, которую ты вынашиваешь, принадлежит мне. — Жизнь ребенка не может быть ничьей собственностью. Людям вроде тебя это очень трудно понять, но ребенок — не товар. Он не может принадлежать тебе, даже если твое имя Чон Чонгук. Они взглянули друг на друга, и Чонгук пробормотал что-то про себя на итальянском и отошел от него. Черт возьми, но омега прав! Он выставил себя полным кретином. Этот добродетельный бред о омеге, который спит с незнакомыми альфами не может быть хорошим родителем, был отвратителен. Перекладывать на него всю ответственность за случившееся просто подло. И теперь он носит ребенка. Его ребенка. В душе Чонгука шевельнулось что-то теплое. Он всегда думал, что воспитание Чонвона будет его единственной возможностью почувствовать себя отцом. А теперь Судьба и Омега объединили силы, готовя ему дар подлинного отцовства. Он медленно повернулся и взглянул на Чимина. — Я хочу, чтобы у меня был ребенок, — произнес он негромко. Чимин почувствовал, что холодеет. — Что ты имеешь в виду? — Я имею в виду именно то, что сказал. Этот ребенок мой, и я не собираюсь уступать права на него тебе. Права? Его ноги вдруг ослабли. О таких случаях люди читают в газетах, и такие новости показывают по телевизору: репортажи об отцах, которые требуют юридической опеки над детьми и выигрывают дело. Конечно, это удается немногим, но ведь у Чон Чонгука есть и деньги и власть. Ему достаточно щелкнуть пальцами, чтобы отнять у него ребенка. Успокойся, сказал он себе, успокойся и не показывай, как ты напуган. — Ты понял меня, Чимин? — Да, я понял. — Не отрывая взгляда от его лица, омега медленно подошел к нему, прикидывая, что предложить, а что придержать, словно играя в покер с противником, у которого на руках все козыри. — Послушай, Чонгук, давай не будем обсуждать это сейчас, когда мы оба устали и раздражены. — Обсуждать здесь нечего. Я просто сообщаю тебе факты. Я буду отцом моему ребенку. — Ну, я не… я не против, чтобы ты участвовал в его воспитании. Доктор Со и я даже говорили об этом — о роли отца в жизни ребенка. Я уверен, что мы можем прийти к соглашению. — Право посещения? — Да. Его улыбка стала еще более пугающей. — Как великодушно, Чимин! — Я уверен, что можно найти наиболее подходящий для нас обоих выход. — Я говорил тебе, что у меня никогда не было отца? Не исключено, что я незаконнорожденный… — Чонгук… — В святость брака я, конечно, не верю. Но когда дело касается детей, и речи не может быть о разводе. — О чем ты говоришь! — воскликнул он, пытаясь скрыть отчаяние. — Мы не женаты, так что развод нам не грозит. — Мой ребенок заслуживает большего, у него должна быть нормальная семья — с нормальными родителями. — Я тоже так думаю, — быстро сказал Чимин. — Именно потому я соглашусь на… на то, чтобы ты стал частью его жизни. — Согласишься? — произнес он так тихо, что он понял, как ошибся в выборе слов. — Я… ты не так понял. Я не буду становиться между тобой и моим… нашим ребенком. Клянусь. — Ты клянешься, — сказал он, зло копируя его тон. — Как трогательно! И я должен поверить словам омеги, который даже не собирался сказать мне, что беременный? — Черт, да что тебе тогда надо? Скажи мне! — Я не отступлюсь от своего ребенка, а всяким там крючкотворам не очень-то доверяю. — Пожалуйста, — улыбнулся он. — Никаких крючкотворов. Мы просто сядем и как цивилизованные люди составим соглашение, которое устроит нас обоих. Чимин вскрикнул, так как альфа внезапно схватил его за плечи: — Чонгук, мне больно! — Ты держишь меня за полного дурака? — Он наклонился к нему так близко, что Чимин почувствовал его дыхание. — Могу представить, что за «соглашение» ты мне предложишь! Всего несколько минут тому назад ты сам говорил, что не хочешь меня больше видеть. — Да, но это было до того, как я понял, насколько все это для тебя важно. — То есть до того, как я загнал тебя в угол и заставил признаться, что ты беременный, — Он засмеялся. — Ты не умеешь врать, Чимин. — Черт возьми, Чонгук! Чего ты от меня хочешь? Воцарилось долгое тяжелое молчание. Затем его руки сомкнулись вокруг него. Чонгук запустил пальцы в чужие волосы. — Не надо, — сказал омега, но альфа уже нашел губами его рот, от поцелуя все разом помутилось у него в голове. Когда, наконец, он оторвался от него, Чимина трясло крупной дрожью. Трясло от ненависти, от злобы — даже сейчас он сумел пробудить в нём желание! — Я глубоко убежден, — сказал он негромко, — что дети должны рождаться в священном браке. Парадокс, так как брак я считаю глупым фарсом. — Он поднял руку, словно хотел снова прикоснуться к нему, но передумал и опустил. — Мы поженимся на этой же неделе, иного выхода я не вижу. — Мы… — кровь отхлынула от его лица, — поженимся? Ты сказал, поженимся? — Мы поженимся, и, когда ребенок родится, мы воспитаем его вместе. — Ты сошел с ума! Я — замуж за тебя? Да никогда! Ты слышишь меня? Никогда, никогда в жизни… — Ты обвинил меня в эгоцентризме и высокомерии. Что ж, могу тебя заверить, это еще слабо сказано. — Его губы сжались, и он впился в него похолодевшим взором. — Мое имя Чон Чонгук, и у меня есть власть, о которой ты не можешь даже мечтать. Воспрепятствуй мне — и ты получишь взамен мерзкую огласку всей этой истории. Чимина снова начала бить дрожь. Он взглянул на него и вырвался. На глазах его выступили злые слезы, и он смахнул их тыльной стороной руки. — Я ненавижу тебя, Чонгук! Я всегда буду тебя ненавидеть! Чон рассмеялся, взял со стула свой пиджак и набросил на одно плечо. — Вот и славно, драгоценный мой. В семейной жизни, насколько я понимаю, именно так и полагается. С этими словами он ушел.                          *** Пять дней спустя они стояли в приемной судьи, стараясь держаться друг от друга подальше. Судью Ёнджуна жениху порекомендовали знакомые. Чонгук начал было о нем рассказывать, но Чимин остановил: — Неважно! И ему на самом деле было неважно. Человек, который поженит их, может оказаться страховым агентом, занимающимся юриспруденцией в свободное от работы время, ему абсолютно на это наплевать. Единственное, чего ему сейчас хотелось, так это покончить с неприятной процедурой как можно скорее. Чимин никого не пригласил на церемонию. Не сказал ни Тэхёну с Юнги, ни Бо Ён, что выходит замуж. Как объяснить столь скоропалительный брак? Не признаваться же, что он совершил самую типичную омежью ошибку в мире и теперь платит обычную цену, выходя замуж за человека, которого не любит. Он решил, что скажет им позже, когда все закончится. Можно притвориться, как будто это случилось под влиянием романтического импульса. Тэхён наверняка догадается, но Бо Ён, добрая душа, возможно, будет в восторге. Чимин взглянул на Чонгука. Он стоял спиной к нему, глядя в окно. В такой позе он стоял все последние десять минут, словно поток машин за окнами был таким интересным, что невозможно оторвать глаз. Чимин, прилежно изучавший плохой портрет мужчины в судейской мантии и с пушистыми усами, прекрасно понимал Чонгука: ему тоже хотелось сфокусировать все свое внимание на чем угодно, лишь бы уйти от реальности того, что вот-вот произойдет. — Мистер Чон? Мистер Пак? Дверь в кабинет судьи открылась. Маленькая седовласая женщина приветливо им улыбалась. — Судья Ёнджун готов вас принять, — объявила она. Чимин сжал в руках сумочку. Словно на приеме у дантиста: сердце начинает стучать быстрее, лоб покрывается испариной, и ты приказываешь себе улыбнуться так, словно очень ждешь этого приглашения. — Чимин… Он поднял глаза. Чонгук стоял перед ним с мрачным лицом. — Судья ждет нас. Я не могу. Господи, я не могу! — Чонгук, послушай, — он набрал побольше воздуха. — Чонгук, нам надо поговорить. Чон взял его руку и крепко сжал, потом любезно улыбнулся секретарше: — Благодарю вас. Скажите судье, что мы идем. Как только дверь закрылась, он повернулся и холодно посмотрел на него. — Мы уже все обсудили. Говорить больше не о чем. — Ничего мы не обсуждали! Ты приказывал, а я покорно подчинялся. А теперь я говорю тебе, что ничего из этого не получится. Я не думаю… — Я не просил тебя думать. Он вспыхнул. — Если бы ты думал, как следует, то мы не вляпались бы в эту историю! Это было нечестно, и Чимин это прекрасно осознавал. Он также ответствен за то, что случилось. Но почему он должен вести себя честно по отношению к нему? Однако Чонгук вовсе не возражал против его обвинения. — Да, — сказал он, и его лицо окаменело, — ты прав. Мы вляпались в историю, как ты выразился, и, поскольку в этом виноват я, мне и принимать решение. Другого пути нет. — Пути, удобного для тебя. — Омега попытался было стряхнуть чужую руку, но безуспешно. — Если бы ты мог рассуждать трезво… — Тогда бы я разрешил поступать тебе по своему усмотрению? — Да. То есть нет. Ты можешь перестать переворачивать с ног на голову все, что я говорю? Если бы ты как следует поразмыслил… У нас нет ничего общего. Мы друг друга почти не знаем. Мы даже не нравимся друг другу, и все же… все же ты хочешь, чтобы я стал твоим мужем… — Именно этого я и хочу. Чимин выхватил свою руку. — Что за чертовщина, Чонгук? — прошипел он. Омега трясся от ярости на себя, на него, на то, что ситуация полностью вышла из-под его контроля и его жизнь стала сплошным кошмаром. — У тебя на все есть ответ, ты все знаешь лучше всех, знаешь, что правильно, а что нет… Дверь снова открылась. — Мистер Чон? У судьи сегодня очень загруженный день, так что если вы и мистер Пак не против… Мистер Пак очень, очень против, подумал Чимин. Но Чонгук опять схватил его за руку. — Разумеется, — сказал он с мягкой улыбкой, которая полностью противоречила железной хватке его пальцев. — Дорогой, ты готов? Мягкая улыбка только подчеркивала затаившуюся в его глазах угрозу, не оставлявшую Чимину никакого выбора. Делай так, как я говорю, словно предупреждал он, делай, а то пожалеешь. Чимин собрал в кулак всю свою волю, гордо поднял голову и кивнул. — Можешь считать, что готов, — ответил он спокойно, позволяя ввести себя в кабинет судьи. Это была большая комната, обставленная тяжелой мебелью красного дерева. Стены покрывали панели из такого же темного дерева, почти сплошь увешанные фотографиями политиков: от Ли Сын Мана до Юн Сок Ёля. Кто-то, скорее всего секретарша, воткнув букет в кружку для кофе, украсил им каминную полку, но цветы уже завяли, и их поникшие венчики только добавляли комнате траурный вид. Древний кондиционер шумел в нижней части пыльного окна, словно пытаясь вдохнуть хоть немного свежего воздуха в комнату, насквозь пропахшую сигаретным дымом. — Мистер Чон, — сказал молодой судья, поднимаясь из-за стола, — и мистер Пак. Какой чудесный день для бракосочетания! И в самом деле — за окном сияло яркое солнце, и по голубому небу плыли пушистые белоснежные облака. Это издевательство — свадебный обряд в такой темной, дымной берлоге. Любой омега мечтает о свадьбе в церкви, наполненной светом, мечтает о цветах и веселых лицах друзей. Он мечтает идти к своему жениху с сердцем, наполненным радостью и любовью. Если бы так было на самом деле! Если бы Чонгук любил его… Стон отчаяния вырвался из горла Чимина, и он отшатнулся. В тот же миг его талию обняла рука Чонгука. — Чимин… — встревоженно произнес он. Омега поднял на него взгляд, глаза так блестели от непролитых слез, что сердце его сжалось. Чон с самого начала знал, что омега против брака с ним. Но это не имело значения. Значение имел только ребенок. И вот теперь, глядя в глаза своего жениха и видя в них такое отчаяние, Чонгук почувствовал, как в нем зашевелились сомнения. Может, он прав? Может, они совершают ошибку? Чимин согласился допустить его к воспитанию ребенка, а он лишь посмеялся над ним. Еще бы! Не надо быть гением, чтобы заметить, как он из последних сил пытается избавиться от альфы. Все же толковый адвокат мог бы отстоять его права, а у него в распоряжении их целая команда. Ребенок должен воспитываться обоими родителями; никто и никогда не заставит его думать иначе. Но что хорошего может получиться, если родители малыша находятся в состоянии постоянной вражды? Так почему же он организовал эту свадьбу? Почему он хочет жениться на омеге, который так его ненавидит, что готов разрыдаться? Чонгук стиснул зубы. Видимо, ему не суждено почувствовать себя женихом. Альфа хочет видеть своего жениха улыбающимся, хочет видеть, как счастье сияет в его глазах, пока обряд соединяет их навеки… Если бы Чимин хоть раз посмотрел на него поласковей! Если бы он мог вспомнить ту ночь… — Омеги всегда прекрасны, но вы, дорогой мистер Пак, — настоящая отрада для моих глаз. И, мистер Чон, — судья, высокий мужчина с мягким голосом, схватил руку Чонгука и сердечно потряс ее, — я много слышал о вас. Я очень рад с вами познакомиться, тем более в столь счастливый момент. — Он улыбнулся, потер руки и взял маленькую потрепанную черную книжечку. — Ну-с, начнем? — Нет! — Крик Чимина был так же резок, как звон разбитого стекла. Судья посмотрел на него, и его улыбка растаяла. — Простите? Какие-то проблемы, мистер Пак? — Никаких проблем, — спокойно сказал Чонгук. — Мой жених просто нервничает, ваша честь. Он обнял омегу и, когда он взглянул на него, тепло улыбнулся. — Я думаю, — сказал он, послав судье Чхве усмешку «между-нами-мальчиками», и альфа понимающе хохотнул, — я думаю, все омеги нервничают на своей свадьбе. — Чонгук, — прошептал омега, — еще не поздно… — Тсс, — шепнул он, приподнял его подбородок и поцеловал. Это был быстрый мягкий поцелуй, не больше чем легкое прикосновение губ, и позже Чимин спрашивал себя, не это ли решило все. Если бы он поцеловал его крепче, если бы дразнящим языком попробовал напомнить омеге о страсти, когда-то связавшей их, может быть, все закончилось бы в один миг. Но он не сделал этого. Он поцеловал его так, как целует альфа только любимого им омегу, с такой нежностью, что у него захватило дух. — Все будет хорошо, — прошептал он, поднял чужую руку, поцеловал ладонь и закрыл над поцелуем его пальцы. — Верь мне. Судья откашлялся. — Ну, — сказал он оживленно, — теперь мы готовы? — Готовы, — ответил Чон, и церемония началась. Судья говорил о любви и приязни. О том, как важно принять к сердцу брачные клятвы. О верности и уважении.И, наконец, он произнес слова, которых так боялся Чимин: — Пак Чимин, берете ли вы Чон Чонгука в законные мужья? Омеге казалось, что у него в горле застрял комок. Он сглотнул. Чонгук и судья смотрели на него. — Извините, — сказал Чимин, цепляясь за последние секунды. — Я не… я не расслышал… Судья улыбнулся. — Я спросил, берете ли вы Чон Чонгука в законные мужья, мистер Пак? Чимин закрыл глаза. Он подумал о ребенке, о власти, которой обладает Чонгук, и потом, хотя это было, конечно, глупо и бессмысленно, потому что он не любил его, и он ему даже не нравился, он подумал о том, как он поцеловал его секунду назад… Он вздрогнул, открыл глаза и сказал: — Да.                          *** Лимузин ожидал их на улице. — Мои поздравления, босс, — сказал Минхо, открывая дверцу. Он взглянул на Чимина и улыбнулся: — И наилучшие пожелания вам, мистер. Наилучшие пожелания? Чимину хотелось рассмеяться. Или заплакать. Или и то, и другое одновременно, но, в конце концов, шофер находится в таком же полном неведении насчет этого брака, как и все остальные. Он выжал из себя улыбку: — Спасибо, Минхо. — Какое благоразумие! — восхитился Чонгук, когда машина тронулась с места. — А я думал, что ты кинешься уверять Минхо в том, что тебя окрутили насильно. Чимин сложил руки на коленях и смотрел прямо перед собой. — Минхо проявил вежливость, и я ответил ему тем же. Я вряд ли могу призвать его к ответственности за то положение, в каком нахожусь. — Положение, в котором ты находишься? В его голосе прозвучало мягкое предостережение, но Чимин решил пропустить его мимо ушей. — Мы сейчас одни, Чонгук. Здесь не перед кем разыгрывать спектакль. Если ты хочешь, чтобы я продолжал играть свою роль, то тебя ожидает неприятный сюрприз. — Неужели тебе так противно стать папой моего ребенка? — Ты снова выворачиваешь мои слова. Я хочу ребенка, и ты отлично это знаешь. Я имею в виду пародию на брак. В противном случае я не сидел бы здесь, притворяясь, что никакого спектакля не было. — Притворяясь? — Его губы сложились в натянутую улыбку. — Но спектакля и вправду не было. У меня в кармане документ, удостоверяющий легальность нашего союза. Ты мой супруг, Чимин, и я твой муж. — Никогда! — Слова, которые он изо всех сил держал внутри себя, наконец, вырвались наружу. — В моем сердце — ты слышишь меня, Чонгук? — в моем сердце ты никогда не будешь моим мужем! — Какой у тебя острый язычок, милый мой! — Он почти вплотную приблизил к нему свое лицо. — Но к чему пустые угрозы? — Это не угроза. — Он чувствовал, как пульс бьется у него где-то в горле. — Это просто констатация факта. Ты принудил меня к замужеству, но тебе не дано изменить моих чувств. Альфа легко дотронулся до его щеки и медленно погрузил пальцы в чужие волосы. Волосы, находившиеся в укладке, начали рассыпаться, но, когда Чимин поднял руки, чтобы вернуть поправить её, Чон остановил его. — Оставь так, — негромко попросил он. — Мне нравится, когда твои волосы распущены. От его близости омеге вдруг стало трудно дышать. Он хотел было упереться руками в его грудь и оттолкнуть от себя, но потом внезапно подумал о той ночи, о той роковой ночи, когда они вот так же ехали в его машине… Он обвил тогда шею Чонгука руками и поцеловал его… А сейчас? Как ему хотелось поцеловать его — даже сейчас! О Господи! Что со мной происходит? — Вообще-то тебя совершенно не касается, что я делаю со своими волосами, — сказал он с натянутым смешком. — Ты мой муж. — И он легко провел ладонью по чужой шее. Его пульс стучал у альфы под пальцами, как сердце маленькой птички, подтверждая то, что он уже подозревал: его молодой муж совсем не так спокоен, как хочет казаться. — Неужели этот факт настолько неприятен тебе? — Начиная карьеру модели, я кое-чему научился. Никогда не задавай вопроса, если не уверен, что хочешь услышать ответ. Чон погладил его мягкую полную нижнюю губу. По телу Чимина прошла дрожь, и глаза потемнели. — Не надо, — прошептал он, но… но его губы раскрылись и дыхание участилось. Все его тело отозвалось на его прикосновения. Вопреки своим жестоким словам он не был равнодушен к нему. Чонгук прочел это в его затуманившихся глазах, в раскрывшихся губах. Сейчас, подумал он. Он может обнять его сейчас, и омега ответит на его поцелуи, вздохом даст свое согласие, пока он будет раздевать его. Он наклонил голову и прижался губами к его стройной шее. Она пахла цветами, летом и дождем. Чонгук закрыл глаза, отодвинул воротничок его блузки и поцеловал плечо. Оно было мягче шелка и теплое, как свежий мед. — Чимин, — прошептал он, поднял голову и посмотрел омеге в глаза. Его глаза, потемневшие от желания, недоуменно раскрылись, и дикая волна радости охватила его. Чонгук снова медленно провел пальцем по губам омеги. Его рот послушно приоткрылся, и мягкий стон вырвался из его груди, а в следующее мгновение он почувствовал легкое прикосновение чужого языка к кончику своего пальца. Омега приподнялся, чтобы обнять его за шею. Чонгук глухо зарычал и прижал его к себе. Господи, как его тянет к нему! И Чон мог бы взять его. Теперь этот чувственный и страстный омега — его муж. Теперь в его жизни не будет места другим альфам. Выбора у него нет, приходится желать постылого супруга. Альфа отодвинулся от него так быстро, что Чимин упал на кожаную спинку сиденья. — Видишь? — сказал Чон и холодно улыбнулся. — Не так уж и плохо быть моим мужем. Чимин покраснел. — Пошел к черту, — огрызнулся он дрожащим голосом. Чонгук отвернулся к окну и, глядя на улицы, проносящиеся мимо, подумал, что бы омега сказал, узнав, что он уже давно туда пошел. Что ж, он был готов снять перед ним шляпу. Он предупредил его, что они отбывают в другую страну, но Чимин не задал ни одного вопроса, даже когда они сели в частный самолет с надписью «Чон корпорейшен» на фюзеляже. Он уселся в кресло, пристегнул ремни, взял журнал со столика и уткнулся в него носом, вежливо отказавшись от предложенного стюардом ланча. Но даже такой хороший актёр, как Чимин, не мог молчать бесконечно. Через четыре часа полета он наконец-то отложил журнал в сторону и зашевелился. — Это принцип, — спросил омега, — или тебе просто интересно, сколько я могу выдержать? Чон поднял глаза от своего портативного компьютера и бумаг, которые якобы просматривал, и вежливо улыбнулся. — Прости, не расслышал. — Прекрати свои игры, Чонгук. Куда мы направляемся? Альфа ответил не сразу, складывая бумаги и заталкивая компьютер в кожаный футляр. Только затем он взглянул на него. — Я пытался объяснить вчера. Но ты даже не… — Ты сказал мне, что отправляешься куда-то по делам, и я должен взять свой паспорт. Но мы в полете уже несколько часов и… Куда мы летим? — В Италию, — ответил он почти лениво. Ответ поразил его. Он когда-то уже побывал в Италии и хорошо запомнил эту удивительную красоту. Казалось, и он попал в другую эпоху, где правят законы древности и отношения между альфами и омегами совершенно иные, чем те, к которым он привык. — В Италию? — переспросил он, пытаясь подавить нарастающее возбуждение. — Но почему? Альф мог привести с дюжину причин, любая из них была вполне уважительна и абсолютно правдива. — Потому что у меня там остров, мог сказать он, а в прошлом месяце сильно штормило, и я хочу проверить состояние своих владений. Потому что у меня дела на Капри, и их тоже нужно проверить. Потому что я люблю горячее солнце и воду цвета сапфира. — Потому что там я родился, — сказал он просто. Ответ Чимина был быстрым и совершенно не таким, какой он ожидал услышать. — Я не хочу, чтобы мой ребенок родился в Сицилии, — встревожился Чимин. — Он — или она — будет гражданином Южной Кореи. Чонгук мягко рассмеялся. — И я хочу того же, мой драгоценный супруг, уверяю тебя. — Тогда почему?.. — Я подумал, что это идеальное место, где нас никто не потревожит и где мы сможем лучше узнать друг друга. Чонгук потянулся, как кот. Он снял пиджак и галстук, расстегнул верхние пуговицы рубашки и закатал рукава. Его кожа отливала золотом, мускулы играли. Чимин почувствовал, как легкая дрожь пробежала по его спине. Можно думать о нем что угодно, но нельзя отрицать его поразительную привлекательность. И теперь он принадлежит ему. Он его муж. Та безумная ночь может повториться вновь — на прибрежном песке рядом с полуночным морем или на вершине горы под слепящим жарким солнцем, обливающим золотым светом их тела. Целовать его губы, чувствовать под своими ладонями его тело, шептать его имя, пока он ласкает его… От внезапно нахлынувшей паники его голос охрип. — Черт, я не хочу ехать в Италию! Тебе не пришло в голову сначала спросить меня, а потом уже сажать в самолет? Чонгук посмотрел в лицо своего омеги и увидел, что его глаза блестят от волнения, значения которого он не понял. Страх. Он боится. Боится меня! Господи, ну что он за сукин сын! Ради благой цели принудил к браку, но это вовсе не значит, что можно так с ним обращаться. Он прав, надо было сначала его спросить, надо было рассказать ему о своем острове. Надо было признаться, что неведомо почему он хочет показать ему заветное место, где жил мальчишкой. Он почувствовал, как что-то сжалось внутри, в самом сердце. — Чимин, — сказал он и тронул его за плечо. Омега вздрогнул, будто прикосновение обожгло его. — Не трогай меня! — прорычал он, и альфа отдернул руку. Окаменев от обиды, Чонгук подумал, что то место, куда он везет его, заслуживает лучшего отношения. Самолет приземлился на небольшом аэродроме в Сицилии. Поджидавшая Чонгука машина помчала их прочь, мимо отелей и улиц, наполненных туристами, к докам, где стройные яхты покачивались на якорях. Чимин мрачно улыбнулся. Ну конечно. Это же итальянская традиция, не так ли? Если вы тот, кого называют «Адонис с миллионами», то у вас непременно есть корабль. К его удивлению, никакого корабля не оказалось, у Чон Чонгука не было даже яхты, а только большая парусная шлюпка. Красивая и ухоженная, она отличалась от огромных яхт вокруг, как чистокровный рысак от тяжеловозов. — Чонгук! — крикнул мужской голос. Пока Чимин и Чонгук поднимались по трапу, на палубе появился альфа и широко распахнул объятия навстречу им. Он был маленьким и мускулистым, с темной бородой и совершенно лысый, одетый в джинсы и полосатую майку. Мужчина склонился над рукой Чимина и произнес, судя по выражению лица, цветистый комплимент, из которого Чимин не понял ни слова, после чего приветствовал Чонгука громким хлопком по спине и объятием, которое могло бы сломать более хрупкие кости. — Это Кармин. Он занимается «Перлой», когда меня нет. — Как мило, — отозвался Чимин, сделав скучающий вид. Но это было не просто. Почему-то его очень поразила такая непринужденность отношений между урбанизированным Чон Чонгуком и этим прожженным морячком. Кармин что-то сказал, и Чонгук засмеялся. — Он приветствует тебя и говорит, что ты прекрасен, как Афродита, вышедшая из пены. — В самом деле? — холодно произнес Чимин. — Уместнее было бы считать меня Еленой, похищенной нахальным Парисом. Если он и хотел язвить Чонгуку, то не преуспел в этом. Он широко улыбнулся, велел ему сидеть смирно, спустился по трапу вниз и исчез. Сидеть смирно, повторил Чимин про себя раздраженно. Словно щенка дрессирует! Но он не щенок. И чем скорее альфа поймет это, тем лучше для них обоих. Он встал с сиденья, куда Чон усадил его, и пошёл по палубе. В тот же момент рядом с ним появился Кармин. Он улыбнулся, задал какой-то вопрос и загородил путь. — Я просто хочу осмотреться. — Ах, нет, мистер. Простите, это нельзя. Ага, значит, он говорит по-корейски! И подчиняется ясно чьим указаниям. Интересно, чего Чонгук опасается — что он прыгнет за борт и уплывет на волю? Вообще-то идея не так уж и плоха. Чимин вздохнул, схватился за поручни и уставился невидящими глазами в море. Слишком поздно. Он в ловушке. Когда Чонгук снова появился на палубе, Чимин его не узнал. Неужели этот альфа, одетый в обрезанные джинсы, белую майку и кроссовки, — его всегда такой элегантный муж? И зачем он переоделся? Сейчас довольно жарко, но ведь стоит им выйти в открытое море, и жара станет менее заметной. Но оказалось, что смена одежды не имеет никакого отношения к климату. Каждому судну нужен капитан, и этим капитаном оказался вовсе не Кармин. В считанные секунды он сообразил, что главным на судне был Чонгук, и не только на словах, но и на деле. Оба альфы работали одинаково, но не оставалось никаких сомнений, кто здесь лидер. Омега наблюдал за Чонгуком, когда он выводил судно через узкий канал в открытое море. Темные, спутанные ветром волосы вились вокруг его лица. Солнечный свет сиял на крошечных бриллиантовых гвоздиках. Когда его стала донимать жара, он стянул белую майку и бросил в сторону. У Чимина перехватило дыхание. Он изо всех сил пытался прогнать из памяти воспоминание о том, как он выглядел, обнаженный, той ночью. Он был настоящим альфой, этот незнакомец, за которого он вышел замуж, властным и великолепным мужчиной. Ветер растрепал его волосы, которые Чимин аккуратно заколол заколочками по пути из аэропорта. Он поднял руки, чтобы поймать выпавшие пряди, и Чонгук внезапно оказался рядом с ним. — Все в порядке? Чимин кивнул. Чон был так близко, что он мог чувствовать запах солнца и соли на его коже и мускусный аромат его пота. Ему вдруг захотелось прижаться губами к его шее, попробовать вкус его кожи кончиком языка. — Да, — ответил он, — В порядке. — Если тебе станет плохо, сразу зови меня. — Чонгук, ничего со мной не случится. Тошнота прошла, и доктор Со, как тебе известно, сказал, что я абсолютно здоров. — А также порекомендовал тебе врача в Сицилии, — заметил он и улыбнулся в ответ на удивленный взгляд Чимина, — Я сообщил ему, куда мы едем, и он полностью одобрил путешествие. Иначе он не взял бы его с собой. И все же здесь, в море, среди ветра и волн, плещущих о корпус судна, его снова поразила изящная хрупкость молодого мужа. — Иди, — сказал омега со слабой, почти искренней улыбкой. — Управляй своим кораблем. За мной не нужно ухаживать. — Ах, — прошептал Чон ему в ухо, и Чимин вздрогнул, почувствовав его теплое дыхание. — Ты не прав, мой прекрасный омега. Ухаживать за тобой так приятно! Он отклонил назад голову и взглянул на него, но Чонгук обнял ладонями его шею, склонился и крепко поцеловал в губы. — Оставь волосы распущенными, — попросил он и, цепляясь за снасти, легко вернулся к штурвалу. Чимин подождал, пока уляжется сердцебиение, затем поднял голову и увидел, что Чонгук смотрит на него. Наверное, так чувствует себя цветок, подумал он ошеломленно, когда его плотно сложенные лепестки раскрываются под поцелуями солнца. Слова альфы пронеслись у него в голове. Оставь волосы распущенными, сказал он, именно так, как тогда, когда они любили друг друга, а перед этим он раздел его с такой медлительной нежностью, что омежье сердце почти перестало биться. Но та ночь далеко позади и больше не имеет значения! Он принялся с вызовом втыкать заколки в волосы. Но новый порыв ветра завладел его волосами, и, прежде чем он смог что-либо сделать, заколки выскользнули из руки и исчезли в море.