Happy house

Когда стрелка на часах слишком уж подло подкрадывалась к четырем, а Бай все еще строчил долбаные медкарты скрючившись над кипой бумаг на общем столе, Ци Жун понял, что так продолжаться не может. Свет исходящий оттуда мешал спать абсолютно всем, но остальных это будто устраивало. Хуа Чен, меланхолично изрисовывал очередной, несчастный холст, сидя в абсолютной темноте, а Хэ Сюань, похрустывая вонючими, сырными чипсами досматривал хер знает какой сезон Игры престолов. Лишь Ци Жун не мог найти упокоя лежа в холодной кровати и ворочаясь раз в минуту, будто он свинья на вертеле. — Бля. Мне это уже надело, может вы наконец ляжете? Я понимаю, суббота и тыры-пыры, но у меня от вашего света уже глаза на жопе. Бай выдохнул так тяжко как только мог, поправляя очки с толстенными диоптриями, что заставляли его походить на утку-задрота с полувыженным лицом. Он обернулся на Ци Жуна, прохрустел всеми позвонками и будто задумался над тем, что ему ответить. — Ты всегда можешь пойти спать на диван. И в правду. Чего Ци Жун распизделся? Суки! Парень был оскорблён до глубины души тем, что большая часть его просто проигнорировала, а Бай решил согнать парня на диван. — А может ты?! С какого хуя я должен идти на диван?! Может вы в зал попиздуете? Я между прочим вам не мешаю, а вы, суки, не даете мне спать! Хэ Сюань между делом аккуратно прибавил громкость сериала, да так, что резкий выкрик блондинистой бабы с экрана просочился даже сквозь наушники. Рыба скоро оглохнет от своих сериалов! Вот сколько еще можно смотреть про кучку идиотов, что из серии в серию пытаются захватить Вестерос? Ци Жун пытался быть хорошим партнером и интересоваться этой херней, даже как-то садился смотреть этот бред с Хэ, но сдался довольно быстро. Собственно, как и все остальные. Хуа никак не мог смириться с количеством звенящей пошлости на экране, а Бай все говнился на графоманию и отсутствие исторической достоверности. А когда на экране появился Сандр Клиган, врач так и вовсе увинтил от ноутбука куда подальше, оставив Хэ Сюаня одного познавать этот чудесный, фэнтезийный мир состоящий сплошь из инцеста, сексизма и единственного нормального персонажа в лице Серсеи Ланнистер. — Ци Жун… — Хуа Чен зачем-то прикрыл единственный здоровый глаз, что-то там измеряя в процессе намазывания краски на холст. — Не мог бы ты заткнуться? Хочешь спать, спи. А у нас много работы. Не, когда-нибудь он точно уйдет из этого дурдома. — Залипание в тик токе, просмотр порна с инцестом и размазывание говна по холсту — это не работа. — Бай даже вздрогнул. — Да, страшила, я вижу, что ты делаешь в телефоне. — Врач перевернул телефон экраном вниз, откладывая на самый край. — И то видео про значение туза пентаклей в раскладе на финансовое благополучие, я тоже видел. Вы че, суки, хотите чтобы я завтра сдох от мигрени исключительно потому что вы занимаетесь херней? — Не этично заглядывать в чужие телефоны. Да и к тому же, это видео мне скинул Мэй. Ци Жун закатил глаза и понял, что говорить с ними бесполезно. Хэ Сюань рядом с ним уже засыпал, хотя крик в его наушниках стоял такой, что время от времени даже Хуа Чен вздрагивал от очередного «дракарис», который эта белобрысая сука изрекала из себя каждый раз, как ей что-то не нравилось. — Я даже не сомневался. Имейте совесть, рыба уже откисает. Бай капитулировал первым. Снял очки, аккуратно сложив их, оставляя подле медкарты, выключил настольную лампу. Его седые пряди в волосах выглядели так, будто он старше Ци Жуна лет на двадцать, выглядели они полярно. У Ци Жуна татуировки, зеленые волосы и пирсинг, следы от селфхарма, синяки под глазами от извечного недосыпа и пристегнутый к позвоночнику желудок, недоедает. У Бая седые пряди меж длинных волос, очки на минус семь и ожог на лице, от глаза до груди, по правой стороне — выглядит паршиво. Не так страшно, чтобы убегать, открещиваясь от него как от Фредди Крюгера, но взглядов на улице он собирал не мало. Бай человек спокойный, но властный. Ему редко приходится показывать характер или настаивать на своем, в конце концов конфликты он не любит, их хватает на работе. У него кофеиновая зависимость и один единственный друг, что день ото дня изводит его заставляя верить в астрологию, таро и энергетический обмен вселенной. Усян садится на край кровати, делает размашистый глоток из стакана и блаженно прикрывает глаза, будто ему в рот попал элексир бессмертия, а не туфта из-под крана, которой Хуа Чен хотел полить фикус. Он аккуратно снимает ноутбук у Хэ Сюаня с колен, ставя на паузу все хтоническое безумие, что там происходит. Вынимает из чужих ушей наушники, обессилено падет на кровать, чувствуя как разлагается под собственной тяжестью. — Ци Жун, будь добр, подвинься пожалуйста. Он прогундел это в покрывало и совершенно точно не смог бы повторить это еще раз. — Что-то не нравится? Чемодан-вокзал-диван. Я говорил идти спать раньше, ты не слушал. Ну, а хули я сейчас должен слушать тебя? Бай выглядел так, будто натурально тонул в этой простыне. — Будь человеком. Я сегодня очень устал и у меня нет сил на эти игрища. А говорит он это так несчастно, что Ци Жуну начинает нравится над ним издеваться! Он до сих пор не простил Бая за то, что тот заставил его целую неделю писать за него медкарты! Всего-то за то, что он чуть не лишил того глаза! Злопамятная сучка! Ци Жун тоже таким быть может. — Иди на мою сторону. Хэ активизировался неожиданно. Он давно спал полусидя, обреченно сложив голову на плечо Ци Жуна и честно говоря, выглядел совсем уж паршиво. Ему всю неделю нездоровилось. То ли осенняя хандра пробила, то ли рецидив депрессивного эпизода, не столь важно. Позвав Бая к себе, он буквально пересилил себя, заговорив. Сразу после такого соблазнительного предложения, Усян буквально пролез по Ци Жуну, так нагло, будто ему пять, а не пятый десяток. — О боги… — Хуа Чен, что за это время успел собрать краски и подняться с пола, смотрел на них будто на предателей. — Только не оставляйте меня с ним… Ци Жун гаденько улыбнулся, похлопав на место рядом с собой, а Хуа Чену захотелось взвыть. Сняв с глаза повязку и в последний раз взглянув на часы, он уже подумал, что не спать — будет наилучшим вариантом. — Прошу прощения, но сегодня я никак не настроен на головную боль. — Бай к тому времени уже устроился на краю, отвернувшись ото всех и закрыв уши подушкой. — Не думаю, что я это выдержу. Хэ Сюань тоже поспешил откреститься. — Я тоже, ложись между нами. Конечно он имел ввиду себя и Ци Жуна. Противный, гадкий, карась. Кто успел — тот не спит с Ци Жуном — золотое правило любого отхода ко сну. Сон с ним приравнивался к штрафбату или карцеру. — Бля, ну вы и охуели конечно. Может мне вообще уйти спать на диван? — Да, Ци Жун обидчивая сука, но простите! Они даже не стараются скрыть своего нежелания с ним спать! Вопиющая бестактность. — А вы сидите тут, жрите, срите и друг друга ебите, раз такие умные. — Ты просто всех задолбал. Хуа Чен плюхнулся рядом с ним на ходу снимая свои охуительно модные, черные джинсы, бросая их на пол. И видимо у Бай сработал какой-то птср, ибо уже в следующую секунду нашел в себе силы встать с кровати, обойти ее и повесить его джинсы на стул! — Я конечно понимаю, что вы все привыкли жить в свинарнике, но я просил не разбрасывать вещи. Тетрис из их тел сдвинулся на одну условную единицу, а Усян уже не смог дойти обратно до Хэ Сюаня. Потеснив Хуа Чена, он лег рядом с ним, сдвигая Ци Жуна уже к спящему Хэ. Вырубалась рыба за считанные секунды. Кровать трехместная, но два дистрофика вполне могли зайти за половину человека и теснились друг к другу идеально. Ци Жун закинул на Сюаня сначала ногу, а потом и руку, забрал одеяло у Хуа Чена и разлегся так, что едва не сместил Бая с кровати. Они небезосновательно думали о том, чтобы отселить Ци Жуна на диван и наконец забыть о полуночной тревожности и недосыпе. Бай Усян и Хуа Чен сначала легли спиной к спине, но долго этот фарс продолжаться не мог. Одноглазый повернулся первым и с невиданным до этого человеколюбием пережал чужое тело рукой. Конечно, не сказать, что врач не любил этого, хотя не имел привычки харасить партнеров без надобности, однако сейчас он чувствовал небывалое опустошение. Кисть Хуа Чена сжали, несколько раз погладили большим пальцем, но будто бы этого было мало. — Сильно болит? Конечно одноглазый имеет ввиду ожог, что день ото дня все еще изнывал от фантомного тепла и тянущейся боли. — Нет. Конечно болит. Усян не имеет привычки врать, но будто бы Хуа Чен — человек, что не терпит слабостей. В жизни его разочарований было не мало: много трудностей и боли, возможно даже похуже, чем прожжённая кожа. — Врешь же. Если болит, скажи. Я принесу таблетки. Не надо мне врать. Больше, чем трусов, я ненавижу лжецов и лицемеров. — Рад, что ты столь высокого мнения о нас. — Он мысленно улыбнулся, говоря все тише и тише, только бы другие не слышали. — А таблетки — идея плохая. Я посчитал, если продолжу их пить, выработаю толерантность. Тогда, мне ничего не поможет. Ци Жун на другой половине кровати стих и вцепившись в Хэ Сюаня спал вывернувшись так, что лежа на боку, одну ногу он закинул на Хэ, а второй доставал до Бая. — Говоришь так, будто уже вырыл себе могилу. — Думаю, что далеко не одну. Хуа неосознанно прижал его ближе. Подобные речи пробирали до костей. Ему все это знакомо, в сущности кожа, не сильно отличалась от глаза. Уроды понимают уродов гораздо легче, есть чем сцепиться. — А я думаю, что стоит обсудить возвращения зеркала в ванную. Ци Жун изо дня в день долбит меня с этим. — Возвращай. — Не то, чтобы я беспокоюсь за баланс вселенной твоей души… — Хуа Чен явно вернулся к заводским настройкам напускного высокомерия. — Просто не хочу, чтобы ты еще сильнее загнался. С такой-то рожей не сделать это будет очень трудно. Такие разговоры нравятся Баю больше. В них чувствуется то, что ему нужно: уверенность и некая толика высокомерия. Он сжимает чужую руку сильно-сильно, подносит к губам и понимает, что его понимают. А то, что даже в мыслях это звучит глупо, его совсем не волнует.