Пламя юности

Прогулка на свежем воздухе это, конечно, хорошо, но солнце светит нещадно, поэтому вскоре Ивушкину напекло голову, вынуждая вернуться в корпус, чтобы взять пилотку. Дверь с размаху распахивается, открывая взор на удобно расположившегося на кровати, а также погруженного в какую-то книгу на немецком, соседа. — Здорова, фриц. Как дела? Я вот за пилоткой приш...— Ивушкин запнулся: что-то было не так. Коля решает осмотреться, и тут до него доходит: порядок был не только у Ягера, но и на его половине. Уходя гулять, он помнил, что точно не складывал никуда вещи, пообещав себе сделать это позже. Много чего лежало на его кровати и даже на полу, но сейчас... Идеальный порядок! И где же теперь его пилотка?! Куда немец её дел? В беспорядке Коля бы нашёл всё, но сейчас это не представлялось возможным. В груди медленно разгоралась злость. — Ты что натворил, блять? — воскликнул Ивушкин, в панике вертя головой туда-сюда. Он не имеет ничего против чистоты и порядка, просто сам он немного ленивый и делает это реже, чем следует. Но когда убираются за него, или хотя бы без его участия, потом он не может ничего найти и от этого злится. Коля выжидающе и грозно смотрит на Ягера, нахмурив брови, но тот упорно делает вид, что ничего интереснее сюжета книги в его жизни нет. Даже не улыбается, змей. — Клаус, я к тебе обращаюсь, сука, — Русский подходит к немцу, который даже не соизволил оторвать взгляд от страниц, и чувствует, как начинает закипать сильнее. — Тебе так интересно было трусы мои перебирать? — пионер щёлкнул пальцами перед его лицом, чтобы на него обратили внимание. Клаус даже глазом не моргнул, мастерски игнорируя источник шума. — Фриц, приём! — Коля громко хлопает руками, стучит, щёлкает, отчаянно пытаясь привлечь внимание немца, но никакого результата не получает и от этого злится еще сильнее.— Я с тобой разговариваю! Коля, рассвирепев окончательно, резко выхватывает из рук Клауса книгу. Тот наконец-то обращает на него свой взгляд, полный недовольства (а потому что некрасиво вот так выхватывать вещи!), но Ивушкину было безразлично, что там насчет его выходки думает глупый педант. Он не любил, когда его игнорировали, а потому всегда добивался внимания, когда очень хотел. — Че, рукописи Гитлера важнее разговора со мной? — пионер не удержался от язвительного комментария, смеряя немца презрительным взглядом и неосторожно тряся книгой в руке, так, что страницы жалобно зашуршали, вот-вот готовясь выпасть. — А ты все 55 томов Ленина прочитал? Отдай мне книгу, — Наконец-то Ягер соизволил ответить. Хотя, скорее, съязвить, но все же. — Я сейчас эту книгу знаешь куда тебе запихаю? Верни все, как было! — Выбирай выражения. Ты вообще должен мне «спасибо» сказать. — Клаус искренне старается сохранять спокойствие, несмотря на сильное желание посмеяться с негодования соседа. Сам он напускает себе вид крайне раздраженного человека: и бровки нахмурил, и губы поджал, ну точно обиделся. Ему бы в актеры, в самом деле. — За что, блять, спасибо? Где трусы мои?! Я тут значит старался, все раскидывал аккуратно, а ты, сука… - Ивушкин снова с сожалением оглядывается на свою половину. — Ты адекватный? Как можно что-то аккуратно раскидать? — Да вот так! — Ивушкин с силой швыряет книгу на пол. Ягер вскакивает с кровати, чтобы поднять её. — Ты что творишь?! — тут уже немец разозлился. Он, конечно, все понимает, но такое обращение с книгами жестоко даже для такого дурака, как Николай. — Аккуратно все разбрасываю! — Пионер переместился к своей половине, чтобы взять подушку с кровати, а через секунду та полетела в немца, с душой впечатываясь прямо ему в лицо. — Лови гранату, фашист! Тот на пару секунд выпал, осмысливая, что только что произошло, покрутил головой, возвращая мысли в нормальное русло. Ну все, это официально война. — Что за тупые стереотипы?! — Клаус кидает подушку в ответ. — Война закончилась ещё в сорок пятом! - Их разговор перерос в настоящее кровавое сражение: двое едва выживших врага, на огромных, мощнейших танках перестреливаются снарядами, стремясь отвоевать свое место под солнцем. Борьба не на жизнь, на смерть. — Да поебать мне! Нахуя было убираться?! Я не просил! – очередной полет подушки. — Я не могу смотреть на этот бардак, ты в свинарнике живешь?! — Я хотя бы полдня не трачу на то, чтобы трусы красиво разложить! Педант ебучий! — У меня это заняло 15 минут, неблагодарная свинья! Терпение у Ивушкина закончилось. Он опять подошёл к Ягеру, заглядывая в его бездонные, голубые глаза. Нужно было успокаиваться, пока он его не порвал, как подушку, из которой уже вылетело пару перьев. — Порядок свой себе в жопу засунь. После этого русский развернулся и с размаху упал лицом в свою, теперь чистую, кровать. Легче не стало. Эмоции все ещё бурлили внутри ураганом, хотелось и дальше ругать, а лучше побить соседа. А в целом, почему Ивушкин должен сдерживать себя? — Педант ебучий. Чистоплотник херов. Перфекционист он, блять, нашелся тут. Уборщица будущая нахуй. Сукин ты сын. Ебать порядок твой в рот и в жопу, и тебя с ним вместе. Пиздец, блять, разложил он тут все аккуратно, хуй че найдешь теперь. Тебе заняться нечем было? Сидел бы и дрочил свои книжки дальше, нет блять, надо перебрать чужие вещи без разрешения. Лицо Клауса в этот момент надо было просто видеть. Если на первые два предложения немец реагировать не стал, то с каждым следующим, изощренным прозвищем брови взлетали все выше, а глаза раскрывались шире в немом шоке. В какой-то момент стало невыносимо смешно, и он, не сдержавшись, хихикнул. Ивушкин в гневе подрывается с кровати и в момент оказывается возле шкафа Ягера. Через секунду содержимое оттуда летает по всей комнате: на кровати, на полу, даже на половине русского теперь валяется одежда немца. Какие-то штаны оказались на люстре. Клаус, наблюдая за этим, не знает, смеяться или плакать. Эмоциональность русского граничит с сумасшествием, настолько забавно он себя ведет. Жаль только, что снова прибираться придется. Коля же, довольный проделанной работой, гордо вскидывает подбородок, мол, в этой битве победил он, и снова идет на улицу, так и не взяв пилотку. Если он получит солнечный удар, то это будет на совести немца. Коля хлопает дверью. Вскоре с улицы слышится душевное "пошёл нахуй", а Клаус качает головой, едва сдерживая улыбку. Такой дурак. *** Один. Клаус моргает. Всего мгновение, а картинка перед стеклянным взглядом меняется. Огромная фигура перед ним замахивается, а через мгновение тело пронзает ужасная боль. Увернуться? Он не успеет. Ягер прекрасно это видит и даже не дергается. Какой смысл, если потом будет только хуже? Два. Ванная комната, это не совсем то, что ему нравится. Обычно это означало.. Да, Клаус видит свое отражение в воде. Видит свой напуганный, полный слез взгляд, прежде чем сильная рука надавит на затылок, заставляя опуститься лицом прямо в набранную ванну. Забыл вздохнуть. Несколько секунд проходит в одно мгновение, и вот легкие уже горят адским пламенем. Ослабевшее тело не может сопротивляться с недюжинной силой отца-военного. Кажется, сейчас он задохнется в собственной ванне. Три. Разве его жизнь имеет большую ценность? Наверное, все-таки, нет. Иначе бы его не швыряли за шкирку, как никчемного котенка, да? Клаус еле успевает подставить руки перед лицом, иначе сейчас бы он истекал кровью из рассеченного об угол лба. Или носа. Губы. Не суть важно. Он прерывисто вздыхает и едва сдерживает всхлип, оборачивается, и видит перед собой отца. Снова по-пьяни разъяренного, сильнее самого страшного льва. Снова заносящего свою огромную лапу, чтобы… Ягер подрывается в постели, тихонько воет в ладони раненым зверем. Короткими ногтями медленно раздирает лицо, пытаясь привести себя в чувство. Сбоку слышится копошение, видимо, Коля проснулся и сейчас увидит его в таком состоянии. Какой позор. -Ты че, фриц? Все нормально? – в его голосе слышна тревога, или Клаусу кажется? - Nichts. Schlaf, Nikolai. (Ничего. Спи, Николай) – Ягер правда старается сделать свой голос тверже, но на втором слове он предательски ломается, выдавая его с головой. -Чего? Я не фирштейн, говори на русском. Клаусу нужно время, чтобы переключиться на другой язык. Он медленно выдыхает и сосредотачивается на переводе. Спать, сон… как приказать ему лечь? -Все нормально. Спи. – парень убирает руки от лица и утыкается взглядом в одну точку, стараясь выхватить из сна самую нейтральную ассоциацию и хотя бы немного успокоить дрожащее тело. -По твоему лицу так не скажешь. Глаза по 5 копеек, лицо белое, как простыня. И трясешься, как лист осиновый. Клаус в ответ отрицательно мотает головой, через мгновение утыкается лицом в коленки, стараясь скрыться куда-нибудь. За что ему это, ну за что? Николай в нерешительности мнет одеяло, не зная, что и делать. Стоит ли вообще лезть в душу этому немцу? Сказал же, все нормально. Погорюет и успокоится… Коля еще раз обводит Клауса взглядом, отмечает напряженные мышцы, бледность и трясучку, не пропавшую до сих пор. В груди что-то щемит от этой картины, и Ивушкин, наплевав на все, и на свою неприязнь тоже, осторожно подходит к Ягеру, останавливаясь где-то в шаге от его кровати. Предпринимает еще одну попытку переговоров. -Было бы все нормально, ты бы так не делал, – Он делает голос уверенней, чтобы успокоить. Вопрос только, кого больше. Ответа не последовало. Коля замолкает, закусывает губу и слегка касается чужого плеча кончиками пальцев. К его удивлению, Клаус дергается, чуть ли не отпрыгивая на другой конец постели, чем пугает своего соседа еще больше. -Тише-тише, ты чего? Успокойся, все нормально. Ты в безопасности. Поразмышляв еще пару секунд, Николай садится рядом и приобнимает напуганного немца за плечи, пытаясь заглянуть в лицо, но тот упрямо не давался. -Я не знаю, как тебя успокаивать. Ну, хочешь, я тебе… спою? – Первое, что пришло в голову. На удивление Клаус, поразмыслив пару секунд, едва заметно кивает. Коля прокашливается и понижает громкость голоса так, чтобы слышал его только немец. «…Вновь о том, что день уходит с земли Час вечерний исполнен Этот день быть может где-то вдали Мы не однажды вспомним Вспомним, как прозрачный месяц плывёт Над ночной прохладой Лишь о том, что всё пройдёт, вспоминать не надо Лишь о том, что всё пройдёт, вспоминать не надо Всё пройдет… и печаль и радость Всё пройдет, так устроен свет. Все пройдет, только верить надо Что любовь, не проходит, нет…» Ягеру заметно полегчало. Тряска прошла, цвет кожи вернулся на нормальный, и похоже, немец был готов вновь постараться уснуть. Коля был доволен собой, и даже негодование от утерянного сна не могло испортить ему настроение. Все же подружиться с Клаусом было можно. Более того, Коля решил, что ему это нужно. Все же его натура и потаенное желание заботиться не позволили плохо относится к человеку, который просыпается посреди ночи явно не от хорошей жизни. -Danke, Nikolai. -Не за что, тезка, не за что.