Свобода на крови

Как можно охватить толщу чужой жизни за каких-то пару недель? Арлекино не представляла это возможным. Каждое её утро начиналось с короткой прогулки, после чего она возвращалась в кабинет, распахивала окно – то, вечно спрятанное за портьерами, оказалось изрядно растрескавшимся и открывалось с жутким скрежетом – и погружалась в изучение документов и отцовских воспоминаний. Она не могла позволить себе роскоши устроиться с его дневниками в гостиной и читать, не торопясь, под чашечку чая. Время гнало её вперёд. Приходилось метаться между тем, что ей было действительно интересно, и между делами насущными, хранящимися в разных книжицах: очень быстро мемуары отца обрастали закладками и её собственными пометками, призванными облегчить ей самой жизнь. - Миледи, на вас лица нет, - экономка недовольно качала головой, когда Арлекино спускалась к ужину. – Вы пропустили обед. - Мисс Клара, - Арлекино падала на своё место во главе стола, и тёмные вишни её глаз, затуманенные усталостью, катились к сухопарой женщине. – Просто дайте мне поесть и избавьте от нотаций… Сил хватало в лучшем случае на то, чтобы всыпать в себя содержимое тарелки, сдержанно поблагодарить, омыть лицо прохладной водой и закрыть глаза, едва коснувшись подушки щекой. В те дни, когда Арлекино уделяла больше внимания юности отца, а не его последним делам, она могла выбраться и на вечернюю прогулку, разрешив себе подышать свежим воздухом и погладить растопыренные папоротниковые листья у самой ограды. Только один раз она нарушила свой распорядок: когда в распахнутое окно кабинета ворвался остро пахнущий озоном ветер, несущий на своих крыльях оглушительный грохот. Арлекино, зарывшаяся в схемы поставок угля, немедля вскочила из-за стола. Как давно она не видела грозы! Первые грозы в Дом Очага приходили только к концу мая, и это была первая гроза для неё – и в этом году, и здесь, в особняке Буфф д’эте. Разве могла она пропустить подобное? Сорвавшись с места, она опрометью бросилась из кабинета прочь, не удосужившись хотя бы накинуть на себя плащ. Всё это казалось теперь ничтожной малостью по сравнению с тем остро пахнущим воздухом, бушевавшим снаружи, по сравнению с тёплыми каплями, с рокочущим низким небом и с юркими, вспарывающими темноту молниями. Какая нестерпимая свобода была разлита вокруг! Арлекино, не думая о приличиях, сбежала с крыльца вниз, ныряя в аромат влажной земли, зелени и грозы. Раскинув руки, она глядела в небо, глубоко вдыхая – подступившая гроза целовала её лицо дождевыми каплями, гладила ветряными порывами, и она чувствовала себя настолько счастливой, насколько только могла быть счастлива девушка, оставшаяся один на один с непонятным для неё миром. - Прости её, Господи, - мисс Клара, неодобрительно поджав губы, наблюдала за хозяйкой через окна в гостиной, где она как раз наводила порядок. - Да вы бы хотели оказаться на её месте, - усмехнулся Фольц, проходя мимо гостиной и ныряя в коридор, чтобы оказаться в своей комнате. Если звёзды здесь казались Арлекино совершенно чужими, сонными и тусклыми – из окна Дома Очага они казались ей куда ярче и крупнее – то гроза оказалась точно такой же. Как мало нужно для счастья, получить всего лишь напоминание о доме, о том, что она оставила так далеко… Не будучи сентиментальной, она не собиралась рыдать, кружась под проливным дождём, но не могла не улыбнуться куда-то вверх. Пусть там, на севере, если над Домом Очага тоже собирается первая гроза, прямо сейчас небо прорежет кривой, изогнутой молнией её улыбки. Она вернулась в дом, насквозь промокшая: с пепельных прядей текло, одежда висела на ней, как свежевыстиранная, а в домашних ботинках, изрядно промокших и скользких от глинистой грязи, отчаянно хлюпало. Мисс Клара старалась не подать виду, когда хозяйка сбрасывала обувь и отцовский фрак, убегая на второй этаж неприлично-босой и полураздетой: считать полностью одетой женщину, у которой сквозь мокрую белую рубашку просвечивает и тело, и силуэт нижнего белья, экономка решительно отказывалась. Кабинет жалобно хлопал распахнутым окном, но она просто не могла заставить себя закрыть его прямо сейчас. Вместо того, чтобы возвращаться к кропотливому изучению процессов горения, Арлекино отодвинула эти заметки в сторону и достала из ящика самый первый дневник, где родной убористый почерк вещал ей о том, как пахло озоном и хвоей в Доме Очага во время грозы, как вспышки, отражённые чердачным окном, грозили ослепить своих наблюдателей, и как тонко ржали кони на конюшне, пугающиеся резкого света и звука. «В те моменты, когда дворецкий разжигал очаг, я непременно спускался в зал – и мы сидели в тишине, наполненной грохотом, треском поленьев, а чуть позже – ароматом чая, который тоже звучал в освещённой пламенем комнате… Это было единственное, что могло заставить меня сидеть смирно – чай и игра языков огня. С тех пор, как я уехал, нигде больше я не слышал тишина и аромата чая, которые слышал в том доме. Когда гроза затихала, мы все выходили на улицу: стоя на крыльце, дворецкий неизменно закуривал, посматривая на меня виновато и ехидно одновременно, а я отворачивался и шёл смотреть, как между корней терновника бегут по склону маленькие ручейки…» В ту ночь ей снилось то же самое – как между терновых корней бегут маленькие ручейки, сбегая с холма, и добегают до самого Буфф д’эте, весёлым грибным дождём расплёскиваясь по папоротникам… Время текло так стремительно, что когда одним утром Арлекино увидела на низком столике гостиной конверт, не на шутку испугалась. Неужели её две недели уже вышли? К счастью, при ближайшем рассмотрении выяснилось, что это не то письмо, которое должно было привести её в ужас, а всего лишь послание от сэра де Фонтейна. «Всего лишь», - подумала Арлекино, вскрывая письмо, в котором чета де Фонтейнов объявляла о большом чаепитии в честь гостевого визита старшей дочери семьи и обещала много новостей из самой столицы. - Надеюсь, вы не собираетесь проигнорировать приглашение? – перед обедом поинтересовался у неё зоркий Фольц, заметивший, что конверт со стола исчез. Арлекино только дёрнула плечом: - Сейчас у меня хватает забот, - заметила она. – Не думаю, что пришло время разъезжать ради пустой болтовни. - Миледи, - в голосе мажордома она услышала лёгкий укор. – Получив приглашение на приём в таком поместье и отказавшись от него, вы навлечёте на себя гнев половины тех, кого так долго прикармливал ваш покойный отец. Возможно, вы ещё не поняли… Арлекино закатила глаза, коротко выдохнула и кивнула: - Я поняла. Достаточно поучений, Фольц. Кругленькое лицо мажордома просияло услужливой улыбкой. Новая хозяйка была ничуть не хуже старого хозяина, но вот знания некоторых тонкостей общения ей недоставало… Господин просил уберечь её от лишних неприятностей, и он готов был побыть её тихим советником на первое время. В конце концов, он находил по-своему очаровательной эту резкую, заносчивую и эксцентричную девушку, так похожую на заносчивого, чудаковатого и не менее эксцентричного господина, которому он прислуживал долгие годы. Эта поездка точно не входила в её планы. Арлекино поднялась к себе, чтобы свериться с картой. Если память её не подводила – а на память она не жаловалась – то до Вансворта, где раскинулось поместье Мермония Холл, не меньше трёх часов пути… Итого шесть часов на дорогу. Если она посвятит первую половину дня работе отца, а затем отправится в путь, то сможет провести пару часов в кругу высоких людей, после чего вернётся. Шесть часов? На обратном пути она не сможет ни читать, ни писать, только думать, что тоже неплохо. Но всё же… Как много времени пропадёт впустую! Она покосилась на крышу конюшни, которую было видно из окна её спальни, и в голову ей пришла такая простая, и такая сокращающая время идея. Почему она только сразу не подумала об этом? В худшем случае, дорога займёт два часа в одну сторону, а если ей повезёт и не случится дождей, то и полтора! Решено. Род Буфф д’эте не обидит старых друзей и будет присутствовать на их большом чаепитии. К тому же, были обещаны новости из Лондона… Это может оказаться полезным. - Фольц! – Арлекино торопилась застать управляющего до того, как его сморит послеобеденный сон. Ну и разбаловал же отец свою прислугу! – Какая лошадь здесь самая ретивая? *** - Когда? – Фурина, чинно сидевшая на своём месте, едва не поперхнулась, услышав последние новости от отца. – Когда она приедет?! Сэр де Фонтейн посмотрел на дочь с лёгкой улыбкой: какая же она всё ещё порывистая! Отрадно видеть, конечно, что в ней не угасает интерес к жизни и любовь к близким, но как с таким нравом найти супруга? Не каждый мужчина согласен терпеть такую бойкую даму… То ли дело его супруга, кротко взирающая на него с другого конца стола. Она едва притронулась к своему завтраку, сославшись на сытость, и теперь изящно попивала чай, не перебивая и не выспрашивая лишнего. - На будущей неделе, во вторник, - кивнул он Фурине. – Говорит, что изрядно заскучала по дому и старым знакомым. - Значит, нужно собрать всех! Отец, не будешь ли ты столь любезен? – искристые глаза наполнились влажной мольбой. Фурина знала, что отец терпеть не может её слёз, и согласится на что угодно, лишь бы только она побыстрее отвернулась от него. – Письма за твоей подписью читают гораздо охотнее, чем от Фурины де Фонтейн, а я так хочу собрать всех! - Это всё? – льдистые глаза де Фонтейна стали строже. – Если да, то, пожалуйста, займись приглашениями – я готов стать отправителем. - С гербом? – не унималась Фурина. – Она так давно не была с нами, это очень, очень важно! - Нет, - в глазах отца строгость смешалась с раздражением. – Достаточно и имени. Плечики Фурины печально опустились. Она знала, что оттиск герба своей тяжёлой печаткой отец ставит лишь на тех конвертах, которые важны для него, но неужели приглашение всех старых друзей и знакомых в честь визита Фокалорс из столицы – это совсем неважно? У него на уме одни только деньги да скачки… Ну и пусть. Она сама справится с приглашениями, и обязательно расскажет, что приедет Фокалорс, которая расскажет много всего интересного! Фурина и сама бы хотела чаще бывать в столице, но это было совсем непросто: даже с приставленным лакеем отец не желал отпускать её в большой город, а отправляясь по делам, не хотел брать её с собой, ссылаясь на ранний отъезд или большую занятость. Хорошо, что хотя бы через дорогую сестру она сможет узнать о городе больше, да и просто повидаться с ней и с её мужем, видным столичным господином! Сэра Нёвилетта она знала не слишком хорошо, и на всякий случай не стала писать ничего лишнего о нём, ограничившись самой фамилией. Первый раз написав на листе «Фокалорс де Фонтейн», она недовольно прикусила губу: хоть сестра и уехала несколько месяцев назад, и отныне ей покровительствовала другая фамилия, приучить себя к этому оказалось сложнее, чем хотелось бы… Когда-то и она сама будет носить другую фамилию. Интересно, каково это? Когда Фокалорс приедет, она непременно заведёт её к себе, и они будут секретничать до неприличия долго, хоть всю ночь напролёт, пока та не расскажет всё о своей новой жизни! Уже к обеду стопка писем в надписанных конвертах красовалась на полке для корреспонденции рядом с кабинетом отца – а затем Фурина долго сидела у окна и смотрела в спину посыльному, который, перехватив кожаную сумку, понукал коня и из маленькой фигурки превращался в ничего не значащую точку где-то на дороге.