Пролог

      Мы все в аду. Я не хочу здесь быть и умереть не могу. Всё барахтаюсь, цепляясь за всё подряд и уже не осталось сил ни на то, чтоб выплыть, ни на то, чтоб утонуть. Как будто счастье в одном шаге, но куда бы ты ни шёл, все направления неверны. Никто не понимает этого безграничного отчаяния, когда пытаешься из букв ж, о, п, а собрать слово "счастье", знаешь сразу, потому что не дурак, что не получится, а других букв тебе никто не дал. Проебать собственную жизнь ничем не хуже, чем прожить её правильно, потому что бессмысленность существования слишком очевидна.       Жизнь была щедра, она помогала, давала шансы, но как бы ты ни старался ими воспользоваться, букв по-прежнему всего четыре. Я умру и никто не заметит, кроме тех, кому придётся разбираться с похоронами, как внезапно проявившимся неудобством, досадной помехой, на которую и пожаловаться грех, так как надо соблюдать приличия, и которая кроме раздражения ничего не вызывает.       Хазин сидел за рулём и говорил сам с собой, тупо выговариваясь в пространство самому себе. Игорь расстроится конечно, но потом будет жить дальше. Лучше сейчас, пока у него есть время жить и найти кого-то ещё или не находить, Игорь справится и в одиночку. Работа есть, вон бегает опять по городу как укушенный в жопу. И он не один.       Да что ж так больно то, на днях только мирились, всё ж вроде хорошо, а внутри пустота, которая только растёт и которую ничем не заполнить. Ни отношениями, ни работой, ни жизнью. И ведь даже никому не объяснить, что с тобой происходит, не объяснить, что такое раз за разом подрываться на какие-либо безумные идеи типа свадьбы и не получать ничего внутри: ни радости, ни банального удовлетворения. Всё, что я делаю, я делаю не так. И для себя не так, и для другого.       Любишь Игоря? - спросил он сам себя, и сразу же ответил: - конечно. Но так то, если рассудить, ну нихуя ни тебе, ни Грому эта любовь не даёт. Игорю хорошо, когда он заботится о ком-то, а мне ни от чего. Не осталось радости на твою долю, Хазин, не тащи в болото за собой единственного человека, который был с тобой абсолютно честным, единственного, которому не насрать. Не тащи, поскольку, сам ты не выплывешь, чтобы не говорил, и выплывать не хочешь, хоть тут поступи по совести. Не надо было тебе порошок бросать, сейчас бы Игорь уже шёл дальше без тебя, а тебе было кристально похуй на себя и что с тобой будет. Думал выберешься, ради Игоря хотел, но вместо наркотиков ебаная пустота, в которую сколько хорошего не сыпь, радости не добавляет. И побарахтался бы дальше, не для себя, для Игоря, но не может для него сделать ничего, и не то, что не получается, просто не понятно, что и как. Гром самодостаточный, он знает, что хочет, как хочет и делает. А ты, Хазин, тупо не знаешь как жить. Вот сказал Игорю: "вместе" и понял, что тупо не знаешь как. И никто тебе, дураку не скажет, потому что такие вещи не знает никто, их для самого себя решать надо.       Че ж так больно то, - подумал Хазин, а потом понял, что наверно у него всегда болело, просто он привык не замечать, а Гром, с его прямотой, что-то вскрыл в нём, вытащил на свет и сам же теперь режется об это непонятное колючее нечто, что у Хазина вместо души.       Права была омела, когда пожалела, и нет, не Хазина, а их обоих, знала, видела, что внутри и как оно будет и чем всё обернётся.       Во дворе было темно, Хазин сидел один в машине, а Игорь то ли дома уже, то ли ещё работает. И надо бы пойти, ужин что ли сделать, но любое банальное действие сейчас доставляло какую-то невыносимую муку, и не то, чтоб ничего не хотелось, хотелось конечно. Чтобы всё сейчас закончилось, раз и навсегда, чтобы больше не было больно от самых хороших слов самого лучшего мужчины, единственно любимого без сомнений, такого щедрого на ласку, на слова, на действия и от чьего тепла Хазин не мог никак согреться, только, как дешёвый пластик, обгорал жирными чёрными потеками, теряя себя капля за каплей, оставляя только едкую прилипчивую вонь и испорченную в местах попадания одежду.       Почему от хорошего так больно?, - подумал он, - почему я не могу радоваться?. Из меня словно выкачали силу делать хоть что-то. И бросить Игоря не могу, и притворяться никак, и делать что, не знаю.       Табельное у него есть, значит всё будет просто. Хазин внезапно ощутил полную свободу и подумал, что вот оно как, когда сам решаешь, когда не кто-то за тебя, когда ты решил и ты делаешь. Захотелось одновременно продлить момент и скорее всё закончить, захотелось хоть раз почувствовать себя свободным, раз и навсегда. Ему не нужен был ад, в котором он варился и в который тянул своими мыслями и своим поведением Игоря. Хазин покрутил на пальце кольцо, вспомнил как увидел его в первый раз в протянутой ладони и как сразу же захотел. Ну и что, принесло оно тебе счастье? - спросил он вслух и покачал головой вместо ответа, - а Игорю?       На экране смартфона всплыло сообщение: "домой скоро?", и Хазин подумал: - у меня и дома то нет. И внезапно захотел закончить всё прямо вот сейчас, любым способом, не дожидаясь, пока увидит Игоря и тот сможет всучить ему за полцены дешёвую надежду на нормальную жизнь, от которой потом только сложнее и больнее.       Он завёл машину, чтобы доехать до Малой Невы и неразведенного ещё Биржевого моста и пользуясь тем, что машин мало, разогнавшись упасть в воду, откуда уже не вытащат. И вспомни внезапно, как обещал научиться разговаривать с Игорем и ему вдруг показалось, что единственное обещание в его жизни, которое что бы ни случилось, он должен выполнить. Хазин надеялся, что это не банальная надежда на чудо, и ощущение, как надо поступить, правильное.       Он заглушил мотор и пока не передумал, вышел из машины, пересёк двор, забежал на этаж, открыл ключом дверь, увидел Игоря, который вышел встречать и сказал: - Я решил покончить с собой, но вспомнил, что обещал под омелой, что научусь разговаривать. Я не вижу способа жить нормально, у меня пусто внутри, и эту пустоту нечем заполнить. Игорь спросил: - Я где-то проебался? Хазин покачал головой: - Вообще нет, это моя проблема, я никогда не знал, как надо жить и получается, что даже ради тебя не могу. Гром задумался. Он не стал ругаться, не стал отговаривать. Постоял в молчании и сказал: - Дай себе время, может ты найдешь ответ, как надо жить, может нет, я не знаю. Хотя бы дай себе время на поиски, не требуй с себя всех решений сразу. Если хочешь конечно.       Хазин прислушался к себе и нет, он не хотел, но научиться разговаривать было нужно, для того, чтоб хотя бы что-то сделать правильно, чтобы за просранное обещание, которое сам давал, было не стыдно перед Игорем. Он медленно разделся и подошел: - Что я могу сделать, чтобы тебе со мной было проще? Игорь подумал и ответил: - Обнимать. Мне этого не хватает. Хазин обнял, прижался и услышал, как быстро бьётся сердце у Грома. И внезапно подумал, что может, чудо всё-таки произойдёт, решение отыщется, и он сможет стать счастливым, хотя бы не для себя, для себя он не заслужил, а для Игоря. Может для Игоря - это единственная вообще возможность. Ну хоть как-то.