Сентябрь 2005
— Здесь воняет как в чёртовой раздевалке. — Здесь полно пятнадцатилетних подростков, чего ты ожидал, Бак? Честно говоря, Бак ожидал чего угодно, но только не хорошего времяпрепровождения. Тот факт, что Эдди около часа уговаривал его пойти с ним на самом деле не способствовало тому, чтобы поднять планку. На школьной ярмарке в спортивном зале полно народу. Людей так много, что по пути он трётся о дюжину школьников и, возможно, случайно задевает чью-то грудь. Он не ходил на мероприятия будучи первогодкой, поэтому совершенно не ожидал такого. Но рука Эдди, что лежит у него на пояснице и ведёт сквозь толпу, немного успокаивает. — Хочешь посмотреть стенды всех клубов или тебя интересует что-то конкретное? — спрашивает Эдди, глядя на него со своей обычной ухмылкой. Бак стонет. — Я не хочу вступать ни в какой грёбаный клуб, Эдс. Меня и так всё устраивает. Эдди бросает на него сердитый взгляд. — Ты сам знаешь, Бак. Тебе нужно включить что-то в портфолио. Вступить в клуб — самый простой способ получить дополнительные строчки. — Но я не хочу! — жалуется он как маленький ребёнок. Эдди какое-то мгновение смотрит на него из-под полуопущенных век, но затем хватает за запястье и тащит к ближайшему стенду. Это стенд поэтического кружка. Грёбанного поэтического кружка! — Ты не знаешь, что теряешь, — пытается подбодрить его Эдди. И, эй, это не его вина, что он осознал свою страсть к танцам десять лет назад, и в старшей школе ему никогда не приходилось мучиться с выбором внеклассных занятий, но в тот момент Бак таил обиду на то, как, наверное, легко Эдди давалось всё это. Когда они проходят к третьему стенду, Бак отключается и начинает думать о том, какой фильм спиратить, чтобы посмотреть после того, как этот кошмар закончится. Эдди стоит рядом, бросая ободряющие взгляды в его сторону, пока они слушают речи представителей клуба, и пытается уговорить его вступить и заняться тем, что совсем его не интересует. Бак любит его, окей? Эдди — его лучший друг, и он был им полжизни. Но, чёрт возьми, иногда он может быть слишком назойливым. Когда Эдди отворачивается, он линяет, пытаясь скрыться от его попыток превратить прогулку в приятное времяпрепровождение, коим она ни при каких обстоятельствах не является. Как только он проходит мимо пары школьников, увлечённых презентацией научного клуба NASA, он натыкается на парня постарше и чуть не выбивает у него из рук фотоаппарат. — Простите! — спешит сказать он и так густо краснеет, что его щеки, наверное, становятся под цвет родимого пятна. Мужчина смотрит на него сверху вниз, его добрые глаза встречаются с его взглядом. Он возвышается над ним всего на пару дюймов, но этого достаточно, чтобы Бак почувствовал себя маленьким под столь пристальным взглядом. — Не волнуйся, малец, — говорит он. — Этот фотоаппарат настолько старый, что я бы не возражал, если бы кто-нибудь уронил его на пол. У меня к нему нездоровая привязанность, видишь ли. Я купил этот фотоаппарат со своей первой зарплаты. Бак смотрит на него с благоговением, не зная, что сказать. — Ты увлекаешься фотографией? — спрашивает мужчина, оглядывая его с ног до головы. Бак чувствует себя немного неловко, потому что на нём выцветшая футболка и старые рваные джинсы (послушайте, он не ожидал встретить на этом мероприятии кого-то, одетого в элегантную рубашку и брюки цвета хаки). — Э-э, — протягивает он. — У моего отца есть Зенит 80-х, на который я иногда фотографирую. Мужчина улыбается так широко, что вокруг его глаз появляются морщинки. — Этот тоже из 80-х. Хочешь попробовать? — он машет камерой. Именно тогда Бак замечает фон за спиной мужчины — декорации, которые ужасно похожи на те, где делают фото для школьных альбомов, с облаками на голубом небе и всё такое. Модель, фотогеничная старшеклассница, которую он не узнаёт, сидит на табурете перед ним, готовая позировать. Бак морщится. — Извините, сэр, но я бы предпочёл снимать что-нибудь менее постановочное, — говорит Бак. — Портреты на искусственном фоне получаются натянутыми и безжизненными. Мужчина почему-то улыбается. — То есть тебе нравится объективная фотография? — спрашивает он. Бак бросает на него любопытный взгляд. — Это когда объект съёмки не осознаёт, что его фотографируют, — объясняет он. — А фотограф успевает запечатлеть момент. — А-а, — выдыхает Бак, неловко потирая затылок. — Если хочешь, можешь взять мой фотоаппарат и сделать несколько снимков в спортзале, — говорит мужчина, протягивая ему камеру. Бак бросает на неё взгляд и хмурится. Зная свою неуклюжесть, он, вероятно, разобьёт объектив, как только возьмёт камеру в руки. — Даже не знаю, — бормочет Бак. — Почему бы тебе не попробовать? — спрашивает он. — Что такого плохого может случиться? Бак думает о многих сценариях, но не озвучивает их. Однако предложение звучит так заманчиво, что он берет эту маленькую вещицу в ладони. — Э-э, — он старается не встречаться взглядом с мужчиной. — Как именно она работает? Мужчина улыбается ещё шире, показывая и рассказывая ему о каждой кнопке, пока Бак не начинает чувствовать себя более-менее комфортно. Он хороший учитель, а Бак быстро учится. Он в принципе довольно легко схватывает всё новое. — Ну, можешь идти, — говорит мужчина. — Просто поделай снимки, а позже мы проявим их в фотолаборатории. — У нас есть фотолаборатория? — спрашивает Бак, немного сбитый с толку. — Она появилась в школе недавно, — объясняет он. — Как раз к началу нового года. Клуб фотографии становится популярнее, и в него наконец-то вложили средства. Бак просто кивает, потому что не знает много о школьной бюрократии. Он отправляется ходить по спортзалу, стараясь удобнее взять фотоаппарат, который в его руках кажется непривычным, и высматривает потенциальных объектов для съёмки. Он замечает парочку первогодок с широко раскрытыми глазами и как можно незаметнее делает снимок, а потом фотографирует группу девушек, смеющихся над какой-то шуткой. В каком-то смысле это... Весело. Фотографировать. Он держится вдалеке, застаёт людей врасплох и находит интересные ракурсы. У него набирается как минимум дюжина снимков к тому времени, как он возвращается к мужчине. Он забирает у Бака фотоаппарат, проверяя, сколько осталось плёнки, и одаривает его ослепительной улыбкой. — Тебе понравилось? — спрашивает он. Бак без колебаний кивает. — Наш клуб собирается каждый вторник и четверг во второй половине дня, — говорит он. — Школа купила нам три фотоаппарата, и мы по очереди делаем снимки. Спонтанные фото, портреты, пейзажи… Похоже ли это на то, что могло бы тебя заинтересовать? Бак просто смотрит на него, отмечая едва заметные морщинки на его лице, не в силах ответить. — Если да, — начинает мужчина. — Я был бы рад приветствовать тебя в нашем клубе. Как тебя зовут? — Э-э, — Баку всегда трудно представляться. — Я Эван. Эван Бакли. Но друзья зовут меня Бак. — Что ж, Бак, — говорит мужчина, чётко произнося это имя. — Я Бобби. Если захочешь, был бы рад познакомить тебя с миром фотографии. По какой-то причине после этого предложения его сердце начинает биться быстрее. Как будто вот оно. То, что он так долго искал. Он отодвигает эту мысль на задний план и говорит: — Звучит весело. И тут Эдди, наконец, замечает его в толпе и резко одёргивает за локоть. — Вот ты где! Я искал тебя повсюду! — и затем, — Ого, какой классный фотик.***
Настоящее.
«Какого...» — думает Эван, выпуская камеру из рук, которая больно ударяется о живот. — «Какого чёрта?» Это абсолютно невозможно. Этого человека, этого танцора, на самом деле нет на сцене. На сцене, принадлежащей Мэдди. Наверное, он всё ещё спит. Ему снится кошмар. Это обычное дело — подсознание часто подкидывает ему воспоминания об этом лице. Но затем глаза человека, которого, как он думал, он больше никогда не увидит, встречаются с его глазами на другом конце комнаты, и Эван видит, как в них вспыхивает осознание. Осознание и... Паника? Но прежде, чем Эван начинает учащённо дышать или успевает как-то опозориться, тёплая рука опускается ему на плечо, отвлекая его от поразительного образа Эдди, блять, Диаза в обтягивающей безрукавке и танцевальных шортах. Он поворачивается, немного пошатываясь, и видит... — Бобби! — восклицает Эван, дважды моргая в замешательстве, прежде чем протягивает руки, чтобы обнять наставника. Он отпускает его, когда знакомый мятный запах одеколона Бобби проникает в лёгкие, и удивлённо смотрит на мужчину. — Я тоже рад тебя видеть, Бак, — говорит Бобби, сжимая его плечо. — Э-э, Эван, — неловко поправляет он. — Верно, — смеётся Бобби. — От старых привычек трудно избавиться. Эван остро ощущает пристальный взгляд, прожигающий его затылок, но не может сейчас обращать на него внимания, когда перед ним стоит Бобби, с которым они не виделись бог знает сколько лет. Он выглядит всего на пару морщинок старше, одет удобно, но в то же время шикарно. — Мэдди сказала, что ты едешь в турне, — продолжает Бобби, не подозревая о том, в каком кризисе находится Эван. — Будет приятно наверстать упущенное. Ему хочется что-нибудь сказать, что угодно на самом деле, лишь бы избавиться от этой неловкости и нервозности, которую он не привык ощущать рядом с Бобби, но ограничивается быстрым кивком и спешит уйти со сцены, после чего выходит через заднюю дверь в коридор. Он ищет какое-нибудь уединённое место, возможно, выход в курилку, отчаянно пытаясь увеличить дистанцию между собой и... И ним. В конце концов, ему везёт, и он находит незапертую подсобку. Он врывается внутрь, прижимаясь спиной к двери и погружаясь в темноту. Грудь сдавливает так, что приходится думать, совершая каждый вдох. Он потирает вспотевшее лицо и трогает его, пока не ощущает трёхдневную щетину. Ему не восемнадцать, он не стоит у школьного спортзала в наполовину расстёгнутой насквозь промокшей рубашке, прислонившись к старому пикапу. Голос, который когда-то утешал его, больше не кричит на него как обезумевший. Он не молод и не глуп, как когда признавался своему лучшему другу в самых сокровенных чувствах. Его зовут Эван, ему двадцать восемь лет. Того, каким он был десять лет назад, Бака, больше не существует. Он больше не тот слабый ранимый мальчик. Он повзрослел и теперь больше знает о жизни. Он силой подавляет панику в горле. Он может справиться с ней как взрослый. Если Эдди действительно здесь, Эван сможет найти способ вести себя спокойно и невозмутимо. Однако сначала он должен выяснить, почему Эдди здесь. Он достаёт свой телефон и открывает первый чат в мессенджере.Мэдди 12:37
какого ХРЕНА Эдди Диаз делает на твоей сцене???
***
Эдди не паникует. С ним никогда такого не бывает. Он спокойный, сдержанный, собранный парень. Но учащённый пульс, давящее чувство в груди и сухость во рту говорят об обратном. Потому что человек, который умчался бог знает куда с репетиции родной сестры, не кто иной, как Эван Бакли. Эван Бакли. Эдди не помнит, когда в последний раз осмелился даже подумать об этом имени. Он давно похоронил его вместе с большей частью своего детства и юношества. Даже когда ему предложили танцевать в туре Мэдди, ему и в голову не пришло, что она его сестра. В конце концов, это просто ещё одна репетиция. Не нужно вспоминать... Травму из прошлого? — Земля вызывает Эдди? Он моргает, переводя взгляд на Мэдди, стоящую рядом с ним на сцене. Она смотрит на него виноватым и понимающим взглядом, от чего его сердце замирает, потому что теперь в действительности он не уверен, как много знает Мэдди. Что, если Бак рассказал ей? Нет, он бы этого не сделал. Не может быть, чтобы Бак рассказал вообще кому-либо о том, что произошло много лет назад на той богом забытой парковке. Эдди точно не делился этим ни с кем. Тут до него доходит, что остальные танцоры заняли свои позиции для следующей песни, и Эдди тоже нужно двигаться. Он отводит взгляд от Мэдди и встаёт рядом с Карен, которая, похоже, не заметила ничего странного. Он умеет танцевать. Да, вот это Эдди по силам. Наверное, это единственное, что у него хорошо получается. Так он делает. Они переходят к следующей песне, затем к другой и ещё к одной после той. Паника покидает его тело, а покачивания конечностей, двигающихся с отработанной лёгкостью, помогают ей в этом. Эдди не паникует. Никогда. Паникуют только слабые. Эдди не слабак. Но когда главный по вокалу объявляет пятнадцатиминутный перерыв, и он замечает, что Кристофера нигде нет, Эдди, ну, в общем, паникует.***
Эвану требуется невероятно много времени, чтобы оправиться после панической атаки, но в конце концов он выходит из подсобки. После неё ему хочется пить, поэтому он шагает по коридору, пока не натыкается на торговый автомат и, наверное, самого милого ребёнка, которого он когда-либо видел в жизни. Мальчику не может быть больше десяти, у него светло-каштановые кудри, а на голове очки, подвязанные красным шнурком. Он опирается на костыли и выглядит серьёзно погруженным в свои мысли, смотря на банки с газировкой перед собой. Эван подходит к нему. — Я бы взял Доктор Пеппер, — предлагает он мальчику. Он смотрит на него снизу вверх, уголки его рта приподнимаются. — Доктор Пеппер для лузеров, — говорит мальчик. — Можешь с таким же успехом взять колу, раз такой скучный. Ого, этот парень безжалостен. — Тогда какое твоё предложение? — Эван притворяется обиженным. Мальчик хмыкает. — Я бы взял лимонный спрайт. Мэдди говорит, что это он лучший. — Ты знаешь Мэдди? — Она вроде как моя лучшая подруга, — отвечает мальчик, гордо выпятив подбородок. — Мы тусуемся на репетициях, когда она не поёт и всё такое. — Я тебя раньше не видел, — признаётся Эван. — Чей ты... — Кристофер! — восклицает приближающийся к ним до боли знакомый голос. — Вот ты где... Пожалуйста, не исчезай больше так! Я ужасно волновался и… — Эдди замолкает и бледнеет как мел, когда его взгляд останавливается на Эване, стоящем рядом с, э-э, Кристофером? Эван чувствует нечто противоположное. Прошло сколько, десять лет с тех пор, как он в последний раз слышал голос Эдди? От этого у него внутри всё переворачивается, а кожа становится на двадцать градусов горячее. И тут до него доходит. — Твою м... — Эван делает паузу, осознавая, что рядом ребёнок. — ...оль. Ты сын Эдди? — Да, он мой сын, — говорит Эдди, а затем делает нечто странное. Он нависает над Кристофером, обхватывая его за плечи, словно защищая от Эвана. Как будто он может навредить ему. Кристофер переводит взгляд с Эвана на Эдди. — Ты его знаешь? — спрашивает он отца. — Это брат Мэдди, — Эдди практически выдавливает из себя, стиснув зубы. — Ого, — выдыхает Кристофер, глядя на Эвана большими-пребольшими глазами. — Каково это, иметь знаменитую сестру? Эван пожимает плечами. — Довольно круто, малыш. Иногда мне выпадает шанс пройтись по красной ковровой дорожке. Если это возможно, глаза Кристофера становятся ещё больше. — По красной... — Окей, давай просто возьмём тебе напиток и вернёмся на репетицию, ладно? — говорит Эдди, сурово перебивая собственного сына. Потому что, очевидно, он хочет, чтобы мальчик думал, что Эван — это незнакомец, которому нельзя доверять. — Выбирай, быстрее. Эван стоит в стороне, наблюдая, как Кристофер достаёт из автомата два лимонных спрайта, один для себя, а второй, предположительно, для Мэдди. Как только он кладёт банки в карман толстовки, Эдди уводит его прочь, но не раньше, чем мальчик бросает на Эвана быстрый взгляд и говорит: — Пока, брат Мэдди! — Пока, — срывается с его губ, когда он смотрит, как Эдди помогает Кристоферу идти по коридору. Только когда дверь в главный зал за ними захлопывается, Эван впервые за несколько минут делает нормальный вдох. Итак, вот что только что произошло. Эван только что говорил с Эдди, мать его, Диазом, впервые с их школьного выпускного. За эти десять лет он не позволял своим мыслям о парне захватить свой разум, что было, то было, и время от времени искал его имя в интернете, но находил лишь заброшенную инсту с фотографиями собак его семьи и заприваченный аккаунт на Фейсбуке, где на аватарке стояла фотография девятилетнего Эдди на танцевальном конкурсе. Эван помнит эту фотографию. На самом деле на оригинальной необрезанной версии они стоят вдвоём. Эта фотография когда-то стояла в рамке на прикроватной тумбочке в его спальне. Не то чтобы сейчас это имеет значение, конечно. Телефон в кармане вибрирует, и он достаёт его.Мэдди 13:06
Прости. Мне надо было рассказать. Он тут же печатает ответ.да, надо было. умоляю, скажи, что он не едет с тобой в тур!!!
Едет. Он подписал контракт несколько месяцев назад.и тебе не пришло в голову рассказать мне об этом до того, как ты обрушила на меня свое "эван, поехали со мной в тур"???
Прошло так много времени, я не думала, что это имеет значение.что ж, имеет. я закончил на сегодня. удачи на репетиции.
С этими словами Эван кладёт телефон в карман и выходит.***
Когда Эдди возвращается на сцену после перерыва, оставляя Кристофера под присмотром Хен и давая строгий приказ не позволять ему разговаривать с незнакомцами, его тело буквально гудит от желания избавиться от беспокойства. Он видит, как Мэдди смотрит в свой телефон, и на её лице появляется хмурое выражение. Ему кажется, что спустя несколько месяцев репетиций вместе, у него есть право совать нос в чужие дела. — Ты в порядке? — спрашивает он, подходя к ней и протягивая банку спрайта. Она тут же блокирует экран телефона и кладёт его в карман джинсов, принимая банку. — Да, — звучит довольно неубедительно. — Просто... Мой брат. Эдди хмыкает. — Что с ним? Мэдди морщится. — Послушай, на самом деле я не говорила ему, что ты едешь с нами в тур. Решение Эвана присоединиться к нам было принято в последнюю минуту, и когда я предложила, мне и в голову не пришло, что... — Ого, Бак едет с нами в тур? — спрашивает он, не чувствуя себя слишком грубым из-за того, что перебил её. — В качестве фотографа, вместе с Бобби, — подтверждает Мэдди. — Сегодня вы виделись не в последний раз. Если ты не против. Если ты не против. На самом деле очень против. По мнению Эдди, во всем этом нет ничего хорошего. Но у него нет права голоса, это не его место, поэтому всё, что он может сделать, это изобразить улыбку и кивнуть. Мэдди, похоже, немного успокаивается. — Вы же не будете враждовать? — спрашивает она. — Конечно, — отвечает Эдди, делая глубокий вдох. — Никакой вражды. Мы прекрасно поладим. Даже для Мэдди очевидно, что это блядская ложь.