***
Беллатриса вернулась к вечеру с четырьмя рыбинами. Две мы поджарили на огне и молча поужинали. Остальных я предложила провялить на камнях, и Беллатриса согласилась. У нас будет вяленая рыба. Она спокойно разделала окуней на филе, а я притащила с берега топливо и сложила его возле нашего укрытия. Молчание между нами было просто оглушительным, а я, как ни пыталась, не могла выбросить из головы прошлую ночь. Запретную и одновременно чудесную. Когда она разделывала ножом рыбу, я невольно любовалась игрой мускулов на ее руках. Она взглянула на меня, и когда наши глаза встретились, у меня запылали щеки. Я быстро отвернулась.***
Я заснула до того, как Беллатриса вернулась в лагерь. На следующее утро, когда я проснулась, она спала рядом со мной. Я смотрела, как вздымалась и опускалась ее грудь — размеренно, словно чириканье птиц в кроне дерева и удары волн о берег, — вдох и выдох, вдох и выдох. Она пошевелилась, а ее лицо мгновенно изменилось, стало напряженным. Интересно, как проходила ее жизнь дома. Я подумала про боль, печаль, которые она носила с собой. Я видела их в ее глазах с первого вечера, когда я встретила ее на лайнере, они не покидали ее на острове. Но в ту ночь… они ненадолго покинули его. Я крепко сжала веки и открыла глаза снова, словно пытаясь изгнать воспоминания, чувства, которые так отчаянно просили, чтобы я их вспоминала, чувствовала снова и снова. Беллатриса пошевелилась. — Доброе утро, — поздоровалась я, когда она открыла глаза и посмотрела на меня долгим взглядом. — Доброе, — ответила она, зевая, и сев. -Я вот что подумала, — продолжала она. — После завтрака давай сходим к кораблю и посмотрим, можно ли там спасти что-нибудь еще. Я хочу построить для нас новое жилье, а то скоро начнется сезон дождей. — Ладно, — сказала я. Она встала и пошла в то место на берегу, которое мы уважительно называли «туалетом». Я потянулась, тоже вышла из шалаша и помешала угли в костре. Когда Беллатриса вернулась, мы перекусили моллюсками и манго. Рыба вялилась на солнце, и через неделю она станет нам хорошим обедом, если мы сможем уберечь ее от птиц. Беллатриса предложила ее немного закоптить, каждый день понемногу держа филе над огнем. — Я вот что думаю, — начала я, раскрыв раковину и с тоской вспоминая масляно-лимонный соус, в который так вкусно макать мясистую сердцевину. — Что? — спросила Беллатриса, поднимая глаза от сочного манго. — Кот, корабль, беглец с его чемоданом… — Я замолчала, собираясь с мыслями. — Может, у них есть что-то общее? Беллатриса прищурила глаза: — Например, что? — Возможно, — продолжала я, — каждый человек, каждое существо убегали или сбежали от чего-то, поэтому и попали сюда. Беллатриса пожала плечами: — Не знаю. По-моему, тут большая натяжка.К тому же твои слова говорят о том, что ты тоже убегала от чего-то. — Это не так, — ответила я, думая об омраченной жизни Беллатрисы и о моей. Я подумала о моей операции, о страшной правде, которую я утаила от Драко. Секреты. Да, у каждого из нас свои секреты. Возможно, у обитателей этого острова они были всегда. Может, этот остров — гавань для секрестов, глубоких и темных. Может, он жаждет их, притягивает их к себе словно магнит. Может, как раз поэтому мы и оказались здесь. — Слушай, — сказала Беллатриса, вставая. — Ты можешь говорить про этот остров, про чертова кота и про все остальное что угодно, но никогда не намекай, будто я от чего-то сбежала. Мне нечего прятать. — Он швырнула в кусты недоеденный плод манго и взяла в руки нож. У меня побежали по спине мурашки. — Давай, пора идти! — рявкнула она. — Если повезет, мы вернемся до темноты.***
По дороге к кораблю мы практически не разговаривали. Беллатриса, казалось, глубоко задумалась, я тоже. Внезапно я перестала вообще что-то понимать. Я была растеряна больше прежнего, меня терзала паника за мое будущее, я уже сомневалась, выживу ли я здесь. Услышав мяуканье Мака, я наклонилась и погладила его, радуясь его компании. Мы остановились, перекусили жареными моллюсками и сушеными манго и продолжили путь. Бабочка глубокого синего цвета пошевелила крылышками, усевшись на ветку возле меня, потом полетела впереди нас, словно показывая доро-гу. Через несколько мгновений показался старый корабль. — Это действительно нечто, — сказала Беллатриса, остановившись, чтобы посмотреть на него. Она сделала глоток и передала воду мне. Я поежилась, вспомнив, как недавно ей пришлось зашивать рану на моем лбу, и порадовалась, что мне уже лучше и что все заживало быстрее, чем я думала. — Вот как он очутился здесь, так далеко от берега? — продолжала Беллатриса. — Вероятно, волна была огромной, невиданной силы. Я кивнула, обходя вокруг кормы корабля, но замерла на месте, когда услышала поблизости явственный звук шагов. — Беллатриса! — окликнула я ее полушепотом. Она прибежала ко мне. — Все в порядке? — Я что-то слышала, — сообщила я. — Как будто шаги. — Вероятно, это Мак, — сказала она, показывая на нашего кошачьего друга, который мурлыкал рядом со мной. — Нет, — возразила я. — Это был не Мак.Кот все время был рядом со мной. — Тогда, может, еще какое-нибудь животное. Тут наверняка водятся животные, с которыми мы пока еще не встречались. Даже дикие кабаны. Я кивнула, опасливо огляделась вокруг и подошла поближе к ней. — Как ты думаешь, тут живут другие люди, кроме нас? Беллатриса пожала плечами: — Сомневаюсь. Мы уже обошли несколько раз этот остров и заметили бы следы других людей. Я кивнула и внимательно посмотрела на корабль, стараясь найти на нем какие-нибудь отметины для его идентификации. Ржавый металл, облезающая полосами краска, чудовищно поврежденный корпус. Но потом я отвела ветку пальмы от бока корабля и сразу увидела черные буквы, во всяком случае то, что могло быть буквами когда-то давно. — Смотри, — сказала я, — по-моему, это название корабля. — U.S.S., — прочла она, прищурясь и пытаясь разобрать остатки названия. — Ци… — Цикло… сложила я и помолчала, обдумывая результат. — Циклон? Я покачала головой: 一O господи. — Что? — Беллатриса, я думаю, что это тот самый «Циклоп». Беллатриса покачала головой, не понимая, что она имела в виду. — Я когда-то читала об этом, — сказала она. -«Циклоп» пропал, кажется, в 1920 году, ну, примерно в то время. На борту находились сотни моряков. Последний радиосигнал пришел из Бермудского треугольника. Это одна из крупнейших нерешенных загадок в истории ВМФ США и по сей день. Беллатриса пожала плечами: — Но это невозможно. — Возможно, — сказала я, погладив ладонью остатки букв, потом удивленно покачал головой. — За все это время никто его не нашел, — сказала я. — Поверь мне, — сказала я, — не потому, что его не искали. В конце семидесятых правительство возобновило поиски «Циклопа». На выяснение того, что с ним случилось, ушли миллионы. Я нахмурилась: — Ты понимаешь, что это значит, не так ли? Она мрачно кивнула. Мои глаза наполнились слезами. — Если весь морской флот не смог отыскать этот корабль, нас вообще никогда не найдут. Она слегка дотронулась до моего плеча. — Не плачь, Мадди. — Почему не плакать? — сказала я дрожащим голосом. — На что нам надеяться? Зачем жить? Ее рука спустилась по моей руке к пальцам. Она переплела свои пальцы с моими. — У нас есть этот день, — сказала она. — И другие дни, если нам повезет. У нас есть эта жизнь. И хотя она проходит не дома, хотя она проходит на этом богом забытом острове среди неизвестно чего, у нас есть этот остров. Я с сомнением подняла на него глаза. — Хотелось бы мне обладать твоим оптимизмом. — Это не оптимизм, а правда. Мы можем позволить ей нас уничтожить, или мы можем принять ее. — Она взяла другую мою руку. — Мы здесь и пока что никуда не собираемся. Так что давай распорядимся ею как можно разумнее и конструктивнее. Я кивнула, но потом отвела глаза в сторону. Она взяла меня за подбородок и заставила посмотреть на неё. — Обещай мне, что ты тоже будешь стараться. — Я… обещаю, — ответила я. — Хорошо. Теперь давай посмотрим, что можно взять с этого корабля.***
Мы провели несколько часов, вытаскивая из корабля испортившиеся припасы. Ящики, наполненные банками бог знает чего. Длинные деревяшки. Крепко свернутые рулоны парусины, перевязанные веревками. Сундук с ржавым замком, который Беллатриса легко открыла, а когда она это сделала, я уселась рядом с ней на корточки. Я вытаращила глаза, когда мы увидели его содержимое: письма, перевязанные шпагатом, кажется, многомесячная (многолетняя?) переписка между миссис Идой Фриленд и мистером Максом Морганом. Кто он был, капитан корабля или просто член команды? Фотография красивой девушки-испанки, вся в пятнах сырости, и несколько других официальных документов в конвертах с машинописной надписью. — Тут для нас нет ничего ценного, — сказала Беллатриса, закрывая крышку сундука. — Подожди, — сказала я. — Давай хотя бы возьмем письма. Она странно мне улыбнулась: — Зачем? — Кто знает. — Я пожала плечами. — Может, их интересно будет почитать. Я протянула руку за письмами, но тут мои пальцы наткнулись на что-то твердое, лежавшее под ними: на книгу в кожаном переплете. Но это был точно не роман. Страницы были исписаны красивым, стремительным почерком, таким затейливым и выцветшим, что я с трудом разбирала слова. — Беллатриса, — крикнула я. — Кажется, я нашла чей-то дневник. Она заглянула мне через плечо, и я открыла первую станицу, датированную 7 марта 1918 года. «Пожалуй, сегодня самый подходящий день, чтобы начать дневник. Шторм, шторм. Мой предыдущий дневник пропал в Рио. Скорее всего, он был украден. Жалко, честное слово, потому что пропали все мои наблюдения за флорой и фауной за последние пять лет, вероятно, их выбро-сили в море. Возможно, это сделал тот хитрый лейтенант с «Квинс» или, может, чин повыше — капитан-лейтенант Эймс, который никогда меня не жаловал. Этот морской поход, кажется, не задался, а то и был проклят, с того самого дня, когда я взошел на борт. Сначала короткое замыкание в столовой, и мы ели при свечах, по-том крысы в грузовом трюме, и вот… открытие, о котором мне даже страшно писать. Прошлой ночью, когда я вышел на нижнюю палубу подышать воздухом, я услышал женский крик. Поначалу я решил, что мне это почудилось. В конце концов, в последний раз я видел женщин много месяцев назад, в Рио. Но крик этот не выходил у меня из головы, и когда мой сосед по койке уснул, я поднялся на верхнюю палубу. Дверь в капитанскую каюту была приоткрыта достаточно, чтобы я мог увидеть, что там внутри. В свете лампы я увидел девушку, ну, молодую женщину, вероятно, испанку. Ей было не больше 17 лет. Одежда на ней была разорвана. Женщина была привязана к стулу, а во рту у нее был кляп». Я остановилась и посмотрела на Беллатрису: — Ты можешь поверить этому? — Жуть, — сказала она. Я попробовала читать дальше, но чернила расплылись от воды, а почти вся нижняя треть страницы была покрыта плесенью. Наконец я нашла более понятное место и продолжала читать вслух. «Я не знал ни слова по-испански, но как-то завоевал ее доверие. Ее звали Эстелла. Когда мне удается, я приношу ей из столовой еду. Теперь надо понять, почему ее держат пленницей на нашем корабле… и почему оставили в живых.***
Вероятно, капитан теряет рассудок. Прошлым вечером кто-то из команды видел, как он разгуливал без штанов, но в головном уборе и с тростью. Это крайне огорчительно для всех нас. Когда прошлым вечером я ходил проведать Эстеллу, я слышал, как он говорил с Эймсом о «сокровище». Он часами стоял над карта-ми. «Оно должно быть где-то здесь, — сказал он. — Мы можем быстро забрать его, никто и опомниться не успеет. Девчонка знает, где оно, но не хочет говорить». Эймс кивнул и предложил немедленно избавиться от нее. К счастью, капитан не согласился. «Она может еще быть полезной». Я подняла глаза от дневника и нахмурилась. — Почему ты перестала читать? — спросила Беллатриса, наклоняясь ко мне ближе. Я перелистала остальные страницы и закрыла дневник. — Это все, что было. Дальше чистые страницы. Беллатриса подняла брови: — Как ты думаешь, что с ним случилось? Я покачала головой: — Может, капитан обнаружил, что за ним шпионят, и убил его? — Возможно. Я взяла фотографию женщины. Меня поразили ее глаза — такие печальные и затравленные. — Как ты думаешь, это она? — Я протянула фотографию Беллатрисе. — Эстелла? — Возможно, — согласилась она. — Боже, как все ужасно. — Вот видишь, — сказала я многозначительно. — Что вижу? — У всех, кто попадал на этот остров, было какое-то свое прошлое. Беллатриса покачала головой: — Не верю. — А я верю. — Я тяжело вздохнула. — И вот почему. Она посмотрела на меня. — Я должна тебе что-то рассказать. Про мою тайну. Беллатриса насторожилась и нахмурила брови. — Я утаила от своего мужа важную вещь. — Что ты имеешь в виду? Я на миг закрыла глаза и увидела лицо Драко, такое красивое, радостное. Он протянул ко мне руки. Я крепче зажмурила глаза, чтобы подольше сохранить это дорогое воспоминание, словно рамку от реалити-шоу моей жизни. Но тут я почувствовала на своем плече руку Беллатрисы. — Я не могу иметь детей, — сказала я. Она покачала головой, словно ничего не поняла. — Ты уже знаешь про мою гистерэктомию.Гинеколог ну как колдомедик обнаружил у меня полипы и кисты, вся матка и яичники покрыты ими. Поэтому другого выхода не было. — Я вытерла слезу, побежавшую по щеке. — Я не могу иметь детей. Она взяла меня за руку. — Драко ничего не знает. Я не сказала ему об этом. — Ты боялась. Это можно понять. — Но я должна была сказать ему, — возразила я. — К тому же это стало известно еще перед свадьбой. А он хочет детей. Он стал бы превосходным отцом. С моей стороны это было обманом, предательством. Худшим обманом. Беллатриса пристально смотрела на меня. — Но ведь недавно у тебя… — Да, конечно. Но почему? Ведь это невозможно. Глаза Беллатрисы на миг устремились куда-то в небо, но он тут же посмотрела на меня. — Здесь что-то еще. — Что? — До того, как мы попали сюда, — он с трудом сглотнул, — у меня была… болезнь. — Какая болезнь? — Острый тенденит правой руки, — сказала она. — Звучит не очень страшно, если ты не капитан мракоборцев и твоя рука не работает так, как должна работать. — Она разжала руку и сжала ее в кулак. — А теперь боль прошла. Полностью. — Мне кажется, здесь что-то происходит, — кивнула Беллатриса. — Нечто за пределами нашего понимания. Мои руки покрылись гусиной кожей. Я подумала, нет ли в истории Беллатрисы чего-то еще. Может, дело вовсе не в тендените? — Я жалею, что ничего не сказала Драко. -Я вздохнула. Она взяла меня за руку, я не отдернула руку. — Плюнь ты на это, Мадди. — Что ты имеешь в виду? — Я удивленно посмотрела на неё. — Я сказал тебе просто и ясно: плюнь на это. Я вздохнула. — Мы с тобой на острове, — продолжала она, — боремся за то, чтобы выжить. Чтобы встретить следующий день. Я считаю, что ты должна простить себя. — Она помолчала. — Я бы тебя простила. — Правда? — Я сжала ее руку. Она кивнула. В ее лице было столько нежности, прощения, желания утешить, что мне захотелось быть с ней близкой. Наши руки уже переплелись. Наши тела тоже сблизились, как две половинки целого, которые должны быть вместе. Неодолимая сила тянула нас друг к другу, в наших сердцах бурлила страсть. — Я уже давно полюбила тебя,Гермиона — сказала Беллатриса, не отрывая от меня глаз. По моей щеке потекла слеза. Мне казалось, что меня покинули силы. На какой-то миг я онемела, но кое-как смогла вымолвить несколько слов. — Я знала это, — сказала я. Когда это случилось? Как два чужих человека могли полюбить друг друга? У нас обоих позади была сложная жизнь, но на острове все стало проще. Любовь тоже проще. — Знаешь, — продолжила я и улыбнулась, — я даже не знаю твоей фамилии. — Блэк.Ну до замужества. А твоя? — Грейнджер, — сказала я. — Вообще-то она была такой до… Она дотронулась пальцем до моих губ, потом поцеловала меня, сначала нежно, но потом все с нараставшей страстью, голодной страстью. Мы оба знали, что это любовь, пожалуй, даже больше, чем любовь.