Коль сделать ход не убоишься

— Мерлин великий и всемогущий! — заламывает руки Джиневра, когда я озвучиваю, к каким последствиям неизбежно приведёт операция по извлечению из организма Альбуса проклятых цветов. — Но это же ужасно! То есть… наш мальчик больше не будет любить нас? Но это же… — Нет, Джиневра, ты не поняла, — кривлюсь я. Беседа с родителями Альбуса даётся мне нелегко. Видеть, как Поттер со своей обожаемой супругой инстинктивно всё ближе жмутся друг к другу в поисках тепла и поддержки по мере того, как я объясняю неприятную суть лечения… — Это касается только романтических чувств. После операции ваш сын больше никогда в жизни не сможет испытать состояние влюблённости, никогда не… — А, ну это ерунда! — рубит воздух рукой Поттер. — Мы согласны, Малфой. Назначай дату операции. — Но… — Джиневра обращает к нему шокированный взгляд, — но Гарри… Что ты такое говоришь? Это вовсе не ерунда. Подумать только, наш мальчик никогда в жизни не сможет влюбиться! Малфой, послушай, ты уверен, что нет другого выхода? — Это довольно рискованно, — честно говорю я. — Операции можно избежать, если человек, в которого влюблён больной ханахаки, ответит ему взаимностью. Возможно, вам стоит аккуратно выяснить… — Не стоит! — гаркает Поттер. — Мы просто потеряем драгоценное время. Альбус и так уже еле дышит. Да он спать не может из-за этого проклятого кашля! Если раньше это хотя бы были лепесточки, то теперь — чуть ли не целые букеты! — Но если эта девушка… — чуть не плачет Джиневра. — Если эта девушка такая дура, что до сих пор не поняла, то не стоит тешить себя иллюзиями, — морщится Поттер, и в глубине его усталых, покрасневших глаз мелькает какая-то застарелая боль. Ого, неужели нашего Героя в школьные годы кто-то отверг? Не могу поверить… — В конце концов — что плохого в том, чтобы жить без любви, просто глубоко уважая свою спутницу жизни? — Гарри! — ахает Джиневра. Я успеваю уловить тень смущения на искажённом от горя лице Поттера, прежде чем он с жаром восклицает: — Я имею в виду… вот Джордж с Анджелиной, к примеру. Анджелина ведь была девушкой Фреда до того как… То есть, о бурных чувствах там и речи не шло, но… Посмотри на этих двоих. Они сумели создать крепкую, счастливую семью безо всякой там романтики. — Да, но… — Джиневра так шокирована и опечалена словами мужа, что даже, видимо, забывает о моём присутствии. Ну, или просто плевать она хотела на моё присутствие с Астрономической Башни. — Гарри, дорогой… Что может сравниться с любовью? Мерлин, я до сих пор помню, как была без ума от тебя с тех самых пор, как увидела на вокзале Кингс-Кросс. Знаешь, а я ведь никогда не жалела, что испытала весь тот ужас в Тайной Комнате. Я была готова вновь и вновь оказываться на краю гибели, лишь бы ты спасал меня. О, святая Моргана, она смотрит на Поттера тем же, слишком хорошо знакомым мне взглядом, который я каждый день вижу в зеркале. Если честно, мне и в голову не приходило, что любовь мелкой Уизли к Гарри Поттеру, её одержимость им — ничуть не меньше моей собственной! И — о ужас! Я отчётливо чувствую, как жёсткие, шершавые стебли сдавливают внутренности, не давая сделать вдох. — Ну, не обязательно преданно любить нашего святого Поттера, чтобы он захотел спасти тебя, — выплёвываю я. — Меня он, помнится, тоже спас на седьмом курсе, несмотря на то, что мы ненавидели друг друга всеми фибрами души. — Вот тут ты совершенно прав, Малфой, — хмыкает Поттер. — Уж в твоей-то любви я никогда не нуждался, поверь. Я хватаю ртом воздух и выпучиваю глаза, пытаясь удержать внутри мучительный кашель. Не очень-то хочется проблеваться белыми лепестками у ног счастливых супругов. Но им нет уже никакого дела до меня. Наверное, извергни я сейчас из своих лёгких целую полянку весёленьких цветочков — они даже не заметят. — Мерлин, вы можете хотя бы сейчас прекратить эти ваши вечные дурацкие перепалки? — Джиневра срывается на крик. — Гарри! Речь идёт о жизни нашего мальчика, а ты… — Вот именно, Джинни! — рявкает Поттер. — Именно поэтому я и настаиваю, что Малфой должен срочно вытащить из него эти чёртовы цветы! Или что — ты предлагаешь подождать? Чего подождать, а? Чтобы они задушили его? Кашель всё-таки прорывается сквозь торопливо брошенные чары Лёгкого Дыхания. Стараюсь почти не открывать рта, судорожно проглатывая ненавистные лепестки. Что ж, как говорится: «Любовь и кашель не спрячешь».* Ну, если, с кашлем я и правда не могу ничего поделать, то уж о моей нелепой любви здесь никто не должен догадаться. Во рту стоит омерзительный привкус ванили и крови, от которого меня едва не выворачивает наизнанку. Джиневра заходится в рыданиях, и я, неожиданно для самого себя, проникаюсь сочувствием к ней — разбитой, опустошённой, измученной тревогой за своего ребёнка. Кажется, даже её огненные волосы потускнели от горя. Это мимолётное сочувствие, как ни странно, унимает жгучую боль внутри меня самого. Я с трудом сглатываю подступивший было к горлу ком из слипшихся лепестков. Вид сотрясающейся от безутешных рыданий Джиневры и неловко топчущегося рядом хмурого Поттера живо напоминает мне тот день, когда я сам плакал навзрыд в школьном туалете, до побелевших костяшек вцепившись в грязную раковину. Да уж, Джиневра, мне ли не знать, что утешитель из Поттера — так себе! — Джиневра, послушай… — я и сам удивляюсь, как мягко и сочувственно звучит мой голос, — Джиневра, я… я постараюсь выяснить, возможно, есть ещё какие-то варианты… — Спасибо, Драко, — она поднимает заплаканное лицо. — Правда, спасибо тебе. Прости, что была против, когда Гарри решил выбрать именно тебя целителем наших детей. — Не за что, Джиневра, — хмыкаю я. — Я благодарен за шанс отплатить нашему великому спасителю за моё спасение. Не люблю, знаешь ли, оставаться в долгу. ***** — Ты ведь знаешь, почему это с тобой происходит, не так ли? — осторожно спрашиваю я Альбуса, когда он на следующий день приходит ко мне на приём. — Конечно знаю, сэр, — вздыхает Альбус. — Роуз откопала в Запретной Секции книгу о древних японских проклятиях. — Роуз? — я хватаюсь за соломинку. Уж не та ли это загадочная девушка, из-за которой… — Ну да, целитель Малфой. Вы же знаете Роуз Уизли-Грейнджер: эта девчонка способна отыскать ответ на любой вопрос. Уизли-Грейнджер? Ого, эти двое всё-таки поженились! Ну, кто бы сомневался. И кто бы сомневался, что дочь Гермионы Грейнджер будет такой же умной, как и её мать. Так, но если отец этой одарённой юной ведьмочки — Уизел… Вряд ли Альбус испытывает романтические чувства к своей кузине. Так что… — Послушай, Альбус, — пробую я, — я понимаю, что у меня нет права лезть в твою душу, но, как твой целитель, и, учитывая специфику болезни… — Спрашивайте уже, сэр, — бурчит подросток, тут же сердито нахохлившись. — Ты не пытался, ну, знаешь… признаться в своих чувствах девушке, в которую… — С чего Вы взяли, что это девушка? — хмыкает Альбус. — А, ну понятно. В чистокровных семьях ведь не приветствуются чувства между парнями. Всё ради продолжения рода, не так ли? — в зелёных глазах закипают злые слёзы. Святой Мерлин, как же он сейчас похож на своего отца. (Ага, в те моменты, когда он еле сдерживается, чтобы не швырнуть в меня Жалящим). Видимо, неприязнь ко мне передалась поттеровскому отпрыску по наследству. — Лично я ничего не имею против таких отношений, — поджимаю губы я. — Более того, я и сам в школе был влюблён в однокурсника. Толика искренности должна поспособствовать доверию моего пациента ко мне. Расчёт оказывается верным: парнишка широко распахивает глаза и приоткрывает рот от изумления: — Правда?! Ого, мистер Малфой! Я бы никогда… Ух ты, вау! А он? Ну, тот Ваш однокурсник? Он тоже был влюблён в Вас? Вы встречались? — Он был слишком недалёким, чтобы догадаться о моих чувствах, — горько усмехаюсь я. Мантикора меня раздери! Откровенничаю с ребёнком о своих чёртовых чувствах к его отцу! С другой стороны — если это поможет разговорить его… — Ну и дурак он — этот Ваш однокурсник! — горячо восклицает Альбус. — Вы ведь такой умный и симпатичный, мистер Малфой, и у вас такие красивые воло… Ой, простите! — паренёк заливается краской. — Спасибо за комплимент, Альбус! — искренне благодарю я. Похвала от юной копии моей безнадёжной любви оседает приятным теплом в истерзанной шершавыми стеблями груди. — Но сейчас мы говорим о тебе. Значит, ты, как и я в свои школьные годы, влюблён в мальчика. И что же? Ты пробовал признаться ему? — Думаете, если бы это было так просто, я бы не сказал ему? — вспыхивает Альбус. — Я и так уже, кажется, испортил нашу дружбу. Я… он… он пригласил на Святочный Бал девочку. Он сказал, что… сказал, что влюбился в неё, и я… я так разозлился, наговорил ему гадостей… — Из ревности, не так ли? — Да! — порывисто соглашается подросток. — Мне было так больно, когда он, когда… — кашель не даёт ему продолжить. Ни одно из известных мне заклинаний, к моему ужасу, не в силах больше помочь. Альбус давится и задыхается, пока не выхаркивает себе под ноги белую астру. Капельки крови переливаются на её сияющих лепестках, как крошечные рубины. Это было бы так завораживающе красиво, если бы рядом не сгибался пополам страдающий от боли и безответной любви мальчик с покрытым испариной, исхудавшим лицом. Я молча протягиваю ему стакан воды с капелькой Умиротворяющего Бальзама. Альбус жадно пьёт, судорожно стукаясь зубами о край стакана, а я терпеливо жду. — Я сказал… сказал, что он не заслуживает моей дружбы, не заслуживает, чтобы я ссорился из-за него со своим отцом. Я просто… так боялся, что он догадается, что поймёт, почему я… Я сказал ему… — Альбус уже практически скулит, как продрогший и раненый щенок, — сказал, что он чистокровный говнюк, такой же, как и его отец… Сказал, что мой папа был прав, когда не разрешал нам дружить! — Твой отец не разрешал вам с этим мальчиком дружить? — изумляюсь я. — Но… — Ай, да бросьте, мистер Малфой! — с неожиданной злостью выпаливает Альбус. Я неосознанно дёргаюсь, словно мне снова четырнадцать, и я вижу перед собой разъярённого Гарри Поттера, готового запустить в меня чем ни попадя. — Вы ведь уже догадались, кто этот парень, да? Вы просто издеваетесь надо мной? Паззл с оглушительным щелчком складывается в моей голове. Астра. Звезда на Земле. Скорпиус Малфой — Звёздочка моя. Горечь поднимается к горлу, перебивая набивший за эти дни оскомину вкус ванили. Ну конечно! Разве может великий, непогрешимый и сияющий Гарри Поттер позволить своему сыну замарать себя дружбой с сыном бывшего Пожирателя Смерти? Что уж говорить о более нежных чувствах? Неудивительно, что мальчишка скорее позволит чёртовым цветам прикончить себя, чем откроет папочке с мамочкой имя своего избранника! Какая жестокая ирония! Пока я корчусь в агонии из-за своих невозможных, несбыточных чувств к Гарри Поттеру, его собственный сын умирает от неразделённой любви к моему? Что ж, у судьбы определённо есть чувство юмора! ***** На вокзале Кингс-Кросс я, к своему удивлению, встречаю едва ли не больше половины бывших однокурсников. Ещё больше я изумляюсь тому, с каким уважением все они здороваются со мной. Очевидно, в этой реальности я и правда неплохой и, к тому же, весьма востребованный детский целитель. Поттер с Джиневрой тоже здесь: ждут дочь-первокурсницу и старшего — студента пятого курса. Операция их сына назначена на двадцать седьмое декабря. Сразу после рождественских праздников. Альбус Поттер вернётся в Хогвартс после каникул, больше не страдая от любви к Скорпиусу Малфою. Он вообще больше никогда не будет страдать от любви. — Папочка! Мой сын так похож и так непохож на меня четырнадцатилетнего! Разве мне пришло бы в голову вот так, при всех, обнимать своего отца? Помнится, в последний раз я обнимал его, когда мне было… семь? «Малфои не демонстрируют своих чувств открыто, сын», «Малфои не прыгают от радости», «Малфои не…». — Я так соскучился, папочка! — Я тоже скучал по тебе, сынок. Ты… вырос? — Драко, вот так встреча! — Тео? — Давненько не виделись, друг! — Как ты? — осторожно интересуюсь я. Я ведь и понятия не имею, насколько мы с Тео близки в этой Вселенной, чем он занимается, как сложилась его жизнь, и что он вообще делает на вокзале Кингс-Кросс. «Ответ на последний вопрос», оставив своих подружек, бежит нам навстречу и с размаху кидается в объятия Теодора: — Папа! Папуля! Ой, добрый день, мистер Малфой! — Здравствуй, моя принцесса! — Тео сияет мягкой улыбкой. — Ну, как прошёл Святочный Бал? Слыхал, Драко, кажется, в ближайшем будущем мы с тобой станем не просто друзьями, а одной семьёй. — Э-э-э, что ты имеешь в виду? — А Скорпиус не сказал тебе? — смеётся Теодор. — Твой сын пригласил мою принцессу на Святочный Бал и предложил встречаться. — О, — только и могу выдавить я. Кажется, операции не избежать. Натягиваю на лицо фальшиво-радостную улыбку, от которой самому тошно. — А вы не слишком торопитесь, молодёжь? — Мы же чистокровные, — важно объясняет мне маленькая невеста моего сына. — А в чистокровных семьях приняты ранние помолвки. — Как всё серьёзно! — от души потешается Нотт. — Ладно, чистокровная принцесса, прощайся со своим женихом, и — аппарируем. Мама с братиком уже заждались. — Братик! — взвизгивает девочка. — Наконец-то я увижу его! — Поздравляю с рождением сына, Тео, — я спешу исправить свою оплошность, но, вместо того, чтобы исправить хоть что-то, со всего маху сажусь в лужу. Тео фыркает: — Ага, очнулся. Будто ты не сам принимал роды у Ханны, шутник. Ханна? ХАННА ЭББОТ?! Какого соплохвоста? ***** — Папочка, что с Алом? — едва вихрь аппарации позволяет вздохнуть, спрашивает Скорпиус. — Он, эмм… — мнусь я, не имея ни малейшего понятия, что именно известно моему сыну, — ему немного нездоровится. Но всё будет хорошо, он проходит лечение… — Я чувствую себя таким виноватым, пап, — шмыгает носом Скорпиус. — Мы сильно поссорились незадолго до Святочного Бала. А потом… сразу после нашей ссоры Ал заболел, и мистер Поттер забрал его домой. Директор МакГонагалл сказала, что Ал заразился чем-то в Японии. Это правда, пап? — Да, сынок, это так. Но из-за чего вы поругались? — Я… я не могу сказать тебе этого, папа, — еле слышно шепчет Скорпиус. — И всё же, боюсь, тебе придётся, милый. Возможно, от этого зависит жизнь твоего друга. Скорпиус широко распахивает глаза, из которых уже готовы брызнуть слёзы: — Ты будешь очень, очень недоволен мною, папочка. Спустя пять чашек горячего шоколада с зефирками и два часа моих заверений в том, что я никогда, ни при каких обстоятельствах не разочаруюсь в нём, Скорпиус, запинаясь и краснея, сообщает мне, что давно и безнадёжно влюблён в своего лучшего друга Альбуса Поттера и больше всего на свете мечтал пойти с ним на Святочный Бал. — Но я же не мог… не мог так подвести свою семью, папочка, — всхлипывает мой бедный ребёнок. — Дедушка Люциус говорит, что я должен найти себе ведьму из чистого волшебного рода, как он, как ты, как все Малфои. Прости, папа, я не нарочно! — слёзы уже не катятся, а текут ручьями. Боггарт бы побрал этого дедушку Люциуса! Мало он мне жизнь портил, так теперь ещё и за внука взялся! — Так ты… ты пригласил Камелию Нотт на Святочный Бал, чтобы порадовать меня и деда? — неверяще качаю головой я. — Ну, не только. Я боялся… не хотел, чтобы Ал догадался, что я… Не хотел терять его дружбу. Если он узнает, что я… в общем, Камелия давно ко мне клеи… была неравнодушна, и я пригласил её, чтобы Ал не заподозрил, что я… что он нравится мне. Мой несчастный, мой глупый малыш. Ты и в этом так похож на меня! Мы со Скорпиусом засиживаемся допоздна. Мне так о многом нужно поговорить с ним, нужно успеть узнать его, пока у меня ещё есть немного времени. До утра я не могу уснуть из-за проклятого кашля. Постель усеяна цветами, как летняя поляна. На цветочных лепестках сверкают капельки алой росы. Белые васильки.** Искренность чувств, верность и постоянство. О, сложно найти в этом чёртовом мире что-то более постоянное, чем моя любовь к Поттеру, не так ли? И что же означают на языке цветов эти скромные и совершенно безобидные на вид белые васильки, которые день за днём превращают моё тело в грёбаный сад, забирая жизнь? «Не смею выразить тебе свои чувства». Кто бы сомневался? Я никогда не смел сказать тебе, что на самом деле чувствую, Гарри Поттер.