Аномальные

С рассветом дом начал потихоньку просыпаться. Дженсен, едва ли подремавший пару часов после того, как ушел взъерошенный, тщательно скрывающий беспокойство Бивер, лежал, разглядывая зигзагообразную трещину на потолке. Слышал, как хозяйничает на кухне Саманта, гремит кастрюлями и покрикивает на сонных помощниц, чтобы быстрее развели огонь в очаге, ставили котел на плиту, натаскали свежей воды. Старый Митч, кряхтя, прошаркал по коридору в конюшню. Хрипло подгонял подмастерьев бодрый Джим Бивер, как будто и не провел в комнате младшего Эклса большую часть ночи, отвлекая от нехорошего сна болтовней ни о чем. Все другие тысячи звуков – дыхание старого крепости-дома – тоже были на месте. Этим утром не изменилось совсем ничего. Только Дженсен все таращился в потолок, размышляя об "Откровениях" и будущем Женевьев, о Джареде, закрывшем глаза в его сне, о крови на клинке отца, о десятках, сотнях лиц жителей поселения, не искаженных горем и состраданием – перекошенных ужасом, злобой… Конечно, это был только сон. Пока что – лишь сон. Но что будет завтра? Через неделю? Месяц? Полгода? "Дженсен? Что случилось? Мы уловили злость и тревогу", – встрепенулся уже проснувшийся Кейн. Кажется, спросонья Дженс забыл проверить защиту. "Порядок, Крис. Дурной сон и все эти скрипы старого дома. Воображение разыгралось", – принужденно хохотнул он. – "Простите, если кого разбудил". "Все хорошо, милый. Но в следующий раз, пожалуйста, убавляй громкость. Я еще собиралась поспать. Ах, какой юноша мне сейчас снился…" – мечтательно проворковала Софи. Стив проворчал что-то в поддержку. Остальные, удостоверившись, что причин для волнения нет, вернулись в постели. Дженсен плеснул из умывальника в лицо ледяной воды, почистил зубы и забрался под одеяло. До завтрака высовываться из комнаты он не собирался, чтобы не нарваться на какое-нибудь не особо приятное дело вроде проверки мышеловок в кладовках. Да и просто не чувствовал себя сейчас на что-то способным. "Ты совсем не поспал. Я буквально чувствую, как твои мысли от усталости спотыкаются друг от друга. Все же успел себя накрутить?" – позвал на грани слышимости, почти шепотом. В груди радостно ёкнуло – Джаред. "Думал об Отклонениях…" "О Женевьев и ее… необычности. Понятно. Наверное, о чем-то еще?" – конечно, он знал. "Как думаешь, что с нами будет, если другие узнают? Если пастор поймет? Прирежут, как того теленка на прошлой неделе?.." У теленка было две головы с розовыми мокрыми носами и двумя парами грустных умненьких глаз. У теленка была шелковистая, мягкая белая шерстка, которая обагрилась пурпурным, когда пастор Алан полоснул животное по шее… по шеям огромным ножом. Таким легко снести голову человеку. "Так, тихо. Без паники. Откуда они могут узнать, если только мы не расскажем и не покажем? Никто из наших не выжил из ума, чтобы сделать такое". Дженсен, жмурясь, обхватил себя руками и отчаянно мотал головой, все вспоминая липкую кровь на широком – шире его ладони – лезвии, и как помутнели глаза теленка, как тот успел замычать перед тем, как, пошатнувшись, рухнуть на подогнувшиеся колени. В воздухе тогда сильно запахло йодом и мокрым железом. Дженсен изо всех сил мотал головой, слезы все текли по лицу, и он уже заново переживал свой страшный сон, где Джаред был на месте теленка. Джей вздрогнул, разглядев, что именно тревожит лучшего друга. "Уверен, никто никого убивать точно не станет. Но лучше сохранять осторожность. Может быть, пока не ходить в лес? Если тебя там увидят, а секрет семьи Женевьев раскроют, что угодно может случиться…" Дженсен втянул голову в плечи, вспомнив хлыст отца и гибкие розги, висящие на стене рядом со священными изречениями – вечным напоминанием, предупреждением, укором. "И тот, кто скроет мутанта, совершает преступление против НОРМЫ, а, значит, против МЕНЯ. Против сущего. Поддерживает мерзкую Скверну!" Но тут же упрямо замотал головой: "Ты не понимаешь. Она там совсем одна – маленькая и потерянная. Она считает, себя ошибкой природы, уродом. Как я могу отвернуться от нее теперь, когда узнал ее тайну? Она решит, что все дело в них…" "В ее перепонках… Что же, понятно. Обещай быть внимательным. Помни, нам с тобой – пока – ничего не грозит", – Джаред вздохнул как-то совсем безнадежно. Знал, что бессмысленно спорить. В хижину Женевьев и ее родителей Дженсен не мог убегать каждый день – кто-нибудь обязательно бы что-нибудь заподозрил и установил слежу. Поэтому он устраивал вылазку раз в неделю, подгадывая время так, чтобы все взрослое население было занято на полях или покосах, в загонах и мастерских. Младших детей после завтрака по старым выцветшим книгам учили читать, а на специальной доске – писать буквы куском крошащегося в пальцах мела. Подростки постарше, уже освоившие эту науку, учились основам ведения хозяйства, огородничества и ремесел. Всему понемногу. Позже, когда их таланты позволят понять, к чему они более склонны, их отдадут в ученики к мастерам. От них будущие подмастерья научатся основам ремесла и науки. Самых способных отправят в Столицу. Одни узнают, как правильно вести амбарные книги и планировать урожай, другие – ухаживать за лошадьми и коровами, найдутся и те, кто в будущем будет лечить животных или людей. Некоторые научатся идеально сражаться, чтобы стать воинами поселка и противостоять набегам из Зарослей – неприятных, страшных людей. У кого-то из тех были лишние пальцы, лишние руки и ноги, дополнительный глаз или два, длинный хвост. Кто-то был ростом с несмышленого ребенка – не больше, иные возвышались под самую крышу амбара. Жителями Зарослей в Каанааке с младенчества стращали детей: "Не будешь слушаться, утащит в Заросли старуха Тина, у нее четыре руки и изба из детских костей, на завтрак она ест непослушного мальчика, а на ужин – девочку, которых варит в котле". Дженсен быстро справлялся со всеми заданиями и умудрялся улизнуть, пока бдительная Саманта или одна из ее деятельных помощниц не успевали обнаружить его слоняющимся без дела и выдать сразу несколько поручений. Вымести пару заброшенных кладовых, куда в этом году собирались складывать урожай, собрать в курятнике яйца, надрать с куриц перьев для новой подушки. Разобрать смешавшиеся бобы и фасоль. Женевьев всегда ждала его, маленьким дозорным торча на заборе. Дора как-то обмолвилась – девчонка будто знала, что Эклс появится именно в этот день, и сразу после завтрака бежала на свой наблюдательный пост – часов в десять. Хотя он ни разу не появился у них до полудня. Они бродили недалеко от дома, Женевьев показывала причудливые птичьи гнезда, свитые на самой земле в густой траве, водила его секретными тропами и в заросли ежевики. Как-то Дженсен отвел ее ближе к деревне, чтобы показать настоящую паровую машину. Она считалась самым ценным из всего, что было у жителей Каанаака, а потому берегли это сокровище пуще амбаров с зерном и сундуков с монетами, драгоценными камнями и прочими безделушками, оставшимися от прошлого мира и очень ценившимися заезжими торговцами и менялами на ежегодных ярмарках, проходящих в Столице. Машина стояла в добротном здании и работала от дров. Она приводила в действие насосы, откачивающие воду от ферм и с полей, когда река раздувалась от зачастившиих дождей и выходила из берегов. От нее же работала маленькая пилорама, получать на ней доски и брусья, конечно же, было быстрее, чем тесать их вручную. Никто до конца не понимал, как именно и почему работает эта штука. Так что живший в пристройке к сараю Роб Бенедикт скорее присматривал за машиной, чем работал на ней. Он ежедневно проверял уровень жидкости в резервуаре – это было важнее всего, потому что, когда уровень понижался, двигатель мог перегреться и даже взорваться. Еще чистил фильтры и следил за целостностью трубок, соединений. Дженсен знал про машину и уход за ней больше, чем любой другой житель деревни, потому что Кристиан Кейн в этом году поступил подмастерьем к Робу. Дженсен с друзьями из любопытства осваивали азы ремесла вместе с ним. Для визита к машине Эклс специально подгадал время, когда Крис только закончил и вернулся на ранчо, а Роб, любивший после сытного обеда часок подремать, удалился в подсобку. Они уже бывали здесь с Джеем, но Дженсен, как в первый раз, замер, пораженный невиданной мощью – гигантские бревна двигались вверх-вниз, под самой крышей ходуном ходила огромная перекладина. Уши закладывало от грохота и непрекращающегося низкого гула. Жен минут пять смотрела на все это, приоткрыв рот, и после тихо выскользнула наружу. Дженсен – за ней. – Невозможно представить, какие еще машины были у Прежних людей, если эта – проще всего, что они когда-либо создавали, – повторил Дженсен слова Кристиана. Женевьев скептически сморщила носик. – Папа говорит, что Прежние люди, если все, что о них говорят – правда, были волшебниками. Например, клянутся, что они умели летать. Дженсен вспомнил давний сон про горный город и корабли, парящие в небе. Но решил промолчать. Доказательств, что он это все не придумал, все равно не было. – Они вполне могли бы летать, – сказал все же он, сжав губы. Почему-то за Прежних стало обидно. – Если бы они могли, то мы – тоже. Ты видел когда-нибудь человека с крыльями? – парировала она. Эклс подумал о сиренах, заманивающих моряков в рифы, но опять ничего не сказал. В "Откровениях" про крылья не говорилось ни слова, а значит, люди прошлого летать не умели. Если, конечно, передвигаться на тех небесных кораблях из его сна не считалось полетом. Помолчав, они не сговариваясь, отправились к заводи. Они часто приходили сюда. Жен уже без сомнений торопливо скидывала обувь и с визгом ныряла с того самого камня. Впрочем, ту подводную расселину обходила. … Джаред появился у заводи через месяц. Заранее не предупредил, уже на подходе "бросил" Дженсену виновато-лукавый образ. Эклс только успел кликнуть Жен из воды и заставить натянуть на мокрые ноги ботинки. Она хлопала слипшимися ресницами и порывалась удрать. – Не бойся. Сейчас придет Джаред – мой лучший друг из деревни. Если ты не захочешь, он ни о чем не узнает. Я просто забыл, что он сегодня собирался сюда искупаться, – врать Дженсен всей душой ненавидел, но не знал, как по-другому объяснить внезапное появление чучела-Падалеки. – А если он кому-то расскажет, что видел меня? Могут возникнуть вопросы – кто такая, откуда, – бормотала неуверенно Женевьев. Инспектор нагрянул бы к ним в тот же день. В компании пастора, скорее всего, – подумал Дженсен, но яростно замотал головой. – Все будет в порядке. Я обещаю. – Хэй, Дженсен, привет! С кем это ты там? Что за красотка? Так вот на кого ты променял меня и всех невест Каанаака? – Джаред вышел из-за деревьев, улыбаясь от уха до уха. Длинноногий, уверенный, чертовски красивый. Дженс даже замер, потрясенный своим нехитрым открытием. Джаред – красивый. Самый красивый из всех, кого он когда-нибудь видел… Переваривая сие откровение, Дженсен молчал. Женевьев, таращилась на того, не отрываясь. На несколько минут забыла, как говорить. Внезапное онемение – эффект Джареда Падалеки… – П-привет, – пропищала она, наконец. – Я – Женевьев Кортез. – Джаред Падалеки, мадмуазель, – чопроно представился тот и смешно поклонился, как на картинке в одной старой книжке, прижимая руки к груди. Еще бы ладошку ей обслюнявил, придурок. – Жен – мой добрый друг, – вставил Эклс. – Конечно, – Джей не сводил глаз с покрасневшей девчонки. – Надеюсь, и моим станет тоже. Женевьев, ты не против? – Н-нет. Конечно же, нет, – такой широкой улыбки и светящихся глаз у нее Дженсен прежде не видел. Под ребрами царапнуло что-то. Так быстро, что он даже не понял. … Через месяц Жен познакомила Джареда с Дорой, а еще через неделю – с Хавьером. Конечно, Кортезы тревожились таким изменениям в своем образе жизни, но Женевьев светилась от счастья, да и юноши – даже пасторский сын – оказались неплохими людьми. Понемногу получилось поверить, что опасность семье не грозит. Хотя время от времени Дженсен ловил на себе и Джее задумчивый взгляд Хавьера Кортеза. Наверняка, порой тот раздумывал, что мертвые мальчишки не смогут разболтать ни одной тайны, даже под пытками. Не сумеют. К счастью для них, тяжелые планы охотника так планами и остались. Они не обсуждали отличие Женевьев от других людей. Не то чтобы притворялись, будто Джаред не в курсе. Просто не касались этой темы. Хотя на заводи купались все вместе. Частенько Джаред и Женевьев вдвоем плескались в воде. Он учил ее плавать. Для него водная стихия была как родная. Дженсен не удивился бы, если бы Джей Ти однажды отрастил себе жабры и уплыл в океан. Кстати, возможно, кто-то из изменившихся после Бедствия людей на самом деле так поступил. Так минул год, почти завершался второй. Парни стали уже подмастерьями. Джаред, не удивив никого, выбрал лошадей делом своей жизни. Он учился не только содержать и ухаживать, правильно кормить, разводить, осваивал и лекарскую науку – постигал, как лечить болезни животных, успокаивать, принимать роды… У Дженсена обнаружилась большая склонность к цифрам и интерес к летописям. Отец заставлял его учить толкования "Откровений", прочил в будущем на свое место. Дженсен должен был встать не только во главе поселения, но и их церкви. Мать, считая, что Алан останется пастором Каанаака еще много лет, настаивала, чтобы сын прежде осваивал расчетные книги и вел бухгалтерию поместья. Дженсен не спорил, так было проще. Сам больше любил болтать с Джимом, который много чего знал и повидал, раз даже ходил на корабле вдоль побережья, а баек разведчиков знал и того больше. Тетка Дарла показала племянику тайную секцию в библиотеке, скрытую за стеллажами. Отец и мать не подозревали о ее существовании. Там долгие десятилетия (или даже века?) хранились книги, за чтение которых в Столице в прежние времена сожгли бы на костре. Здесь их спрятали, спасая от очищающего костра. Огонь легко сжирал не только Нарушения, но и Ересь. Дженсен с интересом читал про Прежних людей и их образ жизни – науки, искусство и необычайные вещи, которые они создавали, изменяя под себя природу, перестраивая само мироздание. Он все четче вспоминал город из своих снов, но то была только бледная тень былого величия Прежних. Древние строили машины, делающие за людей всю работу – не только в мастерских и на полях. Машины растили детей и давали им знания. Машины научили, как вырваться за пределы родной планеты и построить города на других – у далеких звезд, с Земли различимых мерцающими крошечными искорками серебристого света. Машины лечили людей и изменяли человеческие эмбрионы изнутри, еще на стадии развития в материнской утробе. Доводили организм человека до совершенства, продляли жизнь на сотни, даже тысячи лет… Все эти истории граничили с Богохульством, но остановиться было смерти подобно. Дженсен впитывал знания и уже будто видел тех Прежних людей перед собой: красивых, изысканных, знающих обо всем на свете, мудрых и добрых. Зачитываясь, уходя с головой в эти книги, Дженсен стал реже навещать Женевьев. Кажется, из-за этого она не грустила. Джаред не пропустил ни одной встречи, всегда четко следовал устоявшемуся за годы сложившейся дружбы негласному расписанию. Вел Жен купаться на заводь или бродил с ней по травяным лабиринтам – ближе к болотам поля с осокой и папоротником поднимались выше человеческого роста. Им нравилось плутать там, прокладывая извилистые, переплетающиеся тропинки, часть из которых заканчивалась тупиками. Дженс иногда находил их уже ближе к закату, когда пора было провожать Жен домой и возвращаться в деревню. Перед тем, как подойти ближе, наблюдал издали полчаса, час. Падалеки все время шутил и дурачился, размахивал во все стороны руками-граблями – ну копия ветряной мельницы на его ранчо. Жен время от времени приседала, чтобы увернуться от неминуемого подзатыльника или удара, Джаред испуганно ойкал. Она хихикала и строила глазки, откидывала волосы через плечо. У Дженсена скулы сводило, и он, выкрикнув невразумительное приветствие, скорее присоединялся к друзьям. Разминая немеющие пальцы, все пытался избавиться от картинки, как его руки давят тонкую девичью шейку, сжимают, и вот уже слышится хруст. Жизнь вытекает из озорных темных глаз, и их затягивает мутная пленка… Эклс вздрагивал, гоня от себя наваждение. Джей набрасывался на него, как бурый медведь на добычу, радостно трепал по волосам и ворчал, что бессовестный Джэклс закопался в свои книги и совсем забросил их с Жен. Не подозревающая о его странных фантазиях Женевьев, радостно взвизгнув, висла на шее и осыпала поцелуями щеки, смеялась, что за время разлуки веснушек на них прибавилось вдвое. Даже непосвященный бы за один взгляд разобрался, что Дженсен – важная составляющая, неотъемлемая часть их жизни. Он – тот, кого здесь любят и всегда ждут, кто связывает их воедино. Иррациональная ревность, жгущая изнутри кислотой, вызывала изжогу. Была нелепой и просто смешной. Еще и потому, что для любого из группы "слышащих вместе" отношения с кем-то извне – кто никогда не сумеет раскрыться перед другим до конца и сплести воедино сознания, ни за что бы не стали чем-то настоящим, глубоким. Чем-то, что на самом деле его потрясет. Очарует, заколдует и заворожит. Лишит способности трезво мыслить и рассуждать. Одно это исключало любую возможность пары Джареда и Женевьев. Эклс приводил себе эти доводы, а потом швырял что-нибудь громоздкое в стену. Метался по поместью раненым зверем, выл от бессилия и до крови сбивал кулаки о каменные стены ограды. Как-то до заката помогал Митчу чистить конюшни – перемазался в навозе с головы до ног. Тем же вечером едва не утонул, отмокая в деревянной лохани – перед тем выхлебал стакан вина, которое нацедил из здоровенного кувшина в кладовой (Саманта голову оторвет, если умудрится пронюхать), а после задремал в горячей воде, от усталости и расстройств его разморило. Неладное почувствовал Кристиан, позвал по внутренней, открытой только двоим связи: "Дженсен?! Эклс?! Отзывайся! Кошара!!!!" – дурное прозвище детских лет (торжественно присвоенное когда-то за неужививость, дикость и особую наглость) уже проорал. Дженсен вздрогнул, открывая глаза. Он уже почти погрузился под воду. "Кейн? Чего орешь? Я заснул?.." "Какого… я тогда так испугался?" "Я в ванне…" – пробормотал Дженсен и задрожал. – "Спасибо, мужик, еще бы чуть-чуть… Так устал. Наверное, я бы никогда не проснулся", – сказал, и морозом самого обдало. Кристиан вместе с ним вздрогнул. "Что с тобой происходит? Вы с Падалеки развели какие-то страсти-мордасти и тайны. Нам стоит все обсудить… Мы поможем", – Кейн, хоть и вожак их небольшой стаи, не настаивал, не давил. Давал право выбрать. Дженсен был благодарен за то, что здесь не пытались решать за него, не навязывали, не вменяли чуждые роли. "Я расскажу, Крис, мы оба расскажем, но позже. Это серьезно". "Я догадался, поверь". Серьезно и – даже для самого непонятно. Возможно, Джаред смог бы его подтолкнуть в правильном направлении, если бы Эклс дал ему шанс. Но Дженсен при каждой встрече сжимал губы тонкой полоской и был подчеркнуто вежливым – с каждым из них. Подруга чувствовала в нем перемену, не могла ее объяснить и, наверное, опасалась спросить. Все чаще закусывала изнутри щеку с досадой, бросала тревожные взгляды то на Джареда, то на него. Падалеки, конечно же, понимал больше. Но только гнул – засранец – насмешливо бровь и избегал любых разговоров на неозвученную никем из троицы тему. В воздухе все сильнее искрило. Вот-вот должна была грянуть гроза. – Ну ты и придурок, – прямо вслух выдал, наконец, Джей, когда они, после подобной неловкой прогулки проводили Женевьев и возвращались домой. До окраин деревни и границы поместья Эклсов оставалось топать около лиги, до ранчо Падалеки – чуть больше. Уже прилично стемнело, и петляющую меж смутных силуэтов деревьев тропинку скорее угадывала память, чем различали глаза. – Сам ты придурок, – буркнул хмурый Дженсен и попытался ускорить шаг, даже дернул плечом, с досадой сбрасывая горячую руку. От нее сквозь рубашку под кожу вонзались тонкие иглы и пронзали насквозь. Доставали до глупого, беспокойного сердца. Шум их шагов и свист ветра проникали сквозь повисшее завесой молчание. Надо было как-нибудь ее разорвать. Секунда. Ловкая подсечка, и вот Эклс уже полетел кубарем в траву. Мох спружинил под спиной самым удобным в мире матрасом. К земле прижало горячее тело. И сердце почему-то застучало одновременно в груди, в животе, в голове… Смеющиеся рысьи глаза засветились, и розовый кончик языка мелькнул меж улыбающихся ласково губ. – Она – несчастная одинокая девчонка. Наш друг. Это ты нашел ее и захотел с ней дружить. Помнишь, Веснушка? – трепетно. В груди тут же треснуло что-то и потеплело. Конечно же, Дженсен задрал подбородок, принимая максимально независимый вид. У носа – родинка. Не получалось отвести от нее глаз. – Угу. Все я помню. Слезь с меня, мамонт, раздавишь… Мамонт – это был такой древний зверь. Гигантский, со среднюю ферму размером, заросший длинной шерстью от кончика длинного, как змея, носа, до подошв четырех колонн-ног. Дженсен совсем недавно читал про них в книге. Падалеки завис, перехватывая его мыслекартинку – портрет странного зверя. Такого, каким Эклс составил его по описанию из книги. Скорее всего, неведомый автор этого мамонта сроду не видел. Кажется, эти чудища исчезли даже не в Бедствии, а за тысячи лет до того… – Лестно, что ты видишь меня настолько… огромным, – хмыкнул Джей и скользнул по его телу чуть ниже, всем собой прижимая к земле. Уперся ладонями в траву по обе стороны от его головы. Дженсена как кипятком окатило и затрясло мелкой дрожью. Он громко сглотнул и облизал пересохшие губы. – Я не это… – хотел объяснить что-то он, но тут Джаред наклонился чуть ниже и ткнулся губами в его рот, помогая замолкнуть. Дженсен дернулся, распахивая глаза. Дженсен вскинулся – Падалеки навстречу. – Конечно же это, – шепнул Джей ему прямо в рот, убеждая. Язык скользнул по онемевшим губам, раскрывая. И Дженсен застонал, потянул на себя, руками зарываясь в отросшие мягкие пряди. Как самый гладкий в их доме шелк – из такого шили платья на праздник только для дамочек из зажиточных ферм. "Придурок, придурок, придурок", – вопили над ними, перекрикивая друг друга, пересмешники в соснах. Или это пульсировало у Дженсена в голове, пока он отвечал на первые в жизни – в прямом смысле, сбивающие с ног поцелуи. За деревьями гудела река, несущая в море тяжелые, темные воды. Света одной из щербатых Лун едва хватало, чтобы видеть партнера. Вторая пряталась где-то в тучах и показываться не торопилась. Но двум, сплетающимся воедино людям, не нужны были свет и даже глаза, чтобы видеть друг друга. Теперь им не пригодились бы даже вопросы: "Ты точно в этом уверен?", "Ты мой?", "Ты позволишь?" "Ты все еще хочешь, чтобы я слез, и мы отправились дальше?" "Не хочу!.. Я… хочу…"