Белоснежный дьявол/Pure White Devil

Ворон, называя её «мамой», выражал своё уважение, но явно не был понят. Графиня остановилась у двери на мгновение, не произнеся ни слова, но Ворон уже потерял всякий аппетит к ужину. Он был словно хилым бумажным моллюском, уставший после трёх прыжков по волнам без перерыва. Не осмеливаясь противостоять грозной Графине, он лишь молча проглотил половину миски корма, смущённый и недовольный. В подземелье нет различия между утром и вечером, биологические часы опираются на свет от ламп. Свет в «Ягодном Кругу» гасился в определённое время, и разговоры вверху и внизу постепенно утихали. Счастливый день подходил к концу. Уровень счастья в «Ягодном Круге» был довольно высоким, судя по наблюдениям Ворона, за исключением того дурака, который был презираем всеми, Графиня была единственным человеком, который не поёт и не смеётся... возможно, потому что ей приходится работать. После тяжелого трудового дня женщина уступила односпальную кровать своему хрупкому и глупому сыну, а сама расстелила на полу старое одеяло и легла точно на то место, где умерла прошлая «матушка». Ворон беззвучно лежал в темноте, притворяясь мёртвым, но зная, что бессонная Графиня пристально смотрит на него. Вероятно, из-за постоянного чтения газет в тёмной комнате Графиня стала слабо видеть ночью. К тому же, она не воспринимала Ворона как живое существо, и ослабила контроль над своим выражением лица. Ворон тайно наблюдал, как меняются её выражения, то она кажется готовой размазать его голову об землю, то становится такой нежной, словно хочет погладить его по лицу. Это возмутительно! Как такой умственно отсталый человек, как он, честный и скромный, мог привлечь к себе эту переплетенную любовь и ненависть? Это неожиданное убийство объясняет некоторые вещи, например, почему Графиня стала следующей «матушкой» – потому что она жестока. Для крысоголового хозяина смерть предыдущей матушки была в порядке вещей, она всё равно была старой, но если бы была назначена новая матушка и у неё возник такой же конфликт с Графиней, это принесло бы финансовый ущерб. Убийство скота не было большой проблемой, это же не пожар. Хозяевам оставалось лишь убедиться, что Графиня не сошла с ума и не начнет без разбора убивать остальных представителей своего вида. Неважно, было ли кровопролитие преднамеренным убийством или самообороной – кто бы ни выжил, он будет оправдан. ...Если бы только «справедливость» имела хоть какое-то значение. Однако в то же время у Ворона возник новый вопрос: почему Графиня убила прошлую матушку? Бывшая матушка не желала Графине добра, но в то же время, когда она помогала ей с родами, у неё не было убивать. Иначе у каждого человека с убийственным намерением найдется припрятанный нож, она же предстала полностью беззащитной перед Графиней которая была гораздо моложе и сильнее неё. Значит это было полностью спланировано Графиней. Однако, вряд-ли прошлая «матушка» была новичком, обычно это женщина уже вышедшая из детородного возраста. Графиня тоже уже родила много детей в «Ягодном Кругу», и они провели много времени вместе. Независимо от возможных обид и ненависти, почему бы не решить это в другое время? Графиня участвовала в этой кровавой схватке не ради забавы, независимо от того, настоящими ли были её затруднения при родах, или всё было сыграно. Почему она решила объединить рискованные задачи жизни и смерти в этом проклятом месте? Даже если убийство совершалось в то время, когда в ее животе был «Сяо Ба», прошло уже девяносто месяцев с тех пор, что она делала все это время? Она бросалась в опасность, стремясь выиграть время. Но ради чего? Чтобы занять позицию «матушки» и работать на крыс? Графиня – сплошная загадка. И что еще более любопытно, ворон только что назвал ее «мамой». Это было обращение, которое не понял бы Сяо Лю. И хотя графиня проявила эмоциональные колебания, она не выразила удивления. Ворон переваривал эти сомнения в голове и терпеливо ждал некоторое время, пока графиня, лежавшая на полу, не перевернулась. Он почувствовал, что хотя бы сегодня ночью Графиня не собирается разбивать его череп. Поэтому он с большим облегчением вытянул конечности, расслабился и заснул за три секунды. Кровать Графини оказалась жёстче, чем койка в больнице, и даже небольшое движение вызывало скрип. Ворон спал неспокойно и видел странный сон. Во сне он был свободен от болезней и боли, мог съесть коробку жареной курицы за пять минут и даже обглодать кости быстрее собаки. Рядом с ним появился и присел человек, его силуэт был размыт, но он излучал тепло, словно отец и мать. Ему инстинктивно хотелось держаться подальше от собеседника, его плечи и спина были напряжены, и он пытался сдерживать себя, как будто соревнуясь с кем-то. – Это ужасно, – жаловался он, отбрасывая последний кусок кости и вытирая руки с нарочитой незаинтересованностью, – Вы, ребята, должно быть надеваете бронежилеты на своих цыплят в столовой, прежде чем завернуть их в панировочные сухари? Они настолько жёсткие, что я себе чуть верхние зубы не стёр. – Ах, мне очень жаль, – сказал мужчина с теплой улыбкой, – я пригласил тебя сюда, не оказав даже мало-мальски приличного гостеприимства, в следующий раз я закажу тебе еду на вынос, чтобы ты мог заказать что захочешь, идёт? – Да чёрт, – он выругался, напоминая бунтарного подростка, – Почему это в следующий раз? – Я как хотел сказать тебе, – тот человек не унывал словно не слышал недовольства, его голос был все ещё очень добрым, – У меня есть много работы где нужна твоя помощь, «Федерация» решила отвлечь тебя из «Особой зоны», и меня назначили твоим опекуном. – Опекун то, опекун сё. – Тебе не нравится это название? Если так, то можешь называть меня «старик». Ворон чувствовал себя неуютно, и неожиданно выпалил: – Вам ведь нужна та штука во мне? Так почему бы вам её просто не вынуть? Противоположная сторона молчала. Он стал еще более нахальным: – Федерация уже весьма нетерпелива, верно? В конце концов, я тоже... – Дитя, – прервал его собеседник, – ты не хочешь перейти на мою сторону? Он начал чувствовать себя еще более неспокойно, всё больше бросаясь неосторожными словами: – Никак нет, быть рядом с вами – это честь, но наверняка из могил моих предков зелёный дым пойдёт¹, даже если я не знаю где они.. 1 – 祖坟都是要冒青烟的 (Zǔfén dōu shì yào mào qīng yān de) – Зеленый дым, поднимающийся над могилами предков, — китайский термин, который означает, что произошло что-то великое или что человек стал высокопоставленным чиновником. Речь идет о великих вещах, но используется как саркастичное и оскорбительное замечание. – Но мне кажется, что с того момента, как я присел здесь, ты все время думаешь о том, чтобы выброситься из окна. – ... Добродушный человек поднялся, открыл окно и посмотрел наружу, а потом повернулся к нему: – Это второй этаж, под тобой густая трава, если хочешь, можешь выпрыгнуть. Хочешь? Тот, кто ему это сказал, стоял перед окном спиной к свету, и его лица по-прежнему не было видно. Только слова «можешь» продолжали звучать, бья в уши, будто будя из сна. Когда ворон открыл глаза, в комнате было уже... светло. Он покачал головой, осознав, где находится. В «Ягодном Кругу» было уже шумно, и Графиня ушла работать – хоть она и убивала, но была не против, чтобы дети спали подольше, и вот это как раз заслуживало пяти звёзд. Сон медленно ускользал из его памяти, словно вечерний призрак, и Ворон просто сидел на краю кровати, дожидаясь, когда головокружение от низкого давления пройдёт, услышав, что в «Ягодном Кругу» началось радиовещание. Бодрая музыка перемежалась мягкой мышиной проповедью о том, что величайшее благословение в мире – это возможность есть и спать, что нужно быть благодарным за жизнь и не допускать в голову необычных мыслей, ведь «фантазирование» – это симптом ягодного рака мозга, со стопроцентным летальным исходом. Ворон: ... В самом деле, не дурите безграмотных дебилов, разве у рака мозга есть такой симптом? В комнате Графини был простой кран, поэтому он немного посидел в тишине, накопил достаточно сил, чтобы встать и небрежно умыться, а затем открыл замок на двери лестничной площадки с помощью чипа на шее и спустился вниз. Внизу девушки уже проснулись, и к ним выстроилась длинная очередь из толстых девиц, ожидающих своих блюд. Радио: – Больше пойте, меньше говорите, не задавайте вопросов - пение питает душу, разговоры вредят духу, вопросы опасны. Взрослые и дети во дворе качали головами и вторили в унисон: – Пение полезно для души, разговоры вредны для духа, а вопросы опасны! Ворон: – Пфф.. Затем он получает по шее, потому что слишком сильно засмеялся и загородил путь. Удар от Графини ничего не изменяет, ему не больно от слова совсем, но маленькие ребятишки, принимающие пищу, испуганно замирают, и очередь становится тише, дети даже не смеют повторять радиопередачу вслух. Получив еду в тишине, дети образовали круг и следили за едой друг друга, а когда видели у кого-то остатки, сообщали об этом матушке, чтобы та выпорола их. Ворон, любопытный, какая еда так позволяет толстеть, вынимает кусочек из тарелки одного ребенка, но его предают, и даже не успев попробовать, он чувствует как его настигает кнут. Избив глупого сына, Графиня согнала всю прошлую группу обратно, и начала организовывать следующую партию для других. Только тут Ворон замечает рядом с автоматом для кормления очень продвинутые весы, которые могут автоматически сканировать все телесные параметры когда на них становятся. Детей сначала было необходимо взвесить, а затем выдавать им еду в соответствии с рекомендациями весов. Ворон подходит и, пока Графиня не смотрит, на корточках прокрадывается в очередь детей, а затем немного возиться с весами. Весы: – Предупреждение, рост цели превышает стандартный верхний предел, пожалуйста, немедленно примите меры! Пожалуйста, немедленно примите меры! Ворон: – Эй. И только тут он понял, что повёл себя слишком умно для отсталого. Графиня поворачивается к ворону, и тот бросается бежать, но выясняется, что он переоценил свои силы и скоро теряет дыхание и бледнеет, когда его ловят прямо у входа в мужское общежитие и снова наказывают. Рядом творится настоящий хаос, но тот парень из общежития лежит как неживой, не обращая внимания, словно его тело уже проросло в кресло. КакГрафиня схватила его за ухо, и с подозрением рассматривала: – Что с тобой сегодня такое? Ворон не сказал ни слова, но смотрел на нее своими ясными, глупыми глазами. – Убирайся, – мелькнуло недовольство на лице графини, и она с неудовольствием засовывает ему миску с едой, указывая на того самого полуживого самца, – Дай это ему, побыстрее! Ворон использовал чип для открытия железной двери и вошёл в мужское общежитие. Как только он подошел к тому самцу, его почти не сбил с ног запах — он лежал без движения целыми днями, у него уже появились пролежни, и из его разложившейся плоти вылезали черви. Ворон подошел ближе и обнаружил, что пятна на его юбке — это не узоры ткани, а испражнения. Этот бедняга уже потерял контроль над своими естественными функциями. Неудивительно, что графиня сама не пришла. Ворон осторожно подошел к своему сородичу, постарался его поднять и запыхался. У него был не просто неприятный запах, а и гнилостный запах смерти. Великий мистер Чарльз был прав, он скоро умрёт. Ворон торжественно преподнес миску с едой перед своему сородичу, вставив в еду пластиковую ложку, и поклонился в знак соболезнования. Тот игнорировал и Ворона, и еду, он только пристально смотрел на железные прутья неподалеку. Ворон проследил за его взглядом и увидел на железных прутьях маленькую цветочную корзину, она была сделана очень аккуратно и наполнена игрушечными куклами, связанными из соломы, и завёрнутыми цветами из бумаги. Изо рта парня выползли несколько невнятных слов, Ворон подошел ближе, чтобы услышать лучше, и еле как расслышал, как он бормочет: – Колокольчики....... Колокольчики? Ворон подошёл к маленькой корзине и не смог найти в ней колокольчиков как бы не старался, и только он собирался достать руку, он получил по ней хлопком. Графиня пришла незаметно, вручила ему банку мясных консервов: – Поешь, не то побью. Сказав это, она поспешно ушла. Ворон посмотрел на консерву в руке, поднял бровь с недоумением — Графиня подала ему уже открытую и перемешанную консерву. С чего вдруг такое заботливое отношение? В это время чья-то голова выглянула из-за угла и прервала его мысли: – Ворон, я пришла! Его охватила душистая атмосфера, когда сестрица Пёрл ласково обняла его за руку и потащила на соседнее место: – Что ты только что натворил, что так громко получил по шее? Ворон указал на корзину с цветами на железных прутьях. – Ах, – сказала Пёрл, и ее улыбка тут же исчезла, – Ты ведь наверное тоже скучаешь по «Хлебушку»? – Да, скучаю, – сказал Ворон, – дайте мне кусок белого тоста, и я готов буду продать свою душу в рабство. Он мечтательно проглотил слюну и вдруг сообразил, что «хлебушек» возможно является именем человека, поэтому медленно повторил: – Хлебушек? Ни одна из девушек на дворе не ответила, лишь Графиня, которая, стоя к ним спиной, подметала двор остановилась. – Уже забыл о ней, глупый Ворон? Хлебушек – тоже дочь Графини. Она была моей лучшей подругой. Ворон осторожно опустил голову, разглядывая волосы девушки. – Хлебушек – это та, что сделала корзинку, и она была такая милая, самая лучшая ягодка на свете. Но у неё было слишком много мозгов, и она умерла от «рака мозга», – Пёрл говорила это и назидала себя, словно шепча нараспев: – «Больше пения, меньше глупостей, больше пения, меньше глупостей...» Ворон, осознав ситуацию, снова посмотрел на маленькую корзинку с цветами на железных прутьях. В полумраке его левый глаз беззвучно различил второго мертвеца в «Ягодном Кругу». Из корзины появилась молодая кругленькая девушка и снова предстала перед ним. Она была маленькой, с круглым лицом, похожим на шарик сахарной ваты, только глаза у нее были точно такие же, как у Графини. За миг Ворон увидел всё её прощание с жизнью: по свету фонарей было видно, что это был какой-то поздний час ночи. Девочка по кличке «Хлебушек» вышла из женской общаги, таща за собой верёвку, связанную из пяти-шести пучков травы. Неуклюже завязав её на железном заборе, она встала на стул, и засунула голову в петлю. Ворон задержал дыхание. В отличие от убийства вчера, этот удушающий момент был мягким, долгим... и безысходным. Тихо сидя рядом, Ворон не дал понять окружающим детям, что-то не в порядке. На этот раз на сцене смерти присутствовали и другие люди: в мужском общежитии, в маленьком дворике, два человека – включая самого Ворона – оказались бодрствующими. Эти два умственно отсталых брата стояли как две деревянные статуи, один сидел на земле, другой валялся на подоконнике, тупо смотря на разворачивающееся самоубийство. Под их взглядами Хлебушек оттолкнула стул ногой, её дрожащее тело врезалось в железный забор, издавая глухой звук. Только когда Графиня выскочила и схватила тело девочки, двое в общежитии не шевельнулись и не издали ни звука. Но был момент, когда в темноте вспыхнула пучина света, и глаза «самца» мелькнули на мгновение, но быстро погасли, словно искры от взметнувшегося вихря. Ворон видел, как он слегка двинул губами, кажется, произнося что-то: – Колокольчики... Хлебушек умерла от «рака мозга». Оказывается здесь умереть от отчаяния, называется смертью от «рака мозга».