My serotonin

Скучно. Зачем он вообще пришёл на учёбу, снова? Ах, точно. Нужно ведь порадовать мать в кои то веки и не получить выговор от классной или чего хуже - звонок от неё. Коля перебирался на одном месте с ноги на ногу, глядя на расписание. Зачем он подошёл сюда? Тут же куча подростков, которые пихнут, наступят и прижмут локтями к какой-то грязной стенке. Ещё и след на кофте останется... Гоголь вообще не любитель шароёбиться по коридорам. Так было ещё с класса седьмого, когда в какой-то компании ему знатно прописали под глазом. Сероглазый рефлекторно потёр светлую тонкую кожу под глазом, с усмешкой вспоминая события того времени. Да, он остыл со вчера. Подобрел. Было как-то очень свободно, спокойно после извинений. Весь груз ушёл из грудной клетки и точно не мог внезапно ворваться туда снова. А что же там ответил Гончаров? Его сегодня в коридоре не было, да и в классе тоже. Николай потянулся за телефоном. Со звуком молнии на рюкзаке мальчишка открыл маленький карман, нащупал резиновый чехол телефона пальцами. Достал. Заходя в чат с Иваном, глаза Гоголя немного устало попятились на экран, видя это "прочитано". Ответа нет. Может быть друг просто заболел? Или прочитал вчера очень поздно, а сегодня забыл ответить? Ладно, с кем не бывает. Всё будет хорошо. Мелкая ссора как крупинка соли в пресном озере. Оторвав взгляд от экрана гаджета, юноша заметил - знакомая фигура приближается к нему. Антон. Очень доброжелательный человек. Лучик света среди скопления грубых, агрессивных и нахальных пубертатных язв. Может быть таких как людей тысячи и сотни. Коля может и преувеличил, но их же ещё поискать надо. Они ведь чаще всего дома сидят, ну или занимаются всякой деятельностью в обществе. Продвигают какое-нибудь социальное движение. Делают мир лучше. Одноклассник подошёл к Гоголю спереди. — Привет, — Тошка улыбнулся. Всегда у него улыбка была немного ассиметричной. Совсем чуть-чуть. Один уголок рта, при лучезарной улыбке, поднимался чуть выше другого. Но это не выглядело криво или убого, скорее наоборот. Очень симпатично. Придавало его выражению особое настроение — Чумазик, ты как? Гоголь опешил, когда услышал своё новое погоняло. "Чумазик"? Он конечно улыбнулся, но напряг и опустил брови. — Да я вроде мылся и по туалетам не ползал. — Николай говорил громче, чем вчера, ровно и вполне уверенно. Суп матери и хороший сон творят чудеса. — Щёку вытри, а то так и проходишь с чернилами весь день. Беловолосый приподнял одну бровь, после чего поднёс руку к одной из своих щёк. — Мимо, — Антон только усмехнулся над попытками собеседника нащупать след от ручки. — на этой. — парнишка поднёс палец к своей левой щеке и провел по ней, отражая место от следа. Гоголь, глядя в импровизированное "зеркало", перенёс руку к другой щеке. Быстро смочил палец и интенсивно потёр свою левую щёку. Наверное он так глупо смотрелся с этой протянутой синей линией на коже. Спасибо за то, что у него всегда есть прямолинейный и отзывчивый друг. Что бы этот растяпа делал без помощи своего верного товарища. Под плинтус бы залёг наверное от стыда. — Мне Надька вчера сказала, что ты вызвался с параллелью связи наладить. — Голубоглазый парень прервал внутренний монолог Николая. Мальчишка сначала помялся, глядя на Антона. Всё-таки ему не хотелось прокручивать в голове события вчерашнего дня. И ввязываться туда, где быть ты не хочешь. — Было дело. — Так пошли, отведу! О нет, он не хочет снова видеть эти тупые рожи. У этих же людей, вероятно, ещё сохранились записи инцидента на телефонах... Самое отвратительное, что можно сделать в такой ситуации - это стоять и снимать. Кому ты эти потом будешь показывать? Маме? Брату? Сестре? Или будешь смотреть и утешать себя, мол не тебя же избивали? — Чего встал? Пошли! В темпе вальса. — приятель уже направился вглубь коридора, а Николай только убрал телефон в карман рюкзака и побежал за ним, сквозь толпу уставших зомби. Урок у параллели был недалеко от их кабинета, так что небольшой багаж можно было потаскать с собой до звонка. На ребят попятилась толпа таких же школьников. Кто-то сидел на скамейке, кто-то на полу. А кто-то очень смелый забрался на подоконник, на котором было категорически запрещено сидеть... По крайней мере уборщицы постоянно сгоняли школьников с удобных сидений рядом с холодным, потрескавшимся от старости окном. Колины глазки с любопыством и лёгким интересом бегали по новым лицам. Кого-то он видел вчера в толпе, кого-то впервые. И все были одеты вроде прилично. Но очень просто, неброско. Скудно, как и он сам. Такие же девятиклассники, как и Николай, они были хмурыми, недовольными. Лица у них были кислыми, уставшими, явно не доброжелательными. Не контролируя свои эмоции, Коля поморщился, а после отпустил эмоции с лица, вероятно понимая, как странно и неприветливо выглядит. Кто-то из этого комка подростков заметил своего приятеля. Нет, не беловолосого, а авантюриста Чехова. Такие общительные ребята всегда были нарасхват. — Какие люди! Антон! — какой-то громкоголосый парень поднялся со скамейки и подошёл ближе к приятелю сероглазого. Голос незнакомого мальчугана неприятно бил прямо по барабанным перепонкам. Слишком громкий. Лучше бы он вообще рот свой не раззевал. Антон же, с радостью принял рукопожатие, громко хлопая своей ладонью об чужую. Сжал в кулак. — Да-да, виделись уже. Я привёл к вам тут новобранца. Помнишь его хоть? Николай поднял взгляд на коренастого пацана, с которым Чехов здоровался рукопожатием ещё несколько секунд. Как он ещё ему руку не сломал? Даже он не особо помнит его лица. Хотя... Наверное он гулял с кем-то таким крепким в компании летом? Да, точно. Пацан крепкого телосложения, грузный такой, с острыми чертами лица и аккуратным кончиком носа. В голове всё-таки вырисовывается какой-никакой портрет. Прерывая неловкое молчание, Коля резко протянул кареглазому другу приятеля свою руку, лишь бы не казаться мямлей и тихоней. — Коля. Коля Яновский, — улыбаясь на один уголок губ, он неловко добавил. —вспомнил? Другие девятиклассники, сидящие на скамейке, поднялись и подошли ближе к Гоголю. Коренастый мальчик, приподнял одну бровь, словно осуждающе посмотрел на представляющегося. А после... Рассмеялся? — А-а-а! — мальчишка пихнул Николая в бок. Больно и колко. Сероглазый конечно ничего не сказал для приличия, но издал приглушенный возмущенный звук. — вспомнил тебя, Колька! Антон же поставил руки в боки, довольно смотря на это воссоединение двух "товарищей", каким бы оно ни было. А вот Гоголь внутри явно рад не был. Этот пацан из параллели слишком нахальный, громкий. И нет, у него с ним не могло быть ничего общего! Да о чем там, Коля даже имени его не помнит. Настолько этот человек не был важен для него. — Вот как сложилось, дружок. А ты трусил. Трусил? У него что, на лице всё написано? Если не считать тот след от шариковой ручки, то... Да ну нет, он всегда с одним лицом ходит. Тошка просто прикалывается. Не вовремя. — Антон, знаешь, я думаю, что пойду. У нас урок скоро. Ты же знаешь, там биология, а мне её в этом году сдавать... — голос Николая затих на последнем слове. Он резко отошёл от "старого" знакомого, не желая продолжать телесный контакт. Даже зрительный поддерживать с этим характерным типом было чрезвычайно трудно. — Стой, Коль, но... У нас же литература в соседнем кабинете, разве нет? — оппонент опешил. И радостная улыбка Антона куда-то пропала. — А мне... Забежать надо. Обсудить один момент по пробникам. — Но сейчас же только начало года! Какие пробники? Нельзя же себя так напрягать. Расслабься. — Мне надо. — твёрдо отчеканил Гоголь и развернулся. Он хороший друг, но только в хорошей компании. Сейчас, стоять в окружении этих зевак было неприятно, не то чтобы некомфортно. Это просто не его ребята. Коля прошёлся вдоль коридора и завернул на лестницу. Если уж он собирался пойти к Наталье Ивановне, то пойдёт. Лучше уж потратить время с пользой и лишний раз подлизаться на дополнительное занятие. Он зашёл на четвёртый этаж. Там мало кто ходил. Все основные уроки были внизу: на третьем, втором этаже, а наверху наоборот. Чисто, пусто. Очень тихо. Социальный педагог, кабинет истории, музыки и изо. В общем - эдакий культурный центр. Только зачем сюда впихнули кабинет биологии... Вот это действительно Гоголю непонятно. Говорили, мол планировка удобная. В каком месте, извольте спросить? Беловолосый шёл, смотря в окна и теребил в руках свою косу. Сегодня было не так пасмурно, даже солнышко иногда выглядывало из-за хмурых туч. Идти в такой обстановке хотелось неторопливо. Он никуда не спешил. Пришлось Яновскому всё-таки повернуть голову, когда тот дошёл до нужного кабинета. Юноша поправил лямку рюкзака и для приличия сначала постучал костяшкой по деревянной, лакированной двери. В надежде, что там открыто, он смело потянул за ручку... Но вот облом, никого. Кабинет закрыт. Может она всё-таки там? Закрылась изнутри и проверяет чужие лабораторные работы с утра? Николай отошёл от двери. Приблизился к стенке с окнами, которые были зашторены дешёвым грязно-белым тюлем. Ничего не разглядеть через эту грязную ткань. Коля прищурился, облакотившись грудью на стенку, пытаясь всё же увидеть кого-то внутри. — Там никого. Гоголь вздрогнул. Ему казалось, что он здесь один! Несмотря на тихий, спокойный юношеский голосок сзади, Николая проворотило до мурашек. Не от неприязни, а скорее от неожиданности. Беловолосый повернулся в сторону незнакомого голоса. Там и вправду был парнишка его возраста. Он сидел на скамейке, сложа руки на коленках. Запястья выглядывали из под рукавов белой рубашки и смотрелись тонко, фигуристо. Лицо у него было белое, с небольшими покраснениями под глазами. Губы холодного оттенка, слегка поджаты, потресканы. Подбородок вытянутый, острый. И глаза... Нежно-лиловые такие, с приподнятыми чёрными ресничками. Незнакомый мальчик, сидел под пробивающимися через окно солнечными лучами, так что, наверняка такой светлый и нежный цвет глаз с узким, черным зрачком проявлялся только на свету. В тени его глаза были скорее темно-синими. Волосы у этого парнишки тёмные, древесно-угольные, по плечи... Лоб, некоторые пушистые пряди, тоже покрывали. Коля опешил. Он узнает эти черты лица! Вдруг брови Николая опустились и он нервно сжал кулаки, надавливая пальцами на ладонь. О боже мой, неужели этот тонкий мальчик... — Ты... — Коля узнал его по позе. По этой свернутой позе, когда ему наносили твёрдые удары в живот. И сейчас! Он сидит согнувшись. — Что я? — брюнет приподнял свои тёмные брови вверх, опустив веки. У Гоголя столько вопросов! Почему он тут? Разве этот мученник не должен сейчас лежать дома или в больнице? — Почему ты в школе? — Нелепый вопрос, — он немного расслабил лицо, но его руки, наоборот, говорили о нервозности. — Я тут, чтобы учиться. — Нет, нет же, я имею в виду... Почему ты здесь, после того что с тобой сделали? — Николай напрягся и сжал край своей кофты. Как же наверное ему неприятно слушать, а тем более вспоминать это. Парень на скамейке сжал руки на брючинах, когда услышал этот вопрос. Под его узкими, тонкими ногтями были редкие сгусточки крови. Брюнет прищурил свои лиловые глаза, смотря прямо на Гоголя выжигающим, смешанным с неприязнью взглядом. — Это не твоё дело. Не твоя проблема, — несмотря на его выражение лица, голос оставался спокойным и даже немного робким. — Не суй свой нос, куда не положено сувать. — Нет, ну, подожди. Мне ведь- Коля на секунду замер и прикусил губу. Видимо, нужно переформулировать мысль, чтобы не обидеть человека. Снова раскрыл рот. — Я просто хочу поговорить. — Гоголь хотел быть успокаивающим для этого человека. Хотя, куда ещё спокойнее? Беловолосый присел рядом, на ту же скамейку, но на другой конец сидения. Сохранял дистанцию и не влезал в чужое личное пространство. Мальчишка повернул голову в сторону своего странного, навязчивого собеседника, искренне не понимая его стремление быть ближе. Чёрные пряди спали с плеч от движения головой и шеей. Николай видел в этих глазах недоверие, отстраненность. — Послушай, я не хочу над тобой смеяться. Или, не дай бог, заманивать за угол, чтобы забить тебя до полусмерти. Просто скажи мне. Как ты себя чувствуешь? — Упрямец. — послышался лёгкий смешок со стороны визави. Над чем он смеётся? Разве Николай сказал что-то смешное? Яновский шмыгнул носом, спрятав свои серые глаза куда-то вниз. Подальше от взгляда этого мальчика. — Живой. Тебе этого достаточно?