My serotonin

Николай от лёгкого ступора раскрыл глаза шире. Взгляд переместился на лицо сидящего перед ним ровесника. Выражение этого некрепкого мальчишки было слегка насмешливым. Его синеватые веки опустились вниз, и непокорные, чуть изогнутые ресницы скрывали взгляд. Сначала Коля приоткрыл рот, но губы сами по себе резко сжались. Он словно потерял дар речи. — Куда ушёл весь твой напор? — незнакомец снова кинул взгляд на лик своего «немого» оппонента. — Изначально ты мне показался напористым. Гоголь выглядел растерянно. Будто собственными качествами разочаровал своего нескромного друга. Слово, оно намного хуже. Может заткнуть любого голосистого лучше руки. — Я не знаю, каким я тебе там показался, но… — беловолосый замолк. И снова ему нечего сказать. Да что за черт сидит перед ним и выворачивает всю беседу наизнанку? Ещё и делает вид, будто так и надо! — замолкни, на секунду. Мальчик с угольными волосами, видно совершенно недовольно, обхватил руками свои локти. Его шея расслабилась, и умиротворенный взгляд вдруг перестал светиться прежней сдержанностью. — Расскажи, и я уйду, — Гоголь сказал очень настойчиво. — не потревожу. — Ясно. Всё-таки упёрт ты, как бык. — парень устало вздохнул. Согнулся в совсем неудобной позе. — мне к тебе как обращаться? Николай разглядел — на его плечах был невидимый груз. Даже дураку понятно, что не физический. Наверное этому мальчику просто было позорно, неудобно рассказывать о том, что тревожит душу. Глаза загорелись ярким пламенем надежды. Даже тёплый оттенок голубовато вернулся к этим меланхоличным глазам. Да, это поза неуверенности! Он мнется, стесняется рассказывать о переживаниях. Но расскажет. — Коля! — неожиданно даже для себя выпалил юноша. Неловко улыбнулся, опустив белобрысые брови вниз. — Микола значит, — взгляд его вдумчивого собеседника метнулся на ближайшую грязную стену в коридоре. — ты всё сам прекрасно видел. Или ты думаешь, что услышишь от меня другое? — Постой, а тебя-то как зовут? Визави опять хмуро взглянул на своего нетерпеливого оппонента. Кажется на это раз ему действительно не понравилось такое отношение к себе. — убери эту привычку перебивать. Тем более незнакомых тебе людей, невежа. Беловолосый поджал плечи. В животе что-то сжалось, закрутилось. Замоталось как тонкая спираль. Совесть? — Фёдор, — долгожданный ответ сопровождался уставшим и томным вздохом. — Достоевский. Гоголь неловко оглянул мальчишку с ног до головы. Фёдор? Простое, отечественное имя. Но оно звучало авторитетно, даже величественно, особенно из уст этого человека. Так и не скажешь, что у него душа девятиклассника. А может я преувеличиваю? — Гоголь. — не равнодушен он был к последним словам словам. Этого мальчишку уже упрекли, мол много болтаешь. — Ты не исправим, Гоголь. — брюнет почти закатил глаза. Осознав бессмысленность своих прошлых слов о неправильном поведении Николая в их диалоге, он перестал пытаться. Нет, всё-таки этот Коля упёрт. Потирая запястье левой руки, слегка надавливая на полосы вен, Федя, хоть и неуверенно, наконец развернул не только голову, но и тело в сторону своего нового знакомого. Коля чувствовал, что диалог вот-вот сейчас превратиться в монолог. Сероглазый никоем образом не посмел бы прервать его. — Всё случилось спонтанно, несвязно так, что… — на мгновение он сосредоточил взгляд на своих узких ногтях, ковыряясь в них. — я уже изначально потерял смысл всей этой несуразицы. — Фёдор говорил в полголоса, но даже так его было отчётливо слышно, по крайней мере Гоголю точно. — Как ты сказал, «почему я не в больнице»? Мне незачем там быть. Серьёзных и открытых травм у меня нет и не было. Рёбра не поломали. Внутренности целы. А того бегунка повели на серьёзную, профилактическую беседу. Не знаю, что с ним там делали, но сегодня он передо мной извинился. К слову, я в школе любимец многих учителей: сдаю им всё вовремя. Лиловые глаза глядели на пол. Он выглядел вдавленным, истощённым. Говорил так же монотонно, не хотел угождать своим и чужим эмоциям. — Да таких придурков сажать надо! — Николай продрог, спустя минуту напряжённого молчания. Этот Федя же соломинка! Он итак скромник, точно не общительный тип, а сейчас вдвойне. Глядишь, так и людям разучишься доверять, вообще отшельником станешь. Точно невесомый, брюнет повернул голову в сторону этого громкоговорителя и как-то без особой радости хмыкнул в ответ на провокационное, вульгарное высказывание. И снова в длинном коридоре повисла гробовая тишина. И снова Гоголь почувствовал необходимость заткнуться. Бешеный стыд чувствовал за свои нелепые слова. Ну надо же было так обосраться! — Я уговорил мать не писать заявление на него. У Яновского всё заскрипело внутри. Стыдливое выражение сменило возмущение. Мимика беловолосого стала более выразительной, брови поднялись из своей сожалеющей позиции. Уголки губ немного растянулись. — Федь, ты дурак? — несмотря на выражение лица, голос оставался спокойным, точно не робким, но и не грубым по отношению к мальчишке напротив. — нет, серьёзно, ты просто идиот. — Умоляю, закрой рот. — несмотря на просьбу в своих словах, голос последнего стал строже и грубее. Достоевский кинул неодобрительный взгляд на чужую физиономию, явно не поддерживая резкий прилив чувств и эмоций. Серые глаза мерцали уже не раздражением, а бессилием. Он не хотел терять такого уникального в своём роде собеседника. Пришлось поддаться и наконец перманентно замолчать. А что в нём такого уникального? Если спросить об этом у Гоголя, то вероятнее он ответит, что уникальная черта этого человека, безусловно, речь. Но в этом случае он скажет корректнее: уникальность этого человека - совокупность многих факторов. Стоит начать только от внешности, до голоса и мыслей, которые он так чётко излагает. Коля отвлёкся от мыслительного процесса, слыша чужое тихое мычание. Белобрысый увидел, как нижние веки нового знакомого немного дёрнулись, а взгляд покосился на него самого. Всё это время Коленька поддерживал зрительный контакт с Достоевским и отводил взгляд только в моменты угнетения совести. Стоит извиниться за свою нахальность. — Извини. — он зашептал, чувствуя необходимость в собственных извинениях. Стеклянные светлые глаза глядели на чужое лицо. Фёдор приподнялся со скрипучей скамейки, ровно встав совсем недалеко. Пробежался глазами по телу своего бледного, сожалеющего товарища и наконец заговорил вновь. — Ты здесь зачем? Только за Натальей Ивановной? Николай оживился. По выражению и по голосу Фёдора настроение понять нельзя. Он дейтсвительно был выбит из колеи или притворялся? Кто ж его знает. — Отчасти да, — Гоголь немощно промямлил. — а ты, тоже ждёшь её? — Да. Дальнейшая беседа разворачивалась скудно, неинтересно. В лиловых глазах этого мальчика не было заинтересованности, и Коля это заметил. Нужно было поддержать беседу, но как? — А предметы для сдачи ты уже выбрал? Достоевский, кажется, наконец обратил большую часть своего внимания на ровесника. Чёрные брови приподнялись, а сам он облокотился на стенку, совершенно не жалея своей белой, выглаженной рубашки. Гоголя позабавила эта картина. Федя и вправду некрепкий парень. Одни только руки вон, как макароны. Здесь и вглядываться не нужно, рукава рубашки выдают его тощее тело. — Биологию. — наконец молчаливая "палочка" несмело ответил. — Я тоже её сдавать буду! — голос был звонким, вышедшим из состояния спокойствия. Лицо беловолосого мальчишки непроизвольно оживилось улыбкой. И сам он не понял, почему заулыбался... Вероятно это было из-за того, что Коля наконец нашёл их первую схожесть. Первая и последняя. Ни внешность, ни характер, да блин, о чем там. Даже слог с этим "невесомым" у него похож не был! Гоголь точно также поднялся со скамейки и взял тяжёлый рюкзак в руку, за лямку. Он подошёл к Фёдору, чувствуя заинтересованность в нём. Где-то там. Глубоко внутри. Последний завёл ногу за ногу, руки спрятал за спину, и, наоборот, показывал свою осторожность по отношению к новому знакомому. Чтобы разбавить череду сомнений у своего нового друга, белобрысый снова задал вопрос. — Ты ведь в 9б учишься? Ну... классная у вас такая, женщина молодая, с кудрявыми рыжими волосами, да? — Нет, 9а. Классный руководитель социальный педагог. Не женщина. — Правда? Странно. Мне показалось, что ты из моей знакомой параллели, — Коля опустил улыбку и потупил взгляд вниз. — Мне значит за тобой на четвёртый этаж бегать придётся? — Ишь чего удумал, — с уст собеседника сорвался смешок. — ну, вы посмотрите. Этот сорванец только сегодня заговорил со мной и уже удумал бегать по пятам. Не рановато ли для первой встречи? Коля был крайне смущён. Ещё и сказал так, словно будет бегать за девчонкой! Отойдя от темы, сероглазый отвёл взгляд от насмешливого вида своего оппонента. — Бегать за тобой? Размечтался. — Коля отошёл от скамейки и от кабинета биологии, надутый и обиженный. Многозначительно всплеснул руками и хлопнул себя по бёдрам. На самом деле он тоже улыбнулся, ему нравилась эта перемена настроений в их беседе. Фёдора забавляло это ребяческое, несерьёзное поведение юноши перед ним. На белом лице расплылась тёплая, сдержанная улыбка. Он приоткрыл рот и, кажется, хотел сказать что-то ещё, но звонок на урок не дал этого сделать. От этого оглушительного звона мальчишка вздрогнул и недовольно посмотрел вглубь длинного коридора. Толпа незнакомых девятиклассников приближалась к соседнему кабинету. Достоевский лишь быстро подошёл к соседнему кабинету; как мышка вошёл в класс со своими одноклассниками. Николай смотрел на белую, отдаляющуюся спину с пустотой в глазах. Даже попрощаться не успел. И было как-то неприятно после ухода этого парнишки, на урок идти не хотелось вовсе. Но придётся, ему уже никуда не деться. Одноклассники видели, так что прогулять у Коли и шанса не было. — Извините за опоздание. Николай потоптался на месте, глядя на учительницу по литературе. Она была уже не молода, но не ворчлива, как многие педагоги в её возрасте. С ней говорить легче, чем с школьным психологом. Она умела очень интересно рассказывать о судьбах писателей. Так интересно, что на последнем уроке всегда клонило в сон. Нет, он вовсе не насмехается над этой вечно надушенной учительницей, просто такие обстоятельства, не он! И почему-то именно она заприметила белобрысого, как своего "любимчика", хотя и стихи, и сообщения об авторах он сдавал на отвали. — Садись, Коленька. — женщина села на стул, открыв желтенькую книгу с чёрной обложкой. На ней уже стёрлись все обозначительные знаки в виде названия и издательства. Но на памяти Гоголя это был сборник каких-то стихов. Блок? На него не похоже. Николай проскользнул через парты со своими скучающими одноклассниками и быстро занял свою. В кабинете русского и литературы было сонливо. Настроение в нём всегда было таким тихим, неторопливым... Все в классе всегда были молчаливы, внимательны. Особенно, когда солнце просачивалось сквозь бежевые, поломанные жалюзи и озаряло пол, парты и чужие лица. Освещало и частички пыли, летающие в закрытом пространстве. Сразу в голове всплывала весна, конец учебного года. Эх, сейчас бы месяц май на дворе! — Ну! "У князя в сакле собралось уже множество народа"... Кто-то из класса, с таким занудливым тоном, прервал внутренний монолог Гоголя. Одноклассница, заядлая отличница, сидящая рядом, ткнула пальцем в учебник. Это была строка из романа... Погодите, они что, читают по цепочке? Самое скучное и неправильное что вообще могло существовать! В этом нет смысла, дети всё равно не запоминают, что читают. Многие из них вообще в ауте. И как в таком состоянии запоминать хоть что-то? Дело даже не в произведении, а в вечных запинках и неэмоциональности его ровесников. Как будто эти люди ни разу книгу в руках не держали и только вчера видели алфавит. Некоторые типы, читающие по слогам его вообще раздражали. Вообще, Колька дружен со своим классом никогда не был. Ну треплются эти балбесы где-то рядом и ладно. Только со своей небольшой, скромной компанией он был весел и видел в них настоящих товарищей. Наконец ад с чужими запинками был окончен. Можно расслабиться и пойти на следующий урок. Сегодня пятница, торопиться и терять силы незачем. Он мог себе позволить пошныряться по коридорам чуть дольше, чем обычно. Время пролетело быстро, незаметно. Вот уже и конец уроков. Именно в пятницу можно почувствовать прилив энергии и умиротворение одновременно. Дома Николая встретила тишина, мать была на работе. И будет там ещё примерно до десяти вечера. Пришлось ему самому хлопотать по кухне и греть еду в микроволновке. Это был рис с рыбными небольшими котлетами, с холодной, но аппетитной корочкой. Пока еда грелась, Коля успел переодеться в домашнюю одежду, выложить все учебники на свой заляпанный в чае письменный стол, да и наконец смог нормально помыть руки. Осенью, помимо хандры, подхватить ротавирус - последнее дело. Он мельком глянул в своё отражение, как только смыл мыло с рук. Глаза у него и вправду были серыми, не как летом... Он скучал по своим небесным глазам. А вот белая чёлка отросла... Ну и хрен с ней, обед подогрелся, а эту проблему с волосами он решит как-нибудь потом. Яновский зашел на кухню и открыл микроволновку. Тарелка была слишком горячей и пальцы так пекло! Он не смог донести тарелку и даже поставить не успел, рефлекторно выронил её. Коснувшись пола, глянцевая и прозрачная разбилась в дребезги, горячий рис рассыпался, а котлета осталась нетронутой. Будто ошпаренный кипятком, Гоголь резко отошёл от осколков. Он раздражённо вздохнул и стукнул себя по рукам. Не поваляешь не поешь. Белобрысый нагнулся и аккуратно взял старую, мокрую тряпку с раковины. Разложил ткань на полу и стал аккуратно собирать большие осколки в неё же. Мелкие - подмел старой щёткой. Он нашёл её у мусорки, под раковиной. С остальным заморачиваться не стал, собрал ошметки еды в целлофановый пакетик, сжал и выкинул в мусорное ведро, прикрыв его сжатой коробкой из под молока. Голодный и злой он ушёл в комнату. Упал на кровать, закрыл лицо руками от изнеможения и перевернулся на бок. Злость отступила быстро, а вот тоска - нет. Тоска появилась, когда сероглазый понял, что реально хочет бегать за тем мальчишкой. Ему понравился этот непринуждённый стёб в беседе. И речевые обороты у него красивые. Так ещё и тот же предмет сдаёт! У этого человека точно можно чему-то поучиться. Коля отпустил лицо, положил руку рядом, на застеленную кровать. Учебник биологии на столе был совсем близко, но так далеко... Зачем он вообще взял её? Наверное знал что-то. Что-то очень важное.