Особенности взаимодействия с попаданцами

      Больше всего на свете в тот момент мне хотелось сделать ровно две вещи (точнее одну из этих двух вещей): сбежать или проснуться. Второе — с учетом всей алогичности ситуации — было бы предпочтительнее. Но возможности воплотить мечты в жизнь не было. Оставалось только еще раз извиниться без особой надежды быть хоть частично понятой.       Проблемы с коммуникацией стали очевидными почти сразу: когда никто из нас троих (а минимум один иностранный язык есть у каждого) не смог разобрать последовавшего в довольно резкой, как мне показалось, форме вопроса. Хотя суть, конечно, поняли сразу. Во многом потому, что сами размышляли примерно над тем же.       Со вторым внезапным гостем все было не настолько плохо: ситуацию отчасти спасал известный Юле по долгу службы итальянский. Да и «родной» португальский Рафа немного, но тоже помогал.       Наверное, поэтому тогда так и разделились: Юля со сравнительной легкостью вела разъяснительную работу с некогда обожаемым (такое уж сложилось у меня впечатление — что тогда, что теперь) ею Эцио, Рафаэль вернулся к шашлыкам, рассудив, что раз народу стало больше, то и еды должно бы тоже, а я…       Я оказалась в ситуации предельно близкой к патовой. Чувствуя себя конченной идиоткой, я пробовала еще раз (на сей раз очень медленно и, насколько с моим произношением было возможно, отчетливо) на английском. К тому времени я, когда-то, как и моя подруга, безмерно фанатевшая от игр, успела основательно подзабыть, что там да как (особенно, касательно первых частей и их персонажей), а потому могла только полагаться на удачу. Обычно наши с ней отношения складывались неважно, но тогда, видно сжалившись надо мной, она решила слегка улыбнуться.       — Я правда не хотела облить тебя и очень сожалею, что так получилось, — собственно это (или что-то похожее) я тогда и произнесла, а затем (как случается, когда я сильно волнуюсь) пустилась в несколько путанные объяснения: — Просто не рассчитывала, что вы так внезапно объявитесь на моем участке. Сработал рефлекс и… Сам пойми, мало ли что могло… А тут еще Юля заорала…       Признаюсь честно, чувствовала я себя натуральнейшей тупицей. Настолько странной и нелогичной была ситуация. Настолько некомфортно было мне под этим пристальным, изучающим взглядом, который я слишком явственно чувствовала, хотя и не видела непосредственно из-за капюшона. К тому же, какая-то (довольно рациональная) часть меня упорно твердила, что находясь на своей территории, я вовсе не обязана оправдываться за вполне обоснованные и правомерные действия. Другая (не менее рациональная, но более склонная считать происходящее чем-то реальным) в тоже самое время услужливо напоминала, что мы имеем дело с гребанными убийцами. А «мой» экземпляр, ко всему прочему, еще и в прямом смысле слова средневековый. Так что мне было неимоверно тревожно и жутко.       Примерно на середине своего монолога я бросила взгляд на подругу, которой очевидно везло куда сильнее. Я не могла понять, что именно она говорит — плохо знала язык плюс не прислушивалась — но даже так было ясно, что их беседа хоть и неуклюжая, но далеко не такая напряженная. Признаюсь, я позавидовала.       Впрочем, зависть моя длилась не долго, вскоре сменившись новой порцией тревожного страха, когда собеседник (насколько по отношению к той ситуации вообще уместно это слово?) прервал меня жестом. Ну, типа руку поднял. Так, что в этом читалось настолько отчетливое «стоп», что даже я поняла и заткнулась. Хотя обычно успокоиться, не окончив мысль, не могу. Такая уж особенность.       Извините, кажется, снова отвлекаюсь. Или на этот раз только кажется?       В любом случае, какое-то время молчали мы оба. В эти мгновения — минуты? — мне было так страшно, как, наверное, только однажды до того. И, если можно, я предпочла бы сейчас о том случае не вспоминать — там… Неважно.       — Я принимаю твои извинения, — наконец произнес он почти также, как я только что. В плане, как человек, который совершенно не уверен в том, что окажется понят потому, что предыдущие n попыток провалились, а не как слегка умственно отсталая сущность. — И ты в свою очередь прими мои. Я не собирался вторгаться на ваши земли и пугать твою подругу.       Несмотря на то, что все слова были мне (к большому — с учетом разницы во времени в без малого тысячу лет — моему удивлению) понятны, как-то адекватно отреагировать удалось опять-таки не сразу. Причиной тому была готовая начаться вот-вот истерика. Еще немного и я начала бы неконтролируемо смеяться, как сумасшедшая, но пока что мне удавалось держать себя в руках.       — Как вас вообще сюда занесло? — задала я самый очевидно-тупой (как понимаю теперь) вопрос из всех возможных, а потом, не удержавшись, добавила: — Вы не производите впечатления… Ну, местных.       Уже тогда я понимала, что несу бред. При том крайне неловкий. Потому постаралась отвести взгляд, смотреть куда угодно, но не на собеседника. Потому, что, скажу честно, от его взгляда мне все еще хотелось удрать куда подальше. Но единственная слабость, которую я на тот момент себе невольно позволила — идиотский смешок. К счастью, никто не обратил на это внимания. Или, во всяком случае, не подал виду.       Я снова украдкой посмотрела на Юлю. Снова слегка позавидовала ее коммуникативным навыкам.       Вместо ответа мой «собеседник» пробормотал что-то неразборчивое. Во всяком случае, для меня. Я, разумеется, сделала самый очевидный из напрашивающихся выводов: что ему известно о случившемся немногим больше нашего. Если подумать…       — Товарищи! — раздался вдруг голос Рафа (о котором все умудрились успешно забыть). — Если что, харчи готовы. Можно брать.       И я сразу поняла, что все это время должна была завидовать именно ему и его невозмутимости. (Потом окажется, что ее причина крылась в том, что этот «гениальный» тип решил, что это какие-то наши знакомые. По крайней мере, мне он сказал: «Мало ли с кем ты общаешься на работе». Я не шучу).       Все взоры, конечно же, тут же обратились к нему. На пару мгновений я испытала почти облегчение, решив, что самое трудное уже позади. Ошибочно.       — Что он говорит? — вновь обратился ко мне Альтаир. Снова почувствовав на себе его взгляд, я едва сдержала рвущийся наружу тяжелый, обреченный вздох потому, что в тот миг до меня дошла одна не слишком обнадеживающая мысль: в случае, если происходящее реально, а разобраться с причинами быстро не удастся…       — Предлагает сначала поесть, а потом решать все остальное.       Признаюсь, я гордилась (и до сих пор горжусь) тем, что почти никак не выдала своей пугающей догадки. Разве что я по-прежнему старалась не смотреть на него. Только теперь по нескольким причинам сразу. Мне безумно хотелось, чтобы все это оказалось не более чем плодом моего бурного воображения. Мне ужасно хотелось сбежать от этого маскирующегося безумия (знаю, говорила уже много раз, но ничего не могу поделать).       И я собиралась воспользоваться вдруг открывшимся окном возможностей. Я даже спросила:       — Нужна еще посуда?       Раф даже ответил, окинув странным задумчивым взглядом собравшуюся компанию:       — Думаю, да, — он определенно хотел добавить что-то еще, но почему-то передумал и просто кивнул.       Я тоже кивнула, чувствуя себя одновременно дурой, ужасно виноватой, а еще испытывая настолько сильные облегчение и удовлетворение от пришедшей в голову идеи, что последние два пункта почти полностью перекрывали первые. Потому я позволила себе осуществить это бегство.       Наверное, слишком поспешно я двинулась в направлении дома. Внутрь я, однако, не вошла. Не доходя до ведущей в кухню с улицы двери, я привалилась к полусухой яблоне и, прикрыв глаза, позволила себе дать волю чувствам: истерично рассмеялась. Видит бог, мне это было действительно необходимо. Иначе…       Я до сих пор не знаю, что было б иначе.       Смеялась, как показалось тогда, долго. Несколько минут точно. Смеялась так, что на глаза навернулись слезы, и все равно не могла остановиться. Уже очень и очень давно не творилось со мной такого. Хотя, скажу честно и сразу, я та еще истеричка.       Наконец совладав с собой, я сделала несколько глубоких вдохов. Потом подумала о том, что (раз времени уже потрачено немало) можно взять недостающие тарелки и вилки с сушилки. Я развернулась к посудному столику. Благо, нужное количество нужного (спасибо моей лени) там было. Не было другого. Гребанного ведра.       И это отсутствие заставило снова испытать угрызения совести. Тогда-то мне в голову и пришла та странная идея, которую я затем предложила Юле, а та — остальным.       В дом я заходить все равно не стала. Хотя мысль провернуть все сразу, признаюсь, закрадывалась. Но я хорошо понимала, что не смогу в точности предугадать реакцию. Рисковать просто так мне не хотелось. И я просто вернулась назад с несколькими дополнительными тарелками, сделав для того над собой определенное усилие. Какой-то части меня (полагаю, более рациональной) казалось, что когда я вернусь, все будет так, как должно: у мангала не будет никого кроме тех, кого приглашали — Юли и Рафа. Мы посмеемся над странным видением, а потом…       Разумеется, моим надеждам не суждено было сбыться. В противном случае, не рассказывала бы сейчас эту историю.       — Ты что-то долго, — заметила Юля, а затем что-то сообщила Эцио по-итальянски. Тот улыбнулся, внимательно посмотрев на меня, и тоже что-то сказал, обращаясь (видимо) ко мне.       Я только покачала головой, давая понять, что не понимаю почти ни слова, вручила посуду Рафу (единственному, кому в данной ситуации могла доверять), а затем обратилась к Юле. По-русски потому, что ни один другой язык не казался уместным. Не было такого (или же мне так казалось), чтобы его понимали сразу все, получается…       — Нам нужно поговорить один на один. Касательно ситуации.       Юля странно посмотрела на меня и словно нехотя кивнула. Мы отошли в сторону — поглубже в заросли слив и яблонь. Мне не было особого дела до того, что кто-то может что-то услышать. Мне, в сущности, не было дела ни до чего. Но так казалось более правильным. Я собралась с духом, чтобы высказать, что думала и чувствовала, но инициативу перехватила Юля:       — Это действительно они, — она звучала скорее радостно и утверждающе, чем что-то еще, и это отчего-то подействовало на меня почти удручающе.       И я не стала рассказывать ей ничего. Только пробормотала что-то вроде: «Ага, кажется, да», а затем (справившись со своим разочарованием) сказала уже четче и громче:       — Нам нужно решить, что дальше. Что делать со всем этим.       За секунду до того, как ответ прозвучал, я была почти полностью уверена, что уже его знаю и что он совершенно точно мне не нравится. Так оно и оказалось в итоге потому, что Юля предложила:       — Пока мы все побудем здесь, у тебя, попробуем разобраться, в чем дело, а там… — мне совершенно не понравилось и то, как она это предложила и как при этом пожала плечами. — Там видно будет.       Я была готова психануть, сказать, что на такое не подписывалась, что то, что она предлагает опасно, что нельзя идти на поводу у взыгравших фанатских чувств, забывая, с кем, черт возьми, имеешь дело, и просто о базовой осторожности. В конце концов, мы не знаем, что послужило причиной их сюда попадания и, если на то пошло, едва ли знаем этих людей вообще. Но я понимала и то, что других вариантов действий, каким бы наивным и сырым не казался этот план, у нас не было. Во всяком случае, на тот момент. Поэтому просто кивнула.       — Попробуем разместить их куда-нибудь на ночь, а утром, если ничего не изменится, — на самом деле, тогда я очень надеялась, что к утру оба посторонних пропадут также внезапно, как появились. — Придумаем, что дальше. Кстати… — от моих предыдущих слов лицо Юли светилось так, что мне было страшно произносить следующие: — Нужно что-то с временным гардеробом делать. Во всяком случае, с учетом того, что я… — даже вспоминать о том инциденте было неловко, не то что говорить.       К счастью, Юля поняла (сложно, если подумать, было не понять).       — Ну, это уже твоя забота будет, — рассмеялась она, определенно на что-то намекая. У меня не было особого желания играть с ней в шарады. Я слишком устала для этого и слишком запуталась в том, что вообще собиралась сказать. Так что просто махнула рукой.       Мы вернулись к остальным.       — Присоединяйтесь, товарищи, — предложил Раф, с ходу вручив Юле тарелку с лучшими кусками: — Специально вам отложил. Было непросто.       Я обвела пространство взглядом и не без удивления отметила, что оба гостя-«вторженца» (пусть и с некоторой настороженностью) с определенным аппетитом потребляют приготовленное моим товарищем. Если честно, до сих пор гадаю, как ему удалось добиться такого результата. Если кроме русского и куцего куска родного португальского он буквально ничего не знает. Тогда же я сделала вывод, что, возможно, имеет смысл «завербовать» его на свою сторону до того, как это сделает та, с кем мы так сильно и внезапно разошлись во взглядах. Решила обязательно поговорить с ним чуть позже.       Пока же, предоставив Юле доводить решение до хронологически младшего ассасина (снова заинтересованно посмотревшего на меня) и вежливо отказавшись от предложенного уже мне мяса, я собралась с силами и…       — Вы можете, если хотите остаться на ночь, — сообщила я Альтаиру. Именно в такой формулировке, хотя уверена, мы оба хорошо понимали, что с альтернативами негусто. — А утром тогда… — я задумалась, пытаясь подобрать мало-мальски подходящее слово, но не справилась. По все той же причине: не могу нормально думать, когда на меня так пристально смотрят.       Я зябко поежилась и вспомнила об еще одном обстоятельстве. И мне (в который уже раз?) стало ужасно стыдно.       — Здесь вечером холодает в это время года часто, — наверное, я сказала это тише и быстрее, чем нужно, но пытаться повторить все равно отчего-то не стала, понадеявшись на успех: — Тебе, наверное, стоит… Имею в виду, что влажная одежда — не самый лучший вариант, и… — вспоминая, как несла все это, чувствую себя почти также тупо, как тогда. Тогда мне хотелось провалиться сквозь землю. Особенно, когда озвучила последнее: — Может в доме, если вдруг, что-то найдется?       Видимо, в тот момент я уже понимала каким-то шестым чувством, на что подписывалась. Потому, что — к моему одновременно разочарованию и удивлению — он предложение принял.