Дом разделенный

Принц Деймон Таргариен В последний раз проверив, закреплены ли все цепи его седла, драконий всадник ослабил поводья и прикрыл глаза. Караксес же, почуяв настроение своего хозяина, сложил крылья и перевернулся с головы к хвосту — теперь хищник пикировал прямо вниз, набирая пламя для разрушительного удара. За ночь это был уже третий удар по Триархии: тщательная разведка, проводимая практически под самыми облакам, принесла плоды. Деймону удалось выяснить, что баллисты и скорпионы тщательно охраняли городские массивы (видимо, опасаясь возможности таргариеновского налета), но вот районы портов все еще оставались более уязвимыми местами — в конце концов, спасать собственные шкуры лидеры Триархии всегда умели лучше, нежели защищать подневольное население. В полумраке Караксес терял яркость своей чешуи, отчего казался не более чем расплывающимся летним облачком. Большая ошибка лиссенийских дозорных стала для них последней — стремительный зверь изверг наружу пламя, сравнимое с жаром андальских Семи Преисподних и пожиравшее на своем пути все, что имело хоть какую-то форму. Стоявшие на рейде корабли, судостроительные верфи, приближенные к гавани здания стремительно превращались в обугленные дочерна руины, хранящие под собой горсти праха из тех, кому не повезло в столь темный для города час. Уйдя за скрывавшие фарватер скалы, Деймон развернул дракона и повел его в сторону вольно-наемничьих казарм: меньше чем через минуту перепуганные солдаты присоединились к павшим без боя товарищам. Все. Пора было уходить обратно на Ступени. Триархия получила послание: политика вложения денег в "далекую и не затрагивающую никого из верхушки войну" окончательно провалилась. Да, воротилы Эссоса всегда могут притащить еще древесину с железом и начать строить новый флот, однако психологический эффект должен как минимум заставить их взять тактическую паузу. Конечно, все еще серьезным оппонентом оставался Дорн, зато принц Мартелл появился очередной шанс обдумать такой вопрос: раз противо-драконья защита не смогла спасти Триархию от одного чудовища... сумеет ли ее бледное подобие удержать гнев целого выводка дома Таргариенов? К сожалению, когда Бартимос Селтигар услышал тщательно выверенные заявления на этот счет, он отреагировал отнюдь не благосклонно — напротив, несостоявшийся шурин полностью соответствовал ожиданиям Деймона. — Это было смело. И глупо, — отрубил Барт, встретивший его в лагере сразу после посадки. — Если бы принц королевской семьи Вестероса попал в плен, он бы рисковал лишиться сначала члена, потом языка, потом чести, а напоследок уже жизни. И нет, я сейчас говорю не о нашем существовании от рождения до смерти, а о том, что делает нас самим собой. Пытки, избиения, иные виды насилия... все это способно уничтожить человека, не обрывая биения его сердца. У вас, ваше величество, все еще есть семья. А именно — спящий в своей кроватке малютка Вейгар, у которого остались только папа с дядей. Быть может, Визерис с Рейнирой, если они, вопреки сказанным им в Красном замке словам, не вычеркнули принца из числа близких родственников. Деймон почувствовал, как в его груди тлеет чувство стыда, и поспешил оборвать нравоучения Селтигара. — Я понял, — примирительно произнес Таргариен. Барт лишь устало махнул рукой: раз уж принц однажды соврал, то наступать на эти грабли еще раз не имело особого смысла. — Надеюсь, Шлюхи задумаются, во сколько мертвецов и монет им обходится война за Ступени. Сомнительно, что Рогаре и Мартеллам по силам оплачивать одну безрезультатную кампанию за другой. — Пускай так. — Красный Краб сменил гнев на милость и с усталым вздохом протянул ему свиток, чем заслужил недоуменный взгляд Деймона. — Новости от Ларджента. К счастью, я не один из бессловесных слуг, да и... ребенок спит. Значит, вести в письме ожидались довольно паршивые, раз уж Бартимос крайне предательски воспользовался гнусным приемом для подавления потенциального приступа злости. Развернув свиток, Таргариен смерил Селтигара тяжелым взглядом. — Наше отсутствие сильно повлияло на расстановку сил. Валирийская троица больше не столь едина, как при Эйгоне Завоевателе. Мое пребывание здесь, скажем так, не то что бы нежелательно, но и не слишком поощряется. Полагаю, Визерис не сильно обрадовался моему участию в игре за Железный трон... которого, справедливости ради, и в помине нет. В ответ Деймон выдавил задумчивое "угум" и вернулся обратно к тексту. Выходило, что бывший капитан Золотых плащей Харвин Стронг слишком зачастил на Дрифтмарк — несмотря на поражение в ходе последнего турнира, леди Алисента не отказалась от своего чемпиона. Мужская солидарность с сиром Лейнором благополучно сломалась об мысль, что излишне сильный дом Веларионов вовсе не на руку принцу, а единственным активом, который Деймон мог попытаться получить от Корлиса, был брак с леди Лейной. Только вот Рейнис не будет столь сговорчива к такому союзу: на фоне законорожденных детей всегда будет мелькать тень старшего брата-бастарда. — У Морского Змея есть наследник. А кто наследник наследника? — Пока никто, — хмыкнул Селтигар. — Правда, мало найдется желающих опровергнуть утверждения леди Веларион о том, что детишки пойдут больше от андальской крови, чем от валирийской. Ай да мерзавец Хайтауэр! Каким образом... нет, каким чудом он протолкнул свою дочурку в ряды богатейшего дома Вестероса? И даже если это ему удалось — почему Визерис до сих пор не заменит Отто на посту десницы? Дураку было бы очевидно, что новоиспеченный тесть будет действовать в пользу Лейнора, но точно не Рейниры! "И кто же займет его место?" — иронично зашипело подсознание. — "Уж не Лионель ли Стронг, отец Харвина? Не-е-ет, ты сам знаешь, что этого не будет. Разве что старик Лиман Бисбери мог бы подняться с должности мастера над монетой, но ему понадобится преемник. Отбросим утратившего лояльность Бартимоса — получим какого-нибудь Тайленда Ланнистера. Власть медленно уползает из пальцев короля..." Не будь они с Визерисом врагами, место десницы мог бы занять сам Деймон, хотя бы на короткое время. Однако такое развитие событий было сравнимо с древними легендами из Века Героев, да и перспектива отдать кровно отвоеванные острова в руки брата, прочно вросшего в Железный трон, не прельщала. Нет. Однозначное "нет": Ступени, королевство Узкого моря, Таргариен не отдаст — он и его сын заслужили свое маленькое логово. Как ни парадоксально, но теперь дом Хайтауэров, владетелей Староместа и Цитадели, превращался в сдерживающий фактор. Остановить Отто мог только консорт принцессы, связанный с ним лично: как сам сир Гвейн (вручавший Хайтауэру всю полноту власти в стране), так и сир Ормунд или кто-то из других племянников десницы по старшей линии (что вынудило бы Зеленого Ублюдка враждовать с родичами). Для самого принца Деймона имелся еще один вариант... появившийся в результате одной алкогольной попойки и выстроенный не иначе, чем на грани сумасшествия с поистине патологической наивностью: брачный альянс с правящей семьей Дорна. С противником на протяжении последнего столетия, вполне резонно опасавшегося возможного наступления Визериса Таргариена или его наследников через Марки, вдобавок обеспеченного поддержкой драконов с неба. Или же Кворен Мартелл, как и его предки, являл собой живое воплощение родового девиза "Непокорные, несгибаемые, несломленные"? Определенно. Тогда взамен авантюрного, но сравнительно верного флотского сборища Деймон не получил бы ничего, кроме обещаний предоставить дорнийскую армию, а на деле — яда в бокале или ножа в спину. — Картина стала несколько яснее, как я понимаю, — усмехнулся Красный Краб, заметивший дрогнувшие впервые за несколько минут глаза принца. — Пора перейти к более важным вещам. Бартимос указал рукой на новенький штандарт: на черном фоне была изображена злобно рычащая красная драконья голова. В отличие от изначального знамени дома Таргариенов, здесь ящер красовался в полном одиночестве. Хищный, опасный, будто бы пришедший из самих Четырнадцати огней... Деймон представил, как такие знамена будут развеваться на ветру, символизируя его власть на Ступенях, и довольно осклабился. — Изгнанный ли, покинутый ли, неважно: он все еще дракон, — торжественно выговорил Селтигар. — Всегда готовый забрать свое. *** Леди Алисента Веларион Когда-то, после смерти матери, отец казался ей единственным человеком, способным защитить от любой напасти, поэтому и Гвейн, и Алисента всегда просили помощи именно у Отто, а вовсе не у деда или лорда Остина. В четырнадцать лет Алисенте казалось, что пребывание в Королевской Гавани, врученное на золотом блюде второму сыну-книгочею, сможет дать ей новую жизнь — не лучшую по сравнению с остальными выходцами из дома Хайтауэр, а просто другую. В какой-то мере это даже была правда. Грязная, колючая и безжалостная к тем, что поздно понимал, что реальность в кишащей людишками всех мастей клоаке слабо соотносится со сказками, повествующими о благородных рыцарях и благочестивых дамах. Сама Алисента поняла это, достигнув восемнадцатилетия: сир Отто, бывший когда-то ее вернейшим спасителем, поддался порче, что называют властью, и подталкивал ее все чаще общаться с овдовевшим королем. Нет, десница не отдавал дочери приказы или наставления под угрозой расправы — но в его речах все чаще исчезал обычный человек и все чаще проявлялась ехидная тень, тщательно выбирающая удобный момент для красивого слова или символического, "в силах второго сына", действия. — Будь собой, Сенти, — улыбался ей Отто, держа за руку, прямо как в детстве на одной из лавочке во дворе родного замка. — В этом твое преимущество. Вторым ее преимуществом стала вера в Семерых. Набожная мать, являющая собой воплощение сначала Девы, а после Матери, часто рассказывала ей истории о том, что мужчины, несмотря на свои природные надобности, чаще тянутся к тем женщинам, которые смиренны внешне и строптивы внутри. К тем, чья гордость может позволить себе "отказать лорду Остину и дать согласие твоему отцу", как говорила ей мама. — Наследник дома Хайтауэр, как мне говорили, не имел недостатков, но я выбрала выйти замуж по любви. И никогда об этом не жалела. И она была такой, как учила леди Виктария Хайтауэр: кроткой, но ретивой. Ведь, как считал десница короля, именно такая супруга была нужна овдовевшему Визерису. Однако Отто ошибся: принц Деймон своим ядом разрушил его мечту и чуть не втоптал в грязь саму леди Алисенту, выставив ее словно науськанную шавку. Годы показали, что сир Отто обладал недюжинными талантами в разных вещах — и он действительно совершил невозможное, сумел урвать счастливый случай в качестве награды за верную службу королевству. Десница заключил сделку с Корлисом Веларионом, вручив свою единственную дочь в жены наследнику Дрифтмарка. Морской Змей был более чем доволен — что было удивительно, ибо наверняка он желал увидеть на месте Алисенту другую девушку: Рейниру Таргариен, живой ключ к Железному трону. Сама же наследница престола оказалась... с гнильцой — хотя она прямо предупреждала, что сир Лейнор подозревается в нетрадиционных отношениях, а тот сам признался, что обладает только специфическими вкусами, у новоиспеченной леди Веларион все равно остался большой шрам на сердце от малодушия названой сестры. "Она знала", — поняла Алисента, когда Рейнира отвела глаза от традиционной процедуры обмена плащами. — "Знала... и сделала все, что смогла". — Ты о чем-то задумалась, — произнес Харвин, накинувший верх ночной рубашки через плечо, словно вытесанное из камня. Он не спрашивал, он утверждал. Что ж, присутствие наследника Харренхолла стало для нее одной из немногих отдушин в семейной жизни — точнее, трещиной, сквозь которую вышли все заповеди Семерых о верности. Впрочем, с точки зрения септрианства Алисента никогда по-настоящему не изменяла мужу: Лейнор всегда все знал, лишь улыбаясь в ответ на светящиеся глаза супруги. Вот и сейчас он отправился в гости к друзьям в Штормовые земли, а ее оставил на острове со словами "Думаю, мы оба заслужили хороший отдых". — О жизни. — О безжалостной сучке, перемалывающей нас без конца, — характерно ответил Стронг и приобнял ее сзади. Тонкая ткань женской сорочки ощутила всю... полноту мужского естества. — Прости за грубость. — Скажи мне, Харвин, — взгляд девушки ушел куда-то в сторону бьющихся о побережье морских волн, — что во мне такого, что заставляет тебя приходить сюда? Ты молод, не женат, у тебя нет отбоя от дам... Почему я? — Так бывает, Алис. — Харвин ответил просто, скрестив свои руки на ее талии. — Сложно описать. Может, барды называют это любовью. Может, это привязанность людей, которые когда-то что-то потеряли и нашли снова, не в силах отпустить. Я не знаю, как правильно называется это чувство, но клянусь: наверняка мои слова кажутся чушью, но они правдивы от начала и до конца. Костолом и Соломенная вдова. Как печально, что настоящую свободу она сумеет обрести только после смерти Лейнора. Не будь он сам заложником ситуации, пышущем искренностью и живостью, Алисента давно уже покончила бы со всей этой чудовищной неправильностью. Если счастье есть лишь в смерти, зачем тогда... — Не смей думать о таком, — стиснул ее в объятиях Харвин: судя по всему, последнюю фразу леди Веларион произнесла вслух. — Живи сейчас. Забудь обо всех этих спорах за наследство, за трон: все мы рано или поздно предстанем перед богами. Они создали этот мир — и они ответят нам за это. — Я должна выполнить свой долг. Как, если я никогда не смогу подарить Лейнору наследника? — А почему ты вообще так решила? От такого вопроса Алисента аж оторопела и медленно повернулась к любовнику. — Ведь... это обман! Нельзя взять и... — Конечно, Лейнор имеет право знать, — кивнул Стронг и дотронулся губами до лба девушки. — И все же лишать тебя шансов стать матерью ребенка, пусть и с кровью андалов, будет гнусно даже для него. Не тогда, когда все ждут именно такого исхода вашего брака. Да и Корлис не слепой и не глухой, чтобы не осознавать последствий от увлечений сына. Более того: он уже это понимает. Все-таки слухи о необходимости правящей четы Веларионов возникли не на пустом месте: дитя с примесью дракона будет обладать несомненно большим весом, чем остальные отпрыски Дрифтмарка. Корлис старше Рейнис почти на двадцать лет — но раз такой мужчина в свои годы сохранил определенную крепость, то почему чреву принцессы не остаться пригодным для столь неординарной задачи? Почему же тогда Отто отдал свою дочь, словно разменную монету? Ответ предельно ясен: власть. Если "синие" перехватят ее у "красных", наследником трона станет именно Лейнор Веларион. И тогда второй сын из дома Хайтауэров сможет с достоинством смотреть на будущую королеву... или, говоря точнее, леди из королевской семьи: вряд ли Рейнис потерпит фактических бастардов возле Железного трона. Будь Алисента моложе, то предупредила бы отца о совершаемой им ошибке. Но она выросла, закалилась в постоянных разочарованиях — и хочет пожить для себя. Теперь роль послушного орудия обречен исполнять сир Гвейн. Отто и Рейнира расплатятся за свою алчность. За ее, Алисенты Веларион, искалеченную жизнь. — Иди ко мне, — прошептала девушка, и легкая ткань осыпалась к ее ногам.