Дом разделенный

Король Узкого моря Деймон Таргариен "Они вернутся, как только подготовятся к новой войне. Надеюсь, ваше величество, у нас будет шанс прожить этот год безо всяких... инцидентов". Столь лаконичное выражение прозвучало из уст Бартимоса Селтигара, смотревшего вслед отходящему от берега кораблю под оранжевыми парусами с пронзенным копьем солнцем. Тогда Деймон ничего ему не ответил, хотя желание прикончить Дразенко Рогаре раз и навсегда никак не затухало. Но нет, нельзя — хотя бы потому, что это мгновенно нарушило бы едва-едва подписанное между Ступенями, Лиссом и Дорном предложение о перемирии. Как оказалось, совершенный Деймоном налет на Три Шлюхи имел поразительный успех. Триархия ощутила жар войны — особенно Лисс, одним махом лишившийся практически всех своих верфей и двоих магистров. Буквально сама судьба благоволила принцу, ибо в сожженном лиссенийском порту закончил свой земной путь магистр Диего Хейн, а лихой капитан Саррано Саан отныне пребывал в состоянии опаленного обрубка. Это не говоря уже о том, что какой-то из сыновей дома Рогаре чудом спасся из огненного ада в прибрежьях Тироша, куда прибыл по делам отца. Таргариен сам не понимал, как триархи вообще на это согласились. Будь Деймон на месте те же Хейнов или Саанов, на Ступенях давно царило бы пожарище невероятного масштаба... ах да, точно. Ведь Вольные города не имеют драконьей мощи, да и развязывать полномасштабную войну с Вестеросом у них нет желания — на место Кровавого Змея может прийти та же Вхагар, а она еще злее своего младшего сородича. Быть может, наоборот, разлад между королевской семьей показался дорнийцам и лиссейницам более выгодным обстоятельством для будущих инвестиций: например, братья Рогаре не замедлили начать перетягивать лиссенийское одеяло на себя. Лисс оказался самым пострадавшим, Тирош — самым ближайшим, а Мирр — самым отдаленным. К списку грехов Порочного Принца добавилась репутация безжалостного завоевателя, готового сжечь хоть целый город ради алчности, а решившая взять паузу Триархия отправила к Ступеням корабль под мирным знаменем. За львиную долю договоренностей отвечал лорд Селтигар, стремивший выжать из врага самый максимум возможных уступок. Морской Змей тоже стремился поучаствовать в дележке пирога, и не желавший лишний раз ссориться с представителем потенциально враждебной правящей группировки Деймон дал ему возможность проявить свои дипломатические навыки. Если Бартимос представлял на переговорах кнут, то Корлис стал своеобразным владельцем пряников, и представлявший союз Триархии и Дорна лорд Дразенко был очень недоволен этим фактом. — Я видел в их глазах смесь из страха и злости, — удовлетворенно отметил в один из дней Красный Краб. — Они знают, что у нас всего один дракон, но не могут подобрать подходящий маневр, чтобы их количество равнялось нулю: риск обратного результата слишком велик. Так или иначе, по итогу переговоров война откладывалась как минимум на двенадцать месяцев. Обстановка военного времени все еще сохранялась некоторое время, однако теперь часть солдат можно было переводить на работы мирного времени. Деймон видел, как заготовленные доски уже идут на строительство домиков, часть полей обрабатывается для спасительного от голода урожая... а он, король Узкого моря, будет железной рукой править своим маленьким королевством. Ну и, конечно же, подле него встанет наследник, принц Вейгар. Вот только мирная жизнь должна была закончиться ровно ко вторым именинам маленького Таргариена — а вовсе не растянуться на три с лишним года. Во-первых, Пентос и Браавос развязали очередную войну за и против работорговли. Во-вторых, Волантис отвлекся на своего вассала: Волон Терис, зависимый от него еще со времен Рока Валирии, стал эпицентром кровавой борьбы наместника с восставшим населением, а нехватка хлеба на фоне эпидемии серой хвори еще сильнее ухудшила ситуацию. Внимание Триархии переключилось больше на свой континент, нежели на Ступени, так что острова фактически вернулись к своей изначальной деятельности — Деймон не забывал, что повод для войны заключался именно в чрезмерно высоких пошлинах за торговлю и право прохода, и решил использовать этот фактор для собственного обогащения, учтя ошибки бывших владельцев архипелага. Веларионы и Селтигары увели большую часть своего флота обратно в Вестерос, оставив вместо себя сира Малентина и сира Аркоса соответственно. Теперь Деймон был единственным крупным военным командиром, оставшимся на Ступенях. Впрочем, особых проблем с армией и флотом не было: они медленно пополнялись авантюристами и младшими сыновьями, надеявшихся найти себе место за пределами Семи Королевств. — ...Сейчас сто че-тыр-над-ца-тый год от Завоевания Эйгона Драконовластного, — выговорил маленький Вейгар, стоя лицом к отцу. — Молодец, — усмехнулся Таргариен. Наследник улыбнулся и торжественно обхватил ручкой эфес игрушечного меча, выточенного из полена. С точки зрения взрослого воина это больше было похоже на слегка увеличенный в длину кинжал... но большой разницы для маленького принца не будет. Плотник решил, что полая сердцевина подойдет больше — маленькие кусочки металла позволят обеспечить Вейгара какую-никакую самозащиту, а заодно приучат к весу. К тому же, как говорится, устами младенца глаголет истина — в частности, "плотивника всегдя мозно тукнуть по коленке". — Пап, а мы когда-нибудь полетим в твой родной замок? — спросил Вейгар, усевшись в расположенное в углу отцовской комнаты кресло. Таргариен пожал плечами. Он хотел. Очень сильно хотел. С момента своего визита в Красный замок Деймон ни разу не отослал Визерису ни одного письма — только Рейнира была удостоена посланного через Селтигаров подарка. Ну и Корлис, как старый боевой товарищ, получил от него малый валирийский клинок в честь рождения настоящего наследника — Джейкериса. "Только что он унаследует: Приливы или таки Железный трон?" — Ты знаешь, что мы с дядей Визерисом сильно поссорились? — Из-за того, что я родился? Король Узкого моря замолчал, не зная, что ответить. После минутного колебания он взглянул в умненькие глаза Вейгара и тяжело вздохнул. — Не совсем. И не только. Я наговорил брату много плохих вещей, о которых теперь жалею. Он хотел, чтобы у него тоже был маленький мальчик, как ты у меня, но не получилось. У тебя есть двоюродная сестра, сейчас ей... — Деймон произвел подсчеты. — Почти семнадцать лет. — Большая! — с эмоцией "ого!" выдал Вейгар. — Ребенок чуть старше тебя, — хмыкнул Деймон, чем заслужил возмущенную и одновременно смешную мордочку сына. Неудивительно: как бы мал ни был принц Узкого моря, на него с детства смотрели как на человека, обязанного продолжить дело отца. Нормальный четырехлетний малыш не должен считать себя взрослым — это абсолютно не тот возраст, чтобы заставлять кого-то учиться принимать важные решения. В дверь постучали, и сразу после короткого "Войдите" в проем несмело протиснулся камердинер из числа молодых. — Ваше величество, — поклонился юноша, сначала Деймону, потом его сыну. — Прибыл ворон из... столицы. Таргариен, вскидывая бровь, кивнул, и камердинер тремя длинным шагами вручил свиток с до боли знакомой печатью. Трехглавый дракон на красном сургуче, перевязанный золотистой лентой. — Свободен, — сухо выпроводил юношу Деймон, и тот незамедлительно убрался восвояси: не будучи одним из доверенных лиц, справиться с создаваемой принцем тяжелой атмосферой было сложно. Вейгар же, встав на ноги, несмело подошел к отцу и стал ждать. Читая, Деймон хмурился, не вполне веря в написанное. Визерис заболел некоей серьезной болезнью, угрожающей разъесть кожу и мышцы. Лейнор Веларион вновь готовится стать отцом. Ко всеобщему удивлению. Рея Ройс, эта бронзовая сука, сообщила: она согласна на развод с Деймоном, но сначала обговорит с ним один-единственный момент. Рейнира, готовящаяся выйти замуж, была готова, пусть и тайно, узаконить принца Вейгара при двух условиях: если он и Деймон не будут пытаться сместить ее с Железного трона... и если принцесса вообще сможет его занять. "Зря ты так отзывался о сире Кристоне. Если бы не он, я бы даже не смогла написать и отправить это письмо". Мир Деймона Таргариена только что сделал очередной кульбит, и он не знал, как отреагировать на него. Да, когда-то давно, сразу после ссоры, младший из принцев мечтал сам воссесть в Красном замке в качестве монарха, но, если рассуждать серьезно, у него не было планов снимать с родичей головы. Деймон представил картину: он, улыбающийся столь же жутко, сколь очаровательно, стоит с Темной Сестрой наголо подле трона и ждет, как к принесенной плахе медленно подступают остальные Таргариены. Взмах — и голова Визериса с искаженным от злобы лицом падает на пол. Взмах — и заплаканные глазки Рейниры приобретают мертвенно-дымный вид. Взмах — и останки гордой Рейнис катятся по камню, разбрасывая черные с проседью локоны в разные стороны. Закованным в цепи Корлису с Лейнором остается лишь сжимать кулаки в гневе, прежде чем придет уже их очередь... — Ну что, пап? Король Узкого моря встретил малиновые глаза сына и тут же отрезвел. И это его мечта? Оправдать обвинения Отто Хайтауэра, стать вторым Мейгором? Сейчас Деймон стоял перед выбором. Не делать ничего означало бы бросить Вестерос на верную погибель гражданской войны. Взять власть в Семи Королевствах самому — и стать правителем (причем не факт, что долгим), ненавидимым доброй половиной лордов. Попытаться вмешаться на стороне Рейниры и дать шанс своему сыну на более достойную, чем сейчас, жизнь... или же оказаться в цепях вследствие ловушки в исполнении Визериса. Веларионы и без его возможностей достаточно сильны, чтобы менять Лейну на дракона и маленькую островную армию. Деймон Таргариен, младший брат короля, Порочный принц... будет нужен разве что лишь наиболее консервативным лордам, которые хотели видеть на Железном троне мужчину. При условии, конечно, что они хотели жить в едином Вестеросе, а не в фрагментарных Королевствах времен Завоевания. — Трудно сказать, сынок, — Деймон потрепал сына по голове, и тот улыбнулся, словно стараясь утешить разом опечалившегося отца. — Мне нужно кое о чем подумать. — Ты хочешь побыть один, да? "Все-таки это неправильно. Он слишком взрослый". Аккуратно отправив мальчика в его покои (и строго наказав караульному приглядывать за ним), Деймон вернулся обратно за стол, выудил из ящика пергамент с чернилами и взялся за работу: ему нужны были донесения от Лютора Ларджента... а также клятвенное обязательство от Бартимоса. Если полет Караксеса в Вестерос станет последним для них обоих, у Вейгара останется хотя бы дядя. *** Десница короля Отто Хайтауэр Отложив чернильницу в сторону, мужчина потянулся — и тут же сжал зубы от боли, прострелившей мышцы ног от колен до лодыжек. Приступ длился всего минуту-другую, но Отто казалось, что время тянется, словно яблочная патока. Наконец Хайтауэр почувствовал, как боль отступила, и поднялся со стула, чтобы дойти до кровати: каждый шаг больше походил на люфт разболтанного арбалета. Еще немного, и Отто рискует взлететь куда-нибудь под потолок. Болезнь стала мучить десницу пару лет назад. Великий мейстер Орвиль заверил его, что боли возникают из-за "спазматического напряжения", вызываемого неравномерным образом жизни — большую часть времени Хайтауэр проводил за бумагами, сидя в своей Башне, что никак не могло положительно сказаться на здоровье. Посетовавший на тяжесть труда государственных мужей Орвиль рекомендовал ему флакон с мазью и снижение количества времени, потраченного на просиживание в кресле. Вот только Отто мог позволить себе отдых лишь ночью, да и то не всегда. Рассуждения усевшегося на постель десницы вернулись к перечню приглашений, составленных на смотрины женихов для принцессы Рейниры. Возникал вопрос: кого дать в супруги официальной наследнице Железного трона? Единственный равновесный кандидат, лорд Лейнор Веларион, был уже женат, а брак с любым главой великого дома в Вестероса считался бы этаким "нарушением баланса" по отношению к другим регионам. Сам Отто не мог не заметить грустной, даже злой иронии по отношению к его попыткам смешать собственную кровь с Железным троном — сир Ормунд Хайтауэр, сын его брата Остина, который должен был стать новым лордом Высокой Башни, взял небольшую паузу перед обручением с Оливией Медоуз. Почему? Ответ очевиден. Наиболее опасными кандидатами в мужья Рейниры считались братья Ланнистеры — причем не сколько лорд Джейсон, столько сир Тайленд, занимавший пост мастера над кораблями и обладающий острым умом. Отдельные злые языки (на поверку, однако, быстро отделяемые от тела) шептались, что леди выходят замуж не за хозяев Утеса Кастерли, а за сам Утес: золотые прииски Западных земель были единственным противовесом богатствам Веларионов. А ведь у Корлиса еще есть дочь... Перспектива найти консорта для будущей королевы из числа вторых сыновей могла стать оскорблением для обеих партий — как для нового главы семьи, так и для самой принцессы, поэтому выбирать следовало очень тщательно. К величайшему сожалению Отто, даже его старший сын Гвейн откровенно проигрывал кузенам, не говоря уже о других представителях знати Простора. Вдобавок с каждым годом замужества дочери отношения между внезапно получившим корону Визерисом и вторым сыном лорда медленно, но верно портились — все чаще среди королевского двора раздавались предположения, почему Визерис держит потенциального предателя подле себя: то ли как заложника, то ли как связующее звено с половиной Простора, а то и как оба варианта сразу. С другой стороны, нельзя было исключать того, что король сам не подпускал Хайтауэров слишком уж близко к единственной наследнице, ибо несмотря на болезнь, дураком он не являлся и потому мог прекрасно понимать стремление Отто породниться с обеими ветвями правящей династии. — Тринадцать лет службы Железному трону... — проговорил вслух десница, — и бесплодная мечта в качестве награды. Единственным утешением Хайтауэра было то, что его прямой конкурент на должность десницы, лорд Лионель Стронг, тоже в последнее время распрощался с благосклонностью короны, поскольку Харвин официально считался чемпионом леди Алисенты и формальным союзником "синей" партии. Более того... — Вы все еще можете удержаться на своем посту, лорд Отто, — раздался со стороны камина голос мастера над шептунами, и повернувшийся Хайтауэр узрел перед собой проявляющегося из тени Лариса Стронга. Во внешности молодого человека присутствовало что-то, напоминавшее ворона: при искаженном свете отталкивающие черты могли приобрести некое доверительное, чуть ли не мудрое выражение, усугубляемое косолапой хромотой. Большинство, будучи в здравом уме, не воспримет калеку за серьезного врага, а напрасно. — Все ваши мысли написаны на вашем лице. — Лорд Ларис, — хмыкнул под нос Отто. — Признаюсь, не ожидал увидеть вас в столь поздний час. — Дела государства не терпят отлагательств. Особенно, если они связаны с изменой королю. По спине Хайтауэра пробежала дрожь. Формально говоря, сказанные Стронгом слова были правдой: брак Алисенты с Лейнором в обмен на тонкие диверсии против Визериса можно было посчитать за более чем выгодную сделку. Ни одного свидетелей беседы Корлиса и Отто не имелось, что означало одно из двух — либо Ларис блефовал, либо имел в виду нечто совершенно иное. — И кто же сей преступник? — Мой старший брат, — развел свободной рукой Косолапый, опираясь другой на трость. — И не он один. Вторым потенциальным обвиняемым может стать ваша дочь. Лицо Отто окаменело. — Мы оба знаем, что у Лейнора Велариона весьма специфические вкусы. Надеюсь, хотя бы это вы не будете отрицать? — Ларис развернул к нему тот самый стул, прогретый Хайтауэром пять минут назад, и осторожно сел. — Давняя дружба между сиром Харвином и леди Алисентой тоже не нуждается в излишних доказательствах. Как, разумеется, и тот факт, что андальской крови в юном Эйтаре чересчур большое количество. — Все это не более чем домыслы, лорд Ларис. — Разумеется, — Стронг улыбнулся. — Но, к несчастью, мой старший брат имел неосторожность связаться с Золотыми плащами во времена его молодости. А кому хранило верность старое ядро городской стражи, мы оба прекрасно знаем. — Алисента никогда не стала предавать... — Веру в Семерых, закованную в уста вашей безвременно почившей супруги? — печально произнес мастер над шептунами, будто вспомнил собственную мать. — Боги жестоки. Да и сир Лейнор, вне всякого сомнения, осознает свой недостаток. Как, разумеется, и леди Веларион. "Лейнор очень добр, отец", — говорила ему Алисента, и ее печальные, как у лани, глаза наполнились теплом. Мог ли Отто прямо сейчас убить Стронга, учитывая, что тот слаб? Возможно. Но Ларис наверняка не так глуп, чтобы прийти к Хайтауэру с животрепещущей лекцией безо всякой страховки вроде стилета в рукаве. Да и избавиться от тела будет крайне проблематично: протащить изувеченное тело от Башни Десницы до приморской стены крепости без следов — та еще задачка. — Что вы любите больше, лорд Отто: семью или власть? Выбор невозможен. Нельзя отказаться от того, что лежало в твоих руках всю сознательную жизнь. Хайтауэр молчал несколько секунд, глядя прямо в немигающие глаза мастера над шептунами, а затем выдавил: — Чего вы хотите? — Чтобы Вестерос лежал в руках достойного короля и его верных советников. Мы ведь, в отличие от бедняги Харри, солидарны друг с другом в этом начинании, не правда ли? Отто неверяще уставился на Лариса: тот с легкостью приговорил к смерти собственного брата, словно маленькую букашку. Стронга абсолютно не волновало то, что гибель Харвина разобьет сердце и Алисенте, и лорду Лионелю — зато леди и наследник Веларионов останутся живы. — Не все так мрачно, лорд Отто, — усмехнулся Ларис и наклонился вперед, вжимая трость в каменный пол. — В конце концов, есть вещи и похуже клятвопреступлений. Сквозь открытое окно со свистом залетел порыв ветра, вмиг затушивший и камин, и свечи в комнате. Когда Хайтауэр вернул освещение... Стронга уже не было.