Empathy

Мег много работает. Мег не подпускает к себе близко. Мег редко улыбается. И все же она хорошая. Я так считаю. Моя любимая и единственная подруга. Много кто со мной разговаривает. О постороннем... О личном. Но никто из них не мой друг. Только Мег. Сейчас она сидела передо мной нереальная. Такой Мег не существует. Избитая, раненая, уязвимая. Ее сильные руки покрывали порезы. Глубокие порезы от рубящего оружия. Ожоги. Колотые раны. Сломанные кости под грубой кожей. Все ее тело пострадало. Самое чудесное тело во всех трех мирах. Загрей. Загрей - сын нашего владыки. Сын Аида. Мой дядя. Как он мог... сделать это с... Мег? Когда-то давно, Мег и Загрей были близки. Очень. Когда они расстались, Мег была безутешна. Этого никто не замечал. Она никогда бы не позволила другим увидеть ее боль. Но я все видел. И потому мы дружим. Она позволяет мне быть с ней. С настоящей. А не той, которая она для всех. А я принимаю ее такой, какая она есть. Я многого не знаю о Мег. Но для того, чтобы дружить это и не важно. Некоторые тайны должны оставаться тайнами. Глубоко от всех. Что-то да должно оставаться в глубине. Без этого ты сам не свой. - Позволь мне... помочь? Я обошел ее. Сел со стороны, где нет крыла. Протянул к ней свою бледную серую руку, а она промолчала. Я все понял. Аккуратно. Очень аккуратно я обнял ее. А затем погладил по плечу. Она свела брови вместе. Лицо бледнее обычного. Каменное. Совсем не такое каменное, которое я привык видеть. Сейчас оно болезненное. Она страдает... Стараясь касаться как можно осторожней, я гладил ее кожу. Голубую, как адуляр* и грубую от постоянных тренировок. Сколько себя знаю, Мег всегда участвовала в битвах. Сначала тренировочных, затем массовых. А после стала карательницей. Но все той же для меня. Я гладил ее, и раны затягивались. Порезы превращались в рубцы, а ожоги становились просто грубой кожей. Почти неотличимой от ее собственной. Когда она шипела, я дул на то место, где было рана, а затем снова проходился по больному. Это было нечестно, но без такого не справиться. Надо спросить где болит, а потом потрогать там. Для того, чтобы восстановить. Не ранить. Так и здесь. Болит, значит заживает. Постепенно, Мег приобретала свой привычный облик. Сначала я помог ей восстановить кости. Они срастались а она тихо надрывно, насколько позволяла гордость, выла сквозь ткань легкого хитона. Меня повело. Стало тяжелее сидеть на месте. Я поерзал, стараясь лишний раз не тревожить Мег. Потом восстановил целостность плоти в местах глубоких порезов и колотых ран. Глаза начали медленно закрываться, но я настойчиво открывал их снова. Когда она смогла ровно сидеть сама, я понял, что скоро она совсем поправится. Помню, как смотрел на нее снизу вверх. Помню, что думал, какая она величественная. Такая сильная. Сидит. После такого тяжелого состояния. Смотрит на меня. Не улыбается, но я вижу все по ее глазам. Восстановить кожи в местах мелких порезов она мне уже не позволила. Хоть я и тянул к ее коже, неожиданно ставшие тяжелыми, руки. Она просто держала их, словно они весили не больше чашечки нектара. Держала своими сильными ладонями мои изнеженные руки. Так говорит дядя Гипнос. Говорит, что наши руки похожи. Не созданные для грубой и тяжелой работы. - А еще он говорит, что когда я много времени уделяю восстановлению. Будь то комната отдыха, реставрация старых ионических ордеров или "исцелению недугов", то превращаюсь в змейку. Такую беленькую. Похожую на змеек у малышки Дузы. Только у нее зелененькие, а я... Отовсюду звучал посторонний голос, а через мгновение я осознал, что он мой. Медленно из под век я глянул на самую лучшую мою подругу Мег. Она выглядела такой большой. А ее руки... Я подумал, что могу поместиться в ее ладонях полностью. А затем стало темно. И только запах крови... а еще кожи Мег окутывали меня. Сквозь сладкую дремоту до меня донесся хриплый голос. Мег говорила мне... - Спи, Ромус...