Навеки преданная Аду и Небесам, любящая мать и неверная супруга, Эйшет.»
В отличие от лиц Мамона и Ламии, выражение лица Асмодея ни сколько не изменилось, только губы изогнулись в кривую линию, когда он убрал от себя письмо, передав его Кроули. — Она была красива и безнадёжно глупа, влюблённая в монстра, — сказал он с болезненной иронией в голосе, а вишнёвого цвета губы сверкнули печальной полуулыбкой. Серафим согласно кивнул, свернул письмо и вновь спрятал его в широкий рукав собственной сутаны. Усталым и печальным взглядом он посмотрел на присутствующих и вздохнул. Руками он опёрся о стол, будто вот-вот мог потерять равновесие. Тело не слушалось, ноги и руки отекали, а больные крылья безвольно свисали за спиной. Даже перья выглядели старыми и больными — облезлые и мокрые, как у побитого голубя. — Думаю, вам стала понятна причина, по которой я решил встретиться с вами, — протянул тогда Кроули, тяжело пыхтя. Ламия кивнула. — Не успел стихнуть реквием по Эйшет, а Сатана вновь вознамерился выступить против Небес. Он желает найти орудия и уничтожить их, обратив в пепел, — сказала демоница. Голос ее звучал тихо, но шепот был злым и пренебрежительным. Пламя свечей и свет кристаллов отбрасывали на бледное лицо Ламии свет, но даже несмотря на это черты не казались дикими, опасными. Кроули вдруг криво улыбнулся, глянув на женщину, а затем любовно погладил бархатную подушку с артефактами. — Сатана уже знает, что атам и рубин в наших руках, но он не знает, во что их обратила Эйшет. Также ему известно, что только я знаю о том, где спрятана королева Ада, — объяснил Кроули. — Будьте уверены — Сатана не выступит против Небес. Даже имея божественную силу, равную силе Шепфа, он остаётся ничтожным трусом. — Хм, верно, — задумчиво протянул Асмодей. — Зная о том, что единственные в мире орудия его смерти в руках ангелов, наш паршивый король не станет метаться. Жизнь и трон ему дороже всего. Дороже Люцифера, — злясь протянул демон похоти и разврата, нервно дёрнув щекой. В унисон сказанному кристалл над головой Асмодея вспыхнул, как будто соглашался с недовольством демона. Тогда встрял Мамон. Потерев подбородок рукой, он положил одну руку на стол и взял в руки анх. Артефакт не изменился, оставшись в форме египетского креста. Демон поражённо усмехнулся. — Выходит, заклинание работает. — Работает, — кивнул Кроули. — Эйшет продумала всё до мелочей. И, кстати, говоря о Люцифере… Он — причина, по которой я собрал вас здесь. — Ему требуется наша защита? — спросила тогда Ламия, а сердце её болезненно сжалось, стоило ей вспомнить лицо маленького мальчика, плачущего и зовущего родную мать, несколько дней гниющую в сырой земле на берегу реки Стикс. Перед глазами тут же мелькнул образ собственной маленькой дочери, плачущей ночами от шорохов, лёжа в своей колыбели. От жалости молодая демоница едва не пустила слезу, но крепкая и надёжная рука мужа, стискивающая её ладонь, приободрила и успокоила. — Нет. Не совсем так, — возразил Кроули, вырывая Ламию из её кошмаров. — Защищать требуется не Люцифера, а артефакты, созданные Эйшет, — объяснил он. Ангел придвинул к себе подушку и встал из-за стола, внимательно оглядев присутствующих. Прочистив горло, он вздохнул и обратился к демонам голосом, преисполненным уважения и мольбы: — Я не случайно обратился к вам, друзья, — начал он торжественно. — В первую очередь, моё доверие вам обусловлено тем, что вам доверяла Эйшет. А во-вторых, вы — одни из немногих демонов, разделяющих с ангелами опасения по поводу правления Сатаны. И, поскольку наши мнения сходятся, я хочу, чтобы вы приняли участие и помогли своей божественной сутью не только родному дому, но и всему миру, — Кроули устало вздохнул, а брови его насупились, отчего дряблые обвисшие веки придавали взгляду ещё более печальный вид. — Я опасаюсь, что гнев Сатаны может оказаться столь необузданным, что обратит в войну не только Небеса и Рай, настроив их друг против друга, но ввяжет в этот круговорот смертей и простых смертных. — Всё, как писала Эйшет в письме, — сказал задумчиво Асмодей. — Кроули, раз ты считаешь, что мы можем помочь — не тяни. Изложи суть нашей задачи. Старый ангел кивнул, а затем вынул из-за пояса острый клинок. Рукой он рассёк собственную ладонь и торжественно глянул на демонов, выставив обе руки — окровавленную и ту, что удерживала оружие, вперёд. Мамон сразу сообразил, что от него требуется. Он быстро взял из рук ангела клинок и провёл лезвием глубокий порез на ладони, являя всем тёплую бордовую кровь на смуглой ладони. Ламия последовала примеру супруга, а затем передала клинок в руки Асмодея. Демон взял его и выгнул бровь, глядя на Кроули. — Клятва на крови, — произнёс он. Догадка подтверждения не требовала. — Так я буду уверен, что вы не нарушите слово, — сказал только Кроули. Асмодей возражать и спорить не стал. Одним ровным движением он порезал руку, и тогда все присутствующие опустили ладони на стол, раной вниз. Кровь тут же окропила собой дубовый стол, алой струйкой рассекаясь по дереву. — Клянусь хранить Секрет Небес во благо жизней, сотворённых Шепфа, оберегать его от злых умыслов и деяний, позорящих имя Создателя. Демоны подхватили торжественный тон ангела, решительно объявив: — Клянусь. — Клянусь. — Клянусь. Кровь со стола испарилась мигом, не оставив за собой и следа. Порезы на ладонях тоже зажили — единственным напоминанием о них стали бордовые разводы на ладонях. Но, не обращая внимания на запачканные в крови руки, демоны вернулись на места. Тогда Кроули взял в руки огниво и вручил его в руки Мамона, многозначительно глянув на него. Демон тут же спрятал предмет за пазухой и кивнул, безмолвно заверяя старика в сохранности предмета. — Спрячь его на Земле. Место выбери сам. И ни в коем случае не сообщай местонахождение камня никому, даже тем, кто посвящён в тайну, — велел строго Кроули. Мамон вновь кивнул. — Особому орудию — особое место, — произнёс он себе под нос, едва слышно, и снова дёрнул головой в согласии. Теперь Кроули взял в руки золотой анх и личный дневник Эйшет — кожаную тетрадь, перевязанную веревочкой, и вручил их в руки Асмодея. Демон принял предметы и серьёзно глянул на ангела, едва тот успел раскрыть рот, чтобы выдать предостережение. — Я понял: спрятать, никому не рассказывать, — сказал Асмодей. Кроули кивнул. — Но это ещё не всё, друзья, — обратился он к демонам. — Ещё одно поручение? — догадалась Ламия. — Именно, — подтвердил ангел. — Помимо того, что вы должны сохранить в тайне нашу встречу и взять на себя ответственность за артефакты, я смею просить вас об ещё одной услуге. — Всё, что угодно, — решительно заявила Ламия. — Я хочу, чтобы вся подлинная информация об Эйшет была спрятана. Очерните её имя в книгах и учётных записях. Клевета — тяжкий грех, который я не могу брать на себя. Но вы способны мне помочь. — Как хорошо, что мы демоны, а? Выполняем грязную работёнку, — глумливо отозвался Асмодей. Кроули его юмора не оценил, но Мамон и Ламия усмехнулись. — Это на благо Небес и Ада, — возразил оскорблённо Кроули. Асмодей лишь махнул рукой. — Успокойся. Всё будет сделано, — ответил демон. — Кроме того, — не унимался старик. — Я прошу вас ни в коем случае не говорить Люциферу правду о смерти его матери. Также, он не должен знать о том, что все записи об Эйшет — вымысел. Пусть думает, что его мать совершила преступление против Ада. Так будет лучше. Ламия вдруг вскочила с места и изумлённо глянула на Кроули. Материнское сердце заболело, а в горле встал ком, мешающий ровно дышать. Женщина насупила свои красивые брови и сжала губы, недовольно обратившись к серафиму: — Думаешь, Кроули, будет милосердно, если сын будет считать мать предательницей? — грозно спросила она. — Это разобьёт ему сердце! — чёрные крылья дрогнули в недовольстве и чуть-чуть приоткрылись, угрожая ангелу. — Одно разбитое сердце не стоит тысяч наших жизней, — возразил Кроули и встал с места. От того, как быстро он поднялся, стул противно скрипнул по идеально начищенному мраморному полу. Полы ангельской сутаны хлопнули его по лодыжкам, когда мужчина сделал шаг из-за стола. — Если одному только Люциферу нужно пройти через боль, чтобы спасти всех нас — он пройдёт. И, если не по своему желанию, то по моему, — серьёзно и властно заявил старый ангел. Мамон и Асмодей промолчали, а Ламия чуть рыкнула в недовольстве. — Как долго нам ещё терпеть тиранию Сатаны? — не унималась она. — До тех пор, пока пророчество не начнёт исполняться само по себе, — объявил Кроули.***
Бесконечное множество сундуков, коробок, ворох платьев, куча обуви и шкатулок с украшениями — комната Вики и Мими походила на модный бутик в день распродажи. Кругом царил хаос, яблоку было негде упасть. И если бы Фенцио заявился в комнату к девушкам, то тут же упал бы в оборок от беспорядка. Но, к счастью, продлился он недолго. Слуги, отправленные Мамоном, живо прибирали вещи маленькой госпожи по сундукам, грузили их на спины ждущих снаружи морских драконов и один за другим увозили во дворец демона. Вики сидела на кровати, прижав к груди колени и глядя усталым, скорбящим взглядом на Мими, раздающую указания слугам. Выглядела она хорошо. Куда лучше, чем два дня назад, когда она без устали истерично рыдала, проклиная всё, на чём свет стоит; когда кусала подушку и руки в кровь; когда напивалась и в мельчайших подробностях вновь и вновь рассказывала Вики о своём первом знакомстве с Ади, о первой вечеринке с вертолётами на утро, о первом задании, поцелуе и о первом сексе. Мими пищала ночи на пролёт, плача о том, каким прелестным другом был для неё Ади, и как резко и неправильно оборвалась его жизнь. Девушка буквально сгорала изнутри, топя горе в алкоголе, а сейчас, казалось, от скорбящей Мими не осталось и следа. Скорбь заменила злость. Дикая, горящая. Такая, которую носили в себе все демоны школы — злость от жгучей обиды и несправедливости. Школа окончательно разделилась на два лагеря: обе стороны стали бойкотировать занятия, отказываясь учиться вместе. Поначалу Геральд и Фенцио пытались сдерживать этот бунт, но тогда ученики и вовсе перестали появляться в школе. Пришлось идти на уступки и назначать обеим сторонам раздельные лекции. Только Непризнанных не отделяли, заставляя порой появляться на одних и тех же лекциях дважды. Вики смотрела на подругу, чувствуя, как у неё сжимается сердце в остром болезненном спазме. Демоница стояла уверенно, уперев руки в бока. Она то и дело исправляла действия слуг, ругала их или подбадривала, но изо всех сил старалась избегать взгляда подруги. А Непризнанной он был так нужен. Так хотелось, чтобы Мими зыркнула на неё своими красивыми тёмными глазами, согревающими, как горячий глинтвейн в холодную зимнюю погоду. Как хотелось, чтобы сейчас в комнату вошёл Ади, завалился на кровать прямо в грязных ботинках и выдал бы очередную пошлую шутку в адрес Мими. Но демон был в Небытие, а демоница остервенело паковала вещи. Вики вновь глянула в окно, прижав голову к коленям. Пришла зима. На дальние холмы ложился снег, небо опускалось низко, тучи скользили по нему. До Рождества осталось недолго, а за ним — ночь чёрной луны. Загадок не становилось меньше, но и разгадки к ним не находились. И чем ближе наступал этот роковой день, тем страшнее становилось Вики. Бал распределения, на котором девушка должна была принять сторону, тоже был не за горами. Но после последней встречи с матерью, Непризнанная ни в чем не была уверена. Она хотела стать ангелом, вершить добро и справедливый суд, но желудок её болезненно сжимался каждый раз, когда она видела холодные глаза матери, а разум её молился о том, чтобы его не захлестнули чёрствость и властолюбие. Чтобы Вики не стала такой, какой стала Ребекка. Из мыслей Непризнанную вырвал грохот сундука, упавшего на пол. Она вздрогнула, тут же глянув на слуг, уронивших тяжёлый предмет, но наткнулась на взбешённую Мими, которая ворчливо двинулась к ним и стала ругать, на чём свет стоит. — Если у вас такие кривые руки, может, отцу стоит и вовсе отрубить их?! Они вам без надобности! — кричала девушка, наблюдая за тем, как гоблины пугливо поднимали сундук. Вики заметила на гладком мраморе царапину от его золотых ножек, а затем глянула на Мими, подняв на неё свой расстроенный взгляд. — Мими, — обратилась она тихонько, измученно. — Что?! — демоница тут же обернулась, бешено сверкнув глазами. Вики поджала губы от неловкости, чувствуя, будто между ними пролегла широкая пропасть, на дне которой бушевала огненная лава. Сделай один неверный шаг — и ты погиб. — Ты действительно хочешь уйти к отцу? — расстроенно спросила Вики, умоляюще глядя на подругу. — Прошу тебя, не оставляй меня одну. — Я не могу оставаться здесь и смотреть на лица этих ублюдков, забравших жизнь Ади только из-за своей прихоти, — рыкнула Мими грубо. — Эй, вы, — обратилась она к слугам. Гоблины тут же обернулись к своей госпоже. — Заканчивайте быстрее. Тошно мне, — презренно бросила она. Гоблины засуетились вновь. — А ты, Вики, — демоница глянула на подругу. — Не хочешь оставаться одна — пойдём со мной. Папа с мамой не будут против принять тебя у нас. — Я не могу оставить школу, Мими, — жалобно ответила Вики, покачав головой. — Я стану ангелом. Если я уйду в Ад, бросив занятия, что скажут те, на чью сторону я перейду? От слов Вики в глазах Мими вспыхнул огонь злости и презрения. Она откинула волосы за спину и гневно взглянула на подругу, чей лоб рассекла морщинка усталости, а в глазах скопились слёзы. Но, несмотря на её вид, демоница и не думала жалеть Непризнанную. Она скривила губу, будто запахло гнильцой, а затем ядовито усмехнулась, да так, что даже Вики вздрогнула. Такую злую и ненавидящую Мими она видела впервые. — Вот как? — спросила девушка спокойно, но за этим холодным тоном скрывалась настоящая бомба, готовая вот-вот рвануть и поднять на воздух остатки её самообладания и трепещущее сердце Вики. — Хочешь встать на сторону тех, кто забрал жизнь Ади? Хочешь стать такой же сукой, как твоя мамаша, принимая почести и грея свой зад в замке Цитадели? Этого ты хочешь, да?! — Мими сорвалась на крик, а Вики подскочила на ноги, почувствовав, как в руках скапливается горячая энергия, грозящая вот-вот распалиться и выйти на свободу. Непризнанная крепко сжала руки в кулаки, лишь бы не напасть на подругу, лишь бы не причинить ей вред. Но Мими не была столь милосердна. Словами она продолжала вырезать на душе Вики клеймо позора и презрения. — Ты — чёртова трусиха! Идиотка, которая не видит, что всё, окружающее ангелов — фальшь. Давай, продолжай глотать их дерьмо, может, удастся дослужиться до уровня своей мамочки и заслужить её лавры. — Мими… Не говори так… — жалобно сказала Вики. Спорить с подругой она не хотела — разумно понимала, что все слова Мими — необузданный гнев, скорбь и обида. Слышать эти слова было едва ли не больнее, чем видеть то, как голова Ади катилась по эшафоту. Но Непризнанная статично молчала, до боли сжимая руки в кулаки, а по щекам её текли слезы. — Я буду говорить то, что думаю! Предательница! Ты — предательница, сука, вот ты кто! — взвизгнула Мими, больно ткнув Вики в сердце. Отвечать больше Непризнанная не стала. Она отошла на пару шагов от подруги, вперив взгляд в окно, и горько беззвучно заплакала. В груди болезненно сжалось сердце, дыхания стало не хватать. Всё, чего хотелось — отворить балконные двери и нырнуть вниз с высоты башни, разбиться о торчащие внизу скалы и больше никогда не воскреснуть. Кто бы мог подумать, что простые слова могут ранить так сильно, так невыносимо больно. Слёзы обжигали глаза и щеки, пока Мими, стоя позади Вики, вновь ругала гоблинов. Лишь когда дверь за последним из них захлопнулась, девушка замолчала. По комнате разносились редкие всхлипы Непризнанной, которые она старалась заглушить, кусая пальцы рук. За оглашающей тишиной вновь раздался шум. Каблуки Мими застучали по мрамору, а следом холодная ладонь коснулась плеча Вики и несильно сжала, заставив Непризнанную обернуться. Она глянула на демоницу, ожидая услышать новый поток ругательств, но увидела на её лице такие же горькие слёзы, какие застилали её собственные глаза. Мими всхлипнула, а затем крепко прижала к себе Вики, заставив ее прильнуть к своему плечу. — Прости меня, пожалуйста, — жалобно прошептала демоница, давясь собственными слезами. — Я идиотка! Я такая дура! — пищала она, сотрясаясь в рыданиях. Вики ничего не оставалось кроме как обнять подругу и также пустить слёзы на её хрупкое плечо. Рукой она мягко пригладила волосы Мими, её спину и крепко обвила талию. — Я понимаю, — всё, что могла прошептать Вики. — Но и ты пойми меня, прошу, Мими. У тебя есть всё — семья, положение, статус. У меня этого нет. Мне предоставлен лишь один выбор, который навсегда определит мою судьбу. Я не хочу проживать свои дни в сожалениях, живя на самой низкой ступени, где об меня будут вытирать ноги и помыкать мной, как гончей собакой. — Я знаю. Знаю, — жалобно пролепетала Мими. — Просто мне одиноко. Мне так одиноко, Вики… — Ты не одна. Мы вместе, Мими. Где бы ты не находилась, мы — вместе. Мими кивнула, вновь крепко обняв подругу, но тут же отпустила её. Она отошла на несколько шагов и, подойдя к двери, коснулась позолоченной ручки рукой. В последний раз оглядев комнату, девушка оставила на дверном косяке лёгкий поцелуй и слабо, но тепло улыбнулась подруге. Вики её улыбку переняла, обняв себя руками, будто мысленно обнимала саму Мими. — Что бы ни случилось, я жду тебя. Двери моего дома всегда для тебя открыты, — сказала демоница. — Я люблю тебя, — прошептала Вики, смахивая с глаз слёзы. — Я люблю тебя, — последовал ответ. Дверь за Мими закралась, а Непризнанная медленно сползла на пол, опираясь на двери балкона. Сквозь закрытые двери и окна в комнату ворвался холод. Ледяной озноб табуном мурашек прошёлся по телу Вики, заставив её задрожать и сжаться в углу комнаты. Девушка уткнулась лицом в колени, пальцами впившись в кожу ладоней. Комната вдруг стала одинокой, пустой и холодной, а сердце будто подвесили на горящую нить, грозившуюся вот-вот сорваться в пропасть, сотканную из бесконечной боли и тоски. Непризнанная всхлипнула один раз, два, а потом слёзы было не остановить — она плакала и плакала, ладонями закрывая рот и растирая солёную влагу по щекам. Вместе со слезами выходила боль, уступая место глухой пустоте. Уокер оплакивала усопшего Ади, его мать, с которой она не была знакома, но которая страдала более всех других и, конечно, Вики оплакивала ушедшие в светлое прошлое совместные дни, наполненные счастьем и радостью. Все переменилось в один миг, и каждая секунда теперь приносила боль и разочарование. По мере того, как шло время, и стрелки часов бежали вперёд, Вики успокоилась. Слёзы постепенно вытеснило равнодушие, а за ним пришло опасно-безразличное спокойствие. Непризнанная сидела, вперив взгляд в белую дверь, куда вышла Мими, при этом выглядя совершенно пустой и разбитой. Даже свечение посередине комнаты она уловила не сразу. Сначала показалась вспышка, за ней большая чёрно-белая дымка, а в конце появилась Ребекка. Серафим оказалась посреди комнаты дочери, как по щелчку пальцев. Высокомерным взглядом оглядев комнату, женщина прошлась туда-сюда, разглаживая складки своего платья и придирчиво осматривая предметы мебели и интерьера. По ходу того, как её глаза бегали от стен до потолка, она была чем-то недовольна, но Вики было плевать. Она даже не узнала незнакомку, явившуюся в облике родной матери. Теперь Ребекка казалась ей кем-то далеким, совершенно чужим человеком. И лишь на задворках сознания теплилась мысль о том, что эта женщина с волевым взглядом была её родной матерью. Ребекка прошлась от центра комнаты до Вики и недовольно посмотрела на неё снизу вверх. Во взгляде её читалось явное осуждение той слабости, что прямо сейчас проявляла дочь, сидя на холодном полу собственной комнаты. Серафим упрямо вздохнула, потерев переносицу, и сжала губы, лишь бы не сорваться от раздражения. — Встань, Вики, — приказным тоном велела она, хотя Непризнанная слышала, как тяжело ей было не сорваться на гонор, с которым она обращалась ко всем, кто стоит ниже или даже выше неё по статусу. Вики осталась сидеть на месте. Она только подняла взгляд на мать и закатила глаза, открыто показывая свое непослушание и осуждение её персоны. Но Ребекку, казалось, поведение дочери не огорчило. Она только махнула рукой и фыркнула, всем своим видом высказывая раздражение от ребячества, которое демонстрировала дочь. — Хорошо. Хочешь сидеть здесь — сиди, — недовольно проскрежетала женщина. Вики осталась на месте, тихонько глядя на собственные голые ступни. — Так и будешь молчать? — раздражилась Ребекка. — А разве, нам есть о чём поговорить? — хмыкнула Непризнанная, только теперь подняв взгляд на мать. — Я думала, я тебе неинтересна. Ты ясно дала понять это в тот день, на суде. — Не веди себя как ребенок. Ты взрослая девушка, Вики. Ведь знаешь, терпеть не могу ребячество и этот юношеский максимализм, — Ребекка фыркнула, закатив свои красивые голубые глаза. — Нет. Не знаю, — просто ответила Вики, пожав плечами. — Ведь ты не даёшь мне узнать себя. Конечно, к чему тебе я, когда ты добилась таких высот. Проявлять чувства нынче дорого стоит, не так ли? — Всё так, — Ребекка оскалилась, состроив на лице не то ухмылку, не то злобную мину. — В этом ты права, Вики. Проявил мягкость, показав свои слабые места — будь готов подставить шею для укуса. Ангелы не прощают и не терпят слабости. Чтобы выжить ты должна быть сильной, не прогибаться и идти напролом, — заявила Ребекка, сложив руки на талии. Выглядела и говорила она как та, кто действительно понимал всю соль этой жизни. Лицо серафима было бесстрастным, а тон ровным и спокойным. Только изредка Вики удавалось обнаружить в ней эмоции и повадки, которые делали её той самой матерью, с которой девушке пришлось расстаться ещё в детстве. А в остальном — Ребекка была холодной статуей без чувств и эмоций. — К чему ты говоришь мне всё это? — Вики усмехнулась и встала с места, смело заглянув в лицо матери. — К чему иметь упорство и смелость, если все мои успехи и старания не имели никакого смысла всё то время, что я нахожусь здесь? — О чём ты говоришь? — Ребекка непонимающе нахмурилась. — Разве ты не переходишь на новые уровни, разве не становишься всё ближе к балу распределения? — Становлюсь, — Вики кивнула. — С твоей подачи, мама. Разве не ты велела Кроули открывать передо мной любые двери, пропуская вперёд? — упрямо спрашивала Вики, заранее зная, что ответ будет положительным. Но вот только Ребекка изумилась. Она проглотила множество вопросов, что возникли в её голове, а затем спокойно и холодно усмехнулась. — Видения, значит, — утвердительно кивнула она самой себе. — И что же ещё ты видела? — спросила она, будто прощупывала почву. — Многое, — Вики пожала плечами. — И мне нужны ответы. Если уж я впутана во всё это дерьмо, а ты располагаешь информацией, так будь добра объясниться. Ребекка выгнула бровь, будто насмехалась над дерзостью дочери, а затем прошлась по комнате и провела рукой по красивому туалетному столику, нынче свободному от множества шкатулок и баночек Мими. Затем её взгляд упал на противоположную стену, где над изголовьем кровати Вики в стене зияла большая трещина, похожая на паутину. Женщина в недоумении глянула на неё, изобразив не лице мнимое удивление. — Что, вымещала гнев на стене? — спросила она почти весело. — Что-то вроде того, — кивнула Вики, вспомнив, как Люцифер собственноручно оставил дыру в стене серебряной заколкой, которой ранее она проткнула его живот. Почему-то от этого воспоминания по телу Непризнанной пошла крупная дрожь, так что ей пришлось обнять себя руками, успокаивая. — Долго мне ещё ждать, пока ты налюбуешься комнатой? — дерзко спросила она, силясь отвлечься. — Что ты хочешь знать? — незаинтересованно вторила Ребекка, наконец вернув внимание к дочери. — Что за Секрет Небес, который ты упоминала Кроули в моём видении, и как с ним связана я? — пытливо спросила Вики. — Почему я вижу все эти странные сны, когда не должна? И о какой королеве говорила Эйшет, умирая? — Не всё сразу, — Ребекка нахмурилась, выставив руку вперёд и потерев переносицу так, будто у неё болела голова. — Во-первых, Секрет Небес на то и секрет, что я не вправе раскрывать его суть. Особенно таким как ты. — Таким как я? — Вики едва не оскорбилась, но вспомнив, что говорит со своей заносчивой матерью, чуть успокоилась. — Непризнанным, — поправила себя Ребекка, но лучше Вики не стало. Но она всё же взяла себя в руки и вновь задала вопрос: — Так значит, и о моей причастности к нему ты не расскажешь? — Скажу так: пророчество выбрало тебя на помощь Люциферу. Размыто, с кучей секретов, но это пока всё, что я могу сказать тебе, — ответила Ребекка. — Тогда отвечай дальше, — Вики развела руками. — О снах и о королеве. — Сны — временный дар, дарованный тебе пророчеством. Он пройдёт, как только Люцифер свершит задуманное и освободит тебя от обязательств, — просто ответила серафим. — А с королевой всё куда интереснее. — Сгораю от любопытства, — ответила Вики, скривив губу. — Когда Эйшет передала Кроули артефакты — рубин и клинок, о них ты знаешь, встал вопрос о третьем орудии против Сатаны. Его также было необходимо упрятать, — рассказывая, Ребекка ходила из стороны в сторону, сложив руки в замок прямо перед собой. — Тогда Эйшет отделила часть своей королевской энергии и отправила её на Землю. Кому она передалась было неизвестно, но теперь, когда Наэма живёт в Аду, мы знаем, что сила королевы принадлежит ей. Именно Наэма прольёт свою кровь в пламя, выпустив вместе с ней энергию Эйшет. — Так значит, — Вики нахмурилась. — Сатана тоже в курсе об этом? Вот почему он так ненавидит Наэму! — Он не в курсе, — перебила Ребекка, помахав рукой. — Думаю, ненависть Сатаны объясняется другими причинами. Всё же, у Наэмы множество грехов, за которые её можно не любить. — Вы с ней знакомы? — Вики удивилась. — Виделись лишь несколько раз. Она была на балу распределения, когда я принимала сторону. Красивая демоница с красивыми чертами лица. Сильная, влюбившая в себя самого Асмодея, — Ребекка усмехнулась. — Этого никому не удавалось, а она смогла. — Говоришь так, будто восхищаешься ей, — заметила Вики. — Нет, — серафим покачала головой, глядя тепло и снисходительно. — Я ей сочувствую. — Почему? — не поняла Уокер-младшая. — Мы с ней похожи. Обе были Непризнанными, обе достигли высот, — серафим пожала плечами. — Вот только я шла к своей цели, не останавливаясь и не тратя свое время и силы на отношения — балласт мне был не нужен. Все мужчины, что были в моей жизни — мои средства, коими я достигала цель. А Наэма… она любит власть и стремится к ней почти также, как я. Едва ли не сильнее. Вот только на жизненном пути она свернула не туда — влюбилась. А любовь, как я и говорила, Вики, — любое её проявление делает человека слабым. Может, если бы Наэма не поддалась чарам Асмодея, давно бы правила Адом единолично, без Сатаны и Люцифера. — Настанет конец света, если она возьмёт на себя управление, — Вики закатила глаза. — Наэма для политики не создана. Она создана для роскоши, любви и поклонения. — Что верно, то верно, — Ребекка усмехнулась. — Но, не будем расстраивать её. Пусть девочка помечтает. Вики чуть улыбнулась, впервые за столько дней чувствуя своё лицо, мышцы, что оно не иссохло и оставило ей возможность улыбаться. Вот только тонкую улыбку её тут же омрачила другая мысль: король Преисподней. — Если Сатана всё же узнает о том, что Наэма носит в себе энергию Эйшет — он взорвётся. Сломает бедняжке шею, как спичку. — Шея Наэмы меня мало волнует, — пожала плечами Ребекка, а затем махнула рукой. — Как только сосуда не станет, сила королевы самостоятельно найдёт другую хозяйку и будет перерождаться снова и снова до тех пор, пока не исчерпает всю себя. — И как скоро это произойдёт? — спросила Вики. — Исчерпание силы? Через пару бесконечностей. — Значит, беспокоиться не о чем? — переспросила Непризнанная. — Пока — нет, — ответила серафим. Вики вздохнула и отошла от матери на несколько шагов, уставившись в окно. Полуденное солнце светило ярко, но даже несмотря на это ветер был морозным, его порывы посылали по коже Непризнанной толпы мурашек, обдувая открытые участки кожи. Девушка удручённо вздохнула, глядя на небо: Ребекка не дает ей таких необходимых ответов, молчит, скрывая от дочери то, что ей так важно знать. Что, если от знания зависело её будущее? А Вики и не могла ничего сделать, будучи маленькой Непризнанной, стоящей на самой крайней ступени иерархии. Оставалось лишь ждать и терпеть, ждать и снова терпеть. Уокер казалось, будто вокруг неё разворачивалась необыкновенная, бьющая ключом жизнь, в то время как сама Вики носила на глазах повязку, скрывавшую от неё многие тайны мира. Ребекка подошла к дочери со спины, положив ей на плечо руку и чуть сжав, будто подбадривая. Но Вики её порыва не оценила. Девушка отстранилась от матери, скинув с себя её руку и неприязненно посмотрела в её холодные глаза. От этого взгляда по коже Ребекки пошла неприятная дрожь, но она изо всех сил держала лицо, лишь бы не показывать дочери своих чувств. Лишь на одно короткое мгновение Вики показалось, что она разглядела в глазах матери тоску, но когда женщина гордо вскинула подбородок, и все предположения Непризнанной мигом улетучились. — Все ещё злишься на меня? — ухмыльнулась женщина, склонив голову набок. — Так заметно? — Вики оскалилась. — Я думала, как моя дочь ты поймешь меня, — вздохнула Ребекка. — Думала, поймёшь, что смерть Ади — необходимая мера. — Ты приказала казнить моего друга и ждёшь от меня снисхождения? — Непризнанная нахмурилась. — Иногда я задаюсь вопросом в порядке ли ты, — сказала она, фыркнув. Серафим только вздохнула. — Смерть Ади вновь показала бездействие Сатаны, его трусость и зависимость от Небес. Демоны увидели это и теперь точно знают, что бороться за своего короля не стоит, — объяснила Ребекка. — Стоит бороться за принца. — Так значит Ади стал всего лишь расходным материалом?! — Вики взвизгнула, угрожающе шагнув к матери. Руки её налились энергией, а в ладонях сосредоточилось опасное тепло, готовое вот-вот выбраться наружу. Ребекка почувствовала всплохи энергии дочери и усмехнулась. — Не нужно мне угрожать. Не доросла. — Какое тебе вообще дело до того, что происходит в Аду?! — не унималась Вики, игнорируя предупреждение матери. — Почему это ты так ратуешь за Люцифера и делаешь всё, чтобы демоны поддержали его, а не Сатану?! — У меня на то свои причины, — сказала Ребекка, пожав плечами. — Узнаешь о них, как только примешь сторону. А продолжать этот разговор далее я не намерена. Недовольно вздохнув и в последний раз оглядев дочь, серафим твёрдым уверенным шагом прошлась до двери, громко хлопнув ею на выходе. От удара с потолка посыпалась штукатурка, заставив Вики недовольно глянуть наверх. Но едва девушка вскинула глаза, как тут же почувствовала головокружение и сильнейшую боль в висках, как будто десятки острых игл протыкали её нервные окончания и плавили кожу. Девушка зажмурилась, силясь унять свою боль, но вместо облегчения почувствовала, как нос наполняется горячей жидкостью, а в следующую секунду по её лицу побежала струйка алой крови, одинокой каплей упав на мраморный пол. Непризнанная вздохнула, и, держась за колонну медленно прошагала в сторону урны, куда ранее бросила мешочек с травами Велиала. Сунув руку в кучу мусора, она выудила горсть сухих лепестков пассифлоры и ненавистно вздохнула, крепко сжав сухоцветы между пальцами. И по мере того, как девушка сжимала руку, силы покидали её, будто вода вытекала из надтреснутого сосуда. Наконец, потеряв равновесие, Непризнанная без чувств упала на холодный пол.***
В архиве Асмодея было мрачно, в окна почти не проникал свет, только свечи в канделябре отбрасывали на мрачное лицо демона тусклое сияние. Мужчина развалился в кресле, вытянув ноги вперед. В руках он держал прозрачный кубок с глифтом. Аквамариновая жидкость переливалась за стеклом, мерцала в свете огня как настоящие сапфиры. Кругом царила тишина, двери архива были глухо заперты, лишь бы никто из обитателей замка не мог потревожить отдых хозяина. Асмодей тер пальцами виски, как будто пытался прогнать из головы докучливые мысли, ковырял подлокотники кресла и то и дело делал глотки обжигающего горло глифта. Под красивыми, такими живыми глазами демона пролегли темные круги от усталости и бессоницы. Он почти не спал, не появлялся в их с Наэмой покоях. Не мог. Боль от лжи, от недоверия была такой сильной, что сковывала грудь в тиски, пережимала легкие и мешала дышать как следует. Демон тоскливо бросил взгляд на стол, туда, где красное дерево было исполосовано его собственными когтями. Он помнил ту ночь также хорошо, как и Наэма. Он раздел ее, в порыве страсти приняв свой истинный облик. Уложил демоницу на стол, навис над ней, как голодный зверь, а после расцеловал каждую родинку на ее красивом теле. Он пил ее, как сладкий нектар, упивался ею, а сейчас даже в глаза не мог посмотреть, не почувствовав при этом кислый вкус предательства, противно сидящий на языке. Асмодей усмехнулся грустным мыслям, как будто смехом силился заглушить свою обиду. Он вновь сделал глоток глифта, синяя капля побежала по небритому подбородку, но демон тут же утер ее, а затем неряшливо вытер руку о подлокотник кресла. В окне послышался стук. Демон прислушался. В приоткрытое окно, стуча клювом влетел Малфас. Ворон прошелся по подоконнику, прыгнул на жердочку и внимательно глянул на хозяина, наклонив голову туда-сюда. Его белое оперение сияло от отблесков огня, переливаясь сиреневым и бледно-розовым цветом. Под внимательным взглядом Асмодея ворон слетел с жердочки на пол и проскакал поближе к хозяину, приветственно каркнув. Демон махнул рукой в сторону Малфаса, как будто здоровался в ответ. — Покажись, — коротко велел Асмодей. Ворон снова каркнул, шумно захлопал крыльями, а затем все его крупное тело и белые перья озарились золотым свечением, как будто оно пробиралось наружу изнутри его тела. Свет озарил архив на несколько секунд, но Асмодей даже не зажмурился. Он вновь прильнул губами к кубку с глифтом и блаженно отпил глоток живительного нектара. Свечение погасло, и наконец перед демоном предстал Малфас в его истинном обличии. Теперь перед в архиве стоял высокий долговязый юноша с коротко стриженными волосами, которые были белыми, как снег. Глаза его оказались ярко-красными, как два больших рубина, а веки обрамляли редкие ресницы, точь-в-точь такие же белые, как волосы. Худые длинные руки с тонкими паучьими пальцами были сложены в замок, а худая фигура ссутулена. Взгляд Малфаса был голодным и холодным, опасно смотрящим на хозяина, а белоснежный капюшон и длинная сутана предавали ему еще большую загадочность и мрак. Оглядев Малфаса с ног до головы, Асмодей потянулся к позолоченной чаше, стоящей на столе. Открыв крышку, он вынул кусок сырого мяса и подбросил его в воздух, как делал всегда, угощая ворона лакомым угощением, сочащимся кровью. Малфас встретил подачку хозяина воодушевленно: вытянув вперед свою шею, он без рук поймал кусок мяса и проглотил его, не пережевывая. Длинный розовый язык тут же прошелся по губам, слизывая кровавую росу с кожи, а после Малфас почтительно поклонился. — Гос-сподин, — шипящим тоном поприветствовал он, исподлобья глянув на Асмодея. Демон подался вперед, внимательно поглядев в красные глаза Малфаса. — Рассказывай. Все, без утайки, — велел демон строго, отпив из кубка глифт. Когда напиток закончился, он потянулся к графину и подлил себе огненного марева. Белый ворон вновь почтительно склонился. — Гос-пож-жа предала вас-с. Прекрас-сная Наэма в с-сговоре с Люциф-фе-ером, — доложил Малфас, протянув имя принца, как будто наслаждался его звучанием. — Подробнее, — вновь короткий приказ. — Люциф-фер надеется с-свергнуть С-сатану, использовав орудия его с-сме-ерти, — объявил белый ворон. — Он нас-шел атам и рубин. Прекрас-сная гос-пож-жа станет его короле-евой! — Вот как, — Асмодей устало прикрыл глаза, потерев руками виски. Глифт переливался в кубке, несколько капель выплеснулись за край, негромко шлепнувшись о пол. Где-то в области сердца вновь раздался болезненный стук, но демон изо всех сил старался игнорировать это мерзкое чувство, вновь обратившись к ворону. — Думаешь, энергия королевы перешла к Наэме? — наигранно-скучающим тоном спросил Асмодей, но вопрос его ответа не требовал. Малфас понял это и промолчал. — Быть того не может… — Эйш-шет передала энергию неизвес-стной женщ-щине на Землю. Та умерла, не став Непри-изнанной, а значит ее с-сила вновь передалас-сь другому челове-еку, — объяснил белый ворон. — Возмож-жно, прекрас-сная гос-спож-жа стала обладательницей с-силы и сохранила ее пос-сле с-смерти, став Непри-изнанной. — Моя Нами — королева… — Асмодей усмехнулся, почти весело, несколько обескуражив Малфаса. Вишневые губы его растянулись в улыбке, а на щеках четко прорисовались две глубокие ямочки. — Аду придет конец, — сказал демон, а потом расхохотался, прикрыв лицо руками. Либо глифт, либо нелепость ситуации так сильно смешили Асмодея, но Малфас стоял и видел, что странный истеричный смех хозяина грозился вот-вот перерасти в необузданный гнев, а далее в горький, болезненный плач. Белый ворон стоял, не зная, что ему следует сказать и как успокоить любимого хозяина. Он неловко хрустел пальцами, исподлобья глядя на демона, едва моргая белыми ресницами. Асмодей вдруг отнял руки от лица и серьезно посмотрел на Малфаса, сведя брови к переносице, отчего на его лбу пролегла неглубокая складка. — Гос-сподин? — обеспокоенно спросил ворон. — Скажи: она спала с Люцифером? — вопрос раздался жестко, холодно. Руки его сжались в кулаки, а взгляд был взбешенным, как у дикого волка, чья пасть истекала пеной. — Скажи, Малфас, он касался ее, так, как касался я?! — рыкнул демон, резко вскочив со своего места и угрожающе шагнув к ворону. Вот только Малфас не сдвинулся с места, смело взглянув на хозяина. — Между ними не было с-связи, — отрицательно помотал головой белый ворон. Асмодей вдруг выдохнул, даже не заметив, как задержал дыхание. Руки его крепко вцепились в края стола, а большие пальцы огладили царапины от собственных когтей. В голове мелькнула картина: вот Наэма, лежащая на столе. Ее голова свешена, блондинистые волосы свисают вниз. Гладкая кожа блестит от пота, а красивые упругие бедра разведены прямо перед лицом Асмодея. И вот он целует ее, вкушает сладость ее тела, пьет нектар с нежных розовых лепестков, а Наэма стонет, тянется к нему, всхлипывая его имя, как будто он был Богом. А после она смеется, когда чувствует, как когтистые ладони нежно царапают кожу бедер, щекочут нежные пяточки, как шершавый язык лижет каждый пальчик. Асмодей вздрогнул от внезапной вспышки, когда вдруг оказался сторонним наблюдателем этой горячей, волнующей сознание картины. Он стоял, опустив руки по швам и убитым взглядом наблюдал за тем, как над телом Наэмы склоняется другой. Люцифер. Асмодей смотрел на то, как принц Ада ласково улыбнулся его Розе, как губы его обхватили бусину соска, как нежно и властно руки пересчитали ребра, просвечивающие под тонкой кожей. Кровь Асмодея вскипела. Гадкое видение рассеялось, как только он тряхнул головой и схватил со стола графин с глифтом, со всей силы запустив его в стену. Стекло разбилось вдребезги, рассыпавшись по полу, а огненное марево синей лужей поползло по мраморной поверхности. Демон схватился пальцами за волосы, больно их оттянув, а затем обернулся к Малфасу, смотря на него затравленным взглядом. Асмодей был похож на животное, на которое направили ружье. Вот только вместо пуль были мерзкие отвратительные видения, от которых хотелось отмыться в кипятке. — Чтобы стать королевой, Наэма будет обязана выйти за Люцифера, — вздохнул Асмодей, когда эта мысль ударила ему в голову, подобно грому. — Его Выс-сочес-ство готовится к церемо-онии, — ответил Малфас. — Велиал помож-жет им. — Велиал?! — Асмодей вскипел сильнее. — Поганый чернокнижник! Сукин сын небось знал все с самого начала и молчал! — Будут приказ-зания, гос-сподин? — спросил ворон, учтиво поклонившись. Но хозяин, кажется, вовсе его не слушал. — Эйшет верила в меня, завещала мне атам и свои дневники… Она хотела, чтобы я помог Люциферу свергнуть тирана и занять свое законное место на адском престоле, — как в бреду зашептал Асмодей, глядя прямо перед собой. Он будто и вовсе не услышал вопроса Малфаса, игнорируя его. Затравленный, убитый горем взгляд мужчины наносил болезненные удары в сердце ворона, но он статично молчал, не перебивая. — Как же, блять, иронично, а? Чтобы помочь Люциферу я должен отдать ему свою женщину? Значит, последствия безумной любви Эйшет к Сатане я должен ликвидировать, пожертвовав своей любовью?! — Мне ж-жаль, гос-сподин, — мягко ответил Малфас, хотя его шипящий ядовитый тон никак не мог звучать сочувственно. — Наэма… Только бы знать, что ты лишь помогаешь Люциферу и не стремишься к этой поганой власти и поганому престолу, — шепотом сказал Асмодей, сложив руки на столе в замок, как будто молился, обращаясь к Шепфа. — Останься со мной телом и мыслями. Но ответа на молитву свою Асмодей не получил, чему горько усмехнулся. Он только отнял сложенные руки от лица и рыскрыл ладони, прошептав: — Явись, тайное. Тогда на столе появилась стопка книг, кожаная тетрадь, а среди всего этого собрания виднелся корешок той самой учетной книги, доставшейся Вики и Наэме во время поисков в архиве. Вещь до сих пор хранила на себе слабые переливы энергии девушек, чему демон горько усмехнулся и глянул на Малфаса. Вопрос не был озвучен, но ворон понял хозяина и без слов. — Девчонка Уок-кер тоже с ними. Она видит с-сны… — Значит, и дочь Ребекки в этом замешана, — вздохнул Асмодей. — А она кто? — Неизвес-стно, гос-сподин. Но она помогла Люциф-феру найти атам и рубин. — Пророчество исполняется, — вдруг сказал демон, кивнув себе под нос. — Кажется, ты не ошиблась, Эйшет, — бросил Асмодей в стол, обращаясь к разложенным книгам и дневникам. Затем, осторожно он плюхнулся в кресло, развалившись в нем поудобнее, и уставился на дневники и книги. — Можешь идти, Малфас, — устало разрешил Асмодей и отвернулся. За спиной его вновь раздалось свечение, а после он услышал как ворон, взмахнув крыльями, вылетел в окно. Сердце Асмодея на большой скорости рухнуло вниз, а руки сильно задрожали от гнева. Его Наэма оказалась лгуньей. Нежная Роза, которую он растил в любви и заботе, лелеял и оберегал, как зеницу ока теперь оказалась самой настоящей лгуньей. Руки дрожали, сердце сжималось и только рассудок велел Асмодею ждать, велел ему не рубить с горяча и дождаться встречи с Люцифером. Асмодей надеялся лишь помочь ему, но не планировал терять свое счастье. Пусть. Люций возьмет кровь Наэмы, прольет ее в огонь и оставит его демоницу в покое. Они заживут вдвоем в мире, лучше, чем когда-либо. Да! Именно так: пусть Люцифер правит один, а Наэма, как истинная королева, принесет частичку себя в жертву и на веки станет жить подле Асмодея, пить его любовь и заботу и дарить их в ответ. Звучало идеально, но на деле… Рано говорить, рано. Пусть Наэма сама расскажет Асмодею о том, что мыслит и чувствует. Сейчас же, глядя на дневники и книги перед собой, демон принял решение: раз уж пророчество стало раскрывать Люциферу карты, то и Асмодей раскроет некоторые из них. И плевать, что сердце его болит, а душа страдает, ведь он обещал Эйшет помочь любимому Аду, он обещал Кроули… Отойдя на пару шагов от стола, мужчина приоткрыл бархатные портьеры и глянул на небо, где багровая луна пряталась за облаками, которые плыли по небу быстро, точно куда-то спешили. Асмодей печально усмехнулся себе под нос, покачав головой. — Луна сегодня прекрасна, не так ли? — спросил он Наэму, которая сидела на влажной от росы траве, пальцами перебирая розовый венок в своих руках. В ответ на вопрос демоница застенчиво улыбнулась и надела на голову украшение, выразительно повертев головой. Только бы прогнать на время эти воспоминания, только мы мочь мыслить здраво, не поддаваться чувствам, но это было так тяжело. Асмодей едва не задохнулся от обиды, прикрыв глаза рукавом черной рубашки и закрыв окно портьерой. Обжигающие слезы пеленой заволокли его глаза, а с уст сорвалось жалобное рыдание.***
На очерченные углем и пеплом трещины ущелья ложился снег. Белые хлопья смешивались с черной грязью, мигом превращаясь в безобразные серые холмики. Местами снег падал в огненную лаву, которая тут же сжирала его, беспощадно растапливая. Люцифер стоял на краю ущелья, ведущего в Ад, и с удовольствием вдыхал дым, зажав сигарету между зубами. Крепкие чуть шершавые пальцы надежно удерживали сигарету, время от времени стряхивая пепел на мокрую от снега землю. Горячий адский ветер вкупе с осадками казался несуразным, но все обитатели Преисподней давно привыкли к такой зиме — холод здесь не жалил, лишь только бесконечная жара, вязкая, как воды в огненной реке Флегетон. Люцифер молчал, наблюдая за ниточкой дыма, медленно тянущейся вверх. Шрамы в области груди саднили, но оставшаяся часть сердца, казалось, билась также, как и всегда. Демон не чувствовал боли, страха, только ощущал, как ветер перемен приветственно обдувает его лицо. Близилась ночь черной луны, на которой все должно было решиться, но прежде оставалось несколько нюансов, которые было необходимо решить. И как только мысли об этих мелочах настигли Люцифера, он услышал, как слева от него послышался шум. Демон обернулся, увидев как над ущельем завис Велиал, раскрыв свои широкие черные крылья. Падший ангел бесшумно опустился на землю, покрытую выбоинами и горячим углем, и приветливо кивнул сыну Сатаны. — Я думал, ты помер, прячась в своей каморке, — вместо приветствия сказал Люцифер, выпустив дым через нос. Велиал пожал плечами, откинув за плечо длинную косу, в которые были плетены серебряные и золотые колечки. — Одиночество бывает полезно. Есть время поразмыслить о том, что важно, — ответил падший ангел. — Я хотел поговорить с тобой. К ритуалу все готово? — Если Наэма договорилась с Асмодеем о предоставлении нам ритуального зала, то да, — кивнул мужчина. Люцифер в ответ усмехнулся. — Она по-прежнему молчит. После того, как я отчитал ее, как маленькую девчонку, она ничего не сделала. Асмодей, кажется, все еще ничего не знает о своей благоверной, — сказав это, Люций нервно выпустил из легких дым. — Я дал Наэме время до черной луны. Если она не расскажет Асмодею правду, это сделаю я. — Как скажешь, — Велиал кивнул. — Только… будь с ним помягче, — попросил падший ангел. Люцифер нервно дернул щекой, но безмолвно согласился. — Очень постараюсь. — И еще, — вдруг сказал Велиал, будто вспомнил что-то важное. — Откладывать бракосочетание нельзя. Нужно как можно скорее связать вас с Наэмой брачными узами. — Сделаем это, как только будешь готов, — Люцифер пожал плечами. — Скорее бы провести этот блядский ритуал и избавиться от всего, что сейчас так гложет. — Я жду ночи черной луны не меньше твоего, — согласился Велиал. — Как только обернем орудия против Сатаны, я смогу спуститься на землю, отказавшись от бессмертия. Услышав это, Люцифер весело улыбнулся и вскинул брови вверх. — Думаешь, он все еще ждет тебя? — пытливо спросил он. Велиал насупился. — К чему ты клонишь? — рыкнул он, а его цветные глаза блеснули недобрым огнем. Сын Сатаны пожал плечами, а затем затушил сигарету. — Дразню. Велиал хотел было огрызнуться, возразить что-то, но не успел и слова сказать, как вдруг почуял за спиной переливы знакомой энергии. Люцифер тоже ощутил их, а потому оба недоуменно обернулись, встретившись взглядами с Вики, которая едва перебирая ногами, шла по утоптанной почве, на которой местами блестели дорожки лавы. Крылья девушки безвольно свисали за спиной, волочась по грязи, тело ее было так слабо, что не могло удерживать на себе внушительные пернатые конечности. Нос, рот и подбородок Вики были залиты горячей густой кровью, волосы противно липли к грязному лицу, а руки дрожали от слабости и истощения. Остановившись напротив мужчин, девушка невидящими глазами посмотрела на Люцифера, а затем обратилась к Велиалу более осознанным взглядом. Брови ее медленно сошлись к переносице, а окровавленные губы приоткрылись, выпустив изо рта болезненный вздох. — Непризнанная? — беспокойно спросил Люцифер, чуть шагнув вперед. Но девушка его игнорировала, только глядя на падшего ангела. — Вики? Что с тобой? — шокировано спросил Велиал. Уокер хотела было сделать шаг вперед, ударить мужчину изо всех сил и предъявить ему обвинения, но ноги и руки совершенно не слушались. Качнувшись туда-сюда, Вики покашляла, выпуская изо рта и из носа еще больше крови, которая теперь залила шею и декольте, оставив на открытой груди безобразные кровавые разводы. — Что ты сделал со мной? — слабо, хриплым от боли и усталости голосом спросила Непризнанная и без чувств повалилась в обморок, прямо к ногам Люцифера. Сын Сатаны едва успел выставить вперед руки и поймать голову девушки, спасая ее от удара. Вики лежала точно мертвая, а из разжатой ладони рассыпались сухоцветы, которые тут же подхватил горячий ветер, унося прочь.