«Он какой-то сломанный, с ним бессмысленно разговаривать».
В былые времена, когда на столе ещё не лежали пустые коробочки из-под антидепрессантов и различных витаминов, якобы помогающих поддерживать своё эмоциональное состояние на одном уровне, Перси сразу же бы рванул в аэропорт навстречу другу, но сейчас ситуация обстояла совершенно иначе, нежели раньше. Салли, несомненно, не осудила бы его за внезапный побег из дома посреди ночи, а раньше даже бы умилилась с того, какие Гроувер с Перси дружные, но теперь, подкрепляемая страхом вновь обнаружить окровавленное лезвие рядом с телом своего ребёнка, она бы наверняка не сомкнула глаз до самого утра. И видеть потом её грустное испуганное лицо Перси больше не хотелось, поэтому он лишь лежал на кровати и по фейстайму общался с радостным Гроувером. А на утро пожалел о том, что в очередной раз не выспался. С трудом поднявшись, Перси сразу же подошёл к зеркалу. Собственное отражение оставляло желать лучшего. Он стукнул себя по лбу и принялся разбрасываться самыми крепкими высказываниями в свой же адрес, от которых глаза любого постороннего, случайно оказавшегося в его комнате вспотели бы с внутренней стороны. Казалось, синяки под глазами залегли ещё глубже, радужка потемнела, а вены стали ещё ярче выражены на бледной, почти мраморной, коже. Это всё только усугубляло и без того напряжённую ситуацию. От собственной ничтожности хотелось кричать и выть, а где-то в уголке сознания кралась мысль вновь взять в руки нож, что не закончилось бы ничем хорошим. Ещё немного поразмыслив о том, как можно спасти ситуацию, парень всё же пришёл к выводу, что мать едва ли будет против, если её чудный сын воспользуется её тональным кремом. Поэтому он, с приподнятым от своей же идеи настроением, побежал на кухню, где уже, несмотря на ранний час, хозяйничала Мисс Джексон, а получив на свою просьбу непонятливое: «дааа, конечно», он, такой же радостный, сразу же рванул в комнату матери и, заприметив на комоде у кровати необходимый ему в этот момент тональный крем, взял тюбик в руки как сокровище. Хорошо. С лицом проблема решена — уже хорошо. «Теперь нужно заново перевязать руки и шею» — подумал Джексон, доставая из своей личной аптечки упаковку свежих бинтов. Проделав уже привычные ему ежедневные махинации, он начал искать одежду, под которой будет незаметно ни единого следа от попыток покончить с собой и тех злосчастных бинтов. К счастью, к нему на спасение пришла водолазка с длинными рукавами и высоким горлом, поверх которой он надел излюбленную, на самом деле — самую большую, грязно-синюю толстовку. Синие джинсы, обувь, сменка, портфель — кажется, этого будет достаточно для выживания в одиннадцатом классе. Ну, да прибудут с ним Боги Олимпа. Попрощавшись с матерью, Перси выбежал из квартиры, предварительно закрыв за собой дверь, и полетел вниз по лестничной площадке, настойчиво игнорируя преследующую его с самого момента пробуждения головную боль. Не завтракал он уже по привычке. Было время, когда он чуть ли не неделю морил себя голодом, чтобы, как предполагалось, умереть от этого. Метод не лучший, к тому же муторно долгий, но других вариантов, из-за некоторой ограниченности в ресурсах, под рукой не было. В любом случае, к сожалению Перси, Салли раскрыла его гениальную задумку, и план накрылся, вследствие чего пришлось вновь начать питаться. Однако несмотря на всё, завтрак всё равно был полностью вычеркнут из его и без этого отсутствующего расписания дня, и парень ничего не мог с этим поделать. По утрам есть не хотелось, а с организмом лучше не спорить.***
Мятно-зелёные стены, протянувшиеся вдоль них мрачные серые шкафчики. Коричневый старый паркет, грязь с которого ни одним чистящим средством не отмоешь. Доисторические школьные коридоры и ученики, щебечущие о чём-то незначительном. Никто не замечает никого, помимо них самих, но как только парень ступает на порог школы, все взгляды будто приковываются к нему. Возможно это уже паранойя, а может так всё действительно и есть. Кто знает? Суть одна и та же, это всё…Раздражает
Он проходит мимо толпы незнакомых ему шестиклассниц и слышит, как они начинают шептаться и тыкать в него пальцами. Он чувствует прикованные к себе взгляды и едва уловимый шёпот. «Да уж, не каждый день «местный самоубийца» надевал что-то скрывающее его натуру, а тут смотрите — водолазка.» — большую часть времени Перси казалось, что люди смотрят исключительно на него, причём всегда именно осуждающе и с издёвками. Когда вся твоя голова забита мыслями о собственной ничтожности, ты всегда будешь беспокоиться именно об этом. Войдя в полупустой класс, Джексон привычно кидает портфель на самую заднюю парту самого дальнего ряда и садится у окна. Там никто никогда не садился, ибо стул пошатывался, а парта из-за неровно постеленного паркета слегка покачивалась то взад, то вперёд. Место не лучшее, но Перси его любил. Здесь никого никогда нет, а значит есть возможность спокойно поразмыслить о чём-то своём. Не удостоив взглядом одноклассников, парень начинает меланхолично смотреть в окно, подперев рукой щёку. Он не слышал звонка, оповещающего о начале занятия, но вероятность того, что он уже прозвенел, была крайне мала, так как он всё ещё слышал исходящий от одноклассников шум, и беготню в коридоре. А людей появлялось всё больше и больше, с каждой минутой становилось всё шумнее и шумнее, однако Гроувера по-прежнему было не видать. Подождав ещё какое-то время появления друга, Перси вконец отчаялся и всё же решил окончательно бросить эту идею — возможно, сегодня он и вовсе не появится. Всё же им с Миссис Ундервуд ещё нужно было разобрать вещи и заняться прочими делами, которыми обычно люди занимаются после переезда. «Одним из побочных действий этого препарата является легкое головокружение на протяжении часа после принятия внутрь. Именно поэтому у меня уже час голова кружится, крутой маркетинговый ход. Нда, лёгенькие таблеточки» — не взирая на головную боль и побочные эффекты от лекарств, Перси принялся потихоньку готовиться к уроку, продолжая игнорировать шумящих на весь коридор одноклассников. Его уже давно не волновала школьная успеваемость, ему было безразлично на мнение учителей о себе, ведь большая доля полученных знаний в дальнейшем окажется совершенно бессмысленной, особенно при том условии, что Джексон в целом даже не надеялся дожить лет до двадцати. Вот чем ему поможет метод дискриминанта или повторение формул сокращенного умножения? Или чтобы написать прощальную записку для близких ему необходимо знать все правила английского языка? Вот и он ответа на эти вопросы не знал, но всё же старательно делал вид, будто усердно занимается, чтобы создать видимость улучшения своего состояния перед матерью. На кой ему это притворство надо, он сам не знал, но по крайней мере, учителя, кажется, перестали обращать на него внимание. Раздался самый противный, для всех людей, получающих образование, звук в мире — звонок, оповещающий учеников о начале урока. В следующую же секунду в класс вальяжно входит учитель химии и гордо шествует к столу. Эта женщина с вечно строгим выражением лица, которая была кем-то вроде «блюстителя школьных законов», пугала абсолютно всех. Ну, или почти. Даже такой строгий и холодный учитель как она не могла повлиять на Перси. Её крики и безосновательные замечания он всегда пропускал мимо ушей, лишь изредка записывая материал, которого не было в учебниках, в тетрадь. Всё, что он ощущал всё это время — медленно разъедающую его пустоту внутри себя, которая словно дыра в лёгком, убивала его, не позволяя дышать. Не имеет ровно никакого значения то, что она скажет — в любом случае все её слова будут приняты равнодушно или вовсе окажутся пропущены мимо ушей. Но тем не менее, Перси не мог не согласиться с тем, что их химичка, начиная от тугого пучка на голове и заканчивая красными туфлями на высоком каблуке, по-настоящему пугала. — Внимание, класс,— в помещение внезапно чуть ли не влетает классный руководитель их 11-го «Б» класса — Мистер Браннер. Он каким-то чудом невероятно быстро оказывается в самом центре кабинета. Положив руку на сердце, он быстро извиняется перед женщиной за срыв урока и продолжает говорить. Перси слушает его краем уха, и даже не пытается вдуматься в его слова. У него попросту не получается сделать это из-за шумящего звука в ушах и дикой головной боли. — Я хочу представить вам нашего нового, вернее старого, ученика, который будет учиться с вами до конца этого учебного года. Гроувер Ундервуд, знакомьтесь. Или же встречайте вновь. Огромная резная берёзовая дверь отворяется, и в это и без того душное помещение заходит ничем не примечательный рыжий высокий паренёк. Он был невысокого роста, не атлетического, но и не чересчур худощавого телосложения, носил мешковатую, такую же простую, как и он сам, одежду. На красном портфеле ни единого значка или нашивки. Он вообще, можно сказать, ничем особым не выделялся. Тем не менее на его губах играла приятная улыбка, отчего парень создавал хорошее впечатление о себе. Половина класса радостно зашумела и поднялась со своих мест, окружая одноклассника. Остальная же половина — люди, пришедшие, когда Гроувер уже не учился в этой школе, остались сидеть на месте и никак не взаимодействовали с новеньким. Ундервуд радостно приветствовал своих бывших и новых одноклассников, но всё это время безостановочно искал глазами в толпе кого-то другого. И он был крайне удивлён, наконец заметив вечно веселого и неугомонного Джексона, чей скучающий взгляд, устремленный в окно, сейчас старательно игнорировал воцарившийся в помещении хаос. Гроувер выбрался из этого людского муравейника, крикнув химичке о том, чтобы продолжала урок и не заостряла на нём внимание, и подошёл к другу. Нарочито громко кашлянув, он закинул школьную сумку на парту и плюхнулся на соседний стул. Перси не обратил никакого внимания, только зажмурил глаза на мгновение. А класс тем временем, тихо посмеиваясь, наблюдал за этой сценой. — АЛЛО! Ундервуд щёлкнул пальцами перед глазами друга, и тот наконец обратил свой взор на шумящий, отвлекающий его в данный момент, объект. Гроувер ужаснулся, встретившись с другом детства взглядами. Всегда ярко светящиеся зелёные глаза были светло-серыми и поблёкшими, а кожа мертвенно-бледной, что создавало впечатление, будто рядом с ним сидит не человек, а самый, что ни на есть, настоящий мертвец. А к Джексону постепенно начало приходить осознание происходящего. Его лицо тут же вытянулось, а глаза широко раскрылись от удивления. — Гроувер, привет. — неловко почесав затылок, сказал он. — Я тебя не… заметил. Ты давно тут? — Минут пять, — недовольно пробурчал Ундервуд, доставая из сумки потёртый учебник химии. Преподавательница с тяжёлым вздохом открыла учебник и принялась записывать на доске тему сегодняшнего урока, прервавшись ненадолго, лишь когда Гроувер громко ойкнул на весь класс. Ундервуд внимательно вглядывался в лицо ничего не понимающего Перси, равнодушно глядящего в ответ, и выражение его лица с каждой секундой мрачнело. — Ого, синяки у тебя под глазами. Вот сколько я тебе говорил не засиживаться допоздна? Если ты не высыпался, то я мог бы и пораньше тебе звонить, у нас разница во времени была всего три часа! Как мертвец, ей богу. «Всё же не удалось скрыть» — Перси натянуто улыбнулся. Он хотел было что-то сказать в своё оправдание, но громкий кашель учительницы химии эхом прошёлся по всему классу, из-за чего разговор вынужден был прерваться.***
Весь день Джексон чувствовал на себе пристальный взгляд лучшего друга. Конечно, он-то ещё не в курсе всех событий и не понимает ничего. Одноклассники, каким-то чудом, даже не успели накормить его порцией недостоверных слухов, что действительно удивляло. Но, естественно, когда Перси и Гроувер вместе шли в столовую, большинство людей смотрели именно на них, по крайней мере все соседние классы и параллель. Все шептались. Ундервуд, искренне недоумевая причине столь странной атмосферы, старался тщательно игнорировать шёпот посторонних и вести себя так, как вёл себя и раньше, пару лет назад, а Джексон только и делал, что подыгрывал. Словно не было тех четырёх лет разлуки и редких встреч раз в полтора года. Будто он всё ещё был прежним. А Гроувер в свою очередь не задавал никаких вопросов, не пытался разузнать о причине странного поведения учеников их школы и о том, почему Перси выглядит чересчур уставшим, он просто делился новостями из своей жизни и жаловался на вредную биологичку, которая в первый же день поставила ему тройку и отчитала за шум на уроке. Всё действительно было вполне себе терпимо и спокойно, ровно до тех пор, пока не наступил седьмой урок. Урок физкультуры. Джексон снова полностью ушёл в себя, придумывая для Гроувера более правдоподобную отмазку, почему у него справка, освобождающая его от занятий на целый месяц, пока Ундервуд в это время спокойно переодевался в мужской раздевалке. — Освобождение? — переспросил он. — Аллергия что-ли снова мучает? — Тип того, — Перси кивнул, мысленно коря себя за то, что вынужден лгать столь наглым образом, но в то же время радуясь тому, что Ундервуд придумал причину освобождения от занятий за него. — башка трещит и кружится, что жесть прям. Спать даже не могу. — То-то ты и сонный, — хмыкнул Гроувер, кажись нисколько не усомнившись в словах Джексона. Он завязал шнурок на левом кроссовке и весело толкнул друга в плечо. — Сегодня же волейбол, да? Тогда будешь смотреть на нас. Настало время показать, чему я научился в Калифорнии! Перси улыбнулся и ещё раз кивнул. — Чем ты там таким занимался, что аж светишься? — поинтересовался он. — Борьбой? Фигурным катанием? — Вообще-то волейболом, — возразил Ундервуд, подозрительно покосившись на Джексона. И тут Перси понял, что он попал. Гровер действительно не один раз рассказывал о том, что записался на секцию по волейболу и даже ездил на какие-то местные соревнования в прошлом и позапрошлом учебных годах. Вот только Перси, сразу же после окончания телефонного разговора, за время которого Ундервуд и рассказывал обо всём, что происходило в его жизни, ещё около получаса сидел, не двигаясь и просто сверля взглядом стену, после чего вся информация каким-то неизвестным образом моментально выветривалась из его головы. Да и в то время, как Гроувер занимался спортом и саморазвитием, сам Джексон уже давно забил на плавание, где он некогда числился как капитан школьной команды, и посещал психотерапевта, вместе с этим принимая всякие антидепрессанты и прочие штуки. — Братан, тебе бы выспаться, — Ундервуд, усмехнувшись, покачал головой и направился к двери, — Можешь поспать тут, пока никого нет, я тебя отмажу. — А? Нет, нет. Всё нормально, — Перси быстро помотал головой, чтобы взбодриться и в следующий миг уже невинно улыбался. Усмешка стёрлась с лица Гроувера так же быстро, как и появилась, будто он заподозрил в поведении друга что-то неладное. — Ты собрался? Мы можем идти? Весь урок проходил как и все остальные. Перси показал их преподавателю, Мистеру Хэджу, справку об очередном освобождении от занятий на целый месяц, а тот в очередной раз устало прикрыл глаза и махнул рукой в сторону скамеек, где Джексон, как вечный болеющий, и просидел весь урок. Перси редко посещал занятия физкультурой, предпочитая этому прогуливать — всё равно у него освобождение, ничего не изменится от его присутствия в спортивном зале, поэтому этот день был одним из первых, когда он посетил занятие, пусть и не занимался на нём ничем. Но в этот раз скучную атмосферу хотя бы разряжал Гроувер который, наматывая круги по спортзалу во время разминки, умудрялся давать пять своему товарищу. По окончании всех, благо физкультура была последним, уроков ученики начали дружно собираться домой. Дежурные выгоняли из класса своих одноклассников, которые, дабы поддразнить их, специально кидали фантики и бумажки на пол. В итоге староста не выдержал и на всех наорал — грубо, зато действенно. Правда весь их мусор потом оказался в школьном автобусе, за что водитель потом непременно на них наорёт, когда обнаружит следы преступления, а после наверняка настучит директору и классному руководителю о случившемся. Но разве кого-то волновали последствия? — Когда мы выберемся из этой адской парилки, я иду к тебе домой. Давненько меня там не было, — просто произнёс Гроувер, роясь в своём портфеле. Он спокойно достал из него большое зелёное яблоко и принялся осматривать его на наличие грязи. Перси безразлично пожал плечами, не давая как и явного согласия на эту идею, но и в то же время не выказывая ярого несогласия. А у самого тем временем чуть инфаркта не случилось от осознания того, что именно обнаружит Гроувер по приходу в его квартиру. «На столе лекарства. Аптечка. Бинты. Канцелярский окровавленный нож. Моя остановка следующая. Чёрт, только не это» — Джексон продолжал безмолвно листать новостную ленту в социальной сети, изредка бросая на Гроувера быстрый взгляд исподтишка, подозревая, что тому удалось догадаться о причине его странного поведения в этот день. Однако тот вёл себя непринужденно, что, на самом деле, настораживало ещё больше, учитывая то, каким шумным Ундервуд был обычно. «Он точно что-то заметил. Вот узнает и кинет меня. Я останусь один и умру. Мама с папой будут плакать, а я буду в аду бурлиться и играть в шарады со своим математиком. Первым делом забегу в комнату и спрячу всё в шкаф. Да, точно. Туда он никогда не заглядывал. Осталось молиться, что всё пройдёт нормально.» Грустные размышления парня прервал сильный удар в плечо. Перси шикнул и посмотрел на нападающего. На него смотрел Гроувер, который уже поднялся с соседнего сидения и стоял у выхода из салона автобуса. Некоторые соседние сидения тоже успели опустеть, а значит, прошло уже по меньшей мере минут десять? Вот это да. Опустив взгляд к полу, Джексон заметил под ногами огрызок того самого зелёного яблока. Мученически вздохнув, парень направился к другу, который продолжал сверлить его подозрительным взглядом. Дорога домой прошла в абсолютной тишине. Изредка Гроувер задавал какие-то вопросы по типу: — Мама в порядке? «Нервничает жутко и не может дописать ту книгу из-за нервов». — Почему Дон назвал тебя Дазаем в столовке? «Потому что мы с ним обаI never meant to start a fire